Дипломатическая миссия в Англии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Дипломатическая миссия в Англии

Пенсильвания сыграла очень важную роль в освободительном движении колоний и одной из основных причин этого являлось то, что гнет британской короны дополнялся в этой провинции гнетом наследников Уильяма Пенна. Нарождавшаяся буржуазия не хотела мириться ни с властью британской короны, ни тем более Пеннов, которые не желали нести никаких расходов для решения проблем, имевших первостепенное значение для развития колоний. Особенно напряженный конфликт между колонистами и владельцами возник во время войны с Францией и выступившими на ее стороне индейскими племенами. Военная угроза Пенсильвании была вполне реальна, но Пенны категорически отказались нести какие-либо издержки для организации обороны провинции, продолжая выкачивать из нее большие доходы. Это привело к резкому обострению отношений между колонистами и Пеннами. В 1757 году в качестве уполномоченного от колонин Пенсильвании Франклин обратился с «Докладом» в английский парламент, призывая его стать арбитром в споре колонистов и владельцев провинции. Глубоко проанализировав историю создания и развития колонии Пенсильвания, Франклин доказывал, что владельцы провинции грубо нарушили хартию, дарованную королем Уильяму Пенну, и узурпировали права Генеральной Ассамблеи, как представительного органа колонии.

В документе, составленном Франклином, говорилось, что положение колонистов стало особенно тяжелым после начала войны с Францией, когда пришлось резко увеличивать налоги на население, чтобы организовать надежную оборону колонии. «Эти средства, – писал Франклин, – идут на защиту ее границ, растянувшихся почти на двести миль, от Нью-Джерси до Мэриленда, причем ни одна из этих колоний, а также три графства, расположенные ниже по реке Делавэр, не вносят своей доли средств на охрану границ, несмотря на то, что их границы в значительной мере прикрываются и защищаются нашими фортами».

Характерной особенностью «Доклада» являлось то, что Франклин не ограничивался резким осуждением позиции Пеннов, но и прямо указывал на то, что расходы на оборону Пенсильвании «должны были быть произведены за счет бюджета империи». Это уже была не просьба к Англии выступить в качестве третейского судьи в споре колонистов с Пеннами, а прямое выступление против метрополии.

Франклин обращал внимание Лондона на то, что, несмотря на бремя налогов, Ассамблея Пенсильвании ассигновала более пятнадцати тысяч фунтов на помощь английской армии, действовавшей против франко-индейских отрядов в североамериканских колониях. Данный вопрос представлял для Франклина и значительный личный интерес. Он внес свои деньги на закупку продовольствия для английской армии, часть из которых так и не была ему возвращена. Биографы Франклина отмечают, что размеры суммы точно неизвестны, но, очевидно, это были значительные средства.

Когда Франклин обратился к новому командующему английскими войсками в Америке лорду Лаудону с просьбой вернуть деньги, которые были переданы его предшественнику для организации снабжения английской армии, он получил категорический отказ. Английский главнокомандующий с солдафонской откровенностью, граничащей с грубейшим оскорблением, заявил Франклину: «Вы и не думайте убедить нас, что вы не в выигрыше; мы лучше понимаем эти дела и знаем, что всякий, кто связан со снабжением армии, находит средства и пути, чтобы при этом набить свой собственный карман».

Напрасно Франклин убеждал лорда, что это к нему не относится, что он не заработал ни фартинга на поставках, Лаудон оставался при своем мнении. «Он явно не верил мне, – писал Франклин, – в самом деле, впоследствии я узнал, что на таких поставках часто создаются состояния».

Отказав Франклину в его совершенно законном требовании, английский главнокомандующий ни в коей мере не руководствовался соображениями экономики, заботой о сбережении государственных средств. Лаудон был самодуром и полной бездарностью, «легкомысленным, расточительным и в высшей степени бесчестным по отношению к нашему народу командующим». Так характеризовал его Франклин.

Лаудон, располагая огромной армией, не только не снискал себе никаких военных лавров, но и допустил ряд грубейших военных ошибок, за которые пришлось расплачиваться дорогой ценой.

Кроме того, он нанес большой экономический ущерб Пенсильвании, вступив в сомнительные отношения с военными поставщиками. Лаудон в данном случае поступал именно так, как охарактеризованные им подрядчики, делающие состояние на военных поставках и не забывающие тех, кто смотрит на это сквозь пальцы.

