Как убили Берию

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Как убили Берию

Уже 29 июня 1953 года жена Берии Нина Теймуразовна обратилась с письмом к Хрущеву: «Двадцать шестого числа этого месяца, около 12 часов ночи забрали моего сына с семьей (беременная жена на 7-м месяце и двое детей — одной 5 лет, другой 2 1/2), и с тех пор не знаю где они! Меня оставили дома одну, сказав, что Л.П. Берия задержан по распоряжению правительства. Я супруга Лаврентия Павловича с 1922 года, т. е. больше тридцати лет. Я член КПСС, политически грамотна, имею высшее образование (кандидат с/х наук). Как все советские граждане, так и я считаю, что Лаврентий Павлович — ваш соратник и друг в деле строительства коммунизма, в деле борьбы против внешних и внутренних врагов Советского государства. Я думаю, все вышесказанное дает мне право обратиться непосредственно ко всем вам — с просьбой уделить мне полчаса с тем, чтобы поговорить со мною. Я Лаврентия Павловича знаю очень хорошо и в горе и радости, знаю его человеческие слабости и, следовательно, и то уязвимое место, откуда враг и клеветник мог к нему подойти.

Я не глупый человек, я понимаю, что к чему; поэтому, может быть, я сумею пролить свет на какие-либо события, компрометирующие его. Я прошу Вас, вызовите меня к себе, отдайте этому полчаса из Вашего, правда, очень немногого времени отдыха. У меня никого нет. Я не знаю, что мне делать. У Вас имеются жены, дети, внучата, вы можете себе представить, что со мной делается.

Если я еще дня три останусь в таком неведении, я сойду с ума. Умоляю Вас, позовите меня, спросите что-нибудь, скажите мне что-нибудь! Если Лаврентий Павлович в чем-либо непоправимо ошибся и нанес ущерб Советскому государству, и, следовательно, незачем меня и вызывать. Прошу Вас разрешить мне разделить его судьбу, какова бы она ни была. Я ему предана, верю ему как коммунисту, несмотря на всякие мелкие шероховатости в нашей супружеской жизни — я люблю его. Я никогда не поверю в его сознательное злонамерение в отношении партии, не поверю его измене ленинско-сталинским идеям и принципам. Следовательно, я не заслуживаю никакой пощады! Я только прошу пощадить моего сына Сергея. Он молодой, способный, принципиальный, образованный коммунист. Ему двадцать восемь лет, и уверяю вас, у него не было и двадцати восьми досужих дней. Я все сделала для того, чтобы он всегда был занят своей работой и учебой; поэтому он свою сознательную жизнь провел самостоятельно и независимо от нас. Лаврентий Павлович, занятый всегда большой государственной работой, не мог уделять ему никакого времени и внимания даже тогда, когда он был несовершеннолетним; после же он был всегда вне дома на учебе или на работе. Он относится к своему отцу с уважением и любовью, как и должен относиться молодой человек к своему отцу пока он это заслуживает. Он мой сын, в него вложена почти вся моя жизнь, сохраните его для пользы нашего государства, облегчите ему и помогайте перенести несчастье, постигшее нашу семью.

Его жена, внучка А. М. Горького, — молодая, не имеющая никакого жизненного опыта женщина, и при том слабого здоровья. В силу определенных условий, у нее не выработано никакой трудовой дисциплины, она незнакома с правилами советского общежития и малейшее напряжение в жизни вызывает у нее отвращение. Конечно, со временем она вырастет и станет на высоте, подобающей советской матери и женщине, но пока что создать самостоятельно для нормального физического и морального воспитания детей условия — она не сможет; таким образом, урегулирование быта и мелочей домашней жизни целиком ляжет на Сергея; все это будет, конечно, отражаться на его работоспособности, о чем я и сожалею. Они ушли из дома без копейки денег. Все трудовые сбережения Серго, в том числе и деньги, полученные за лауреатство, лежат дома и опечатаны. Возможно, он не допущен на работу; что же он должен делать? Помогите ему, прошу вас всех, он это возместит Советскому государству своим честным трудом. Я воспитана партией, советским обществом и моей семьей в глубоком уважении, любви и преданности вам; это и дает смелость обратиться к вам с такого рода письмом».

