ПЕРВЫЙ ПУСК

ПЕРВЫЙ ПУСК

Десять дней шел эшелон бригады особого назначения из Германии в Советский Союз. Наконец через Саратов, Верхний Баскунчак прибыли на станцию Капустин Яр. Родина принимала своих офицеров и солдат не ласково: голая выгоревшая степь, пыль, духота неимоверная. Штабеля досок, выгруженные у насыпи железнодорожного полотна, разобранные немецкие бараки, техника — трактора, машины. Жить, конечно, негде. Вдоль дороги деревянные домики, обмазанные глиной, летние кухни. Однако все они уже заняты теми, кто прибыл раньше ракетчиков. Это и есть Первый Государственный центральный полигон.

Начали ставить палатки, возводить штабные домики. Однако все понимали, впереди зима. А на морозе, в палатках не сладко.

Километрах в тридцати от Капустина Яра большое село Владимировка. Хочешь не хочешь, надо ехать, искать угол для жилья. Юрий нашел дом, где согласились сдать комнату. Правда, хозяева, муж с женой, люди неприятные, но тут уж выбирать не приходится.

К северу от железной дороги, в десятке километров, возводился испытательный стенд для реактивных двигателей. На краю большого обрыва монтировались металлические конструкции, из железобетона сооружался колодец для отвода газов, подземные бункеры для установки аппаратуры. Еще дальше в степи строилась стартовая позиция — бетонная площадка, к которой была проложена дорога. Там же находилось и рабочее место Мажорова — электромашина в капонире и бронеколпак. Все это располагалось метрах в сорока от пускового стола.

Каждое утро офицеры забирались в кузов дежурного «студебеккера», и их везли на рабочее место. Дорога на службу становилась истинным мучением. За машиной поднимались огромные пылевые тучи, и сидящие в кузове превращались в пропитанных грязью чудовищ. Когда офицеры в конце пути спрыгивали с машины, пыль сыпалась с них как мука, а на лице были видны только щелочки глаз да зубы. Бетонка шла от старта к железнодорожной ветке, где стоял спецпоезд и разгружались ракеты. При желании можно было пустить мотодрезину на этом участке. Для людей удобно. Но кто же тоща думал о людях.

Словом, ездить на службу было далеко, неудобно и утомительно. Пришлось найти жилье в Капустном Яре. Жили в маленькой комнатке, в бревенчатом доме. Впрочем, и другие офицеры находились в тех же условиях. Смирницкие, с которыми Мажоровы дружили с Германии, снимали такую же комнатку. Как шутил Юрий, главным достоинством этой комнатки было то, что, не вставая с дивана, можно достать любой предмет обихода, например, книгу с полочки или любимую чашку с подоконника.

Осенью грязь на улицах Капустина Яра была просто фантастической. Толстые пласты пыли под воздействием влаги размокали и превращались в непроходимые топи. Даже обычный переход с одной стороны улицы на другую становился целым приключением. Офицеры едко шутили над своим житьем-бытьем. «Скажи, какой твой любимый город?» — спрашивал один другого. И получал ответ: «Капустин Яр!» «А какая самая любимая песня?» — «Прощай, любимый город».

Однако это были еще не все прелести Яра. Весной выходила из берегов речка Ахтуба, и в конце улицы разливалось обширное озеро, растянувшееся на километры. В начале июня появлялись тучи мошек — гнуса. Они буквально уплотняли воздух и залезали абсолютно всюду — в глаза, нос, рот, уши, под одежду. Правда, через месяц гнус так же неожиданно исчезал, как и возникал.

Несмотря на все трудности и бытовые неудобства, работа по подготовке к первому запуску ракеты шла энергично. Уже в сентябре 1947 года на стартовой позиции появилась настоящая Фау-2. Ракету ставили вертикально на пусковой стол, присоединяли штекеры и начинали проверку цепей и установку приборов.

