Тайна третья ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ

Тайна третья

ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ

Итак, Брежнев прогнал Семичастного, главного ниспровергателя Хрущева, и тем самим оставил «безоружным» своего основного соперника – Шелепина, «Железного Шурика». Но торжествовать рано! Надо подумать о новом хозяине Лубянского ведомства, и подумать крепко. Кто же? Кому доверить «шит и меч» Партии и ее Генсека?

Конечно, не Семе Цвигуну, ближайшему корешу Брежнева по Молдавии, – при нем он был уже замом председателя КГБ республики, а затем побывал во главе этой системы в Таджикистане и Азербайджане. Ну, Баку – это в номенклатурном смысле довольно «близко» от Москвы, но… Семичастному он сменщиком не стал. Был и другой достойный кандидат – Георгий Цинев, приятель Брежнева с молодых лет по Днепродзержинску, свойственник его по супруге, женаты на сестрах. В годы войны – армейский политработник, а после свержения Берии направлен Хрущевым (не Брежневым) в центральный аппарат КГБ. Казалось бы, опыт большой и рядом уже, но… тоже нет.

Почему же? Присмотримся к составу партийной верхушки того решающего для Андропова 1967 года. В составе Политбюро, избранного на Пленуме ЦК в апреле 1966-го, у Брежнева имелось немало недоброжелателей (не станем употреблять тут слово «враги», ибо в политике оно приобретает сугубо идейно-политический смысл, а весь партареопаг ни политической, ни идейной развитостью не отличался). Это сторонники осторожной просталинской линии Г. Воронов, Д. Полянский, К. Мазуров, А. Шелепин. Давние члены верхушки А. Косыгин, Н. Подгорный, М. Суслов на первую роль никогда не покушались, но были «сами по себе». Поддерживали Брежнева «молодые» П. Шелест, В. Гришин, Ш. Рашидов, Д. Устинов, В. Щербицкий, но они были еще малоавторитетны в партгосаппарате и стране в целом. В этих условиях направить на один из важнейших постов своего прямого ставленника осторожный Брежнев даже не попытался.

Но отчего же Андропов – «человек со стороны»? А именно потому, что «со стороны». Не выходец из Днепропетровска или Молдавии, но и с брежневским соперником Шелепиным и его обширным кругом связей никогда не имел. Наконец, он и для Лубянки – человек новый, волей-неволей ему долго придется держаться там осторожно и повнимательнее оглядываться на начальство. А начальником его при распределении обязанностей в Политбюро стал сам Генсек: он всю свою оставшуюся руководящую жизнь непосредственно «курировал» эти самые «органы». Что бы ни болтали после, но старик в своем деле разбирался нехудо…

Напомним, что непосредственным начальником и покровителем Андропова был тогда Б. Пономарев, Секретарь ЦК, опекавший все вопросы внешнепартийных отношений; о его давних и сложных коминтерновских связях уже говорилось. Добрая половина дел КГБ – за кордоном, в темном клубке международных спецслужб, густо оплетенных масонскими нитями, тут без коминтерновского наследства долго не протянешь.

Подчеркнем, чтобы более не возвращаться к этой важной теме, что отношения между Брежневым и Андроповым были строго служебными. Никаких чаепитий, общих пребываний на отдыхе, ничего тут не было и в помине. Появился недавно весьма осведомленный свидетель – Юрий Чурбанов, продиктовавший очень откровенную книжку воспоминаний. Неплохо я знал в свое время Юру, работали в одной редколлегии. Понимаю, что навесили потом на него множество лишних грехов, а парень был он простецкий и преданно любил, обожал даже, своего тестя. Человек с психологией, да и биографией типичного денщика, он отчетливо запоминал бытовые свойства хозяина, мало что понимая в политической сути его дел. Тем эти воспоминания и ценны.

Вот описываются охотничьи проказы Леонида Ильича, отрывок столь забавен и вместе с тем выразителен, что его нельзя не воспроизвести:

«Возвращаясь с охоты в хорошем расположении духа, Леонид Ильич всегда говорил начальнику охраны: «Этот кусочек кабанятины отправить Косте (Черненко), вот этот – Юрию Владимировичу, этот – Устинову». Потом, когда фельдсвязь уже должна была бы до них донестись, брал трубку и звонил. «Ну, как, ты получил?» – «Получил». Тут Леонид Ильич с гордостью рассказывал, как он этого кабана убивал, как он его выслеживал, какой был кабан и сколько он весил. Настроение поднималось еще больше, те, в свою очередь, благодарили его за внимание, а Леонид Ильич в ответ рекомендовал приготовить кабана так, как это всегда делает Виктория Петровна».

Эти добродушные шуточки с кабаньими шматками – едва ли не единственная интимность, которая известна в отношениях Брежнева и Андропова. Нет никаких данных, чтобы между ними возникали какие-то душевные отношения, как это водилось у Леонида Ильича с Устиновым, Щелоковым и тем паче с верным «Костей». Так что «кабаньи шуточки» с пожеланием кулинарных рецептов от супруги – пустячки, игра; пожилой Генсек до конца дней оставался хитер и осмотрителен.

К Андропову он всегда относился с подозрением (и, как увидим, не зря). Это отчетливо просматривается в его действиях. Андропов коронуется на Лубянке 19 мая 1967 года. Его, как положено, освобождают от поста Секретаря ЦК по соцстранам, но уже на следующем пленуме он входит кандидатом в члены Политбюро – всем давали ясно понять, что это не только личное повышение самого Андропова, но и престижа его ведомства: после Берии уже полтора десятилетия шефы «органов» в Политбюро не заседали.

Все вроде бы шло успешно для новой карьеры Юрия Владимировича. Но… уже в ноябре у него появляется первый зам, второе лицо в ведомстве – многоопытный в сыскных делах Цвигун, доверенное лицо Генсека. С июня 1970-го должностью «простого» зампреда назначается Цинев, в его ведение входила разведка.