Франклин был поражен тем, что такой человек занял ответственный пост главнокомандующего английскими вооруженными силами в Америке. Бенджамину Франклину был уже пятьдесят один год, когда он конфликтовал с Лаудоном, и, несмотря на свой солидный возраст и большую практику, полученную на поприще политической деятельности в Пенсильвании, он все еще оставался достаточно наивным человеком. «Но впоследствии, – писал Франклин, – когда я больше повидал мир и узнал средства получения мест и должностей и мотивы назначения на них, мое удивление значительно уменьшилось».

Апеллировать к королю и парламенту, рассчитывая на их поддержку в борьбе с Пеннами, Лаудоном и им подобными было делом бесполезным. «Доклад» Франклина не дал положительного результата. Но иллюзии сохранялись. Франклин и другие деятели Пенсильвании пока еще верили, что дело поправимо, что король поддержит справедливые требования колонистов. «Собрание, – вспоминал Франклин, – …решило обратиться с петицией к королю и назначило меня своим агентом в Англии для представления и поддержки петиции».

Решение о назначении Франклина на этот пост было признанием его больших заслуг на поприще борьбы за права Пенсильвании. Но моральное удовлетворение от назначения на эту почетную должность несколько ослаблялось тем, что задача предстояла трудная и малоперспективная с точки зрения надежды на положительный результат. Дипломатические баталии начались еще до прибытия Франклина в Англию. Лорд Лаудон, уверовав в свои дипломатические дарования, взялся примирить губернатора, назначавшегося владельцами колонии, с Генеральной Ассамблеей. С этой целью главнокомандующий прибыл в Филадельфию и приступил к выполнению своей щекотливой миссии. Успехи Лаудона на дипломатическом поприще были не лучшими, чем на поле боя. Соглашения между Франклином и губернатором Пенсильвании Деннп достигнуто не было.

Решение Генеральной Ассамблеи о назначении Франклина дипломатическим агентом в Англии состоялось в феврале 1757 года, но к месту назначения он прибыл только 27 июля. Причиной столь длительной задержки являлся все тот же лорд Лаудон, который, помимо других пороков, отличался еще поразительной нерешительностью, которую он маскировал тем, что старательно создавал впечатление человека, обремененного колоссальными заботами. Делалось это довольно примитивно и по одному шаблону. Когда к главнокомандующему приходил посетитель, он встречал его, сидя за бюро и с пером в руках. Но производительность труда генерала-писателя была ниже всякой критики. Он задерживал отплытие судов в Англию, так как три месяца не мог подготовить письма для метрополии и никоим образом не реагировал на проклятия купцов, у которых портился товар, приготовленный для отправки в Англию, на настоятельные требования капитанов задерживаемых судов, корабли которых покрывались ракушками и гнили от чрезмерно затянувшейся стоянки. Главнокомандующий не торопился давать разрешение на отплытие кораблей в Англию и по-прежнему встречал посетителей за бюро, создавая впечатление, что занят написанием деловых бумаг. Посыльный из Филадельфии, который две недели подряд каждое утро заходил к нему, чтобы получить обещанные генералом письма, сказал о нем, что он, подобно «святому Георгу, всегда сидит верхом на коне, но никогда не скачет».

Вынужденное безделье в ожидании отплытия в Англию было очень томительным для Франклина. Это раздражало, заставляло выходить из себя человека, который привык к бурному ритму жизни, вел счет каждой минуте времени. Франклин любил повторять: «Не расточай времени, время дороже денег, это ткань жизни».

Но всему приходит конец, окончилось и время бесцельного ожидания разрешения на отплытие. Корабль наконец вышел в море. Время было тревожное, военное. Каперы противника рыскали на всем большом морском пути из Америки в Англию, и опасность подстерегала корабль каждый день. Несколько раз французские каперы пытались захватить почтовый корабль, на котором плыл Франклин, но каждый раз быстроходное судно благополучно уходило от погони.

