Актерский ансамбль

Актерский ансамбль

Наша юность вернется сквозь экран и года…

И Кузнечик смеется и кричит: «От винта!»

И Маэстро ворвется верным жестом руки,

И приказ остается – в бой идут «старики».

Снова в бой, только головы побелели давно,

А были мы очень молоды – это было в кино.

До последнего вылета, до последней черты,

До последнего выдоха в бой идут «старики»!

Из песни, написанной актером Вилорием Пащенко

Так уж повелось, что фильм – дело коллективное. Его успех зависит от профессионализма сценариста, режиссера, оператора, художника, композитора, гримера, звукооператора и других специалистов, а запоминается, в первую очередь, актерской игрой, наиболее полно доносящей до зрителей авторский замысел. Именно исполнители становятся главными проводниками режиссерской мысли, дающими ей плоть и кровь. И к каждому из них он должен найти свой подход, проявить в работе терпение и такт. Быков, как артист, изнутри знал непростую актерскую долю и поэтому, как режиссер, проявлял к исполнителям чуткость и понимание. Даже кинопробы – один из самых мучительных для актера процессов в работе над фильмом, становились у него истинным творчеством. На собственном опыте он слишком хорошо знал, как чувствует себя отвергнутый актер и сколь огромна нанесенная ему психологическая травма. У Быкова-режиссера не было уничижительного: «Тот подходит, этот нет». Единственный, за кого он стоял горой, был Алексей Смирнов. И Леонид Федорович добился, чтобы в роли механика эскадрильи снимался именно этот актер, которого он очень любил.

Столь нежно Леонид Быков относился и к молодежи, доверял ей, не забывая при этом и актеров старшего поколения. И студент-дебютант, и опытный артист чувствовали себя у него на площадке свободно, настолько доброй и удивительно доброжелательной была царившая там атмосфера. На студии до сих пор любят вспоминать, как в 6-й павильон стекался народ – посмотреть, как Леонид Быков снимает свой фильм. Приходили целые экскурсии, чтобы хоть на несколько минут погрузиться в атмосферу доброго творчества и взаимопонимания.

В большом павильоне Киевской киностудии, где одновременно работало несколько съемочных групп, снимать было нелегко. Время от времени съемку «Стариков» приходилось прерывать, чтобы дать поработать коллегам. Много времени забирал на себя и репетиционный момент. Благодаря чему эпизод «обрастал» все новыми, столь важными для правды фильма бытовыми подробностями. Работа текла непринужденно, на волне свободной импровизации, что потом проявилось на экране. И в четко-слаженном актерском ансамбле слились воедино лиризм, комедийность и подлинный драматизм фильма.

Как художник, Леонид Быков четко знал, чего именно добивается от своих коллег. Георгий Прокопец вспоминал: «Обладая великолепным пространственным воображением, он ясно представлял себе, что он хочет увидеть в кадре, и не шел на компромиссы. Но если ему предлагали интересное решение или иную планировку, или яркую деталь и если это по-настоящему было хорошо, а в этом он прекрасно ориентировался, то предложение принималось независимо от того, кем оно сделано.

И вот такое сочетание художнической принципиальности с чутким и доверительным отношением к работающим с ним людям, в конечном счете, давало прекрасный результат.

Я согласен с мудрецом, который сказал, что доброта – это язык, которым немой может разговаривать и который глухие могут слышать. Сейчас, по прошествии времени, вспоминаю работу с ним как великолепный праздник. Праздник не в смысле веселья; а как обогащение, внутреннее наполнение от общения с этим удивительным, талантливым человеком».

Как дорог нам созданный им образ капитана Титаренко, прозванного друзьями Маэстро. Его Титаренко – лихой, опытный ас, верный друг, готовый поддержать товарища в трудную минуту, отец-командир, проявляющий заботу о «желторотиках»-новобранцах, быстро становящихся на войне «стариками». Он вызывает невероятную симпатию – тем, как улыбается, как дирижирует своей «поющей» эскадрильей, как привычно убирает карту в голенище сапога и как, вернувшись на родной аэродром на немецком самолете, бросает своему механику: «Макарыч, принимай аппарат! Во – махнул не глядя!»