Но третий случай в этом ряду особенно характерен. В июне 1950-го закончил Днепропетровский металлургический институт молодой коммунист, скромный участник войны Виктор Чебриков. Получил назначение поначалу самое скромное – рядовым инженером на завод, но прослужил, он в этом состоянии лишь несколько месяцев, а затем перешел на партийную работу. Карьера была стремительна: уже в 61-м становится первым секретарем огромного промышленного города Днепропетровска (всего-то в тридцать восемь лет, явно не без покровительства!), а в 67-м – вторым секретарем обкома (три миллиона подданных!).

Брежнева перевели из Днепропетровска в Кишинев в июле 1950-го, вряд ли он мог знать способного студента Витю Чебрикова, но Леонид Ильич через своих многочисленных наследников-земляков внимательно следил за кадрами любимой епархии и охотно выдвигал их – примеров тому множество. Так вот его взор (а только он и решал подобные вопросы) остановился на перспективном партработнике Чебрикове: того примерно в одну пору с Андроповым переводят на Лубянку, где он делается начальником Управления кадров.

Не станем преувеличивать: в КГБ, как и в любом советском учреждении, отдел кадров – контора второстепенная, но… уже в сентябре следующего года он делается еще одним замом Андропова (по внутренним вопросам). Итак, не успев оглядеться на новом месте, Андропов оказался окруженным частоколом коренных брежневцев, которые своей карьерой целиком были обязаны «хозяину». Так «человек со стороны» оказался на Лубянке под присмотром сразу с трех сторон. Оценим осторожную предусмотрительность Леонида Ильича, позже она принесла ему важные результаты.

Правда, Андропов получил и приятное известие: руками Брежнева (ну, тот делал приятное прежде всего самому себе) 27 сентября 1967 года на Пленуме ЦК был изгнан из Секретариата Шелепин. Теперь уже он не имел никакой возможности вмешиваться в оперативные дела Андропова, а вскоре неудачливого властолюбца окончательно задвинули во второстепенное ведомство, в разнесчастные советские профсоюзы, бесправные до неприличия. Для кадрового партработника это не могло не стать подлинным унижением. Там Шелепин успокоился до пенсии, на которой пребывал до самой кончины в 1994 году.

Любой гражданин Советского Союза, живший в то время, может твердо засвидетельствовать, что на большинство народа назначение Андропова на Лубянку не произвело никакого впечатления. К Шелепину-то не успели привыкнуть, к Семичастному тоже, а тут еще вдруг Андропов, которого вообще никто не знал, не ведал. Автор может также засвидетельствовать, что в молодой русской интеллигенции, которая имела все основания интересоваться положением в «органах», нового начальника КГБ восприняли так же: какой-то партчиновник…

Однако в иных, куда более узких, зато значительно более осведомленных кругах это событие восприняли совсем по-иному. Небезызвестный Рой Медведев недавно вспоминал об этом:

«Хорошо помню, что смещение Семичастного и назначение Андропова вызвало тогда в кругах интеллигенции, и особенно среди диссидентов, положительные отклики и предсказания. Об Андропове говорили как об умном, интеллигентном и трезвомыслящем человеке. Его не считали сталинистом. Некоторые из известных тогда диссидентов предполагали, что назначение Андропова ослабит репрессии среди инакомыслящих, заметно возросшие в 1966 году и начале 1967 года. Именно тогда по инициативе КГБ в Уголовный кодекс РСФСР (и, соответственно, других республик) была внесена новая статья – 190(1), в которой предусматривалась уголовная ответственность «за распространение ложных и клеветнических сведений, порочащих советский государственный и общественный строй». Хотя наказания по новой статье были не столь суровы, как по статье 70 УК РСФСР».

Да, в ограниченных и вполне определенных кругах приход Андропова был воспринят положительно: «сталиниста» Семичастного сменил «интеллигент» (повторим, называть Андропова этим почтенным в России словом нет никаких оснований, если не считать очков, лысины и левантийской внешности). Но некая часть интеллигенции без кавычек изначально сочувствовала интеллигенту в кавычках. Любопытны тут заметки известного писателя Юлиана Семенова (его «девичья» фамилия, впрочем, Ляндрес, сын журналиста-интернационалиста):

«Андропов читал роман, посмотрел фильм и хотел познакомиться со мной поближе. «Вы бы ко мне не зашли? У нас есть два входа: один для сотрудников и другой с площади. Вы в какой хотите?» Я говорю: конечно, с площади! А когда я пришел, он посмеялся: «Академик Харитон, наш ядерщик, тоже все с первого подъезда заходит». Первое, о чем я его спросил, когда вошел к нему в кабинет: можно ли посмотреть, что лежит на столе у Председателя КГБ? Он перевернул несколько листков – смотрите. А смотреть не на что. Я говорю: мне бы архивы ваши… Он подумал и сказал: «Вы знаете, раз уж я стал Председателем КГБ, то мне пришлось о вас узнать… Ну зачем вам носить в голове государственные секреты? Вы сепаратны, живете сами по себе, связывают с семьей вас только дети, вы любите застолья, много путешествуете… Зачем архивы? Вам достаточно воображения и того, что вы читаете по-английски, испански, немецки». И он, кстати, натолкнул меня на идею «Семнадцати мгновений весны».

Или вот характерно в той же связи свидетельство бывшего советского дипломата О.А. Трояновского, деятеля вполне либерального. «Андропов любил мыслить аллегориями, – вспоминает Трояновский, – и обладал чувством юмора. Он почти наизусть знал Ильфа и Петрова, любил цитировать их, а иногда и сам не прочь был подшутить. Вскоре после того, как его назначили Председателем КГБ, он позвонил мне и говорит: Олег Александрович, куда вы исчезли? Приезжайте к нам, посадим вас (на слове «посадим» он сделал многозначительную паузу)… напоим чаем».