Плавание продолжалось более месяца. Корабль и конвой покинули Нью-Йорк в середине июня, а в Лондон прибыли 27 июля. За время плавания Франклин отобрал все важнейшие изречения «Бедного Ричарда», касавшиеся экономических вопросов, опубликованные в «Альманахе» за двадцать пять лет его издания, и написал к ним предисловие. В том же 1757 году Франклин издал эту работу под названием «Путь к изобилию». Это был своеобразный катехизис делового человека. Меткие, крылатые выражения излагали житейскую мудрость представителя третьего сословия, давали рекомендации, как вести хозяйство, что нужно делать, чтобы преуспеть в делах и тем самым завоевать независимость в мире чистогана. Если сравнить работу, опубликованную в 1757 году с номерами «Альманаха», издававшимися в предшествовавшие годы, то можно обнаружить ряд расхождений в написании различных поговорок. Но это понятно, так как Франклин восстанавливал изречения «Бедного Ричарда» по памяти, и приходится удивляться, насколько его память была совершенной, чтобы помнить практически все, что было написано в «Альманахе» за двадцать пять лет его издания. За время плавания Франклин придумал еще ряд метких высказываний для «Альманаха» за 1758 год. Например: «Полуправда – часто большая ложь»; «Первая ошибка в общественных делах – путь к ним».

«Путь к изобилию» быстро распространился в колониях, его перевели во многих странах Европы. В России он был опубликован в 1784 году под названием «Учение добродушного Рихарда». Изречения «Бедного Ричарда» с течением времени из литературы перешли в обиходный разговорный язык.

За время плавания, будучи свидетелем погони, которую устраивали каперы за их кораблем, Франклин заинтересовался вопросом, от чего зависит скорость судов. Он писал, что современное ему кораблестроение было очень несовершенным. Корабль, построенный по точной модели быстроходного судна, нередко оказывался очень тихоходным. Франклин справедливо высказывал мнение, что это в определенной мере зависит от способов нагрузки, снаряжения корабля, постановки парусов. Он обратил внимание на то, что не существовало четко отработанной системы управления кораблем. Например, при одних и тех же условиях паруса ставили под разным углом. Резюмируя свои соображения по вопросам кораблестроения и управления кораблями, Франклин писал: «Я думаю, что можно было бы провести ряд опытов, во-первых, для того, чтобы определить наиболее правильную форму корпуса корабля для быстрого хода; во-вторых, чтобы установить наилучшие размеры мачт и наиболее подходящее место для них; затем определить форму и количество парусов и их наилучшее положение при различных ветрах и, наконец, размещение нагрузки».

Франклин оптимистически смотрел на перспективы развития кораблестроения. «Наш век – это век опытов, – писал он, – и я полагаю, что ряд точно проведенных комбинированных опытов принес бы большую пользу. Поэтому я уверен, что недалек тот день, когда какой-нибудь изобретательный философ займется этим делом, и желаю ему успеха».

В самом конце путешествия уже в непосредственной близости от берегов Англии их корабль подстерегла грозная опасность. Из-за рассеянности вахтенного, задремавшего на своем посту, в полночь, в кромешной тьме корабль на всех парусах мчался на яркий свет маяка, установленного на скалах. И только в последний момент был сделан крутой поворот при всех парусах, что было очень опасно для мачт. «Мы, – вспоминал Франклин, – избежали неминуемого кораблекрушения… Это избавление от гибели благодаря маяку произвело на меня сильное впечатление, и я решил поддержать их строительство в Америке, если я доживу до возвращения туда».

Утром, уточнив свои координаты, мореплаватели убедились, что их путешествие закончилось. Они были у берегов туманного Альбиона. Вокруг действительно был густой туман, скрывавший очертания берегов, которые были столь желанны для команды и пассажиров, бороздивших более месяца просторы Атлантического океана. «Около девяти часов, – писал Франклин – туман начал рассеиваться, казалось, что он поднимался прямо из воды, как театральный занавес, за которым открывается вид на город Фэлмут, суда, стоящие в гавани, и поля. Это было чарующее зрелище…»

Вместе с сыном Уильямом, который сопровождал его в этой поездке, Франклин немедленно отправился в Лондон. «Мы прибыли в Лондон 27 июля 1757 года».

Этими словами заканчивалась автобиография Франклина. Начинался новый важный этап в его жизни. Он приступал к исполнению обязанностей, которые прославили его как первого выдающегося дипломата Америки.

