Тюремная жизнь

Тюремная жизнь

Режим Бенвенуто был назначен мягкий, каждый день посетители, работники из мастерской носили ему еду, у арестованного были книги, он мог даже работать в замке, если бы захотел. Начальник тюрьмы, Бенвенуто называет его кастеляном — кавалер Джорджио из знатной семьи Уголини, был флорентийцем. Он знал, что знаменитый ювелир сидит ни за что, и был очень добр и сострадателен к земляку. Он разрешал ему свободно разгуливать по замку, но загодя взял с арестанта честное слово, что тот не совершит побег. Бенвенуто был уверен, что заключение скоро кончится, и даже принялся за работу. Надо было кончать вазу и кувшин для кардинала Феррарского. Асканио, его любимый ученик, с которым он ездил в Париж, принес ему все необходимое: золото, серебро, воск, инструменты и прочее. Бенвенуто не позволял себе впадать в хандру, был со всеми вежлив и приветлив, подружился с солдатами из охраны.

Папа имел обыкновение время от времени наведываться в замок, иногда оставался там ужинать. В эти дни все камеры были крепко заперты, и заключенные находились под бдительным присмотром, но на Бенвенуто это правило не распространялось. Он по-прежнему мог свободно разгуливать по замку. Нашелся умный солдат из охраны, который сказал ему:

— Бенвенуто, беги! Запомни: тот, кто сидит в замке, не может быть связан честным словом. Беги от этого разбойника папы и его ублюдка сына, пока они не лишили тебя жизни. А они сделают это во что бы то ни стало.

Но нет, Бенвенуто не мог воспользоваться этим советом. Слово чести — превыше всего! Он не раз повторяет это в своей книге. Кроме того, он понимал, насколько, даже в случае удачного побега, несладкой будет жизнь беглого, и от кого — от самого папы! Приходилось терпеть и ждать. Для Бенвенуто это было сущей мукой, поэтому описание тюремной жизни в этот период сводится к тому, как злая звезда и горькая судьбина подтолкнули его наконец к побегу.

В замке сидел некий монах, «превеликий проповедник». Посадили его как лютеранина. Он был хороший товарищ, но при этом начисто лишен того, что люди называют нравственностью. Монах проповедовал учение Савонаролы, сам же его по-своему комментировал, чем совершенно очаровал Бенвенуто, и в каждой беседе склонял его к побегу. Бесед было много, но, что касается побега, Бенвенуто был неумолим. Тогда хитрый монах сменил тактику.

— А хороший ли ты, Бенвенуто, мастер? А сможешь ли ты, к примеру, изготовить ключ, которым можно открыть любой замок? Ты говоришь — могу, но мало ли на свете хитрецов и лгунов: на словах одно, на деле — другое. Замок — вещь очень сложная, и я совсем не уверен, что у тебя хватит умения.

И так этот монах Бенвенуто уболтал, что тот показал, как делать на воске слепок ключа, и объяснил все дальнейшие действия. Дальше все понятно, осталось только стащить у Бенвенуто кусок воска, что и было сделано. Помогал монаху в опасном предприятии писарь кастеляна, уже и слесарь был найден, но этот слесарь их как раз и выдал. Нашли воск, на нем оттиски — все нити вели к Бенвенуто. Кастелян смертельно обиделся:

«— Хотя над этим беднягой Бенвенуто учинили одну из величайших несправедливостей, которая когда-либо учинялась, со мной ему не следовало учинять таких действий, который предоставлял ему льготы, каких я не мог ему предоставлять; отныне я буду держать его в строжайшем заключении и никогда больше не предоставлю ему ни единой на свете льготы».

Бенвенуто заперли в камере, а он никак не мог понять, в чем, собственно, дело, но потом ему показали украденный воск, и он все понял. Состоялся разговор с кастеляном, и все разъяснилось. Монах и писарь были наказаны, Бенвенуто вернули все его льготы, но эта история заставила его призадуматься. А если и завтра кому-то придет в голову его оклеветать? И поверит ли ему добрый кастелян во второй раз? И что-то не похоже, что его скоро освободят. Теперь он не отсылал назад грязных простыней. Феличе и Асканио задавали вопросы, и он отвечал:

— Я отдаю простыни бедным солдатам, а вы держите язык за зубами, не то этих солдат ждет каторга. И приносите мне грубые простыни, которые покрепче.

Из этих простыней Бенвенуто стал делать полосы, «шириной в треть локтя», полосы он прятал в матрас. Солому из матраса он предусмотрительно сжег, в камере его был камин.

