Вирджиния Вулф

Вирджиния Вулф

ВОЛНЫ ЖИЗНИ

Имя Вирджинии Вулф знают и ценят не только литературоведы и не только за то, что она была одним из первых представителей английского модернизма и основоположником «психологической прозы». За ее критические работы о месте женщины в обществе и культуре ей поклоняются феминистки; за последовательное неприятие насилия ее почитают пацифисты. Вирджинию Вулф ценят культурологи и психологи, борцы за права сексуальных меньшинств и сторонники классического института брака. Вирджиния Вулф по праву считается одной из тех, кто своим творчеством изменил двадцатый век. Между тем сама она никогда не была довольна ни своими литературными трудами, ни своей жизнью – слишком остро было ее восприятие мира, слишком требовательна была она к себе.

Для девочки, выросшей в такой семье, это было неудивительно. Ее отец Лесли Стивен, знаменитый своими радикальными взглядами и блестящей эрудицией, был известнейшим литературоведом, философом и историком, к тому же атеистом и вольнодумцем. Он прославился фундаментальными трудами «История английской мысли в восемнадцатом веке» и «Словарь национальных биографий». Первым браком он был женат на Харриет Мириам Теккерей, младшей дочери великого английского писателя Уильяма Теккерея, перед талантом которого Стивен преклонялся. Харриет умерла молодой в 1878 году, и Лесли женился вторично на ее подруге, вдове известного адвоката Джулии Дакворс, настоящей «викторианской леди». У них родилось четверо детей – сыновья Тобиас и Адриан и дочери Вирджиния и Ванесса. Вирджиния, их третий ребенок, родилась 25 января 1882 года.

Все дети Стивенов были очень дружны между собой – эта дружба продлится всю их жизнь. Детство их проходило в престижном лондонском районе Кенсингтон; они получили домашнее образование, но их учителями были не только лучшие умы Англии, но и все книги в обширнейшей библиотеке их отца. Среди гостей, часто посещавших гостеприимный дом Лесли Стивена, бывали самые знаменитые люди того времени – писатели, критики, политики, и детство Вирджинии прошло среди постоянных разговоров и споров о литературе, живописи и философских вопросах. Она была чрезвычайно чувствительным и восприимчивым ребенком, с развитой фантазией и хрупким здоровьем. Царящая в доме атмосфера ученых диспутов и логических конструкций, пропитанная, с одной стороны, духом отрицания авторитетов, а с другой – нетерпимостью и стремлением самоутвердиться, развивала и закаляла интеллект детей, но в то же время – убивала их душу, подавляла чувственность. Отец требовал, чтобы его дети учились думать, чтобы их чувства не мешали логике, – а развитием души своих детей он не занимался. Через много лет Вирджиния напишет в своем романе «На маяк»: «На неправду он был неспособен; никогда не подтасовывал фактов, ни единого слова неприятного не мог он опустить ради пользы или удовольствия любого из смертных, тем паче ради детей, которые… с младых ногтей обязаны были помнить, что жизнь – вещь нешуточная, факты неумолимы», – так опишет она мистера Рэмзи, безусловным прототипом которого был ее отец.

Все дети Стивенов непрерывно ощущали на себе испытующий взгляд родителей; их преследовало ощущение необходимости оправдать возложенные на них ожидания – и чувство, что ждут от них слишком многого. Это постоянное напряжение с ранних лет ощущалось Вирджинией как тяжелый груз, что впоследствии отразилось и на ее характере, и на душевном здоровье. В детство же уходит корнями ее главный комплекс, отравивший ей всю жизнь, – панический страх сексуальных отношений, неприятие практически любого физического контакта; даже на рукопожатие Вирджиния решалась с трудом. По мнению многих биографов Вулф, в шестилетнем возрасте она подверглась сексуальным домогательствам со стороны братьев ее матери; самое страшное для ребенка было то, что мать в первую очередь обвинила в случившемся саму Вирджинию, которая, по ее мнению, вела себя «слишком распущенно» и, таким образом, сама спровоцировала случившееся. По другой версии, это произошло, когда Вирджинии было уже тринадцать лет, и неудавшимися насильниками были ее кузены. Как бы то ни было, Вирджиния на всю жизнь приобрела стойкое отвращение к физической стороне жизни, а ее психика оказалась надломленной.