В колониях не было профессиональных дипломатов, так как американские провинции были лишены права поддерживать внешнеполитические связи. Во всех внешнеполитических делах интересы колоний представляла метрополия. И когда встал вопрос о необходимости решить спор между Генеральной Ассамблеей и правителями колоний, то выбор пал на Франклина, который до этого успешно выполнил ряд поручений Ассамблеи. Назначение Франклина дипломатическим агентом Пенсильвании в Англии было мудрым решением Генеральной Ассамблеи. У представителя Пенсильвании не было высоких дипломатических рангов, его послужной список не был украшен выполнением посольских функций в европейских столицах. Франклин не занимал какого-либо важного служебного поста и у себя на родине, а был только скромным членом ассамблеи Пенсильвании. Но он обладал достоинствами, которым мог позавидовать любой самый блестящий профессиональный дипломат.

Помимо знания иностранных языков и больших природных способностей, Франклин был крупным ученым, пользовавшимся известностью в интеллектуальных кругах столицы. Это способствовало укреплению личного авторитета представителя Пенсильвании, облегчало выполнение такой важной для дипломата задачи, как установление, контактов с влиятельными кругами страны аккредитования. Как писал Карл Дорен: «Репутация Франклина как ученого пришла в Лондон раньше его самого». С апреля 1756 года он был членом Королевского научного общества и с сентября того же года стал членом Общества поощрения искусств, ремесел и коммерции, которое позднее получило название Общества искусств. Оба эти общества приветствовали прибытие Франклина в Англию, к ним присоединились и ученые континентальной Европы.

У Франклина, любившего и ценившего дружбу, было немного личных друзей в Лондоне, с большинством из известных ему лиц в столице он был знаком главным образом по переписке. Он направлял Питеру Коллинзу, купцу-квакеру и члену Королевского научного общества, результаты всех своих работ в области электричества. В течение четырнадцати лет Франклин переписывался с Уильямом Стрехэном, выдающимся английским типографом, который к тому времени уже издал словарь Джонсона и первые тома истории Хьюма, а позднее был издателем Адама Смита, Гиббона, Робертсона, Блэкстоуна. Двух выдающихся типографов связывали не только профессиональные и деловые интересы. Они обменивались семейными новостями, и, когда дочери Франклина Салли было шесть или семь лет, Франклин и Стрехэн в шутливой форме решили выдать ее замуж за сына Стрехэна – Уильяма, который был на три года старше Салли.

Первую ночь по прибытии в Лондон Франклин и его сын провели в доме Коллинза на Милл-Хилл. На следующий день Франклинов посетил Стрехэн, который был очарован и отцом и сыном. Он писал Деборе Франклин: «Что касается меня, то я никогда не встречал человека, который со всех точек зрения был настолько приятен мне. Некоторые располагают с одной стороны, другие – с другой, он (Бенджамин Франклин. – Р. И.) – со всех… Ваш сын, я глубоко уверен в этом, самый приятный молодой джентльмен Америки, которого я когда-либо знал».

Спустя несколько дней после прибытия в Лондон Франклины нашли помещение у вдовы Маргарэт Стивенсон, которая жила с дочерью на Кревен-стрит, где Франклин и проживал на протяжении всего времени своего пребывания в Лондоне. У Франклина было четыре комнаты; устроился он с комфортом, пользуясь услугами двух слуг, которых он привез с собой из Филадельфии. Как показывает расчетно-приходная книга, которую вел Франклин, «философ не игнорировал лондонскую моду». Он приобрел все необходимое для гардероба джентльмена. Запросы Уильяма были шире; как показывают счета, он довольно скоро познакомился с баром в Мидл-Темпле.

Франклин приступил к выполнению той миссии, с которой его послали в Лондон. И тут ему пришли на помощь связи по научной линии. Франклин встретился с доктором Фозергиллом, оказавшим в свое время большую помощь в издании его работ по электричеству. Фозергилл посоветовал Франклину в первую очередь повидать владельцев колонии, проживавших в Лондоне, и попытаться урегулировать с ними спорные вопросы. Такой же точки зрения придерживался и Питер Коллинз, которого Франклин тоже посвятил в свои дела. К совету ученых коллег следовало тем более прислушиваться, что Фозергилл имел связи в руководящих правительственных сферах и располагал достаточно точной информацией об американских делах.

Встреча состоялась, но ее результаты были более чем скромными. Как писал биограф Франклина: «Встреча в доме Пеннов в Спринг-Гарден, состоявшаяся в середине августа, была вежливой, но враждебной». Впрочем, дипломатический этикет был соблюден, и дело до открытого разрыва не дошло. Пенны предложили, и Франклин согласился письменно изложить разногласия между владельцами колонии и Ассамблеей. 20 августа Франклин представил Пеннам требуемый документ, который они незамедлительно передали своему поверенному в делах Фердинанду Джону Парису.

