Берлин, март 1945 года
Берлин, март 1945 года
В целом фюрер производит на меня очень сильное впечатление. Его нисколько не поколебали ужасные удары, которым мы снова теперь подвергаемся. Его стойкость поразительна. Если кто и справится с нынешним кризисом, то только он. Нет никого другого, кто хотя бы отдаленно мог сравниться с ним.
Й. Геббельс. Дневники. 5 марта 1945 года, понедельник
Подъезжая к дому Чеховой, Ева Браун в очередной раз пристально посмотрела в зеркало заднего вида: нет, вроде бы никакой другой машины за ее «Хорьхом» не было. Хотя кто его знает…
Ольга, как обычно, встретила подругу своей лучезарной, замечательной улыбкой: «Я тебя ждала, проходи. Сейчас распоряжусь насчет чая».
– Не спеши, – остановила ее Ева. – Ты одна?
– Если не считать горничной, то да. А что случилось-то, почему ты так нервничаешь?
– Пройдем в комнату. У меня очень мало времени, – явно торопилась Ева. – У тебя, кстати, тоже. Я буквально на одну минутку.
Она даже не присела в предложенное Ольгой кресло и тотчас заговорила жарким, свистящим шепотом:
– Поверь мне, Олли, Гиммлер[33] окончательно свихнулся. Я знаю (не спрашивай от кого, это неважно), что сегодня вечером он собирается к тебе «в гости». Гиммлер хочет тебя арестовать!
– Меня? – искренне поразилась Ольга. – За что?
– Понятия не имею. Да и какое это имеет значение?! За шпионаж в пользу русских или англичан, за кражу туфелек из магазина, а может, за анекдот про твоего любимого Геббельса… Какая разница?!. Ты в опасности, пойми, – не сдерживала себя Ева. – И, главное, как назло, фюрера сегодня нет в Берлине. Вернее, он есть, но вместе с Борманом уединился в бункере. Для всех прочих – он уехал в «Бергхоф» на два дня. Мне он обещал быть завтра рано утром. А сейчас ты должна позвонить Гиммлеру…
– Я?! И что я ему скажу?
– Так и скажи, что знаешь о его намерениях. Придумай что-нибудь – плохое самочувствие, тяжелые месячные, перелом ноги, обвалившийся потолок, текущие трубы, нашествие комаров, любую причину – но проси его проявить снисхождение. Поклянись, что никуда ты не собираешься бежать, скрываться, что готова развеять все его подозрения, что недоразумение быстро разрешится… Но ты проси, умоляй его перенести свой «визит» на завтра, а на эту ночь оставить тебя в покое… Поклянись здоровьем своей дочери, внучки, в обряде крещения которой он, кстати, принимал участие, если ты забыла… Ну, делай же что-нибудь, Олли! – Ева уже почти кричала на подругу.
На секунду замолчала, а потом сказала:
– Завтра с утра готовься принимать фюрера. Я это сделаю. Ты все поняла?
Ольга кивнула.
– Звони прямо при мне, – приказала Ева.
Чехова, загипнотизированная ее взглядом, покорно взяла телефонную трубку…
Рейсхфюрер СС поначалу изобразил недоумение, потом попытался перевести все в чью-то глупую шутку, в конце концов и вовсе превратил разговор в некое подобие фарсовой, интимно-эротической беседы.
– Ну, если вы так настаиваете, дорогая Олли, на нашем свидании, то, конечно же, я буду у вас завтра утром. Да, с цветами… Я представляю себе вас, идущую по утренней росе… С нетерпением жду встречи.
Прервав разговор, Гиммлер распорядился никого к нему не пускать. Медленно снял очки, вынул из футлярчика замшевый лоскуток и принялся усердно шлифовать стеклышки. Обычно эта процедура действовала на него успокаивающе. Но только не сейчас. Досадливо поморщился, поднялся со своего скрипучего стула – терпеть не мог кресел, всегда и везде за его рабочим столом стоял обычный канцелярский стул. Потом подошел к окну. Сука, подумал он о Чеховой, какая же подлая сука, тварь, курва. Это же надо было так испоганить ему продуманный до мелочей сценарий сегодняшнего вечера и, возможно, ночи тоже. Что же она задумала?.. Все равно у нее ничего не выйдет. Никто не в силах помешать ему…
– Никто, – устало произнес он вслух. – Потому что просто некому.