Первый нервный срыв произошел у Вирджинии в 1895 году после смерти матери – Джулия Стивен простудилась в театре и «сгорела» от пневмонии. С трудом оправившись, Вирджиния поехала «развеяться» в Италию – любимое место отдыха уставших от постоянных туманов англичан. Один из биографов писал об этом путешествии: «Она не была ярым туристом, предпочитала людей и картины дворцам и церквам». Обрушившиеся на нее впечатления – краски, звуки, разлитую в воздухе радость жизни и скрытые за многочисленными музейными дверями трагические истории – Вирджиния тщательно описывала в письмах к оставшейся в Англии подруге. Помимо зарисовок и заметок путешественника, письма были полны нежности и даже любви, более уместных в письмах к жениху. Но поскольку мужчины могли стать для Вирджинии в лучшем случае друзьями, всю живущую в ней любовь она дарила женщинам – естественно, любовь была исключительно духовной, и никогда – физической. О таких отношениях Вирджиния писала, что в них есть «особенная чистота, цельность. К мужчинам так не относишься. Совершенно бескорыстное чувство, и оно может связывать только женщин».

Вернувшись из Италии, Вирджиния еще несколько лет сторонилась людей, предпочитая письма личному общению.

В 1904 году Лесли Стивен скончался, и его дети переехали из Кенсингтона в богемный район Блумсбери, на Гордон-Сквер. Сменив адрес, Стивены тем не менее сохранили главную традицию отцовского дома – атмосферу интеллектуального салона. Братья и сестры держались вместе; они словно составляли единый коллективный разум. Правда, в 1906 году Тобиас Стивен умер; этот удар тяжело отразился на всех остальных Стивенах. Переживания, связанные с этой потерей, Вирджиния через много лет опишет в романе «Волны».

Но и лишившись Тобиаса, его брат и сестры по-прежнему ни для кого не закрывают двери своего дома. Здесь по-прежнему было шумно и многолюдно, по-прежнему день и ночь велись эстетские разговоры и поединки разума. Ядром сложившегося к 1906 году кружка «Блумсбери» была Вирджиния – ее остроумие, образованность и любознательность объединяли молодые таланты, пришедшие на еженедельные встречи кружка. В группу «Блумсбери» входили, помимо самих Стивенов, критик и эссеист Литтон Стрейчи, художник Дункан Грант, искусствовед Роджер Фрай, экономист Д.М. Кейнс, писатель Эдуард Форстер, художник Клайв Белл; постоянными гостями были поэт и критик

Томас Стернз Элиот и философ Бертран Рассел, многие студенты и преподаватели Кембриджа. «Говорили, что разница между Блумсбери и Кембриджем была в том, что в Кембридже ничего остроумного не было сказано без того, чтобы не быть также «глубоким», в то время как в Блумсбери ничего «глубокого» не было сказано, если оно не было также остроумным», – пишет один из биографов Вулф. Разговоры блумсберийцев выливались в горячие споры об искусстве и путях его развития, о работах Фрейда и теории архетипов Юнга, политических вопросах и принципах новых течений в живописи. Молодому тогда писателю Дэвиду Герберту Лоуренсу, впервые оказавшемуся в доме на Гордон-Сквер, показалось, что он сходит с ума от нескончаемых бесед, вписаться в которые новичку оказалось не так-то просто.

Все члены блумсберийского кружка ценили не отвергавшиеся ими титулы и официальные награды, а искренность, независимость суждений и умение понимать красоту. Они сходились в том, что искусство – самая важная часть жизни и высшее проявление возможностей человека; что учение о бессознательном открывает искусству новые пути исследования – ведь в области бессознательного таятся многие причины человеческих поступков, там скрыты модели поведения, роднящие людей всех эпох и слоев общества. Одним из учителей блумсберийцы считали философа Джона Эдварда Мура, в своих трудах склонявшегося к интуитивизму и придававшего особенное значение анализу ощущений. Его книга «Основы этики» была воспринята как откровение: в ней важнейшими жизненными принципами провозглашаются проникновение в сущность прекрасного и установление гармоничных взаимоотношений: «идеалы дружбы, любви и взаимной притягательности являются главенствующими… процветать они могут только в том случае, когда искренность и свобода превалируют над притворством и жеманностью». Все идеи брались на заметку, испытывались, претворялись в жизнь. «Блумсбери» был одним из крупнейших центров интеллектуальной жизни Англии; его значение для развития культуры того времени неизмеримо.