Отметим характернейшую особенность, отмеченную проницательным дипломатом, – знание наизусть главой КГБ сочинений Ильфа и Петрова. Не надо объяснять любому образованному читателю, что это есть характерный признак еврейского интеллигента, в кавычках или без них. Вкусы Андропова, как видим, вполне определенны и определимы.

И совсем уж трогательную историю о либерализме хозяина Лубянки в области культуры вспомнил тот же Рой Медведев. Речь идет об Эрнсте Неизвестном, скульпторе-модернисте, чьи произведения в России никакого успеха не имели и не имеют. Он давно уехал с израильской визой и обосновался в Соединенных Штатах. Читаем:

«Как ни печально, эта ненависть исходила в первую очередь не от властей, а от коллег-скульпторов, работавших совсем в другом стиле; образцом их творчества может служить мемориал в Ульяновске, созданный к 100-летию со дня рождения В.И. Ленина, или мемориальный комплекс в Киеве, посвященный победе в Великой Отечественной войне. Эрнст Неизвестный решил покинуть СССР. Однако ему нужно было увезти с собой и многотонные скульптуры, заготовки, огромный художественный архив, для чего требовалось зафрахтовать специальный самолет. Неизвестному всячески мешали, даже за его собственные скульптуры, которые не разрешали выставлять ни на одной выставке, теперь требовали от автора заплатить огромную пошлину. По свидетельству скульптора, в конечном счете именно Андропов помог ему выехать за границу. Понимая, какого крупного художника теряет страна, Юрий Владимирович даже пытался сохранить за Неизвестным советское гражданство, и только по настоянию Суслова у него был отобран советский паспорт».

Заключим сюжет «Андропов – либеральная интеллигенция» впечатляющим свидетельством: последний пресс-секретарь Горбачева Андрей Грачев, многие годы работавший в аппарате ЦК КПСС, писал: «По ряду личных качеств Андропов и впрямь лучше подходил для «работы» с интеллигенцией, чем такие «профессиональные» идеологи, как Суслов, Зимянин или заведовавшие отделом культуры ЦК Петр Демичев и Василий Шауро, не имевшие авторитета в творческой среде люди, отслуживавшие свой должностной срок в кабинетах и президиумах торжественных собраний и игравшие, в сущности, роль идеологических надзирателей, «комиссаров», приставленных к несознательным деятелям искусства… Напротив, Андропов даже в роли хозяина зловещего КГБ внушал интеллигенции наряду со страхом и определенное уважение масштабностью личности, трезвостью и откровенностью суждений, а также репутацией аскетичного ригориста. В чем-то, по-видимому, Андропову даже помогала его малопочтенная должность: Председателю КГБ не было нужды опускаться до примитивной демагогии, без чего не могли обойтись из-за служебных обязанностей идеологические руководители ЦК. Он мог позволить себе вести себя прямее и честнее, хотя явно жестче и суровее своих собратьев по Старой площади. Нельзя, конечно, сбрасывать со счетов и традиционную зачарованность сильными, тираническими личностями, угодливую готовность поддаться их гипнозу и раболепие, увы, столь распространенное среди российских интеллектуалов».

Итак, к июлю столь удачного для него 1967 года Андропов стал во главе столь важного для страны ведомства. Нет сомнений, что первым документом, с которым ознакомился новый шеф Лубянки, было «Положение о КГБ при СМ СССР», которое было утверждено Президиумом ЦК КПСС и введено в действие постановлением СМ в январе 1959 года и которое продолжало действовать до середины 1991 года. Это был большой, но совершенно секретный документ, который даже в КГБ читали только его высшие руководители. Место КГБ в политической системе СССР определялось здесь следующим образом: «Комитет государственной безопасности при Совете Министров СССР и его органы на местах являются политическими органами, осуществляющими мероприятия Центрального Комитета партии и Правительства по защите социалистического государства от посягательств со стороны внешних и внутренних врагов, а также охране государственных границ СССР. Они призваны бдительно следить за тайными происками врагов Советской страны, разоблачать их замыслы, пресекать преступную деятельность империалистических разведок против Советского государства. Комитет государственной безопасности работает под непосредственным руководством и контролем Центрального Комитета КПСС».

Нынешний читатель справедливо изумится: а что тут такого особо уж секретного? И секретного вообще? Ничего, ответим с полным основанием, и это будет правда. Просто все, что связано было с КГБ, со времен «Железного Феликса» считалось секретным. И не без оснований, если говорить совсем уж всерьез. Впрочем, в данной пустой вроде бы словесности крылся один серьезный и даже глубокий смысл, в чем необходимо разобраться, приступив к осмыслению деятельности Андропова на его новом, и совершенно неожиданном для него, посту.

Суть вот в чем: Андропова и его ближайших присных предупреждали: выше Партии не может быть ничего и никого! Партия (то есть Политбюро и особенно Генсек, выступавшие всегда от имени ЦК КПСС) руководит всем, в том числе и огромным ведомством разведки, контрразведки и политического надзора. Кто этого не понимает, кто своевольничает, того ждет судьба Берии (в худшем случае!) или Семичастного (в случае более или менее лучшем). Видимо, умненькому Юрию Владимировичу эти очень осторожненькие намеки были вполне очевидны. И он их воспринял, как говорилось тогда, «полностью и окончательно».