Титаренко в душе так и остался мальчишкой – озорным, азартным, как его «желторотики». Маэстро тоже хочется поиграть с ними в футбол, но должность обязывает держать себя в руках. И все же он забивает свой мастерски-непринужденный гол в ворота Ромео и не может скрыть радости при этом!.. Эти и другие маленькие штрихи характера и поступков героя незаметно складываются у зрителей в столь родной сердцу образ Маэстро. Таким Быков навсегда и останется в нашей памяти.

Виктор Мирошниченко, актер: «Леонид Федорович любил импровизировать. В сценарии «В бой идут одни «старики» эпизода с забиванием гола в сцене «разговор с Ромео» не было. В перерыве между съемками других сцен мы постоянно играли в футбол. И он играл. Думали, просто так, отдыхает. А однажды он рассказал нам, что сцену разговора с Ромео о женитьбе будет снимать здесь, на футбольном поле…»

Он играет своего героя предельно точно, с большим чувством, умело и деликатно «ведя» своих партнеров, задавая тем самым всему актерскому ансамблю верный тон. Исполнительская раскованность, широта, щедрость Леонида Быкова на бытовые, в сущности, но такие важные комедийные характеристики и легкий, филигранный переход к иной исполнительской манере – строгой, сдержанной вновь подтверждают его глубокий драматический потенциал. И здесь особенно впечатываются в память две сцены – та, в которой Титаренко узнает о гибели Смуглянки, и финальная – у могилы летчиц.

Подобная работа требовала от актера полной самоотдачи и уверенности в собственных силах. Надо не забывать, что на площадке Быков выполнял еще и режиссерскую миссию, а значит, двойная ответственность требовала от него поистине титанических усилий. Быков работал с утра до ночи. После очередного эпизода садился на землю и вытирал пот с лица. «Сейчас продолжим, только отдохну немножечко», – говорил он, держась рукой за сердце.

«Его гимнастерка, как у справжнего (по-русски – настоящего) летчика, не просыхала и была белой от пота, – воспоминает актер Владимир Талашко, исполнитель роли лейтенанта Скворцова. – Она до сих пор стоит у меня перед глазами, стоит прямо на земле, твердая – от высохшего пота и соли. Он успевал и сам играть, и нас, молодых актеров, – учить, и еще в камеру как режиссер-постановщик смотреть. Леонид Федорович на тот момент сыграл полсотни ролей (здесь Владимир Дмитриевич, к сожалению, ошибается. – Н.Т.), а для меня это была только вторая роль, но относился он ко мне, как к равному. Есть в украинском языке слово «лагидный», что по-русски означает «нежный». Так вот Быков-режиссер удивительно нежно и бережно относился к окружающим, он никогда не поднимал голоса на гримера, оператора или актера».

Виктор Мирошниченко, актер: «И еще одна особенность таланта актера, режиссера и человека Леонида Быкова вспомнилась мне: удивительное чутье органичности. В кадре у него органично все: и натура, и реквизит, и поведение актера, и текст, им произносимый, и звук, и музыка, и даже то место, точка, где стоят камера и оператор. Все – правда. Все – жизнь.

Никакой позы, никакой фальшивой фразы и в жизни. Разговор с нами, актерами, почти всегда касался отвлеченных тем. И о футболе (он страстно болел за киевское «Динамо»), и о рыбацких делах (с Володей Волковым они часто толковали о том, как варить горох для рыбы и для какой), и о песне… Да мало ли тем диктует нам каждый день?

Но во всех этих якобы необязательных разговорах никогда не забывал Леонид Федорович о тех, кто рядом с ним. Удивляюсь до сих пор, откуда и как он узнавал обо всех наших житейских бедах и затруднениях: кому квартиру не дают, кого не снимают… И что важно, не просто словом помогал, но действовал. В самом прямом смысле слова: ходил по кабинетам, доказывал, убеждал, не боялся и с трибуны сказать свое мнение по тому или иному вопросу.

Любимое его выражение «будем жить, пехота!» я принимаю как наказ жить только по тем отметинам, которые он оставил в моем сердце».