Вирджиния рано почувствовала призвание к литературе. Но ее первые опыты не принесли ей ни удовлетворения, ни признания. Впервые она выступила в печати в 1904 году с рецензией в газете «Гардиан», а с 1905 года она начала печататься в литературном приложении к «Тайме» – критиком и обозревателем этого издания она будет на протяжении тридцати лет. Но своими первыми публикациями Вирджиния Стивен вызвала скорее недоумение критики и недовольство публики; хотя в ее кружке ее работы ценились высоко. Ее первые рассказы «Дом с привидениями», «Пятно на стене», «Струнный квартет» даже нельзя назвать рассказами – скорее это литературные эссе, философские рассуждения, практически без сюжета и героев, с неопределенным временем и пространством. Действие заключается больше в развитии психологического состояния, изменении настроения, чем в каких-то действиях. После Джеймса Джойса такая литература была названа «потоком сознания». Подобные рассказы она писала все время, превращая в литературный образ любое свое впечатление. Потом она могла вернуться к ним, переработать, дописать, закончить… Но в силу своей неуверенности и закомплексованности Вирджиния крайне неохотно показывала кому-нибудь свои литературные опыты, постоянно переделывая их, стремясь к недостижимому совершенству. Свой первый роман «Путешествие вовне» она писала семь лет. Когда он был закончен, Вирджиния впала в глубочайшую депрессию – он оказался так далек от ее идеала… У нее начались галлюцинации: Вирджинии чудились голоса птиц в греческих оливах, причем она знала, что оливы росли три тысячелетия назад, – это угнетало ее больше всего. Вирджинии пришлось пройти курс лечения в психиатрической клинике. К этому времени она была уже замужем, и только забота и внимание ее мужа – журналиста и экономиста Леонарда Вулфа – вернули Вирджинии душевное равновесие.

История замужества Вирджинии тоже окутана легендами. По воспоминаниям друзей, в молодости Вирджиния была очень красива и обаятельна, но с мужчинами всегда вела себя только как друг. Однажды, восхищенный особо блестящей мыслью Вирджинии, ей сделал предложение писатель Литтон Стрейчи – никогда не скрывавший своих гомосексуальных пристрастий. Возможно, именно это и привлекло Вирджинию; она ответила Стрейчи согласием. Сама она в это время переживала эпистолярный роман со своей новой подругой, тридцатисемилетней женщиной из аристократических кругов. Но вскоре Литтон обдумал все последствия этого предложения – и в испуге написал своему другу Леонарду Вулфу, который в это время был на Цейлоне (Леонард прославился своими статьями по вопросам колониальной политики Британии), умоляя приехать и спасти его от брака. Примчавшийся в Лондон Леонард сам сделал предложение Вирджинии, и в 1912 году они поженились.

Леонард прекрасно отдавал себе отчет в том, что интимные отношения между ним и Вирджинией невозможны. Но он настолько уважал свою жену, настолько ценил ее как личность и как писателя, что был готов на все, лишь бы быть рядом с нею. Он стал ее лучшим другом, укреплял в Вирджинии тягу к творчеству, поддерживал ее во всем, заботился об издании ее произведений и об ее душевном здоровье. Их брак, продлившийся почти тридцать лет, оказался на удивление удачным: «Мне кажется, что два человека не смогли бы прожить более счастливую жизнь, чем мы с тобой», – написала Вирджиния мужу перед смертью.

Вирджиния и Леонард Вулф, июнь 1926 г.

В доме Вулфов установилась творческая атмосфера, переселившаяся туда из Блумсбери. У них бывали Элиот и Лоуренс, известнейшие литературоведы и деятели искусства. Общительная и всегда заинтересованная Вирджиния была в центре внимания. В 1917 году супруги Вулф основали издательство «Хогарт пресс». Большую долю обязанностей, связанных с деятельностью издательства, выполняла Вирджиния.