Как бы то ни было, но Андропов унаследовал огромную империю секретно-политической службы, обладающей грандиозной силой – разведывательной, политической и даже военной. Сколько их было численно, до самых недавних пор было строжайшей тайной, но вот совсем недавно, однако определенно, появились в этой связи относительно более или менее точные данные. По сведениям последнего Председателя КГБ СССР Вадима Бакатина, к началу 1991 года здесь работало 480 тысяч сотрудников. Естественно, речь шла лишь о штатных сотрудниках КГБ. Число внештатных, или секретных, сотрудников, получавших зарплату в других ведомствах, вряд ли поддается точному подсчету, но можно предположить, что общее число людей, связанных теми или иными обязательствами с КГБ, еще в 1967 году достигало миллиона. Это была мощная, богатая, влиятельная и закрытая силовая структура.

Андропов не мог не произвести в КГБ некоторых кадровых перестановок. По свидетельству генерала армии Филиппа Бобкова, проработавшего в органах безопасности 45 лет, положение дел в КГБ к моменту назначения Андропова было «сложным и напряженным… Оно определялось распрями между отдельными группами руководящих работников. Основную группу составляли бывшие партийные работники, пришедшие в органы госбезопасности в 1951 году после ареста Абакумова и занимавшие многие ключевые посты. Они считали себя по прошествии полутора десятков лет профессиональными чекистами и претендовали на ведущее положение. Им не по душе был приход новых людей, в основном из комсомола, дорогу которым на руководящие посты в разведку и контрразведку открыли Шелепин и Семичастный. «Старики» из числа партработников не хотели сдавать позиции… Трудно приходилось профессиональным работникам, хотя они несли в основном всю тяжесть оперативной работы. Как поведет дело новый Председатель? С приходом Андропова на первый план вышли бывшие партработники. Они старались войти в доверие к новому Председателю. Зарекомендовать себя его сторонниками».

Впрочем, так было во всех ведомствах Советского Союза во все времена. И в спецслужбы, и на советскую и профсоюзную деятельность, и даже на руководство народным хозяйством и уж, конечно, в культурной сфере ставились в первую очередь выходцы из партийного аппарата. Кстати уж, сам Андропов был именно из таких, и не ему надлежало тут протестовать. Он и не протестовал. Однако, вне сомнений, ценил профессионализм и поддерживать его стремился. Он, безусловно, был способным политиком, а политики умеют ценить профессионалов в любой сфере их деятельности.

Тому есть и любопытное свидетельство осведомленного очевидца. Хорошо знавший Андропова Вячеслав Кеворков пишет в своих мемуарах: «Почему именно Андропов был назначен на пост руководителя госбезопасности, остается загадкой. Если не считать несомненной личной преданности, он не обладал ни одним из необходимых для спецслужб качеств. По складу ума Андропов был рожден масштабным государственным деятелем. Мозг его устроен был наподобие быстро решающего компьютера. О своих достоинствах он догадывался и, нисколько не греша завышенной самооценкой, сознавал свое интеллектуальное превосходство над всеми другими из числа брежневского окружения, включая «самого». Свое назначение на пост главы госбезопасности он расценил как временную карьерную неудачу, с которой оставалось не только смириться, но и попытаться обратить ее в успех, то есть использовать ее как трамплин для прыжка на «самый верх». Этим лишь и можно объяснить его подчеркнутое нежелание вникать в профессиональную сторону деятельности вверенного ему аппарата. Все эти вопросы он с удовольствием передоверял своим заместителям. Сам же продолжал жить жизнью политика, имеющего свою точку зрения по самым различным вопросам. Он прекрасно понимал, что существует лишь один способ реализовать его политические идеи: сделать своим союзником Брежнева, и шел по этому пути весьма успешно. Наибольших результатов он достиг в навязывании Брежневу своей внешнеполитической концепции».

Впрочем, и в кругах профессионалов советских спецслужб Андропова, безусловно, ценили. Об этом свидетельствуют их воспоминания, довольно многочисленные. Отметим, что они писались в ту пору, когда на известной площади, в известном здании еще не была повешена по распоряжению Президента России В.В. Путина известная мемориальная доска…

«В разведке его ценили, – писал бывший начальник ПГУ Леонид Шебаршин, – и он высоко ценил разведку. Ю.В. обладал даром располагать к себе людей своей безыскусной, абсолютно естественной манерой общения. Коллега разговаривал с коллегой. Его интерес к мнению собеседника был искренним, вопросы задавались по делу, по тем проблемам, которые именно в тот момент требовали выяснения. Андропов допускал возражения, не прочь был поспорить и охотно шутил». «Андропов не был недосягаемым, – писал бывший начальник нелегальной разведки КГБ Юрий Дроздов. – Он жил проблемами нелегальной разведки, думал вместе с нами о путях ее развития. Многое, о чем он говорил, мы постарались претворить в жизнь. Он знал, сколь сложно и опасно ремесло разведки. В беседах он вовлекал в разговор всех участников встречи, журил отмалчивающихся, разрешал спорить и не соглашаться с ним. Андропов внимательно следил за ходом нелегальных операций, некоторые знал в деталях. Иногда ему не терпелось узнать что-то новое, но он останавливал себя, подчиняя свои желания условиям связи и строжайшей конспирации».

Деятельность Андропова во главе Лубянки делилась изначально на два направления: внешняя разведка и политические интриги за рубежом, с одной стороны, и внутренняя политика. Так повелось в «органах» со времен «Железного Феликса». Как ни странно, однако это довольно разные сферы, не имеющие меж собой жесткой взаимосвязи. Например, можно было снабжать оружием прокоммунистических повстанцев в Лаосе или Никарагуа – и посылать туда художника Илью Глазунова, полудиссидента, почти «гонимого», а потом устраивать пышные выставки его рисунков в Москве. Ну, тут примеров не счесть.

