Красавица и чудовище

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Красавица и чудовище

Изначально было оговорено, что все должно держаться в тайне, Ларс фон Триер сам на этом настаивал перед совместной с Бенте поездкой в Гетеборг, где он должен был говорить о различиях между американским и европейским кино, но похоже, что режиссер не может не нарушать даже свои собственные запреты. Триер поднялся на сцену, обвел взглядом зал, в котором собрались корифеи мирового кино, заметил в толпе режиссера Вима Вендерса и актера Бена Кингсли – и долго стоял молча, не решаясь заговорить.

– Это было прямо как в фильме, – вспоминает он. – Я молчал и молчал. Когда же я наконец заговорил, я сказал, что ушел от жены и скучаю по детям, но решил прожить жизнь с Бенте. Я рассказывал об этом минут десять, потом сошел со сцены и подумал: «Господи, хорошо, что никто этого не слышал, иначе в Дании был бы скандал». Потом я поднял взгляд и заметил с десяток телевизионных камер.

Главная бульварная датская газета «Экстра бладет» очень основательно подготовилась к подаче этой истории. Сначала она вышла с огромным заголовком на первой странице: «Жена знаменитого режиссера серьезно больна». Что заставило Триера подумать: похоже на подводку к разгрому. Разгром последовал на следующий же день: «Знаменитый режиссер ушел от больной жены».

Возвращаясь из Гетеборга на пароме, следующем в Эльсинор, он сказал Бенте, что, живи они в хичкоковском фильме, у трапа их сейчас ждала бы толпа журналистов. На всякий случай он пропустил Бенте вперед и, как выяснилось позже, поступил предусмотрительно, потому что оказалось, что они таки жили в хичкоковском фильме. Журналисты толпились у трапа, и, возвращаясь в Копенгаген на поезде, Бенте видела, как они подозрительно оглядываются и спрашивают друг у друга, не видел ли кто-то Ларса. Бульварные газеты настроены были взяться за дело всерьез.

– Они пытались вынудить меня прислать им фотографию Бенте, и этот мерзкий их редактор, Бент Фальберт, заставил какого-то журналиста угрожать мне тем, что, если я не пришлю им фотографию, они напечатают статью о том, что Агнес учится именно в школе Бернадотта. Они действительно ее написали и показывали моему пресс-секретарю, – говорит Ларс фон Триер.

Вот как «Экстра бладет» удалось украсить свою статью о новообразованной паре «дурацкой оправленной в сердечко фотографией Бенте на первой полосе», как вспоминает режиссер:

– И потом ко мне в поезде подходили какие-то незнакомые люди и плевали под ноги, потому что я бросил больную жену.

* * *

Первые полгода Ларс с Бенте жили в маленькой монтажной в офисе «Центропы», куда сбитые с толку уборщицы поначалу частенько открывали дверь в пять утра. Они ели в столовой, смотрели фильмы по телевизору или на большом экране через проектор, и как говорит Бенте:

– Когда я встретила его, все было таким большим. Бенте никогда не пробовала песто и вообще была, как она сама говорит, «совершенной деревенщиной во всем таком», готовила по кулинарной книге семидесятых годов, а когда ей нужно было похвастаться своими кулинарными способностями, сделала свое коронное блюдо: луковый пирог, который ей за неимением духовки пришлось запечь в офисной микроволновке. Микроволновки она никогда раньше не видела, поэтому поосторожничала и начала проверять готовность задолго до того, как истекло требуемое в рецепте время, но уже через двадцать минут пирог оказался черным и твердым как камень.

– Вся эта кинотусовка для меня была абсолютно в новинку. Оказалось, что люди там чуть более странные, чем те, с которыми я общалась раньше, но мне это как раз пришлось очень по душе. Они могли очень открыто говорить о том, как себя чувствуют или что у них не получается, и я думала тогда: «Ох, неужели они правда это говорят!» У них был свой особый жаргон, но я чувствовала себя рядом с ними как рыба в воде, – рассказывает Бенте.

Как-то зимним утром мы с ней усаживаемся друг напротив друга за обеденным столом в гостиной, пока ее муж спит этажом ниже. В ходе нашей работы над книгой Бенте время от времени заходила нас проведать и каждый раз обрамляла своей искренней радостью и энергией сумрачную иронию фон Триера. Когда Бенте и дети приходят домой, они всегда преображают будни, за несколько мгновений наполняют радостью весь дом и заставляют поверить в то, что все наверняка будет хорошо и что у всего есть светлая сторона.