Конечно, Гиммлер понимал, что арест Чеховой на фоне происходящих глобальных катастрофических событий – не более чем комариный писк. Да и не нужна она была ему, эта жалкая потаскушка. Тоже мне шпионка, Мата Хари. Какая она, к черту, шпионка? Он прекрасно знал, что все эти обвинения – сущая ерунда. Хотя «доказательств» ее антигосударственной деятельности можно налепить сколько угодно…
Вопрос заключался в другом: Ольга Чехова, общепризнанная фаворитка фюрера, нужна была ему, Гиммлеру, в качестве важной фигуры в многоходовой партии. Арест любимицы Гитлера должен был лишний раз подтвердить западным лидерам самостоятельность, независимость его политической позиции в отношении к фюреру.
Он попросил соединить его с Кальтенбруннером[34], своим самым доверенным лицом в аппарате СС. Не объясняя причин, поручил проверить, усилены ли посты наблюдения у дома, в котором проживала Чехова. При попытке «объекта» покинуть дом принять все меры к задержанию. Вариант задержания – самый жесткий.
* * *
…Гиммлер кивнул сопровождавшему его эсэсовцу, вооруженному автоматом, и тот надавил на кнопку звонка у двери Чеховой. Он ожидал от этой взбалмошной барышни в летах любых сюрпризов, вплоть до того, что обнаружит ее тело в петле или, что предпочтительнее, неглиже, готовой на все…
Но, вопреки ожиданиям, двери гостеприимно распахнулись, и хозяйка, сияя улыбкой, пригласила дорогого гостя на утренний кофе. Секунду помедлив, рейхсфюрер приказал офицеру оставаться в коридоре, а сам последовал за Ольгой, вдыхая аромат ее духов.
Войдя в гостиную, Гиммлер увидел… фюрера, сидящего за столиком с непроницаемым лицом.
– Хайль Гитлер! – Рука Гиммлера самостоятельно, помимо его воли, взлетела в партийном приветствии. При этом скромный букетик ландышей выпал на пол…
– Доброе утро, Генрих, – натянуто ухмыльнулся Гитлер. – Вы и тут меня отыскали. Что-то случилось?
Запнувшись, Гиммлер начал нести какую-то несусветную чушь о наличии серьезных подозрений… о необходимости усилить меры безопасности… о повышении бдительности… о происках…
Гитлер слушал его, прикрыв глаза. Если до прошлогоднего покушения Штауффенберга у него подрагивала лишь правая рука, то сейчас эта предательская дрожь перекинулась и на левую. Скрывая недуг, фюрер до боли, до белых костяшек, стискивал пальцами подлокотники кресла.
– Я полагаю… – предпринял еще одну попытку объясниться Гиммлер.
Но Гитлер не дал ему возможности продолжить. Он с трудом поднялся с кресла, задев непослушной ногой журнальный столик, на котором тонко звякнули кофейные чашечки. Покрасневшими глазами фюрер взглянул на соратника.
– Думаю, рейхсфюрер, ваш сегодняшний визит – не самая удачная ваша шутка… В своем рвении вы подчас выглядите нелепо. Я запрещаю вам впредь хоть на шаг приближаться к фрау Ольге, – тихо сказал он, но голос его креп с каждой фразой. – Я запрещаю вам распространять свои гнусные инсинуации о гордости Германии! Есть вопросы?.. Хайль! – Он слегка приподнял вялую ладонь, и Гиммлер испарился, словно его здесь и не было…
При прощании с Ольгой Гитлер был чрезвычайно мил. Поддерживая под локоток руку хозяйки, фюрер, улыбаясь, говорил:
– Я возьму, фрау Чехова, над вами шефство. Не то Гиммлер упрячет вас в свои подвалы. Представляю, какое у него досье на вас… Не сердитесь на него, он больше не будет. Обещаю вам.
Генрих Гиммлер всегда производил на Ольгу впечатление совершенно незначительной личности. Она посмеивалась (про себя, разумеется) над ним, однажды подметив: «Смахивающий на землемера на пенсии, со своим круглым мещанским личиком, он в основном молча топчется и явно чувствует себя не в своей тарелке».
Закрыв за фюрером дверь, Ольга тут же позвонила Еве. Ее номер не отвечал. Подумав минутку, попросила соединить ее с апартаментами фрау Зоннеманн.