В 1919 году выходит второй роман Вирджинии «Ночь и день», затем выходят сборник рассказов «Понедельник и четверг» (1921 год) и роман «Комната Джейкоба», во многом подведший итог под ранними творческими экспериментами Вулф. В романе писательница описывает жизнь своего героя, изображая бесконечный поток образов, составляющих его сознание: от морского берега, где играл маленький Джейкоб Флендерс, до покрытых пылью вещей в опустевшей комнате Джейкоба, убитого на войне. Вирджиния Вулф постепенно завоевывает признание критиков, ее вес среди английских писателей растет. Но Вирджиния никак не может успокоиться. Она по-прежнему не удовлетворена; если не своим творчеством, то своей жизнью. Ей, как и всякой женщине, хотелось настоящую семью, детей, но – в силу известных причин – для нее это было невозможно. Вирджиния завидовала своей сестре Ванессе, вышедшей в 1907 году замуж за члена блумсберийского кружка, критика-искусствоведа Клайва Белла. У нее было несколько детей, она вся светилась семейным счастьем, – а Вирджинии оставались только ее произведения и эпистолярные романы с женщинами, близкими ей по духовной силе и литературным вкусам. В своих платонических привязанностях Вирджиния черпала вдохновение. Ее увлечение Мэдж Ван привело к созданию одного из лучших ее произведений – «Миссис Дэллоуэй», вышедшего в 1925 году. Роман, начинающийся известной фразой «Миссис Дэллоуэй сказала, что сама купит цветы», описывает всего один июньский день 1923 года, но в этом дне, как в зеркале, отразились жизни Клариссы Дэллоуэй, которая пытается заботами о званом вечере отогнать от себя мысли о смерти, ее мужа, дочери, друга детства, – и Септимуса Смита, который не знаком с Клариссой, но которому предстоит реализовать ее стремление к самоубийству. Ни в одном из своих предшествующих произведений Вулф не достигала таких высот в изображении эмоционального напряжения героев, такого мастерства, с каким она рисует малейшие движения души своих персонажей, никогда раньше не обрушивалась она с такой силой и откровенностью на существующие в Англии социальные порядки. Впрочем, обличение социальных проблем никогда не было самоцелью Вулф – они интересовали ее лишь как причина происходящего в душе человека.

Как и все произведения Вирджинии Вулф, этот роман писался очень тяжело, со множеством набросков и этюдов, позже переросших в отдельные рассказы. Но именно этот роман принес Вулф настоящую известность. В своем дневнике она записала: «Я думаю, что это наиболее удовлетворительный из моих романов», – примечательная оценка для писательницы, которая всегда невероятно пристрастно относилась к собственному творчеству.

Следующий роман Вирджинии Вулф «На маяк» (1927 год) был вдохновлен другой женщиной, Вайолет Дикинсон. К ней, как и к Мэдж Ван, Вирджиния испытывала чисто интеллектуальную привязанность. Все биографы сходятся на том, что если в жизни Вирджинии и была полноценная любовь, то это – ее увлечение Витой Сэквилл-Уэст. Они познакомились еще в 1922 году, когда Вулф было сорок, а Вите – тридцать. Вита происходила из аристократической семьи, у нее был муж и сын; к слову, оба они никогда не обвиняли ни Биту, ни Вирджинию ни в чем предосудительном. Вита была талантливой писательницей, но еще более талантливой она была как критик и вдохновительница. Именно в период их тесного общения были созданы лучшие произведения Вирджинии Вулф. Вершиной их романа стал знаменитый «Орландо» (1928 год), который сын Виты Сэквилл-Уэст Найджел Николсон назвал «самым длинным и самым очаровательным любовным письмом в истории литературы». «Орландо» – книга о человеке, который родился мужчиной во времена правления королевы Елизаветы и дожил до двадцатого века, незаметно переродившись в женщину. Никакой особой разницы Орландо при этом не замечает. Как и сама Вирджиния, которая однажды сказала о себе: «Я ни то, ни другое. Я не мужчина, я не женщина». «Как все-таки хорошо быть евнухом», – написала она в письме к Вите. Вирджиния воспринимала себя не как человека из плоти и крови, а как разум, по возможности свободный от физических влечений.

Вирджиния Вулф с племянниками, 1927 г.

Кстати, и в литературе она ратовала за тот же принцип; она отвергала Герберта Уэллса, Джона Голсуорси и Арнольда Беннетта за то излишнее, по ее мнению, внимание, которое они уделяют физической, материальной стороне человеческого существования, противопоставляя им Джеймса Джойса, Дэвида Герберта Лоуренса и Томаса Элиота – «спиритуалистов», к которым она причисляла и себя. Спиритуалисты, по ее мнению, стремятся «приблизиться к жизни и сохранить более искренне и точно то, что интересует их и движет ими». Про свое творчество Вулф писала: «Этот туманный мир литературных образов, похожий на сон, без любви, без сердца, без страсти, без секса – именно этот мир мне нравится, именно этот мир мне интересен». Помимо романов, Вирджиния Вулф всю жизнь писала критические эссе и статьи о литературе. Своеобразными эстетическими манифестами стали ее работы «Современная художественная проза», в которой Вулф излагает свое видение современной ей литературы, и «Мистер Беннетт и миссис Браун». Наибольшую известность Вулф принесло ее эссе «Своя комната» (1928 год), посвященное проблеме прав женщин. Этот своеобразный манифест феминизма затрагивает множество вопросов: место женщины в семье и обществе, ее роль в воспитании детей и решении политических вопросов, проблемы взаимоотношений мужчин и женщин, особенности женского мировосприятия и то, как тяжело современной ей женщине найти свое место в мире. «Женщина веками играла роль зеркала, наделенного волшебным и обманчивым свойством: отраженная в нем фигура мужчины была вдвое больше натуральной величины». Вирджиния Вулф, всю жизнь чувствовавшая себя связанной рамками своего пола, задается вопросом: а если бы Шекспир был женщиной, смог бы он творить? Смог бы он прославиться, будучи женщиной, так, как Шекспир-мужчина? По мнению Вирджинии, мисс Шекспир всю жизнь была бы несчастной – одержимая своим даром и проклятая своим полом, оскорбляемая и угнетаемая мужчинами, – и в конце концов покончила бы с собой. К такому же финалу всегда тяготела и сама Вирджиния – в ее жизни было несколько неудачных попыток самоубийства.