Приборный отсек Мажорова находился в верхней части ракеты, примерно на высоте шестого этажа многоквартирного дома. Чтобы добраться до него, приходилось карабкаться по выдвижной шаткой пожарной лестнице до верхней точки ракеты. По этой лестнице поднимали монтажный мостик. Он крепился к большому роликовому подшипнику, который надевался на головную часть ракеты. К этому подшипнику на железных прутьях подвешивалась поворотная часть мостика. Собрав все приспособления, Юрий забирался туда, пристегивал карабин для страховки и оставался работать на верхотуре. Пожарная машина уезжала.

В степи все время ветрено, ракету качает, и вместе с ней качался Мажоров. Полбеды, если бы это был детский аттракцион, но там всякий раз предстояло выполнить большой объем работ — снять крышку отсека, поднять наверх источники питания (аккумуляторы и батареи), установить их, проверить функционирование. Иногда приходилось открывать и другие отсеки, где стояли гироскопы и сервоусилители.

После проведения работ Мажоров разбирал мостик и спускал его вниз. При этом действовать следовало максимально осторожно, чтобы не повредить взрыватель головной части. Он ввинчивался в боевую головку и выступал из нее почти на сорок сантиметров.

Надо было думать и о собственной безопасности. В ходе работ на стартовой позиции случилась трагедия. Капитан Киселев на этой же самой высоте, в верхней части ракеты, проверял надежность навесной люльки, изготовленной конструкторами. Он подпрыгнул на ней. Крепление не выдержало, и боевой офицер, прошедший всю войну, упал с высоты двенадцати метров вниз на бетон стартовой площадки. Он скончался в госпитале в тот же день.

О том происшествии, о погибшем товарище Юрий помнил всегда и старался застраховаться от разного рода случайностей.

Выполнив свои обязанности, Мажоров уступал очередь другим. К работе приступали заправщики. Они заправляли ракету спиртом и жидким кислородом. Большинству офицеров не приходилось прежде видеть жидкий кислород, особенно в таких больших количествах. Поначалу, ради шутки, они забавлялись с ним. Наливали в ведро голубоватую жидкость, она начинала бурно кипеть, выделяя холодный конденсат. Если бросить в это ведро окурок, он начинает гореть ослепительно белым светом, а резиновый мячик после соприкосновения с жидким кислородом разлетается на мелкие кусочки, словно стеклянный.

После заправки — следующий этап — отработка автоматики с пультов управления. Тут главным был друг Мажорова, Николай Смирницкий. Он проверял цепь за цепью.

Что греха таить, случались и серьезные сбои, возникали различные технические сложности. Когда впервые стали проводить такие тренировки, то никак не получалось отработать полный цикл. Бортовая схема ракеты была построена так, что при последовательной проверке всех узлов и агрегатов эти самые узлы должны соответствовать норме. При их неисправности происходит размыкание цепи, и все надо начинать сначала.

Такая неприятная ситуация повторялась многократно. Казалось бы, в который раз проверяли отдельно каждый узел. Они были исправны. Но как только объединяли их в единую цепь, тут же происходила остановка.

Большинство офицеров группы имели инженерное образование, достаточный опыт работы, но вот причину найти не могли. Мажоров со своим незавершенным техникумом, конечно, тягаться с ними не мог. Да это и не входило в его обязанности. Но душа болела за общее дело, потому и он решил подключиться к поиску неисправностей.

Внимательно разобрался в общей электросхеме комплекса ракеты и заметил: при установке переключателя пульта в положение «предварительная ступень», включаются одновременно два реле. Но одно из них почему-то замыкает цепь контроля, а другое, наоборот, разрывает ее. Выходит, схемотехники что-то недоглядели.

Мажоров отправился к машине, где размещалась аппаратура. Вскрыл шкаф, в котором стояли реле. Они и вправду были одинаковые, но на одном из них надета медная трубочка. Стало ясно, что «медяшка» должна была сыграть роль тормоза, чтобы включение и выключение не происходило одновременно. Но она почему-то не «тормозила». А вот почему, это уже дело инженеров.