О личном участии Андропова в таких делах известно очень мало достоверного. Последние годы многие штатные сотрудники «органов» благополучно осели на Западе и выступили с разоблачительными «мемуарами». Правда, там так переплетена правда с ложью, что концов не найдешь, только задохнешься в ядовитой пыли. А архивы по сей день закрыты наглухо. Вот почему мы эту неведомую тему затронем кратко и осторожно.

Во времена, когда Лубянское ведомство возглавлял «царь Андроп», общее административное строение центрального аппарата КГБ СССР выглядело следующим образом (по данным отставного генерала А. Коржакова, опубликованным в октябре 2000 г.):

1-е главное управление (ПГУ)

Разведка. «Элита», «белая кость» – именно так называют сотрудников этой службы по сей день.

2-е главное управление

Контрразведка. Знала все про всех и практически не оставляла шансов для шпионов из других государств.

3-е главное управление

Военная контрразведка. Многочисленная армия особистов. Держала под неусыпным контролем все советские Вооруженные силы.

4-е управление

Контрразведывательная работа на транспорте.

5-е управление (впоследствии было переименовано в управление «З»)

Борьба с идеологической диверсией.

6-е управление

Контрразведывательная работа в сфере экономики. Стояло на страже социалистической собственности и плановой экономики. Раскручивало знаменитые дела «цеховиков», директора Елисеевского магазина, министра внутренних дел Щелокова.

7-е управление

Наружное наблюдение и охрана дипломатического корпуса. Первая функция в комментариях не нуждается. Вторая включала в себя охрану дипломатических представительств. Чекисты, переодетые в милицейскую форму, стерегли посольства стран НАТО. Остальные посольства охранялись обычными милиционерами.

8-е управление

Шифровально-дешифровальное.

9-е управление

Охрана руководства страны (позже переименовано в Управление охраны руководителей).

Управление «ОП»

Борьба с организованной преступностью (было создано, как только в СССР появилось понятие «организованная преступность»).

Управление «СЧ»

Специальные части КГБ.

Главное управление пограничных войск (ГУПВ)

15-е главное управление

Строительство и эксплуатация резервных объектов (бункеров для руководства государства на случай ядерной войны).

16-е управление

Радиоразведка, радиоперехват и дешифровка. Оперативно-техническое управление (ОТУ).

Инспекторское управление

Управление кадров

Военно-медицинское управление

Военно-строительное управление

Управление правительственной связи

Хозяйственное управление

Финансово-плановый отдел

10-й отдел

Учетно-архивный.

12-й отдел

Прослушивание телефонных переговоров и помещений.

Следственный отдел

Мобилизационный отдел

Секретариат КГБ

Юридический отдел

Служба оперативного анализа и информации, или Аналитическое управление

Как видим, система вполне стройная, отработанная десятилетиями, а общем и целом именно так строятся спецслужбы всех крупных и политически активных государств: разведка и контрразведка, наблюдение за вооруженными силами, охрана высших чинов государства, особые средства связи и т.п. Как говорится, все как у людей. Но в андроповском ведомстве появились две новые службы, которые связаны непосредственно с личными устремлениями шефа: это «СЧ» – специальные части и Пятое управление («Пятка», как выражались в просторечии сотрудники КГБ).

Ветеран Управления «СЧ» М. Болтунов рассказал в своих воспоминаниях: «Генерал-лейтенант Алексей Дмитриевич Бесчастнов, начальник 7-го управления КГБ, шел на доклад к Андропову.

Полированный мрамор ступенек, барская плавность ковровой дорожки и кабинеты, кабинеты как часовые – слева, справа.

Бесчастнов шел знакомым коридором. Вот и дверь, за которой сидел когда-то Кобулов, теперь там другой человек – молодой, можно сказать, юный.

… – Алексей Дмитриевич! – кто-то окликнул его.

Обернулся: Володя Крючков, начальник секретариата председателя КГБ. Подошел, поздоровались.

– Ты чего стоишь, как бедный родственник?

– Молодость вспомнил. Знаешь, кто за этими дверями сидел?

– Слышал!

– А я видел… И не дай Бог такого никому другому.

– Вот ты говоришь: мо-о-ло-дость… – протянул со вздохом Крючков и взял его под руку. – В молодости я только и видел Бесчастнова в президиумах.

– Да ну тебя, – отмахнулся Алексей Дмитриевич.

– Нет, серьезно. Что я – всего лишь районный прокурор, а ты – начальник областного управления. Еще какого, Сталинградского. Помню, «Правду» открываю: батюшки! Депутатом Верховного Совета РСФСР в Ленинграде избран Сталин, а в Сталинграде – Бесчастнов.

…Расставшись с Крючковым, Бесчастнов в назначенное время появился в приемной Андропова.

– Юрий Владимирович ждет, – сообщил помощник.

Алексей Дмитриевич вошел. Андропов глянул из-под очков, поднялся из-за стола. Поднялся тяжеловато, но виду не подал. Бесчастнов знал: у Юрия Владимировича больные почки. Впрочем, это не было в комитете ни для кого секретом. Андропов не жаловался, но и не скрывал своих болячек.

Рукопожатие крепкое, взгляд цепкий, несколько ироничный. После смерти Андропова много будут писать о нем. Скажут об уме, работоспособности, интеллигентности, фильм даже снимут, а потом помоями обольют, тысячи грехов понавесят. Бесчастнов все прочтет, все увидит и не удивится. Это ведь в наших российских традициях: лизоблюды страсть как любят отплясывать на гробах своих вчерашних повелителей.

Нет, никто из писавших и снимавших не знал его, Юрия Андропова, и не понял до конца. Кем он был, каким был? А он, Бесчастнов, знал? Знал. Еще с тех пор, когда Алешка Бесчастнов увидел на трибуне Московской комсомольской конференции секретаря Ярославского обкома комсомола Юру Андропова. Задиристо выступал тогда Ярославский секретарь… Сколько раз потом их сводила и разводила судьба. И теперь вот который год вместе.