А тучи над арестантом сгущались. Кардиналы велели закрыть его мастерскую, подмастерья сидели без работы. Нет работы, нет денег. Дальше новая напасть. В замок явился Асканио, на этот раз с просьбой, вполне невинной. Он просил Бенвенуто отдать ему голубой кафтан, в котором тот ходил в процессии помилования. Юноше просто хотелось покрасоваться перед девицами, а Бенвенуто смертельно обиделся. Он в тюрьме сидит, а Асканио вместо сочувствия посягает на его гардероб. Они поссорились, Асканио расплакался. Эту ссору нечаянно подслушал кастелян.

На выходе из замка Асканио повздорил с двумя проходящими мимо ювелирами. Эти двое посмели смеяться над заключенным Бенвенуто — шуточки, хаханьки! Один, «наибольший враг» Бенвенуто, особенно усердствовал. Защищая хозяина и себя от оскорблений, носивших явно скабрезный характер, взвинченный до предела Асканио ударил его «своей сабелькой, которую иной раз тайно носил при себе». Ударил он обидчика по голове, тот пытался защитить голову рукой, и эта «сабелька» отрубила ему три пальца на правой руке. Для ювелира это было равносильно смерти. Поднялся ужасный скандал, обо всем донесли папе. Тот пришел в ярость, обвиняя во всем Бенвенуто. В гневе он сказал:

«— Так как король хочет, чтобы его судили, ступайте к нему и дайте три дня сроку, чтобы защитить свою правоту».

Бенвенуто повели к судьям. Бог знает, чем бы все это кончилось, но тут вмешался кастелян, он защитил своего арестанта, доказав, что тот здесь совсем ни при чем. Асканио успел сбежать из Рима к отцу в провинцию. Удивительны все-таки нравы того времени!

Кастелян был действительно добрым человеком и всей душой сочувствовал своему арестанту, беда только, что он был сумасшедшим. Бенвенуто пишет об этом очень деликатно: мол, каждый год у кастеляна случались «недуги», а потом все проходило. Эти недуги совершенно лишали его рассудка. Он без остановки говорил, принимая себя черт знает за кого: то он был кувшин с маслом, то почитал себя умершим и велел немедленно себя похоронить. На этот раз кастелян обнаружил вдруг, что он не только человек, но и нетопырь, а потому должен летать. У этого «достойного человека» были врач и прорва слуг. Установка врача была не злить больного, не огорчать его, а исполнять каждое его желание, и болезнь постепенно уйдет.

А пока кастелян желал говорить. Лучшего собеседника, чем Бенвенуто, в замке не было, поэтому слуги приводили его к больному каждый день, беседы эти длились четыре и больше часов. Это было утомительно, правда, присутствовали хорошее вино и щедрая еда. Бенвенуто ел, пил и злился. Наверное, его раздражали эти трапезы с безумцем, ведь нельзя было встать и уйти, не исключено, что его забавляла эта пустая болтовня, которой он вторил. Разговор все время вертелся вокруг главной темы — хотел ли когда-нибудь Бенвенуто летать и может ли это вообще быть? Из озорства или из желания угодить, а скорее всего, от привычки к бахвальству Бенвенуто наговорил вздора, который ему потом дорого обошелся. Да, его природа такова, что он всегда брался за трудные дела, которые иные люди считают невыполнимыми. А что касается летания…

«— А что касается летания, то так как бог природы даровал мне тело весьма способное и расположенное бегать и скакать много больше обычного, то при некотором хитроумии, применив его с помощью рук, я возьмусь полетать, наверное».

— А как это сделать? Умоляю тебя, объясни. Каких способов ты стал бы держаться, чтобы полететь?

«— В рассуждении животных, — ответил Бенвенуто с достоинством, — которые летают, если желать им подражать искусством в том, что они имеют от природы, то нет ни одного, которому можно было бы подражать, кроме нетопыря».

Роковое слово было произнесено. Бедный кастелян был потрясен. Бенвенуто увидел, «что светы очей у него испуганные, потому что один смотрел в одну сторону, а другой в другую».

— А если бы тебе, Бенвенуто, создать удобства, ты бы полетел?

Надо было продолжать начатую игру:

— Конечно, господин Джорджио, но только в том случае, если вы пообещаете выпустить меня на свободу. Я сделал бы пару крыльев из провощенного льна…

— Я бы тоже полетел, — перебил Бенвенуто кастелян, — но так как папа велел хранить тебя как зеницу ока, а велю запереть тебя, чтобы ты не сбежал, на сто ключей.

Бенвенуто понял, что переборщил. Напрасно он уверял кастеляна, что все это шутка, он не может летать, кроме того, он мог и раньше бежать из замка, но не убежал, потому что дал честное слово. Но все было напрасно. Господин Джорджио его попросту не слышал, он давал сбивчивые распоряжения: связать, отвести в такую-то камеру… На пороге Бенвенуто сказал:

«— Заприте меня хорошенько и стерегите меня хорошенько, потому что я сбегу во что бы то ни стало».