О своих догадках Юрий рассказал Смирницкому. Хлопнув себя по лбу, Николай с уважением посмотрел на Мажорова: «Ты совершенно прав, Юра! Ай да молодец!»

Похвала, безусловно, была приятна. Этот случай поднял его авторитет в глазах инженеров группы. Он же напомнил события недалекого прошлого: родной радиодивизион, вышедший из строя пеленгатор, потуги «зеленого» помпотеха Иванова исправить его, рукопожатие командира…

Вновь со всей остротой встал вопрос: что дальше? За спиной лишь ташкентский радиотехникум, а ему скоро 27 лет. Не хотелось на всю жизнь остаться недоучкой.

Попытался уволиться из армии и уйти на гражданку. Отказали сразу, как говорят, с порога. Тогда Мажоров написал рапорт командиру бригады генералу Тверецкому с просьбой о поступлении в военную академию. Комбриг согласился.

Тем временем Юрия назначили начальником 5-го отделения 1-го управления Государственного центрального полигона. В подчинение дали взвод солдат.

Тренировки продолжались, и вскоре подошло время первого реального пуска ракеты. Подготовкой к этому ответственному мероприятию руководили Королев, Вознесенский, Пилюгин, Черток. Была создана Государственная комиссия, которую возглавил Главный маршал артиллерии Николай Воронов. Человек высокий, крупного телосложения, маршал едва втискивался в бронемашину управления.

Всем членам стартовой команды выдали немецкие кожаные костюмы голубовато-серого цвета и летные шлемы. Коля Смирницкий щеголял в таком костюме. А вот Мажоров, как и многие другие, такой чести не удостоился.

Вокруг старта на удалении триста метров вырыли окопы полного профиля и землянки для руководства. Установили стереотрубы. Первый пуск назначили на середину октября 1947 года. Начальник метеослужбы подполковник Пикус выдал благоприятную сводку погоды.

На рассвете 14 октября все выехали на старт. К 8 часам утра — полная готовность. Не было только одного — погоды. Над полигоном — низкая облачность, сильный ветер с дождем. День прошел в ожидании. Вечером последовала команда «Отбой».

На 15 октября прогноз плохой. Однако с утра небо заголубело, выглянуло солнце, и установилась прекрасная погода. К концу дня объявили готовность на 16 октября. Но горизонт снова обложило тучами. Начальник полигона генерал-лейтенант Василий Иванович Вознюк был вне себя от ярости, он рвал и метал. Генеральские молнии в основном поражали бедного метеоролога Пикуса.

Наконец, 18 октября на небе появились просветы, и офицеры заняли свои места. Мажоров, как и положено, внутри бронированного колпака. Пошли последние секунды перед стартом…

И вот Юрий почувствовал, как все завибрировало, затряслось вокруг. Степь огласилась мощным ревом двигателя. В прорезь бронеколпака он видел, как ракета медленно и плавно поднимается со стартового стола, окутанная пламенем. Чуть качнувшись, она убыстряет вертикальный подъем. Струя газов поднимает огромное облако пыли. Юрий не выдерживает, выскакивает из-под своего колпака. Как завороженный, провожает взглядом ракету. Она уменьшается в размерах, но слышен еще рев двигателя.

Из всех укрытий выскакивают офицеры, ученые, кричат, радуются, поздравляют друг друга. Впервые в истории нашей страны запущена баллистическая ракета. И не важно, что она пока сделана из немецких деталей. Главное, мы все это освоили, овладели и теперь будем самостоятельно двигать вперед отечественное ракетостроение.

Минут через двадцать поступает сообщение: ракета достигла намеченного района и попала в заданный квадрат.

Председатель Госкомиссии маршал Воронов приглашает стартовую группу в бронетранспортер. Поздравляет всех с успехом, отстегивает фляжку, висевшую на поясе. Собственноручно отворачивает крышку и протягивает ее Смирницкому Николай делает несколько глотков и предает ее Трегубу, тот Федорову. Доходит маршальская фляжка и до Юрия Мажорова. Спирт обжигает. Сердце стучит от волнения. А душа поет. Они победили!