Это был ход, явно рассчитанный на срыв переговоров, так как Пеннам наверняка было известно, что после критических выступлений Франклина в адрес Париса, опубликовавшего несколько поверхностных статей о взаимоотношениях между Ассамблеей и владельцами колонии, последний возненавидел Франклина лютой ненавистью, на которую способна только посредственность, которой дали понять, какова ее действительная цена.

Франклин категорически отказался иметь дело с кем-либо, кроме владельцев колонии. После этого демарша дипломатического агента Пенсильвании собственники передали документ, подготовленный Франклином, на заключение юристов. Проходил месяц за месяцем, но на все запросы Франклина собственники давали стереотипный ответ: мнение юристов еще не получено. Так продолжалось больше года. Пенны явно брали своего оппонента измором, испытывали крепость его нервов. Наконец в ноябре 1758 года владельцы получили заключение юристов по документу Франклина, но этот ответ собственники отказались показать Франклину и переслали его прямо в адрес Генеральной Ассамблеи Пенсильвании.

Однако все маневры Пеннов были обречены на провал. Главное поле сражения было все же не в Лондоне, а в Филадельфии, где губернатор Денни не смог противостоять мощному натиску Ассамблеи и в конце концов капитулировал. Как глава исполнительной власти он издал акт, разрешивший главное противоречие между владельцами колонии и колонистами: владения собственников были приравнены к владениям поселенцев.

Однако Пенны не сложили оружия и опротестовали акт своего губернатора перед королем. Но их претензии были настолько беспочвенны, от требований собственников веяло таким анахронизмом, что высшие инстанции Англии не поддержали их. Данное решение не было актом справедливости со стороны короля, это просто-напросто был благоразумный шаг, рассчитанный на удержание под своим господством английских владений в Америке. Во-первых, не стоило обострять отношений с колонистами из-за владельцев колоний, практической пользы от которых для короны, по существу, не было никакой. Во-вторых, и это было главным, продолжалась Семилетняя война. Важным фронтом этой войны была борьба между Англией и Францией за гегемонию в Америке. В Лондоне прекрасно понимали, что надеяться на Пеннов или на таких деятелей, как бездарный главнокомандующий английскими вооруженными силами в Америке генерал Лаудон, было бесполезно3.

Единственная реальная сила в Пенсильвании, которая была заинтересована в укреплении, обороноспособности колонии и могла отстоять Пенсильванию от французского вторжения, были колонисты. В этих условиях королевское правительство не рискнуло обострять отношений с Ассамблеей Пенсильвании, что было неизбежно в случае признания обоснованными гипертрофированных претензий Пеннов.

Жестом запоздалой ярости со стороны Пеннов было смещение губернатора Денни, но это не могло уже оказать серьезного влияния на ход событий в Пенсильвании, так как акт Денни оставался в силе.

Во время пребывания в Лондоне Франклин серьезно заболел. Тяжелая форма лихорадки, продолжавшаяся восемь недель, уложила его в постель. В письме к жене Франклин подробно, со знанием дела, как заправский врач, описывал ход болезни, ее симптомы, средства лечения. Франклин писал, что он поступал прямо противоположно указаниям своего врача, чем вызвал его гнев, но результаты лечения были удовлетворительны, и, начав с небольших прогулок в середине дня, он постепенно их увеличивал и вскоре полностью преодолел недуг.

Дипломатическая миссия не занимала всего времени Франклина, и он использовал свой досуг для научной работы, для встреч и бесед с интересными людьми, знакомился с достопримечательностями Лондона. Франклин писал Деборе: «Приятные беседы, которые я имею с людьми науки, знаки внимания, оказываемые мне достойными людьми, – вот что главным образом утешает меня в настоящее время, когда я столь болезненно чувствую разрыв с семьей и друзьями».

30 ноября Франклин почувствовал себя достаточно оправившимся от болезни, чтобы посетить ежегодное собрание Королевского научного общества. Он с большим интересом ознакомился с экспонатами недавно открывшегося Британского музея, нанес визиты своим друзьям.