Актер Дмитрий Миргородский, снимавшийся у Леонида Федоровича в небольшой, но яркой роли – капитана пехоты, так отзывался о его режиссерском таланте: «Быков относится к тем редким людям, которые дарят миру кинооткрытие. Он подарил миру целое созвездие артистов, мало кому известных ранее: Иванова, Подгорного, Талашко, Сагдуллаева. И уже известного Алексея Смирнова он восславил в новом качестве. Он относится к роду озаренных людей, которых можно назвать одержимыми, вечно влюбленными, парящими. Это крылатые люди-птицы. Мне кажется, Быков был птицей. Он был жаворонком. Сколько времени уже нет в мире Быкова, а жаворонок в небе…

Во время съемок «Стариков» я как-то сильно подвел Леонида Федоровича. У меня как раз были гости – грузинская компания. Гуляли мы «до упора». А утром на съемках я заговорил… с грузинским акцентом. Первый дубль. Второй. Акцент не уходит. «Митя, – волновался Быков, – ну ты же русский солдат, у нас уже есть в картине грузин». Сцену сняли с первого дубля, но только на второй день. А когда Быкова отчитали за то, что он позволяет актерам снимать по три дубля, режиссер спокойно ответил: «Извините, вы не по адресу. Это были технические проблемы с пленкой, и я их уже решил». С ним можно было идти в разведку».

Роли «желторотиков» в картине исполняли молодые ребята, студенты Театрального института им. Карпенко-Карого, как тогда говорили, далеко не «престижного» вуза. Они, вживаясь в свои образы, бегали по студии в военном обмундировании периода войны. В летной форме, со звездой Героя Советского Союза ходил и Леонид Федорович, по фильму комэск Титаренко.

Его забота затрагивала всех, каждому артисту он старался создавать комфортные условия. К моменту приезда на съемочную площадку группу уже поджидали четыре бидона парного молока и булочки. Быков успел продумать и это, договорившись с бабушками из соседнего села. Несмотря на свою загруженность, успевая погонять со всеми в футбол, отсняться и отснять других.

Владимир Талашко: «В группе у нас было много молодежи, дебютантов – тогда еще студентов театрального института. Леонид Федорович стремился создать такую атмосферу в группе, когда все – одна семья, единый коллектив. Для этого он и придумал «анкету», чтобы получше узнать ребят, участвовать в их человеческом становлении, заинтересовать и приобщить их к творческому процессу. Ведь они же – совсем мальчишки! А наша картина – их первое боевое крещение. Он любил их, наших «желторотиков», заботливо и терпеливо, совсем по-отечески». Все актеры отвечали ему любовью. Вот только несколько воспоминаний, красноречиво это подтверждающих:

Евгения Симонова (Маша): «Ну, что там я? Первая картина. Ничего вообще не соображала. И как же было, тем не менее, легко, потому что все на меня смотрели и на всех с какой-то такой любовью и такой верой, что казалось, что все, действительно, сможешь».

Сергей Подгорный (Смуглянка): «Леонид Федорович Быков задумал необычный фильм про войну и решил пригласить не маститых актеров, а пацанов – ровесников героев сценария. Нас с Кузнечиком он нашел в театральном. Помню первое знакомство с Киностудией Довженко: май месяц, деревья цветут, на крыльце стоит тоненькая девочка Женя Симонова, воплощение чистоты и наивности.

Состояние влюбленности испытывали все актеры, и все благодаря атмосфере, которую излучал Быков. Мы, «желторотики», тогда сразу решили, что эта сказка и есть кино, но волшебный мир доброты, созданный режиссером, оказался, увы, исключением, «зигзагом», а не правилом… О Быкове говорить не могу, больно. И не имею права, не оправдал его надежд. Будь он жив, и моя, и Кузнечика судьба сложилась бы иначе. Он бы не умер, это однозначно. Когда актер не востребован, он тихо и незаметно тлеет…

Сначала меня назначили на другую роль, а на Смуглянку утвердили Толю Матешко. И вдруг Быков подходит и говорит (он медленно говорил): «Читай сценарий, переодевайся, сбрасывай с погон одну звездочку, заштукатурься и через 15 минут – на площадку. Играешь Смуглянку». У меня подкосились ноги, и я… залег в пшеницу… Там через час (!) и нашел меня Талашко… Такой атмосферы я не ощущал больше ни на одной съемочной площадке».