Все друзья и коллеги фон Триера, с которыми мне довелось беседовать, сами и без подсказок заговаривали о том, что его выбор жены, может быть, самое разумное решение, которое он принял за всю свою жизнь. Вот как говорит об этом, например, Вибеке Винделев:

– Он прекрасно видел, что эта женщина может ему дать. Что лучше ему не найти. И он был прав. В ней есть тепло, эмпатия, терпение. Она красивая женщина.

Петер Шепелерн рассказывает, как все думали, что Триер встречается теперь или с Изабеллой Росселлини, или с девушкой из соседней монтажной.

– А оказалось, что он выбрал милую Бенте из продленки школы Бернадотта. Очень разумное решение, если любовь вообще может быть разумной. Потому что Ларсу нужна именно совершенно down to earth[21], хорошая, здоровая, милая и прекрасная девушка.

Сидя напротив Бенте Триер, инстинктивно понимаешь, что за прыжок совершил Ларс фон Триер в тот день в маленькой кухоньке школы Бернадотта.

Из брака между двумя творческими людьми, где у каждого есть свои взлеты и падения, где каждому нужно раскрывать свой потенциал и поэтому оба вынуждены поровну тянуть на себе детей и домашние обязанности, Триер перешел в совершенно другое распределение ролей, где главная его забота состоит в том, чтобы снимать фильмы, а Бенте отвечает за все, что связано с домом и детьми, не забывая при этом подкинуть оптимизма на ту дорожку, по которой ее супруг, хромая, шагает по земле.

Мы приступаем к интервью, и тут я замечаю, что стол повернут не так, как обычно. Бенте подтверждает, что переставила его перпендикулярно стене, и мы оба сходимся на том, что так уютнее. Однако режиссеру больше нравится, когда стол стоит вдоль, повторяя линии гостиной, так что Бенте с сыновьями делают перестановку, только когда хозяин дома уезжает куда-то надолго.

Две разные улыбки. Ларс и Бенте Триер на приеме у французского посла. Бенте только что узнала, что ждет двойню. Ларс чуть позже получил французский орден, который дает ему право как свободному человеку находиться без наручников во французском зале суда.

– Однажды, после того как я долго его умоляла, он согласился сделать перестановку во всем доме, но быстро выяснилось, что он просто не может этого выносить. Он явно плохо себя чувствовал и всячески пытался этому сопротивляться. Так что нам пришлось вернуть все как было.

Ларс фон Триер, утверждает его жена, как никто, умеет видеть, где лучше расположить окно или как должна выглядеть гостиная. У него есть абсолютное чутье, которое помогает ему определить, как будет лучше – и как делать точно не нужно. Как в тот раз, когда несчастные рабочие умудрились прикрепить в гостиной какую-то планку, после чего режиссер пришел домой и зашелся в приступе ярости.

– Он позвонил рабочему и сказал: «Здесь кого-то вырвало у меня в гостиной. Это не тебя, случайно, нет?» – смеется Бенте Триер. – И все из-за того, что планка была из ламината.

Бенте, как выясняется, и сама прекрасно умет видеть и ценить способности своего мужа. Триер сам признается мне, что Бенте всегда считает его фильмы прекрасными, еще до того даже, как прочтет сценарий. Как-то во время работы над «Антихристом» она похвалила фильм, на что Триер резонно возразил, что она его не видела, и тогда Бенте ответила: «Не видела, но твои фильмы всегда прекрасны».

* * *

Бенте Триер не представляла, на что идет, отвечая Ларсу фон Триеру «да». Ничего не знала о страхах, фобиях и других побочных эффектах жизни с такими людьми. И слава богу, смеется она.

– Огромным плюсом в наших с Ларсом отношениях было то, что мы оба их очень хотели. И хотя нам пришлось покорить немало вершин, прежде чем это стало возможным, я все-таки верю в то, что в тех отношениях, где люди говорят друг другу: «Мне нужен/нужна именно ты!», они тем самым кладут себе на счет огромное количество энергии, которая помогает им преодолеть все выпадающие на их долю препятствия.

Даже осознание того, насколько сильно ее муж на самом деле подвержен фобиям, ее не отпугнуло. Более того, ей даже нравилось, что он умеет так открыто об этом говорить.

– В моей семье было как-то не принято чуть что бежать к психологу. У меня самой были проблемы со сном, которых я почти стыдилась, потому что… Ну, подумаешь, сон! Все люди спят, – смеется она. – А потом я встретила Ларса, и он сказал: «Тебе нужно к психологу».

Бенте Триер признается, что никогда не была близка ни с каким другим мужчиной настолько, как со своим мужем.