Вероятно, Нина Лаврентия действительно любила. Иначе бы не обратилась с таким письмом к Никите Сергеевичу, зная, что уже арестованы и муж, и сын, и что ее саму легко могут сделать «врагом народа». Под «мелкими шероховатостями в нашей супружеской жизни» подразумевались многочисленные супружеские измены Лаврентия Павловича, которые не могли быть тайной для Нины Теймуразовны. Это и было то «уязвимое место», которым, по мысли супруги «лубянского маршала», могли воспользоваться враги. А еще чувствуется, что невестку она недолюбливала. А то, что «принципиальный и образованный коммунист» Серго Берия не брезговал присваивать себе работы бесправных ученых-зэков в «шарашках», выяснится уже во время следствия.

Интересно, что в письме Нины Теймуразовны, написанном Хрущеву из Бутырской тюрьмы 7 января 1954 года, уже после суда над Берией, ни разу не упоминалось, что во время ее допросов следователи хоть раз ссылались на показания ее мужа. Зато теперь приводились подробности «семейных шероховатостей». Вдова Берии утверждала: «…Действительно страшным обвинением ложится на меня то, что я более тридцати лет (с 1922 года) была женой Берия и носила его имя. При этом до дня его ареста я была ему предана, относилась к его общественному и государственному положению с большим уважением и верила слепо, что он преданный, опытный и нужный для Советского государства человек (никогда никакого основания и повода думать противное он мне не давал ни одним словом). Я не разгадала, что он враг Советской власти, о чем мне было заявлено на следствии. Но он в таком случае обманул не одну меня, а весь советский народ, который, судя по его общественному положению и занимаемым должностям, тоже доверял ему.

Исходя из его полезной деятельности, я много труда и энергии затратила в уходе за его здоровьем (в молодости он болел легкими, позже почками) (формулировка замечательная: получается, что не любовь двигала Нину Теймуразовну в ее заботе о муже, а только осознание партийного долга — надо создать надлежащие условия для работы ценного кадра; если тут перед нами не обычная уловка с целью преуменьшить свою «вину» как «члена семьи врага народа», то можно догадаться, почему Лаврентий Павлович любил сходить налево. — Б. С.). За все время нашей совместной жизни я видела его дома только в процессе еды или сна, а с 1942 года, когда я узнала от него же о его супружеской неверности, я отказалась быть ему женой (Лаврентий Павлович на следствии показал, что «заразился сифилисом в период войны, кажется, в 1943 году и прошел курс лечения»; может быть, в связи с болезнью жена и узнала о бесчисленных любовных шашнях своего благоверного. — Б. С.) и жила с 1943 года за городом и вначале одна, а затем с семьей своего сына. Я за это время не раз ему предлагала, для создания ему же нормальных условий, развестись со мной с тем, чтобы жениться на женщине, которая, может быть, его полюбит и согласится быть его женой. Он мне в этом отказывал, мотивируя это тем, что без меня он на известное время может выбиться как-то из колеи жизни. Я, поверив в силу привычки человека, осталась дома с тем, чтобы не нарушать ему семью и дать ему возможность, когда он этого захочет, отдохнуть в этой семье. Я примирилась со своим позорным положением в семье с тем, чтобы не повлиять на его работоспособность отрицательно, которую я считала направленной не вражески, а нужной и полезной.

О его аморальных поступках в отношении семьи, о которых мне также было сказано в процессе следствия, я ничего не знала. Его измену мне, как жене, считала случайной и отчасти винила и себя, так как в эти годы я часто уезжала к сыну, который жил и учился в другом городе».