Сергей Иванов (Кузнечик): «Быков открыл для меня путь в кино и подарил веру в мечту. Гений добра… В русском квартале Лос-Анджелеса в витрине магазина видеокассет я увидел только один русский фильм – «Зайчик». «Просто другие не пользуются спросом», – объяснила продавщица. Так Быков покорил и Америку». В книге воспоминаний о Леониде Быкове «Будем жить!» Иванов писал: «Сценарий «В бой идут одни «старики» я увидел в актерском отделе. Прочел. Думал все эти дни, как подойти к Леониду Федоровичу Быкову и сказать, что…

И вдруг сталкиваюсь с ним на проходной:

– Сережа, прочти сценарий моего…

– Уже…

– Ну и как?

– Буду играть!

– Кого?

– Кузнечика!!!

И уже потом, на съемках Леонид Федорович как-то сказал мне:

– Восемьдесят процентов утверждения тебя на эту роль – из-за вот этой твоей наглости, когда ты сказал: «Буду играть Кузнечика». Помнишь?

Я вложил в ответную улыбку всю силу обезоруживающей непосредственности… этого персонажа.

Это было в памятном мне 1973 году, а в 1976-м – опять короткий диалог:

– Снимешься?

– С удовольствием!

– Помогай мне!

– Понял!

Речь шла о картине «Аты-баты, шли солдаты…», в которой я работал немного, но которая стала таким же этапом в моей жизни, как и в «Бой идут одни «старики».

Странная штука – актерская память. Выдает на-гора отрывки каких-то разговоров, которые другому, видимо, и контуров предмета не обрисуют, а тебя заполняют всего: мозг, сердце, душу. Ни одного его слова нельзя забыть, а главное – нужно сохранить в них, этих обрывках, выражение его глаз, его жест, его неповторимый юмор.

Но как это сделать? Не знаю. Не сумею.

И вот сейчас я думаю: а что, если бы сегодня, сейчас, написать ему письмо?

«Уважаемый Леонид Федорович!

Лежу я в данный момент в траве на широком летном поле. Самолеты не летают. Кузнечики поют. Умеют ли они петь на самом деле – не знаю. Но я слышу их голоса. Смотрю на облысевшие головки одуванчиков и думаю: что было бы, если бы не я, а другой актер играл Кузнечика? И не я, а он жил бы в этой родной мне стихии – второй эскадрилье? И не меня, а его отчитывал любимый командир за проступок, а может, за преждевременную смелость! И не на меня, а на него постоянно был устремлен взгляд умных глаз режиссера, по которым я читал, что делать в кадре? Что было бы тогда?!

Нет, этого просто не могло произойти, не могло случиться.

Я знаю, что Кузнечик – это я, я, больше никто…

И то, что Вы, Леонид Федорович, назвали тогда наглостью (я не обиделся, нет, я понял ваш добрый юмор), совсем нет, Леонид Федорович, не наглость. Это мое обретение себя в этой роли. Внезапное, неожиданное… Я не верил в переселение душ, пока не прочел сценарий «В бой идут одни «старики».

Ведь это я, и только я, каким являюсь сейчас и каким себя ощущаю, – тот «желторотик», которого Вы поставили в строй «второй поющей»…

И это я, а не кто другой, пью свои первые в жизни «законные сто грамм» в окружении друзей – моих ребят, с которыми связана вся жизнь. И это я, а не кто другой, погибаю в бою, еще не насмотревшись на небо…

Теперь вы верите, Леонид Федорович, что это не наглость, а неизбежность моей встречи с собой в Вашем фильме, маэстро?!»

Надо сказать, что роль Кузнечика первоначально предлагалась Владимиру Конкину, но он был занят на картине «Как закалялась сталь» и жалеет об этой роли до сих пор. Так случилось, что на студии площадки этих картин оказались по соседству. Землянку летчиков соорудили рядом с бараком строителей узкоколейки. И в перерывах между съемками Павка Корчагин бегал слушать «Смуглянку» и смотрел, как «его» роль блестяще исполнял Сергей Иванов.

Вано Янтбелидзе (Вано): «В моей скромной квартире тихо. Уже поздно… Со стены на меня смотрит грустное лицо Леонида Федоровича. На портрете надпись: «Дорогой Вано, бери мой хлеб! Всегда твой Быков».