– Я имею в виду, мысленно, да и не только. Я всегда чувствовала огромный интерес с его стороны и свою ценность для него. Наконец-то кто-то нуждался в том, что я умею. Нет ничего прекраснее, чем когда ты кому-то нужен, – говорит она и добавляет со смехом в голосе: – Ну и само собой разумеется, наверное, что я тоже чувствовала, что кто-то во мне нуждается, еще как. Особенно в трудные для нас времена.

Отец Бенте был моряком, и детство запомнилось ей как череда его долгих отсутствий, так что позже она, как сама признает, всегда искала мужчин, которые могли бы ее защитить. Рядом с Ларсом фон Триером она всегда чувствовала себя в безопасности, что, в свою очередь, никогда не переставало его удивлять.

– Сам-то Ларс считает, что он, наоборот, самый ненадежный человек в мире, – смеется Бенте Триер.

Жизнь, на которую она согласилась, переехав сначала в офис «Центропы», а позже в небольшой домик в Вируме, и уже оттуда – в дом, в котором режиссер вырос, оказалась довольно странной. Удивительной смесью самых обычных и самых необычных вещей. После серии статей в «Экстра бладет» она потеряла работу в школе Бернадотта и с тех пор занимается домом и детьми, пока ее муж снимает фильмы. Однако безработной она себя не считает, потому что уж чего-чего, а работы ей хватает.

– Тот факт, что Ларс может иногда надолго залечь в постель, не отменяет того, что у нас четверо детей, которым нужно ходить в школу, которых тошнит и которым удаляют аппендикс. Жизнь продолжается, и нередко бывает так, что я единственная, кто может всем управлять. Так что я спускаюсь от Ларса обратно к детям и весело говорю: «Ну что, давайте сыграем в Лудо!» или «Давайте-то позовем кого-то из друзей».

Да, иногда бывает тяжело. Даже очень тяжело. Тем не менее никаких лишений Бенте, по ее словам, не чувствует.

– Я так счастлива, что родила мальчиков. Я всегда думала, что если у меня когда-нибудь будут дети, я хотела бы проводить с ними как можно больше времени!

Когда Бенте была моложе и сидела дома с детьми, готовя котлеты на ужин, пока ее муж встречался в голливудскими актерами или обедал с Николь Кидман, у нее иногда возникало чувство, что она, может быть, не самая интересная женщина на земле.

– И все-таки, боже мой, как же мне повезло в жизни, – говорит она. – Я так рада тому, что у меня есть семья, и тому, что мы вместе пережили крайне тяжелые времена.

* * *

Оказалось, правда, что завести друзей, будучи замужем за Ларсом фон Триером, довольно непросто. Это Бенте поняла сразу после родов, когда ходила в материнскую группу с другими такими же новоиспеченными матерями, и она снова убедилась в этом позже, когда мальчики пошли в ясли. Некоторые считали, что ее муж гений. Некоторые – что по нему психушка плачет. И практически никто не представлял, что Ларс фон Триер может иметь отношение к чему-то, что описывается обычными затертыми словами типа «быт» и «будни».

– Когда я говорю кому-то, кто мой муж, на меня смотрят взглядом, который выражает: «Что, правда? Странно, потому что ты выглядишь вполне нормальной», – смеется она. – Потом у меня спрашивают: «И какой он?» Некоторые говорят: «Почему он так ненавидит женщин?» Большинство считает, что он витает где-то в облаках, так что, когда я рассказываю, что Ларс с детьми разбивали на Масленицу бочку с конфетами, как это бывает в любой другой датской семье, люди часто реагируют: «Что?! Он в таком участвует? Ему тоже такое смешно?»

Прошло какое-то время, прежде чем Бенте Триер осознала, как сильно фильмы ее мужа могут воздействовать на зрителей. Это произошло в кинотеатре на фильме «Рассекая волны», когда сидящие вокруг нее в зале люди плакали.

– Некоторые чуть ли не сползали на пол, задыхаясь от слез, – говорит она. – После сеанса ко мне подходили люди, брали меня за руки и просили: «Поблагодари его! Поблагодари его!» Тогда-то я и поняла: это волшебство, он сидит там у себя внизу, в кабинете, пишет – а в итоге получается волшебство. Его фильмы затрагивают какие-то струны. Он провоцирует на невероятно сильные чувства, будь то злость, или радость, или скорбь. Я думаю, что именно это делает его интересным. И люди тогда задаются вопросом: Что же он за человек? Сумасшедший? Или, наоборот, слишком умный?

Ларс фон Триер не из тех, кто всегда готов сыграть в футбол или затеять перестрелку снежками в саду. Иногда, правда, он с грехом пополам соглашается на теннисный сет. Зато они с мальчиками могут подолгу смотреть на звезды. Или читать книги. Или – как чаще всего бывает – гулять по лесу, где Ларс показывает сыновьям птиц и растения.