– «Каринхале», пожалуйста…
* * *
Ах, как же хохотала Ольга, в который уже раз рассказывая милой, доброй Эмми о своем утреннем «приключении»!.. Сейчас, поздним вечером, в «Каринхале», кроме прислуги, никого не было. Гости, слава Богу, уже покинули замок, хозяин тактично удалился к себе, сославшись на неотложные дела, а потом и вовсе куда-то срочно умчался.
Дамы, оставшись вдвоем, не скучали. У Ольги был свой повод, а Эмми – за компанию. Перебравшись в уютную комнату, предназначенную, по всей вероятности, именно для подобных случаев, они устроились за столиком с закусками и напитками.
– Скатерть-самобранка, – глядя на щедрое угощение, по-русски сказала Ольга.
– Что? – не поняла Эмма.
Чехова попыталась подобрать аналог в немецком, запуталась и махнула рукой: «А-а, не обращай внимания! На сцене это означает – «кушать подано!».
– Слушай, ты бы видела сегодня Гиммлера, как он, даже в шоке, пялился в мое декольте! – Ольга всхлипывала от смеха. – Он оцепенел не столько от упреков фюрера, сколько от моего бюста!.. Бедняжка, он, видимо, до сих пор не может отойти…
– Олли, когда женщина чересчур обнажается, Генрих обычно приходит в исступление, поверь мне, – успокаивала ее Эмма. – Но, думаю, этим «секретным оружием рейха» не стоит злоупотреблять. Побережем его для наших любимых мужчин.
– Прозит! – подняла бокал Ольга, с ногами забираясь на удобный диванчик.
– Ты не беспокойся, – чуть заплетающимся язычком промурлыкала Эмма, – шампанского нам хватит до утра. Хочешь, покажу тебе винные подвалы Германа? Можем пойти прямо сейчас. Как?..
– Не стоит, – качнула головой Ольга. – Во-первых, уже поздно. Во-вторых, сейчас там наверняка холодно… А вот летом от жары мы там будем спасаться…
Эмма нервно хохотнула: «Ладно, согласна. От жары и от диких русских солдат…» Но Ольга не отреагировала. Ей ни о чем, кроме сегодняшней истории, из-за которой и сейчас по спине временами пробегали мурашки, не хотелось говорить. Но Эмма не унималась. Мельком взглянув на Ольгины руки, она неожиданно трезвым голосом спросила:
– Эй, подруга, а где твое колечко?
– Какое именно? У меня их много… – Ольге хотелось казаться игривой и беспечной.
– То самое, стальное, которое тебе Крупп подарил. Неужели забыла?
– А-а, так я его не ношу. Оно же обручальное, а я, как тебе известно, женщина пока свободная… Храню до лучших времен. Хотя, думаю, они наступят еще не скоро.
Она отшучивалась, стараясь избежать скользкой темы. В прошлом году именно здесь, гостя у Герингов в «Каринхале», Чехова познакомилась с наследником великой династии Круппов Альфридом[35]. Ольга сразу решила пококетничать с магнатом:
– А я представляла вас несколько иным, герр Крупп.
– Каким же?
– Я так много слышала о вашей империи и была уверена, что во главе ее находится эдакий динозавр в летах, равнодушный ко всему, кроме денег. И кого же я вижу? Молодого, спортивного типа человека, для которого ничто человеческое не чуждо…
– Ну, во-первых, фрау Ольга, я лишь немногим более года возглавляю корпорацию. Так случилось, что мой отец после автокатастрофы тяжело заболел…
– Извините. Сочувствую. А что во-вторых?..
37-летний «король» металлургии Германии был польщен вниманием и комплиментами от этой потрясающей женщины, мечты любого арийца. Они немного поговорили о всяких разностях. Потом, узнав от Ольги, что ей еще никогда не доводилось видеть процесс выплавки стали, Альфрид предложил прекрасной фрау в ближайшие дни посетить один из своих заводов в Эссене.
