В МОРСКОЙ КОНТРРАЗВЕДКЕ
В МОРСКОЙ КОНТРРАЗВЕДКЕ
Старший лейтенант госбезопасности в отставке Анна Николаевна Сафронова, ветеран военно-морской контрразведки СМЕРШ НКО СССР и 6-го отдела ВКР КГБ СССР.
Люди раскрываются тогда, когда их внимательно слушают. Не даром говорится, что искренность состоит не в том, чтобы говорить всё, что думаешь, а в том, чтобы думать именно о том, что говоришь. Именно так, чисто профессионально, отвечала Анна Николаевна на вопрос о своей жизни в репортерский диктофон. Говорила искренне, не рисуясь.
Послушаем же её, ставшей со временем мадонной СМЕРШа:
— Родилась я на Дону, в селе Стригунки 24 сентября 1919 года, в крестьянской семье. Затем мы переехали в город Белев Тульской области. Там я закончила десять классов местной школы и, решив стать летчицей, подала документы в Ленинградскую военно-воздушную инженерную академию им. К.Е. Ворошилова.
Однако по состоянию здоровья к вступительным экзаменам в неё я допущена не была и решила поступить в железнодорожный институт. Туда не прошла по конкурсу и по рекомендации своего дяди в 1939 году поступила на работу в Гатчинский отдел НКВД. Через некоторое время я была избрана секретарем Гатчинского, а ещё спустя непродолжительное время — членом бюро Ленинградского обкома комсомола. Приходилось много ездить по области, общаться с самыми разными людьми. И эта работа, скажу вам, мне была по душе.
В одной из поездок мой близкий знакомый — начальник Особого отдела базирующейся под Ленинградом авиационной дивизии предложил мне перейти к нему на работу и переехать в Таллинн.
Весну 1941 года я встретила секретарем-шифровальщиком особого отдела Таллиннского военного гарнизона. Подчинялись мы Особому отделу Балтийского флота, значительная часть которого, и в том числе лидер Балтфлота крейсер «Киров», базировались в Таллинне.
22 июня началась Великая Отечественная война.
С первых же дней Таллинн стала бомбить немецкая авиация, которой активно противодействовали стоящие на рейде корабли. Особенно мощно отражал эти атаки крейсер «Киров», от залпов которого сотрясался весь рейд. По ночам это была страшная картина — город горел.
28 августа 1941 года мы получили приказ об эвакуации. Упаковали в металлические шкатулки секретные документы и шифркоды, после чего в порту все сотрудники Особого отдела флота погрузились на плавмастерскую «Серп и Молот». Это было огромное судно, загруженное людьми и военным снаряжением «под завязку».
Отходили под непрерывными бомбежками. Через некоторое время судно получило несколько пробоин, стало крениться и нам пришлось подняться на верхнюю палубу без вещей. С собой в противогазной сумке, я смогла унести только мое любимое крепдешиновое синее платьице с кружевным воротничком.
Весь залив был усеян движущимися под взрывами кораблями. Многометровые фонтаны воды, вспышки разорвавшихся снарядом и мин, разлетающиеся обломки пораженных суденышек. Рядом с нами проходил эсминец с курсантами Фрунзенского военно-морского училища, откуда раздался крик: Нюра, Нюра Казакова, это я, Женя!
Среди курсантов с винтовками на палубе был мой одноклассник по школе Женя Бочаров, с которым мы жили на одной улице.
— Передай родным, что у меня все в порядке! — кричал он, размахивая бескозыркой.
Женю я больше не встречала. Их корабль погиб при переходе, о чем впоследствии я рассказала его маме…
Бомбежки продолжались непрерывно и на второй день. В следующее рядом с нами судно «Верония», на котором находились семьи командиров, попало несколько бомб, оно стало тонуть. Как впоследствии рассказывали очевидцы, в числе других в воде оказалась жена командующего Балтийским флотом адмирала В.Ф.Трибуца. Ее спасла… плавающая мина, за взрыватели которой женщина держалась руками до тех пор, пока не была подобрана моряками с подошедшего тральщика. За время, проведенное в воде, она поседела.