Постепенно Франклин втягивался в новую жизнь в Лондоне. Досуг Франклинов скрашивали хорошие дружественные отношения, установившиеся с хозяйкой дома масс Стивенсон и ее дочерью. Слуга Франклина Питер оказался бойким человеком и скоро так хорошо знал Лондон, что был для своего хозяина квалифицированным гидом во время его ознакомительных поездок по городу. Не повезло, правда, Франклинам со вторым слугой, негром с громким именем Кинг (король). Он прислуживал Уильяму и не очень успешно справлялся со своими обязанностями. Спустя год Кинг сбежал от своих хозяев. До сих пор его хозяин был знаком с этой проблемой только в теоретическом плане, публикуя материалы, в которых доказывалась необходимость уничтожения рабства с экономической и с моральной точек зрения.

По приезде в Англию Франклин, как показывают его письма, рассчитывал, что он выполнит свою миссию в течение года и будущей весной возвратится на родину. Но этим расчетам не суждено было сбыться, обстоятельства заставили его пробыть в Англии пять лет. Франклин болезненно переживал столь затянувшуюся разлуку с семьей, и его друг Стрехэн писал Деборе, что она должна решиться переплыть океан, чтобы приехать в Англию. Однако Франклин был прав, когда уверял друга, что Дебора ни при каких обстоятельствах не отважится на это путешествие.

Пенны, затянувшие на год переговоры с Франклином, дали ему возможность использовать образовавшийся досуг для научной работы. Старая привязанность не проходила, Франклин вновь вернулся к исследованию электричества. Он привез с собой в Лондон или изобрел здесь, точно установить это не удалось, самую мощную в то время электрическую машину. Лорд Чарлз Кавендиш и другие специалисты говорили, что эта машина давала электрическую вспышку длиной в девять дюймов.

21 декабря 1757 года Франклин обратился с письмом к выдающемуся медику Джону Принглу, который к тому времени уже прославился своими работами в области военной медицины и сангигиены. Франклин сообщил Принглу, бывшему в то время президентом Королевского научного общества, о результатах опытов, проделанных в Пенсильвании по использованию электричества для лечения паралитиков.

Франклин изобрел часы любопытной конструкции, которые его новый друг Джеймс Фергасон в 1758 году усовершенствовал к большой радости автора. Франклин закупил электрическую аппаратуру для Гарвардского университета и сам вложил немало труда и в ее усовершенствование и в подготовку детальной инструкции для пользования ею.

В мае 1758 года вместе с сыном Франклин посетил Кембриджский университет, где совместно с профессором химии Джоном Хаулеем произвел интересные опыты по созданию низких температур. За время проживания в Англии Франклин неоднократно посещал Кембридж, и всегда руководство университета встречало его с исключительным радушием.

Для английских иммигрантов в Англии было традицией посещать места своих предков. Не нарушили этой традиции и Франклины. В Веллингборге они отыскали Мери Фишер, дочь Томаса Франклина, которая еще помнила, как Джозайа Франклин и его семья переезжали в Америку. Бенджамин и Уильям посетили Иктон, где английские Франклины на протяжении многих лет владели небольшим участком земли. Ферма уже давно принадлежала другим хозяевам, а в доме, где жили предки Франклинов, размещалась школа. Но по привычке местные жители продолжали называть это строение «домом Франклинов». Затем отец и сын посетили Бирмингем и встретились с родственниками Деборы.

В Америке распространялись самые различные слухи о жизни Франклина в Англии. В январе 1758 года, например в Бостоне, заговорили о том, что он удостоен в Англии титула баронета и назначен губернатором Пенсильвании.

Франклин считал путешествия важным средством познания, расширения кругозора, и он использовал любую возможность для того, чтобы посетить новую страну, поездить по различным интересным местам той страны, где он находится. Франклин много ездил по Англии, совершил непродолжительную поездку в Европу.

Трое из его лучших друзей в Лондоне – Стрехэн, Фозергилл и Прингл – были шотландцами, и естественно, что Франклин не мог не посетить такого своеобразного уголка Британских островов, как Шотландия.

Д. Ноулэп, автор интересной монографии «Бенджамин Франклин в Шотландии и Ирландии, 1759 и 1771 годы», писал, что во времена Франклина «это была поездка, которая требовала столько же времени и вызывала значительно большие трудности, чем путешествие в Индию в наши дни». Один из путешественников, уехавший из Лондона в Шотландию той же Северной дорогой, что и Франклин, но несколькими месяцами раньше его, писал об узких глинистых тропах, совершенно непроходимых после дождя, о ненадежных мостах, никудышных постоялых дворах, о нерегулярной смене почтовых лошадей.