Так что многое из написанного об Андропове, Бесчастнов хорошо знал, – чушь собачья.

– Здравствуй, Алексей, – председатель КГБ кивнул на кресло у маленького журнального столика, – присаживайся. Что пить будем?

– Если есть право выбора, – усмехнулся Бесчастнов, – то коньяк, Юрий Владимирович.

Очки Андропова лукаво блеснули. Что не позволялось другим, разрешалось Бесчастнову. Алексей Дмитриевич – любимец управления, весельчак, бессменный тамада на совместных торжествах. Так, на юбилее Семена Кузьмича Цвигуна, андроповского первого зама, можно было помереть со скуки. За столом сидели надутые, важные, как на коллегии КГБ или на поминках. А Бесчастнов выручил. Раскачал даже юбиляра, который, приняв рюмку, начал уже подремывать.

…Юрий Владимирович опустился в соседнее кресло.

– Право есть, Алексей, а выбора нет. Либо просто чай, либо чай с молоком.

– И все? – удивился Бесчастнов.

Андропов развел руками.

Подали чай. Помолчали, не спеша прихлебывая крепкий чай. Однако пора было приниматься за дело. Андропов снова стал Андроповым, Председателем КГБ, членом Политбюро, Бесчастнов – его подчиненным, начальником «семерки».

– Вот что, Алексей Дмитриевич, – сказал председатель, – дело нам с тобой предстоит непростое. Новое подразделение надо создать.

«Новое так новое», – подумал про себя Бесчастнов. В ту пору в комитете формировалось немало новых подразделений, и постоянных и временных, для выполнения каких-то частных задач. Не привыкать.

Но Андропов сделал паузу и вопросительно посмотрел на Алексея Дмитриевича. Бесчастнов ждал.

– Подразделение необычное. «Командос». Наши, советские «командос». Догадываешься, зачем?

– Задачи могут быть разные…

– Задача пока одна: противостоять терроризму. Судя по всему, начинается его новый виток – захваты самолетов, убийства заложников, разбойные нападения. Вспомни-ка Мюнхен, Олимпийские игры – сам не хуже моего знаешь. Что там «Черный сентябрь» натворил: настоящая бойня. И хваленая полиция ничего не сделала. А мы разве на другой планете живем? Есть у нас что противопоставить бандитам?

Бесчастнов хотел было ответить, но Андропов не дал.

– Я знаю, что ты скажешь. Когда жареный петух клюнет, соберем ребят, лучших оперативников. Есть у нас и спортсмены, стрелки. Есть! Но знают они, как подойти к самолету, как проникнуть внутрь? Чтоб и заложников освободить, и террористов уничтожить, и самим в живых остаться? А?

Алексей Дмитриевич молчал. Председатель говорил дело. Он сам раньше задумывался над этим. Только ли о самолете речь, а если террористы захватят здание, как штурмовать? А пароход, железнодорожный вагон? Не было еще такого, и слава Богу. Но где гарантия, что и дальше тихо-мирно жить станем.

– Так я тебя еще раз спрашиваю, есть у нас что противопоставить?

Андропов глядел в упор. Он не ждал ответа – отвечал сам.

– Нет, дорогой мой Алексей, нечего. Так, знаешь ли, на уровне любителей, полупрофессионалов. А нам нужны профессионалы высокого класса. Я бы сказал, самого высокого…

Он встал и взял с рабочего стола, видимо, заранее подготовленный журнал.

– Посмотри, ребята из первого главка по моей просьбе принесли.

На открытой странице Бесчастнов увидел большое цветное фото: громадные, гренадерского роста парни в пятнистой маскировочной форме. Они сидели прямо на капоте черного «мерседеса», свесив ноги, положив огромные кулаки на колени, улыбались, уверенные в себе.

– Что, Алексей Дмитриевич, буржуазная пропаганда? – усмехнулся Андропов.

Бесчастнов покачал головой.

– То-то! Западногерманское элитарное подразделение ГСГ-9. Решает задачи по пресечению особо тяжких преступлений, связанных с убийствами, взятием заложников, разбоем. Словом, отлично подготовленные «командос».

Он снял очки, поднес журнал к самому лицу, подслеповато вглядываясь в фигуры бойцов ГСГ-9. Потом резко захлопнул журнал, отбросил.

– Мы что, хуже? Настоящих ребят не найдем? Найдем. В общем, так, Алексей, первый главк поможет. Кое-какие иностранные материалы подбросит. Почитайте, подумайте. И вперед – будем создавать группу, растить своих «командос».

Приказ председателя КГБ Бесчастнов принял к исполнению. Нашлись и материалы. Правда, и в Первом главном управлении их было негусто. Посмотрели, прикинули. Особо не торопились, дело новое, опыта практически никакого. Алексей Дмитриевич нутром чуял, что дополнительных штатов для «командос» не дадут, денег тоже. В общем, еще одна головная боль.

Однако Андропов вскоре напомнил о своем поручении. А начальнику «семерки» и похвалиться нечем, кроме банального: «изучаем», «работаем». И тогда совсем по-иному сверкнули очки председателя…

На следующий день был назначен временно исполняющий обязанности командира группы майор Роберт Петрович Ивон.

С него и началась группа.

– Командира возьми из пограничников, – посоветовал Андропов. – Можно Бубенина с Даманского посмотреть. Герой, парень обстрелянный, смелый…

Алексей Дмитриевич позвонил начальнику погранвойск генералу Матросову, передал разговор с Андроповым.

– Ну, коли в командиры берешь, тогда отдам, – согласился Матросов.