– Когда он возвращается домой, увидев мухолова, он почти счастлив. По-настоящему счастливым я видела его всего несколько раз, всегда после удачной охоты, – говорит Бенте Триер, добавляя, что ее мужа трогают птичье пение или картины, проступающие вдруг из тумана.

Она помнит, как он однажды вернулся домой рано утром, подстрелив своего первого оленя и разрисовав себе лоб его кровью, как предписывает традиция.

– И вот он стоит с этой кровью на лбу, очень взвинченный, и настаивает на том, чтобы мы в шесть утра отправились на кухню жарить оленью печенку. Это было так прекрасно!

* * *

Когда-то Ларс фон Триер не мог ездить на поезде. Теперь он научил этому своего сына Беньямина, и они вместе сражаются с туннелями и другими препятствиями, которые поездка по железной дороге готовит для нервных людей. Вместе с Людвигом Ларс конструирует и спускает на воду маленькие лодки или выстраивает системы труб, по которым проходят разные предметы, рассказывает его жена. Если на кухне что-то ломается, он всегда может это починить, а одно из его любимых занятий – ходить в строительный гипермаркет в Люнгбю и рассматривать там инструменты.

– Правда ведь, Беньямин? – говорит она куда-то в гостиную. – Что папа очень интересуется техникой? Еще он всегда покупает последние модели телефонов и всего такого, как только они выходят.

Каждое утро Бенте просыпается веселой и думает: «Как же здорово жить на свете», в то время как первая утренняя мысль ее супруга – «О нет».

– Он хотел бы бесконечно продлевать ночь, только чтобы ему не приходилось вставать навстречу новым страхам. Ларс ведь думает о смерти раз двести в день. У меня, может быть, бывают дни, когда я вспоминаю о ней пару раз, если боюсь, что с детьми что-то случится, – но все время? Для него жизнь настолько хрупкая, что он каждый день идет как по лезвию бритвы.

Жена режиссера очень редко слышит, чтобы он высказывал вслух какие-то мысли о себе и своей работе. После написания синопсиса он всегда в нем сомневается и считает, что с ним что-то не так.

– Когда он снимал «Догвилль», он сказал: «Черт, как же мне нравится этот фильм». И это первый раз, когда я слышала, чтобы он сам себя хвалил, – говорит она.

В триеровском рабочем процессе вообще не очень-то много радости. Большую часть времени он надеется на то, что все это закончится побыстрее. Сначала написание сценария, потом съемки, потом монтаж. Потом, после долгого времени в напряжении, он наконец возвращается домой и чувствует себя подавленным.

– Чего-то вроде «Ох, как здорово! Сейчас только час, так что мы еще успеем съесть мороженое и искупаться» – этого в нем нет, так он не думает никогда. Я пыталась его чему-то такому научить, но это бесполезно: он просто не умеет жить в настоящем времени. Я бы так хотела выбить из него пессимизм, чтобы он почувствовал, что снимать фильмы тоже может быть весело, чтобы он мог с нетерпением ждать съемок. Но для него это все смертельно серьезно.

Каннские премьеры тоже не доставляют ему особого удовольствия.

– Абсолютно, – подтверждает Бенте Триер. – Одно то, что там приходится ездить по узеньким, заполненным толпами улицам, чего стоит. Как и торжественные вечера, на которых тоже собираются толпы и которые для других все равно что купание в сливках на торте. Да что там говорить, он свой собственный день рождения ненавидит праздновать, потому что на него тогда все смотрят. Он чувствует приступ клаустрофобии, стоя в смокинге и ботинках с острыми носами рядом с женой, которая, наоборот, восхищена и возбуждена тем, что стоит рядом с ним в вечернем платье.

В чем Ларс особенно сильно не похож на общепринятое представление о нем?

Я не думаю, что кто-то представляет, что на самом деле Ларс невероятно заботливый семейный человек. Он много думает о семье и друзьях, хотя, наверное, можно было бы представить, что он привык думать только о себе и своей болезни. Еще он любит выдумывать подарки и сюрпризы для друзей. Кроме того, я не думаю, что кто-то представляет, что такие люди, как Ларс, могут искренне интересоваться садоводством и раскладыванием камней в саду в строго определенном порядке. И да, в саду можно сажать только те растения, которые растут в ближайшем лесу. Высадить здесь тюльпан – это немыслимо, – смеется она и добавляет: – Я вообще думаю, что Ларсу стоило бы стать садовником, а не режиссером. Он был бы тогда гораздо счастливее.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.