Поездка не сулила комфорта, дорога была продолжительной, скучной и очень утомительной, но Шотландия манила к себе богатой историей, интересными традициями, обещала много нового и необычного. Франклин назначил день отъезда на 8 августа 1759 года; в это путешествие он решил отправиться вместе с сыном, который во время предыдущих путешествий зарекомендовал себя с самой лучшей стороны.

Очевидно, Уильям отправлялся в эту поездку не в очень хорошем настроении, так как незадолго до отъезда в Шотландию узнал, что ему предстоит стать отцом. Вскоре у Бенджамина Франклина действительно появился внук, которого назвали Уильям Темпл Франклин. История его появления на свет столь же сложна и запутанна, как и рождение Уильяма Франклина. Никто из биографов Франклина не берет на себя смелость утверждать что-либо определенное относительно того, кто была мать этого ребенка.

Бенджамин Франклин, ратовавший в своих трудах за гуманное отношение к незаконнорожденным детям, получил возможность осуществить все это на практике. История повторялась. Воспитав незаконнорожденного сына, Бенджамин Франклин должен был теперь ставить на ноги незаконнорожденного внука. И, надо отдать должное философу, теория у него не расходилась с практикой. Неизвестно, как Бенджамин Франклин отреагировал на известие о том, что в их семье ожидается пополнение, но он принял внука в свой дом и воспитал его. Позднее Франклин взял его с собой в Париж и представил Уильяма Темпла знаменитому Вольтеру, который, обращаясь к мальчику, сказал: «Люби бога и свободу». Враги Франклина много злословили по поводу этих слов Вольтера, считая, что, будучи обращенными к незаконнорожденному ребенку, они звучали довольно двусмысленно.

К известию о предстоящем рождении ребенка Уильям Франклин в определенной мере был подготовлен. Лондон в ту пору имел немало злачных мест, и любители поразвлечься не встречали больших трудностей на пути удовлетворения своих желаний. Двадцатидевятилетний Уильям Франклин не скучал по приезде в столицу и, очевидно, понимал, что это может иметь определенные последствия. Сообщение о предстоящем рождении ребенка не было для Уильяма неожиданностью, но оно не стало от этого менее неприятным.

И тем не менее он, как и во время предыдущих совместных путешествий, делал все необходимое, чтобы отец имел возможность заниматься тем, чем хотел. И благодаря помощи и заботе Уильяма Франклин на протяжении всего путешествия тщательно знакомился со всем, что вызывало его интерес. Он не расставался с записной книжкой, в которую записывал данные об организации почтовой службы, разливах рек, о жизни в деревнях, через которые они проезжали.

Франклина интересовало все. Когда они, например, остановились в Тиссингтоне, он проявил большой интерес к работе рудников, имевшихся в этом районе. И, как всегда, Франклина особенно интересовали встречи с интересными людьми, и таких встреч было немало. В Дербишире он познакомился с Эразмасом Дарвином, ученым и поэтом, дедом великого натуралиста. Дарвин писал в одном из писем, что беседа с Франклином произвела на него очень сильное впечатление.

Во время посещения Глазго Франклин, естественно, особый интерес проявил к университету. В Нью-Йорке, ожидая отплытия в Англию, Франклин ознакомился с трудами профессора-математика этого университета Роберта Симеона, с которым он был знаком по переписке. В Глазго Франклина интересовала не только встреча с Симеоном, но и с Александром Вильсоном, большим специалистом типографского дела.

Франклина познакомили в Глазго также с братьями Фаулис, прекрасными мастерами типографского дела, дружбу с которыми он потом поддерживал много лет. В двух шагах от мастерской Фаулисов работал молодой механик – хрупкий, болезненный сын мрачного торговца свечами из Гринска, который подрабатывал ремонтом музыкальных инструментов, принадлежавших работникам университета, и обслуживал других жителей города. Имя механика было Джеймс Уатт. Его родственники жаловались, что все свое свободное время он тратил на фантастический механизм, который он называл паровая машина. «Нет свидетельства, – писал биограф Франклина, – что Франклин и Уатт встретились, хотя, принимая во внимание их общие научные интересы, трудно представить, что они не встретились в столь ограниченной академической общине».