Прилетел Бубенин. Объяснили, что за группа, каковы задачи, цели. В свою очередь присмотрелись к пограничнику. Офицер действительно боевой, со звездой Героя – в ту пору большая редкость. Весь Союз знает, да что там Союз – весь мир. Портреты героев-пограничников с острова Даманский обошли многие газеты и журналы планеты.

Сам Бубенин сомневался, но потом дал согласие. Человек военный: надо, значит, надо.

Правда, через несколько лет он все же напишет рапорт – попросится опять на границу. Что поделаешь, тут как в любви: насильно мил не будешь. А насильно в группу никого не тянули. Она сама, как магнитом, притягивала к себе. Многим хотелось боевой работы.

Наконец утвердили штаты, начался набор. Бесчастнов доложил об этом председателю КГБ. Юрий Владимирович остался доволен. Он верил: рождалось подразделение, которое сможет защитить людей от страшной чумы XX века – терроризма.

В тот день, после доклада, уже собираясь уходить от председателя, Алексей Дмитриевич вдруг вспомнил: а названия-то группе не дали.

– Название? – переспросил Андропов. – Неважно, как мы ее наречем. Важно другое, какой она будет, наша группа. Пусть именуется группой «А».

Так она и вошла в комитетские анналы – суперсекретная антитеррористическая группа «А».

«Альфой» ее назовут в печати после августовского путча 1991 года».

Воспоминания, отрывок из которых только что приведены, написаны уже после падения Советской власти, когда «проклятый КГБ» принято было бранить. Ветеран, как видно, остался принципиален, поэтому ему следует доверять. Видно, что Андропов относился к своим сослуживцам отнюдь не по-солдафонски, что было, к сожалению, характерно для советского генералитета не только в Вооруженных силах, но и в спецслужбах. «Альфа» в дальнейшем пригодилась дальновидному Юрию Владимировичу.

Впрочем, у всех спецслужб есть свои тайные ударные подразделения, которые действуют на грани закона, а то и за гранью его (сошлемся уж тут на популярный голливудский сериал про Никиту, непобедимую даму американской разведки). Но Андропов был политиком незаурядным, и он изобрел иное средство борьбы – упомянутую уже «Пятку». Вот как кратко характеризуется она в издании бывшего генерала ФСБ А. Коржакова:

«5-е УПРАВЛЕНИЕ

Взявшись за руководство КГБ, Андропов уже четко знал, что надо делать. 17 июля 1967 года по его инициативе рождается самое знаменитое 5-е идеологическое управление КГБ. Его создание Андропов мотивировал «наращиванием и активизацией подрывных действий реакционных сил, которые делают ставку на создание антисоветских подпольных трупп, разжигание националистических тенденций, оживление реакционной деятельности церковников и сектантов».

В послании, отправленном Андроповым в ЦК КПСС, говорилось: «Под влиянием чуждой нам идеологии у некоторой части политически незрелых советских граждан, особенно из числа интеллигенции и молодежи, формируются настроения аполитичности и нигилизма, чем могут пользоваться не только заведомо антисоветские элементы, но также политические болтуны и демагоги, толкая таких людей на политически вредные действия».

Начинаются многочисленные аресты диссидентов, писателей и правозащитников. Мнение о КГБ как о самой зловещей структуре на Земле еще больше усиливается.

Командовать «борьбой с демагогами» был брошен секретарь Ставропольского крайкома КПСС Кадашев. Но он с задачей не справился, и его место спустя год с небольшим занял кадровый чекист Филипп Бобков (сейчас Филипп Денисович защищает свободу слова и работает на олигарха Гусинского, являясь неформальным руководителем и координатором службы безопасности группы «МОСТ»).

5-е управление стало стержнем КГБ и его неприглядным фасадом, за которым действительно полезная работа оперативников из остальных подразделений была просто не видна. «Пятерка» держала народ в страхе, а испуганные люди неспособны на революцию».

О деятельности 5-го управления КГБ и его печально знаменитом начальнике генерале Ф.Д. Бобкове будет подробно рассказано далее. Но теперь остановимся на крупнейшем политическом конфликте международного значения, с которым Андропову пришлось вплотную столкнуться вскоре после своего назначения на Лубянку. Речь идет о так называемых «событиях в Чехословакии» 1968 года.

Напомним, Андропов лишь 21 июня 1967-го стал кандидатом в члены Политбюро, вес его в этом решающем органе власти был еще очень невелик, самостоятельной роли он играть не мог и не стал пытаться. В самом же партийном ареопаге ясности по чешским делам не было.

В пользу умеренности и сдержанности выступали А. Косыгин, Н. Подгорный и М. Суслов. В пользу решительных действий против «ревизионистов» из КПЧ, не исключавших и военное вмешательство, выступали А. Кириленко, А. Шелепин, К. Мазуров и особенно украинский лидер П. Шелест. Брежнев колебался, хотя именно он должен был принимать главные решения. Явно в группе «ястребов» находились советские маршалы, а также В. Ульбрихт и В. Гомулка, которые оказывали на Брежнева сильное давление. В целом среди сторонников «решительных мер» находился и Юрий Андропов. Георгий Арбатов позднее писал: «На основании того, что я слышал, могу сказать, что среди сторонников «решительных мер», к сожалению, был и Ю.В. Андропов, у которого после событий в Венгрии в 1956 году сложился определенный синдром нетерпимости, может быть связанный с убежденностью в том, что нерешительность и затяжки ведут к более серьезному кровопролитию». Ну, словечко «к сожалению» есть очевидное либеральничанье задним числом, которое столь характерно для всех политических перевертышей арбатовского толка.