К сожалению, я не видел ни одного фильма с участием Леонида Федоровича до этого… Как новичка меня все пугало и к тому же влекло своей неизвестностью, все вызывало тревогу, и без этой тревоги жить не хотелось. Он это знал, чувствовал и с какой-то легкостью сочетал требовательность с дружелюбием. Он был актером, который знал не только тонкости этой сложной профессии, но и цену доброго слова, ласковой поддержки в сложные моменты.

Он всегда вселял надежду, веру в свои силы, уверенность. Когда закончился первый фильм, он подарил надежду новой встречи друг с другом и с интересной работой. И эта встреча состоялась. А какой он был мастер создать дружелюбную атмосферу, сближать людей, рождать привязанность, дружбу! Фильм «В бой идут одни «старики» снимался почти в той последовательности, как были расположены эпизоды в самом фильме. Смерть каждого героя означала, что он закончил съемочные дни и должен был уезжать. Каждый такой эпизод вызывал еще какое-то добавочное сожаление о том, что мы на время должны были расстаться с другом.

Естественно, что играющий режиссер – всегда пример на съемочной площадке. Но его актерское лидерство подкреплялось не только авторитетом режиссера, а его истинным актерским даром. Он никогда не подчеркивал свое преимущество, никогда не требовал особого уважения к себе, ни в чем не щадил себя, репетировал всегда с полной отдачей, захватывал своей эмоциональностью, заражая нас сиюминутной готовностью.

Мы порою забывали, что он режиссер. Это была настоящая эскадрилья. Он – командир, мы – солдаты… В фильме есть эпизод – отдых эскадрильи. В этом эпизоде были заняты почти все участники фильма. Длинная панорама захватывает всех летчиков: кто письмо пишет домой, кто моется, кто рассматривает карту, кто наигрывает на баяне… Эпизод репетировался долго. Среди всех нас расхаживал командир «поющей» эскадрильи, наш «маэстро». Репетиция шла вяло. Леонид Федорович был недоволен, ему чего-то недоставало. Наконец он сказал: «Давайте снимать». Пошли напряженные минуты съемки. Камера шла за Леонидом Федоровичем, и пошел он совсем другой, с присущим ему сочетанием грусти с бодростью. Он подошел к одному из нас, который старался стать на руки, остановился, внимательно смотрел на его тщетное страдание, улыбнулся, отодвинул его в сторону, сделал какой-то головокружительный кульбит, похлопал его по плечу и пошел дальше. Этого он на репетиции не делал. А сейчас сделал с такой легкостью и с таким азартом, что мы все мгновенно подтянулись, все ожили. И так было всегда. Наш «маэстро» всегда готовил какие-то «сюрпризы».

Сейчас, когда прошло столько времени, я снова смотрю этот фильм, и когда вижу Леонида Федоровича, которого уже нет, все воспоминания, которые скрыты за каждым эпизодом, приобретают другой оттенок, другую значимость. Искренне сожалею, что по своей беспечной молодости не вел дневников. Не записывал все те мелочи, все мгновения судьбою дарованной мне этой встречи… Из моей жизни ушел человек, который мне дарил светлую надежду и веру в себя и во все прекрасное».

Евгения Симонова после окончания первого курса Щукинского училища приехала на первые в своей жизни кинопробы в Киев тайком от педагогов и однокурсников и очень волновалась. «Леонида Федоровича я увидела перед входом в киностудию, на ступеньках, – вспоминает она. – Вокруг было очень красиво, цвели яблони в замечательном Довженковском саду. А передо мной стоял человек с таким знакомым и таким неповторимо добрым лицом, что я тут же успокоилась, и это спокойствие, даже какое-то умиротворение не покидало меня во время общения с Быковым. Я была утверждена на роль летчицы Маши, и хотя в фильме роль у меня маленькая, всего одиннадцать слов, я считаю ее своим настоящим началом, а Леонида Федоровича – крестным отцом в кино…

Снимаясь в фильме «В бой идут одни «старики» и наблюдая удивительные отношения между режиссером и группой, режиссером и актером, я думала, что в кино только так и бывает, только такие прекрасные и чистые люди здесь работают. Потом, позже, я поняла, что это был подарок судьбы, что это огромная редкость – такой режиссер и такая атмосфера, такой кристальной честности и порядочности человек, каким был Быков. И в моей жизни было много грустного, и трудного, и мучительного в работе в кино, но память о моем радостном начале у Леонида Федоровича, как о счастливом детстве, помогала мне.