Большинство писем, написанных Франклином в 1759 году, было утеряно, и поэтому трудно восстановить многие детали его первого путешествия в Шотландию. Это тем более прискорбно, что во время поездки было действительно много знаменательных встреч. Например, в Эдинбурге в один из сентябрьских вечеров за ужином в доме Уильяма Робертсона Франклин встретился с Адамом Смитом, Уильямом Калленом, Александром Керлайном и другими известными учеными. Франклин совершил свое путешествие в знаменательный для Шотландии год. В 1759 году Дэвид Хьюм, выдающийся английский мыслитель, являвшийся хранителем Библиотеки адвокатов в Эдинбурге, опубликовал третий и четвертый тома своей истории Англии. Робертсон, вскоре ставший ректором Эдинбургского университета, выпустил историю Шотландии. Адам Смит, в то время профессор университета в Глазго, опубликовал в 1759 году свою «Теорию моральной мысли». Как писал его биограф, «Франклин был моралистом и считал, что история наиболее полезна с точки зрения изучения морали». И к подобным встречам, на которых присутствовали выдающиеся историки, он не мог не проявлять большого интереса.

Путешествие в Шотландию имело и целевое назначение. Франклин должен был посетить Сент-Эндрюз, чтобы получить свой диплом доктора права, что им и было сделано. В Сент-Эндрюзе Франклин продемонстрировал свои познания в медицине. Один из студентов, лорд Кардрос, был болен лихорадкой в тяжелой форме. Врач, наблюдавший больного, поставил совершенно ошибочный диагноз и назначил лорду неправильное лечение. Франклин отменил прежние назначения и, как считал его пациент, тем самым спас ему жизнь. Кардрос, который позднее получил титул графа Бахана, стал ярым сторонником дела восставших колоний и горячим почитателем первого президента США Джорджа Вашингтона.

Находясь в Англии, Франклин никогда не забывал, что в эту страну его послали с дипломатической миссией, и он был обязан сделать все, чтобы выполнить данные ему поручения. С этой целью он пытался установить контакты в высших сферах Англии. В частности, Франклин настойчиво пытался встретиться с Питтом. «Я предпринял несколько попыток, – писал Франклин позднее, – быть представленным лорду Чатаму (в то время первый министр) в связи с моими пенсильванскими делами, но безуспешно. Он был тогда слишком большим человеком или слишком занят делами важного характера». Очевидно, причина все же была в другом. Титулованный аристократ и ярый экспансионист не хотел создавать опасный для будущего империи прецедент и принимать представителя колонии, который в глазах правителей Англии был чуть ли не бунтовщиком. «Для Питта, – писал биограф Франклина, – он был только агентом отдаленной колонии, вступившей в перебранку со своими владельцами».

В Лондоне Франклин написал «Исторический очерк конституции и правительства Пенсильвании». Публикация эта сыграла важную роль в подготовке общественного мнения Англии к правильному восприятию проблем, которые волновали не только Пенсильванию, но и все североамериканские колонии. Это был важный вклад в идеологическую борьбу, которая предшествовала первой американской революции 1775—1783 годов.

Сын Франклина «подобрал большинство материала», Джемс Ралф подготовил рукопись для прессы, Стрехэн напечатал ее за счет автора. Жизненные пути вновь свели Франклина в Лондоне с другом юности Ралфом. Прошло много лет с того момента как разошлись их пути. И Франклин мог с удовлетворением отметить, что он был прав, когда скептически относился к упражнениям друга в стихосложении. Известный английский поэт Поп тоже дал отрицательную оценку произведениям Ралфа. Поэта из него не получилось, но Ралф стал блестящим публицистом, и Франклин считал, что английская литература не знала лучшего стилиста, чем друг его юности.

Дипломатическая миссия Франклина в Лондоне пришлась на годы Семилетней войны, в ходе которой значение американских колоний все более возрастало и во внешней политике Англии и во внутриполитической жизни метрополии. Война привлекла внимание общественности к вопросу о судьбе английских колоний в Америке, к вопросу о том, что же делать с требованиями колонистов, которые сыграли важную роль в отражении французской экспансии и теперь во весь голос заявляли, что не хотят мириться со своим колониальным статусом.

В Англии все более возрастал интерес к североамериканской колониальной проблеме, параллельно с этим рос и авторитет Франклина, который становился пусть неофициальным, но очень авторитетным и влиятельным голосом всей английской Америки.