Критическая деятельность Вирджинии Вулф имела широкий резонанс; ее влияние ощущается до сих пор. Споры о том, насколько внутренний мир человека связан с его полом, насколько от пола зависит место в обществе, права и обязанности, – не утихают до сих пор и не утихнут никогда. Сама Вулф решила для себя этот вопрос радикально: лишив себя многих женских черт, отказавшись от своей тендерной (от латинского gender – пол) роли ради возможности творить и существовать, освободившись от навязанных ей историческим развитием стереотипов, она оставила за собой единственное преимущество быть женщиной: погружаться в глубины женского сознания, раскрывать его так, как никогда не удалось ни одному мужчине, и хотя бы так – изнутри – провозгласить превосходство своего пола.

Перед войной Вирджиния работает как никогда упорно. Ее тонко чувствующая, крайне восприимчивая натура уловила витающее в воздухе ощущение надвигающейся катастрофы, и трагичность настроения Вирджиния передала в своем творчестве. В предвоенном романе «Годы» (1937) и в романе, написанном в годы войны, «Между актами» (1941) Вулф обращается ру семейной саги, который, как и всегда, воспринимает очень своеобразно. Жизнь рода передается через маленький отрезок времени, маленький кусочек огромной семьи, сквозь которые, как сквозь окно, видны поколения их предков и потомков, предшествующие и последующие века; в эту череду включается и читатель. Универсальная картина бытия, которую создает Вулф, призвана противостоять надвигающейся тьме, потому что человечество – вечно, пусть даже человек смертен.

В августе 1940 года Вирджиния Вулф публикует политический манифест «Мысли во время воздушного налета» – протест против гитлеризма, войны и агрессии. Во время одного из таких налетов был разрушен лондонский дом Вулфов, погибла их огромная библиотека, сгорели многие рукописи. Вирджинии и Леонарду пришлось переехать в поместье Родмэлл в Сассексе. Но царящая там спокойная атмосфера, уединение и безопасность не помогли Вирджинии. Напряжение первых военных месяцев сильно сказалось на ней; к тому же ее любимый племянник Джулиан Белл погиб в Испании. Ее здоровье, и без того слабое, пошатнулось; недовольство ее последними произведениями и проблемы с публикациями новых усугубили ее депрессию. Об этом знал только ее муж и самые близкие; друзья, знавшие прежде Вирджинию как жизнерадостную, общительную и сильную женщину, любящую жизнь и умевшую ей наслаждаться. Но в душе Вирджинии жили страхи, с которыми она не умела бороться, и греческие птицы по-прежнему пели в древних оливах…

Видимо, опасения, что болезнь обострится, и привели Вирджинию к последнему в ее жизни решению. Не желая становиться обузой для родных и чтобы избавить себя от угрозы пожизненного заключения в сумасшедший дом, Вирджиния Вулф решила покончить с собой. 28 марта 1941 года она вышла из своего дома с Сассексе на прогулку и не вернулась. Ее тело нашли в реке, куда она бросилась, для верности набив карманы своего платья камнями.

Словно шекспировская Офелия, она слишком пристально вглядывалась в свое отражение в зеркале времени, пока оно не разбилось на миллионы капель, в которых она и утонула…

Вирджиния Вулф воспитывалась в викторианских традициях, развивалась в декадентскую эпоху ниспровержения достижений прошлого и выросла на обломках культуры девятнадцатого века, разрушенного Первой мировой войной, сквозь которые уже начал бурно расти двадцатый век с его рафинированным интеллектуализмом и бездуховностью. Разлом времени прошел сквозь ее душу, и из его глубин черпала она свое вдохновение, пока, не вычерпав до дна, не достала оттуда свою смерть. Но ее романы, сила ее мысли, ее поиски и открытия остаются актуальными – и будут такими до тех пор, пока существуют женщины и пока существуют мысли в их головах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.