Я помню первую в моей жизни премьеру в Доме кино. Мы стояли на сцене: Быков, автор сценария и я (никто больше не смог приехать). И Быков сказал про меня:

– Вот стоит перед вами девочка, студентка второго курса, ее еще никто не знает, но вот увидите – у нее будет большое будущее, я в это верю!

Его вера и благословение были со мной всегда».

Ольга Матешко (Зоя): «Мой образ складывался из простых вещей. Из сценария и глаз Леонида Федоровича. Сам Быков вообще не любил репетировать, не любил много дублей. На самом-то деле фильм «В бой идут одни «старики» снят практически с одного дубля. А второй дубль делали только для операторов. Я очень люблю эту картину. И очень часто покупаю кассету. И она у меня постоянно исчезает. Просто, по всей видимости, у этого фильма есть свойство не держаться у меня дома… В памяти со съемок «Стариков» осталось только хорошее: у нас никогда не было недомолвок, не было дрязг, ссор. Так и получилось: картина, снятая с одного дубля, уже многие годы смотрится на одном дыхании».

Интересен рассказ Ольги Матешко о съемках двух ключевых сцен фильма: «Танцевать я умею – так я считала. А тут выясняется – нет. Я расстроилась. Смотрю, и Женя Симонова в недоумении – на завтра назначена репетиция сцены «Вечеринка». Нас должны… учить танцевать.

Я понимала, что в этой сцене мы должны танцевать так, как танцевали бы ребята военных лет – ведь многие из них были совсем детьми и не знали, не успели узнать этой премудрой науки. Но как этому можно научить?

На репетицию пришли все задолго до начала. Включили музыку: «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…» Танго. Мы с Женей пытались вжиться в эту знойную мелодию – двигались медленно и расслабленно. Ждали учителя танцев. А его все не было. Стали посматривать на часы. Почему он опаздывает? Неужели не знает, что к Быкову не опаздывают – ни на съемку, ни на репетицию?!

Вдруг: «Внимание, репетиция! – Леонид Федорович подходит ко мне… – Разрешите?»

И мы пошли… Кто говорил вчера, что я не умею танцевать? Сегодня мне так легко, с моим партнером! Проделывая все движения довоенного танго, каждой клеткой своей я ощутила Зою Молчанову в эти мгновенья – как замерло ее сердце при звуках музыки, как хотелось ей сейчас танцевать и… нравиться комэску. В тягучей мелодии «Утомленного солнца» я ощутила другой пульс, другую энергию. Ведь рядом был человек, который трансформировал эту энергию… Рядом был он – актер, которого я знала и любила; режиссер, которого я слегка побаивалась, при котором всегда хотелось быть в форме; человек, который одним взглядом добрых глаз своих заставлял внутренне собраться – мой первый и единственный, неожиданный учитель танцев…

В пустом студийном коридоре мы все – и «желторотики», и «старики», и гости – летчицы с самолета «У-2» повторяли движения за Леонидом Федоровичем в такт уже органично вошедшей в нас мелодии танго. Мы танцевали самозабвенно, мы забыли, что время репетиции истекло, мы сознательно продлевали мгновенья радости и вдохновения. Мы знали уже, как будем вести себя в кадре, хотя никаких словесных объяснений по сцене режиссер нам еще не давал.

Мы любовались его манерой держаться, в которой органично сочетались чувство собственного достоинства и подкупающая любого искренность и простота, его неповторимой пластикой, его какой-то светлой красотой…

Я посмотрела на наших актеров, все распрямились, глаза заблестели – ну, какие же красавцы в этой «второй поющей»! Ну как тут не влюбиться?!

Помните сцену прощания летчиц с хозяевами аэродрома? Сумерки, белеют березы вдали, проселочная дорога вьется узкой лентой… и по ней идут они – Зоя и Маша, Титаренко и Ермаков, ребята из первой и второй эскадрилий.