…Демонстрируя гостье свои необозримые владения, Альфрид не забывал о необходимости все же поддерживать светский тон разговора. Он с нескрываемым удовольствием вспоминал о своих былых спортивных успехах, прежде всего, конечно, о «бронзе», завоеванной им на олимпийской регате в 1936 году, об особой методике тренировок, о соблюдении режима и прочей ерунде…
Впрочем, когда Ольга, зачарованная видом кипящей стали, остановилась у одной из печей, Крупп-младший столь же увлеченно принялся посвящать мадам в таинства изготовления сверхпрочной брони. Жаль, но особенности композиционных материалов, нитевидных кристаллов, дисперсии и матриц ее заинтересовали мало, и Ольга укоризненно покачала головой: «Альфрид, я же не на лекции». При этом улыбнулась, как неземная героиня «Мулен Руж» в объятиях питона. Продолжая следить за ярко-жаркой рекой кипящей стали, актриса мечтательно вздохнула:
– Будь моя воля, обязательно повелела бы отливать обручальные кольца для новобрачных из крупповской стали, а не из какого-то там золота или платины. Это был бы лучший символ прочности брачного союза и вечной любви…
Альфрид тотчас подозвал к себе мастера и отдал какие-то распоряжения. Сообразительный мальчик, мысленно похвалила его Чехова.
Вечером на банкете в честь выдающейся актрисы рейха взволнованный и гордящийся собой фон Крупп торжественно вручил фрау Ольге, «одной из редких женщин, способных по достоинству оценить красоту и надежность стали», изящное кольцо от эссенских литейщиков.
– Кстати, Олли, – добавил он, когда они уже сидели рядом, – это кольцо сделано из того самого металла, который еще сегодня утром кипел в мартеновской печи. – Взамен магнат попросил о ничтожном одолжении: туре вальса. Танцевал он, надо признать, весьма прилично. Ольга оценила мастерство партнера и неожиданный подарок. «Это был красивый жест, Альфрид», – сказала она. Тем более что в тот день на заводе Круппа выплавляли новую сверхсекретную броню для «тигров».
Крупп-младший, наследник несметных сокровищ промышленно-финансовой империи, имел неоднозначную репутацию. С одной стороны, обладатель фантастических капиталов был фигурой неприкосновенной, но с другой… Он нередко ставил в тупик непредсказуемостью своих поступков и некоторыми странностями. Потомственный металлург Альфрид Крупп панически боялся огня. Тем не менее с утра до вечера пропадал в цехах, глядя сквозь синие очки в огнедышащие чрева печей.
От житейских невзгод обычно прятался в своем кабинете за наглухо запертыми дверьми. Порой он пропадал в своей добровольной «одиночке» целые недели, никого не подпуская. Просто лежал и рассматривал потолок. Альфрид целеустремленно боролся со сном, полагая, что он перейдет в вечный. С годами эта мания привела к хронической бессоннице, что только укрепляло его веру в собственное превосходство над теми, кто бездарно тратит половину отпущенного Богом и судьбой времени.
Ночами Крупп-младший сочинял бесконечные приказы, производственные инструкции и меморандумы. Он приучил себя писать в полной темноте, забираясь с головой под одеяло. На ощупь, вслепую, покрываясь потом, он совершенствовал свою каллиграфию. Но утром, с восходом солнца, Крупп уже был на «посту». Сидя на лавке у проходной, недремлющим хозяйским оком он наблюдал, как его рабочие бредут на смену…
Обладая обостренным обонянием, Альфрид разделял все запахи на добрые и злые. Спектр первых был необычайно широк – от конского навоза до аромата женщины. А ко вторым он, прежде всего, относил зловоние собственного ядовитого дыхания…
После банкета, провожая Ольгу к автомобилю, Крупп предложил ей еще раз посетить его владения:
– У меня, заверяю вас, найдется еще множество тайн и секретов для вас.
– Как у Аладдина? – усмехнулась Ольга.
– Что-что? – не понял Крупп.
– Да нет, ничего, – ответила Чехов. – Я просто неловко пошутила. Сим-сим, откройся…
* * *
…Сырым мартовским вечером немало было выпито не только в «Каринхале». В бункере своей виллы «Ам Доннерстаг» рейсхфюрер СС Генрих Гиммлер глушил стакан за стаканом, не ощущая ни вкуса, ни запаха, самый обычный шнапс.
Сегодня его впервые публично, в присутствии этой паршивой русской овцы, сталинской сучки, оскорбил фюрер!.. Его, человека, который придумал самое изысканное из всех подобострастных обращений к Гитлеру – «мой фюрер!»… Его, который…
А ведь Кальтенбруннер заверял, что эта Чехова стопроцентно является русским агентом. То, что не хватало прямых улик, – ерунда! На допросах Эрнст ее бы непременно «расколол». Он это умеет. Теперь уж не успеть…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.