Из недавних публикаций документов Политбюро точка зрения Андропова выглядит совершенно недвусмысленно. 19 июля, выступая против «мягкой» линии А. Косыгина, Председателя Совета министров СССР, Андропов заявил: «Я считаю, что в практическом плане эта встреча мало что даст, и в связи с этим вы зря, Алексей Николаевич, наступаете на меня. Они сейчас борются за свою шкуру, и борются с остервенением… Правые во главе с Дубчеком стоят твердо на своей платформе. И готовимся не только мы, а готовятся и они, и готовятся очень тщательно. Они сейчас готовят рабочий класс, рабочую милицию. Все идет против нас».

«Я хотел бы также ответить т. Андропову, – возражал Косыгин, – я на вас не наступаю, наоборот, наступаете вы. На мой взгляд, они борются не за свою собственную шкуру, они борются за социал-демократическую программу. Вот суть их борьбы. Они борются с остервенением, но за ясные для них цели, чтобы превратить на первых порах Чехословакию в Югославию, а затем что-то похожее на Австрию». Андропова поддержали на этом заседании Устинов, Мазуров и Капитонов. Кроме Мазурова все они были еще кандидатами в члены Политбюро, а Капитонов лишь одним из секретарей ЦК. В задачу Андропова входила информация партийного руководства о взглядах и настроениях населения страны по поводу тех или иных аспектов советской политики. В Информационной записке КГБ в ЦК КПСС от 24 июли 1968 года Андропов сообщал о реакции населения СССР на решения июльского Пленума ЦК о событиях в ЧССР. Пользуясь случаем, Андропов давал в этой записке и свои комментарии. «Существующее положение в Чехословакии, – писал он, – требует немедленного вовлечения рабочего класса и народной милиции в борьбу с антисоциалистическими силами, а при необходимости – и создания рабочих революционных отрядов».

«Силовая» направленность действий против мятежной Чехословакии, разумеется, возобладала на Политбюро, в двадцатых числах августа 1968 года в страну вошли советские танки и войска союзников СССР по Варшавскому договору. Все было кончено.

Свой «либерализм» прозападного толка Андропов приберегал совсем для иных дел…

После истории в Венгрии двенадцать лет назад то был самый сильный кризис «социалистического лагеря». История эта хорошо известна, незачем на нее отвлекаться. Какова роль в событиях «органов» – известно в общем: они вербовали агентов среди оппозиции, выдвигали крикливых провокаторов, устраивали «склады оружия» (ими же созданные), мастерили «дезухи» о скором вторжении в Чехословакию германского бундесвера и даже американских войск и т.п. Словом, занимались тем, что им положено «по штату», чем озабочены их коллеги на Западе в подобных же обстоятельствах. Действия, к примеру, швейцарской или шведской спецслужб (об американских и упоминать не станем) в подобных случаях примерно такие же.

Ну, а сам Андропов? Точно ничего не известно. На Западе писали и пишут, что он в 68-м несколько раз посещал Чехословакию «инкогнито». Смешно. «Тайно» приехать туда лицу такого ранга было бы невозможно, никто из сподвижников Дубчека (и он сам) не сообщил о том в бесчисленных своих воспоминаниях. Нет, Юрий Владимирович не любил личного участия, как сейчас выражаются, в «горячих точках». Он сидел в Москве, столице огромной красной империи, сидел в самом ее центре, никем не видимый и не слышимый. Именно здесь он плел и осторожно распускал свою тайную паутину.

Как уже говорилось, внешние дела своего ведомства Андропов в основном отдавал своим профессионалам-разведчикам и, доверяя им, мало вмешивался в конкретные частности. Иное дело – дела внутренней политики, тут он все старался решать лично, здесь крылись его основные политические интересы, особенно дальние и тайные.

Теперь следует хотя бы кратко оценить последствия «событий в Чехословакии» в смысле их влияния на идейную обстановку в нашей стране. Влияние то было значительным и пока не изучено.

Начнем с предыстории – речь идет о пресловутой «шестидневной войне» в июне 1967 года. Тогда израильская армия полностью разгромила вооруженные силы Египта и Сирии, давних союзников СССР, который оказывал им огромную военную помощь. То был поистине унизительный разгром, к тому же израильтяне понесли ничтожные жертвы. В интеллигенции Советского Союза это вызвало оживленный отклик. В общем интеллигенция тогда еще в массе своей оставалась либеральной, проеврейский «Новый мир» был ее Евангелием. Но даже эта среда была ошарашена поведением своей еврейской части.

…Хорошо помню, как в те летние дни я встретил своего приятеля Владимира Райцеса, специалиста по истории средневековой Франции. Добродушный, веселый человек, он словно преобразился, стал вдруг похож на императора Наполеона с картины Давида! Голова была поднята, глаза горели: «Мы уничтожили столько-то танков и столько-то самолетов, пленных вот столько…». Было отчего удивиться. Пресловутое «двойное гражданство» евреев, которое они всегда упорно отрицали, проявилось вдруг как-то особенно явно. В ходу был анекдот: еврей разговаривает по уличному телефону-автомату, долго говорит, скопился народ, в кабину стали стучать, еврей высовывается и говорит: «Послушайте, когда вы воевали, мы вам не мешали!» Именно с той поры между русской и еврейской частями интеллигенции появилась заметная трещина.

События в Чехословакии следующего года ускорили и обострили эти обстоятельства. Бросалось в глаза громадное число евреев в тогдашнем пражском руководстве (Гольдштюкер, Пеликан и бесчисленные иные). Наша печать давала краткие, но впечатляющие заметки братиславских газет, что центральное телевидение Чехословакии почти полностью посвятило себя еврейским сюжетам и т.п. В 1969 году таких публикаций стало больше и появилась знаменитая книга Юрия Иванова «Осторожно: сионизм». Там в подобающих марксистских выражениях впервые давалось нечто объективное по так называемому «еврейскому вопросу». То была первая книга на этот предмет в Советском Союзе. Значение ее трудно переоценить даже сегодня.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.