30
30
Дабы избежать проблем — вплоть до ареста ретивого автора «Рассказа не утонувшего в море» и закрытия газеты, а также в целях расширения аудитории и респектабельности — владелец газеты «Эль Эспектадор» Габриель Кано и его брат, главный редактор Гильермо Кано, принимают решение: подобно газетам США, Мексики, Аргентины открыть корпункт в Европе и в качестве собкора командировать Гарсия Маркеса.
— Он счастлив будет! — убеждённо завершил совещание редсовета Габриель Кано. — Папа римский Пий XII совсем плох, того гляди преставится. А мы получим из Ватикана репортаж очевидца, из первых рук, а не в шестьдесят шестую очередь от какого-то информационного североамериканского агентства!
О Европе тогда кто только из латиноамериканских литераторов не мечтал! Но Маркес неожиданно для всех запротестовал, «упёрся рогом», как говорят испанцы. Кричал в начальственном кабинете: мол, спасовали перед диктатором, затряслись, решили вытурить его с родины под зад коленом, чтобы не дать закончить журналистское расследование по контрабанде и по поиску сокровищ, зарытых конкистадорами в районе нынешнего Капитолия, куда ведёт подземный ход!..
— Прекрати вопить! — вскочил владелец газеты, опрокинув стакан с ромом и колой на пол. — Я оплачиваю дорогу, проживание, кладу триста баксов в месяц! — Он вышагивал по кабинету, ломтики льда, выпавшие из стакана, гулко хрустели под кожаными подмётками. — Здесь, не исключаю, тебя, как твоего друга-перуанца Вильегаса, ждёт образцовая тюрьма «Модело»! А в старухе-Европе, карахо, у тебя будет возможность увидеть Рим, Венецию, выучить языки, узнать, как настоящие парижские шлюхи делают минет! Надоели твои эскапады, последний раз спрашиваю: едешь или?!
— Еду, — поспешно выговорил Габриель.
Но выйдя из кабинета, опять затвердил, что должен закончить журналистское расследование, которое начал с Хосе Сальгаром, что в Боготе у него масса обязательств, а Европа никуда не денется… Вечером в кафе «Чёрная кошка» его уговаривал ехать и друг Мутис, который чувствовал, что всё это игра и что одной ногой Габо уже за океаном.
— Вспомни завещание мудрого каталонца Рамона Виньеса пожить в Европе! И не валяй дурака. Мне, если честно, разонравились твои невнятные заметки, репортажи о каких-то мясниках, велосипедистах, соковыжимальщиках… Халтура. Сгинешь здесь. А на могильной плите напишут: «Он мог бы, но не стал писателем». Езжай, говорю!..
И ещё уговаривала Мария из барранкильского «Небоскрёба», задержавшаяся в Боготе:
— Счастливый ты, Габо! Всю жизнь мечтала увидеть Монмартр, Елисейские поля, Эйфелеву башню… Не судьба. Пусть сопутствует тебе Господь наш Иисус Христос! Ты веруешь в Него, Габито? В Пресвятую Деву Марию, нашу заступницу?
— Честно говоря, не очень, — признался Габриель.
— Храни тебя Бог, Габриель! Ты станешь великим, о тебе заговорит мир!
Пятнадцатого июля 1955 года, попав в самолёте над Бермудским треугольником в зону жестокой турбулентности и воздушных ям, он молился и Пресвятой Богородице, и Спасителю, и всем святым, хотя помнил лишь начальные фразы и звучные, наиболее эмоциональные обрывки молитв.
Но до этого были проводы в Боготе и потом в Барранкилье. Проводы те Гарсия Маркес запомнил: пели, пили, обнимались, целовались, проклинали, восторгались, спорили, дрались, куда-то ехали, клялись, плясали, пили!.. Лишь самые стойкие из друзей и подруг, выдюжившие штормовые проводы, приехали утром в аэропорт проститься с Габо. Но напрасно ожидали его у стойки регистрации рейса на Париж. В объятиях проститутки третьесортного борделя (по одной из версий) он проспал, и, прыгая на одной ноге, а другой пытаясь попасть в штанину, твердил: «В Париж-то я не попадаю!»
И как не вспомнить в связи с Маркесом великое бетховенское: «Так стучится Судьба»! Ещё неизвестно, где больше мистического, магического, фантастического — в его творчестве или в его жизни. Это ж надо было такому случиться — впервые (также, по одной из версий) за историю перелётов между Южной Америкой и Европой авиалайнер, билет на который лежал в кармане тех самых штанов, в которые не мог попасть будущий классик, по техническим причинам совершил вынужденную посадку в Барранкилье! В той самой, где родители, где хохмачи, откуда блудница Мария, будто специально задержавшаяся в высокогорной Боготе, чтобы Бог лучше услышал её молитвы за Габо…
В Барранкилье проводы были продолжены. Провожали хохмачи, девахи из «Небоскрёба», из дома «У чёрной Эуфемии»: пили, пели болеро, читали стихи…
И провожала скромная тихая девушка по имени Мерседес Ракель Барча Пардо. Которая ждала его уже почти десять лет. Которой он дал слово жениться, когда станет писателем. Дал слово вернуться — иль со щитом, иль на щите. Она ждала его, как Пенелопа Одиссея.