В наш «Серп и Молот» тоже попало несколько бомб, я оказалась в воде и в числе других была подобрана катером, который высадил нас на остров Гогланд. Из нашего отдела спаслось только несколько человек, и в том числе начальник Лазарь Моисеевич Иоффик, который принял на себя общее командование над военнослужащими. На острове, под бомбежками, мы прожили несколько дней, после чего тральщиком были эвакуированы в Кронштадт, а оттуда доставлены в Ленинград, на Литейный проспект в «Большой дом». Там я продолжила свою службу секретаря-шифровальщика…
— А как вы познакомились со своим будущим супругом?
— Впервые я услышала о капитане Германе Сафронове от сотрудников Особого отдела Ленинградской военно-морской базы. В один из первых дней войны, он был отправлен в Таллинн для организации агентурного подполья на его территории. Все сокрушались, что их товарищ, который до настоящего времени не вернулся с задания, по-видимому, погиб — все признаки на лицо.
Однажды, когда я в своем синеньком платьице работала в приемной начальника управления, в помещении появился веселый бородатый мужчина с автоматом, в измазанных грязью армейской плащ-палатке и сапогах.
— Что здесь за «васильки» в мое отсутствие появились? — засмеялся он, вешая свою замызганную плащпалатку на мой единственный черный жакетик, который подарили девушки отдела. Затем подошел к столу, хитро на меня посмотрел и заявил: женой будешь?..
— А кто вы такой? — поинтересовалась я у незнакомца.
— Я старший оперуполномоченный Герман Иванович Сафронов, — ответил тот.
Еще через несколько секунд в приемную набежали оперативники, появился начальник, и все стали радостно обнимать своего воскресшего товарища.
С этого момента и началась наша дружба с моим будущим мужем. Мы несколько раз сходили в кино, навестили его квартиру на Петроградской стороне, а через непродолжительное время Герман Иванович был назначен начальником Особого отдела стрелковой дивизии и убыл на Ленинградский фронт. Меня же перевели в отдел военной контрразведки в мотострелковую дивизию, стоящую под Шлиссельбургом. И на некоторое время наши фронтовые дороги разошлись…
— А как дальше у вас складывалась служба?
— Далее пришлось служить в отделе контрразведки Ладожской военной флотилии и под бомбежками многократно ездить по «дороге жизни». Одна такая поездка едва не закончилась для меня трагически — служебная «эмка» с шифродокументами провалилась в полынью, и мы едва не утонули в ледяной купели.
— Я знаю, вы служили и на Черноморском флоте. Как такое произошло, что вы изменили Балтике?
— Служба — есть служба, приказало начальство, и поехала. Да, действительно в 1945 году меня перевели в Особый отдел Черноморского флота, где мне довелось встретиться с президентом США Франклином Рузвельтом и премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем, которые участвовали по приглашению Сталина на Ялтинской конференции.
— Как же и при каких обстоятельствах это случилось?
— Дело в том, что контрразведка флота обеспечивала безопасность проведения встречи глав Большой тройки непосредственно в Ялте, и наши оперативники пригласили меня посетить Ливадийский дворец, где они работали. Попали мы, как говорится, «с корабля на бал». Наш начальник, генерал-лейтенант береговой службы Николай Дмитриевич Ермолаев пил в это время кофе в гостевом зале вместе с Рузвельтом и Черчиллем.
Кто-то из них поинтересовался через переводчика, кто из шифровальщиков обеспечивает бесперебойную обработку информации конференции. Ермолаев, вызвал меня и представил высоким гостям. Те очень удивились, увидев совсем молоденькую девушку, поцеловали мне руку и пригласили к столу выпить с ними чашечку кофе. Отказываться было не принято, пришлось согласиться, после чего, поблагодарив их за угощение, я покинула зал. Видела и жену Руз-68 вельта, которая после отъезда мужа почему-то несколько дней проживала в Севастополе. Во флигеле, расположенном рядом с Особым отделом. Однажды мы даже приветственно помахали друг другу руками…
— Война разбрасывала людей по разным фронтам. Вас она тоже не пощадила — возлюбленные оказались за тысячу километров друг от друга. Как вам удалось найти своего будущего супруга и встретиться с ним?