Не знаю, удалось ли мне донести до зрителя состояние Зои в тот вечер: ей было грустно расставаться с этими необыкновенными людьми, она была смущена от внезапно возникшего в ней чувства к комэску Титаренко, старалась скрыть его и потому так залихватски протянула на прощание обе руки в разные стороны – Титаренко и Ермакову. А ведь Алексей не мог не понимать этого и потому, будучи сам смущенным, так же бесшабашно сказал: «Ему – так левую!» Зое понятен был этот упрек, но ответить на него она не могла, поэтому просто отвернулась, наверное, пряча слезы…

Когда мы снимали эту сцену, я думала почему-то о том удивительном дне репетиции «Вечеринки», когда Леонид Федорович учил нас танцевать…

Мы многому научились у Леонида Федоровича Быкова, но прежде всего – дружбе. Той дружбе, которая озаряет, как молния, но истинный смысл которой, начинаешь понимать потом, спустя годы…»

«Быков искал молодых артистов 18 – 20 лет, – вспоминает Александр Немченко, исполнивший роль Ивана Федоровича. – Пришел к нам на актерский факультет и сказал: «Мне нужны люди, которые умеют петь, играть на музыкальных инструментах, и те, у кого вместе с аппендицитом не ампутировали чувство юмора». Я спел «Червону руту», но, чувствую, что ему не нравится. Леонид Федорович говорит: «Фильм о войне, спой что-нибудь из песен того времени». А у меня ступор – ничего не могу вспомнить. Ну, я и выдаю: «Наплевать, наплевать – надоело воевать». Он: «Немного не в тему, но мне подходит…»

Вилорий Пащенко (Воробей): «Быков поручил мне сыграть роль старшего лейтенанта Воробьева, зная, что я умею играть на многих инструментах и пою. Началась работа. Снимать фильм было очень трудно. Но Быков сумел влюбить нас в будущих героев – «желторотиков», как любовно называл их Леонид Федорович. Он сам чувствовал каждую роль и все время помогал нам, молодым актерам».

Рустам Сагдуллаев (Ромео): «В «Старики» меня Радик Нахапетов «продал». Так у нас по-киношному говорят. Он пересекся с Быковым на фестивале и тот попросил найти ему актера-узбека. Вскоре в Ташкент приехал второй режиссер Владимир Чернолих и прямиком ко мне, в театральный институт. А в то время я снимался в фильме «Мой добрый человек» у моего крестного отца в кино Равиля Батырова. Поражаюсь его мудрости до сих пор. Ведь у режиссеров есть неписаный закон: своих актеров не отдавать. Особенно во время съемок. А в тот момент он сказал: «Ну, раз моего актера приглашает Студия имени Довженко, то я его отпускаю».

Кстати, в фильме «В бой идут одни «старики» есть несколько кадров, где я в шлемофоне. Это была маленькая хитрость. По сюжету фильма Батырова «Мой добрый человек» у меня были длинные волосы, и поэтому на съемках в «Стариках» приходилось надевать головной убор, чтобы их прикрыть. А когда закончили работать с Батыровым, прическу привели в порядок, и я уже снимался с открытой головой…»

Виктор Мирошниченко (комполка): «Помню, работал я в Черниговском драматическом театре. И вдруг телеграмма – приглашение на кинопробы в Киев, к Быкову, в «Старики». Приехал. Не могу унять волнения. Читаю сценарий. По роли – я сибиряк, с эдаким широким характером, с характерной речью… Забоялся я, откровенно признаюсь. Впервые за годы работы в кино такое несоответствие между мной и характером моего персонажа.

– Не потяну, – сообщил я Леониду Федоровичу с горьким облегчением. – Никак не смогу я с сибирским колоритом…

– А ты, Витя, не волнуйся. Раскрепостись и давай с черниговским колоритом!..»

Судьба актеров после фильма сложилась по-разному…

Ольга Матешко, окончив ВГИК, вышла замуж за оператора Итыгилова, вместе с мужем работала на студии им. Довженко. Осталась одна, когда муж умер, облучившись во время съемок Чернобыльской аварии. В 1994 году в составе делегации от Союза кинематографистов поехала в Америку и осталась. Преподавала в Свято-Сергиевской академии на Манхэттене, работала на телеканале для украинских эмигрантов. В настоящее время вернулась, трудится на телевидении, снова снимается, в частности в работах своего брата-режиссера Анатолия Матешко (того самого, который отказался от роли Смуглянки) и сына – Александра Итыгилова-младшего.

Евгения Симонова стала известной актрисой. Ее судьба сложилась наиболее счастливо из всех актеров фильма. В 1976 году, после окончания Театрального училища им. Б. В. Щукина была приглашена в Московский академический театр им. Вл. Маяковского. Снялась более чем в 60 фильмах. Была дважды замужем – за актером Александром Кайдановским и режиссером Андреем Эшпаем. В браке с каждым имела по дочери. Зоя Кайдановская стала актрисой.

Владимир Талашко после окончания института в 1972 году пришел актером на Киностудию им. Довженко, много и успешно снимался. Организовал Фонд Леонида Быкова, который за 6 лет своего существования совершил немало славных дел, но по настоянию семьи Быкова был закрыт. Одно время сотрудничал с украинским телевидением, вел программы «Будем жить!» и «Полевая почта памяти», посвященные ветеранам труда, войны и Чернобыля. Последние 15 лет преподает актерское мастерство и возглавляет курс кинотелережиссеров и телеведущих в Киевском университете театра, кино и телевидения имени И.К. Карпенко-Карого, который сам некогда окончил.

Сергей Подгорный, по сути, так и остался актером одной роли. В 1976 году окончил КГИТИ им. И.К. Карпенко-Карого, работал на Киностудии имени Довженко. Давно не снимается. Сейчас живет в поселке Буча в 50 км от Киева.

Рустам Сагдуллаев после окончания в 1975 году Ташкентского театрально-художественного института им. А.Н.Островского стал актером киностудии «Узбекфильм». Снимается до сих пор. В 1984 году в качестве режиссера дебютировал в фильме «Останься». В 2001-м на собственной студии «Равшан-фильм», созданной специально под этот проект и названной в честь его сына, снял телесериал «Слепые», в котором выступил в качестве режиссера, продюсера, соавтора сценария и исполнителя главной роли.

Сергей Иванов после окончания КГИТИ им. И.К. Карпенко-Карого в 1972 году, работал на Студии им. Довженко. Какое-то время был внештатным советником по культуре министра финансов Украины. В конце 1990-х годов работал на телевидении. Задумал сериал о замках Западной Украины, но успел снять только один фильм… В личной жизни все тоже было не гладко. Рано женился. Пока снимался у Быкова, жена-балерина от него ушла. Через несколько лет встретил Ирину, по профессии бухгалтера, и долгие годы был счастлив в браке. 15 января 2000 года, в возрасте 49 лет, умер от обширнейшего инфаркта. Любимого артиста хоронил весь Киев. Покоится на Байковом кладбище, недалеко от Маэстро.

Надо сказать, что с каждым годом участников съемок остается все меньше. Из основного актерского состава фильма, со слов Владимира Дмитриевича Талашко, на сегодняшний день живы: Евгения Симонова, Ольга Матешко, Сергей Подгорный, Рустам Сагдуллаев (в Узбекистане), Вилорий Пащенко (в Киеве), Вано Янтбелидзе (в Грузии), Александр Немченко (живет в Виннице), Леонид Марченко (в Киеве).

Поклонники фильма обнаружили в нем некое мистическое звучание. Вот как рассказывает об этом Рустам Сагдуллаев: «Это парадокс – все те актеры, которые остались живые на экране, сейчас уже умерли. И все те, кто погиб в фильме по сценарию – все живые. Вот «Смуглянка» – живой, «Ромео» – живой, Ольга Матешко, Маша… Причем, есть еще один мистический момент. Вспомните, когда Быков идет сообщить жене моего героя, что «Ромео» погиб, они идут в таком порядке: первым – Титаренко, вторым – Макарыч, а третьим – «Кузнечик». Идут, не оборачиваясь. Словно уходят навсегда. Вот в этом порядке они и распрощались с жизнью…

Провожать каждого из них было невыносимо тяжело. Помню, как мы Быкова хоронили. Какое скопление народа! А когда гроб подняли, понесли к могиле, грянули «Смуглянку»… три слова только смогли вымолвить, и слезы к горлу подкатили… не смогли продолжить. Макарыч потом ушел. Потом рядом с Быковым похоронили и Иванова – «Кузнечика». Его могила прямо напротив Леонида Федоровича. Вот Быков, вот дорожка, и вот – «Кузнечик»…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.