— В один из дней, это было в апреле 1945 года, я обнаружила на столе шифрпоста спецсообщение начальника Особого отдела одной из армий за подписью майора Сафронова. Это был мой Герман. С ответом на сообщение адресату ушла и маленькая записка, напомнившая ему обо мне…
В 1946 году мы встретились с Германом Ивановичем в Одессе, поженились и продолжили службу в Особом отделе Одесского военного округа.
— На какой должности в Одессе после войны работал Герман Иванович?
— Руководил 1-м сектором, который обеспечивал безопасность и режим секретности штаба округа. Округ в то время возглавлял маршал Советского Союза Г.К. Жуков, попавший в опалу. С Георгием Константиновичем у Германа Ивановича сложились самые теплые дружеские отношения, и я тоже знала его семью, хотя и не близко. Однако вскоре службу в военной контрразведке мужу пришлось оставить. В период войны он получил три ранения и три контузии, что серьезно сказывалось на его здоровье. После рождения двух сыновей в 1948 году мы переехали в Ленинград. Встал вопрос, чем заниматься в мирное время, где работать.
В этот период во время посещения родственников мужа в Москве по моему настоянию мы зашли в Министерство легкой промышленности, которое тогда возглавлял А.Н. Косыгин, в довоенное время подчиненный Германа Ивановича по работе на ткацкой фабрике им. Желябова.
Встретил он нас очень тепло и предложил мужу должность директора ленинградского текстильного комбината. Там Герман проработал до 1952 года. Перенес три инфаркта и получил категорическое заключение медкомиссии о невозможности заниматься дальнейшей трудовой деятельностью с рекомендацией срочной перемены места жительства. Пришлось переезжать в Москву, обменяв свое ленинградское жилье на комнату в деревянном доме. Здесь мы встретили фронтового товарища мужа, генерал-майора Петра Калиновича Прищепу, порекомендовавшего мне вернуться на работу в Комитет государственной безопасности.
Я так и сделала. И вскоре продолжила службу на Лубянке в должности секретаря отдела морской контрразведки…
В 1956 году Германа Ивановича не стало, и я осталась с двумя детьми на руках в своих деревянных «хоромах».
Руководство управления пошло мне навстречу и через некоторое время направило в служебную командировку в ГДР — в Управление особых отделов ГСВГ, в город Потсдам. В отставку я вышла в 1975 году. Скопила денег приобрела небольшую кооперативную квартиру и еще некоторое время трудилась на кадровой работе в Большом театре и в других учреждениях…
* * *
Как быстро пересказана вся жизнь Анны Николаевны на нескольких книжных страницах. Вот уж действительно, жизнь — это странствие, а не дом, тем более в годину военного лихолетья. Жизнь, как кто-то говорил из великих, — вещь грубая. Ты вышел в долгий путь — значит, где-нибудь и поскользнешься, и получишь пинок, и упадешь, и устанешь, и воскликнешь «умереть бы!», — и, стало быть, солжешь, потому что жить захочется.
А еще жизнь — подарок, который мы не просили. Жить легко очень трудно. Анна Николаевна никогда не претендовала на легкую жизнь. Вообще старшему поколению, нашим отцам и дедам, выпали тяжелые годы выживания после трех войн (Первой мировой, Гражданской, Великой отечественной) и одной революции.
Мое поколение не выдержало натиска Холодной войны извне, а также внутреннего предательства верхов и потеряло Великую страну, которую отстаивали и отстояли наши предки во многих сшибках с лютым ворогом.
Контр-адмирал в отставке Владимир Иванович Батраков, хорошо знавший секретаря 6-го (морского) отдела военной контрразведки Анну Николаевну Сафронову, отмечал в беседе с автором, что эта женщина «…была святой, которую уважали и любили все сотрудники подразделения за её честность, такт, высокий профессионализм и доброту. Эти качества она пронесла по дороге большой и правильной жизни».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.