Утверждение Нины Теймуразовны о том, что последние одиннадцать лет она не жила с мужем, возможно, и не соответствует действительности, поскольку противоречит тону более раннего письма Хрущеву, где она признается в любви к арестованному мужу. Хотя теперь она могла и несколько преувеличить степень своей отчужденности с Лаврентием, чтобы попытаться избежать привлечения к его делу в качестве соучастницы. Мужу ведь она уже не могла навредить. Но на этот счет есть также свидетельство одной из любовниц Лаврентия Павловича Нины Васильевны Алексеевой (урожденной Черменской). Артистка Радиокомитета, прежде выступавшая в ансамбле НКВД, она согласилась вступить в связь с Берией, рассчитывая хоть как-нибудь помочь арестованному мужу, полковнику НКВД Ивану Реброву, бесследно исчезнувшему в конце войны. Кроме того, она боялась, что отказ навлечет беду не только на нее, но и на ее тогдашнего мужа, морского офицера Дмитрия Алексеева. Нина Васильевна так описывает первую встречу с Лаврентием Павловичем, состоявшуюся 10 августа 1952 года в особняке Берии на улице Качалова: «Берия сделал мне навстречу несколько шагов, протянул руку; пожатие было ласковым.

— Здравствуйте. Рад вас видеть, дорогая. — Он говорил с легким грузинским акцентом, слегка улыбаясь. — Еще много лет назад мечтал о встрече с вами. С тех пор прошло немало времени. Помню вас совсем юной девицей. Наверно, есть судьба — она все-таки свела нас…

Просто огромная комната, столовая. Теперь бы сказали: банкетный зал. Вдоль всей комнаты, посередине, стоял длинный стол, на котором могло бы разместиться множество людей… Сейчас столовая была пуста.

Симметрично друг против друга, направо и налево, стояли два огромных — до потолка — старинных зеркальных трюмо. На их подставках большие хрустальные вазы с живыми красными гвоздиками. Окна столовой выходили на улицу Качалова.

На улице было еще светло, тяжелые коричневые портьеры на окнах с тисненым рисунком раздвинуты в стороны. Портьеры были подобраны под цвет стен, заделанных дубовыми, тоже коричневыми панелями.

Примерно четверть стола была сервирована. Холодные закуски небольшими порциями: осетрина горячего копчения, семга, черная икра, салаты и соусы, еще что-то. Кушанья были живописно украшены зеленью: петрушка, укроп, кинза, еще какие-то кавказские травки. Все яства были разложены в фарфоровые тарелки. «Из старинного сервиза», — определила я. Ваза с мандаринами и яблоками. Посередине этих изысканных блюд стояли две бутылки в плетеных формах с позолоченными этикетками, запечатанные красным сургучом. Рядом с бутылками лежала большая раскрытая коробка шоколадных конфет.

Все говорило о том, что хозяин особняка любит не только изысканную пищу, но и то, чтобы в ее подаче присутствовала эстетика, красота».

Из этого описания видно, что Лаврентий Павлович не только был большим гурманом, но еще и обладал хорошим эстетическим вкусом (вот с этикой были проблемы). И чудовищем он явно не выглядел даже в глазах женщины, которая отдавалась ему только по принуждению, опасаясь, что в противном случае он может стереть ее в лагерную пыль. Но, похоже, Берия имел насчет Нины Васильевны, как говорится, самые серьезные намерения. Он вообще утверждал, что разведен. Это было преувеличением, но, во всяком случае, может служить подтверждением, что с Ниной Теймуразовной он давно уже не жил.

Вино, которым угощал Берия свою любовницу, оказалось из царских подвалов Новороссийска. Даже в традиционных блюдах чувствовалось грузинское влияние: жареный тетерев с очень пикантным вкусом, крабовый салат под соусом из грецких орехов. А любимым вареньем Лаврентия Павловича было кизиловое…

Берия выказал несомненный вкус не только в кулинарии, но и в сфере прекрасного. Он говорил Алексеевой, что ему нравятся трофейные голливудские фильмы, в частности, «Мост Ватерлоо» и «Большой вальс» (последний он вообще назвал «шикарным фильмом»). Берия признавался: «Эта вечная тема искусства — любовь. А когда ее воплощают прекрасные актеры… И режиссер там великолепный. А музыка Штрауса? Помните вальс «Сказки венского леса»?»

Лаврентий Павлович оказался не чужд вокала, поведав певице хора Радиокомитета: «А наш маршал-то лихой, Климент Ефремович Ворошилов. Он неплохой певец, берет уроки пения у народной артистки Неждановой. А вот я своим голосом не занимался, хотя любил петь, и, говорят, делал это неплохо. В молодости друзья прочили мне будущее певца на сцене. Однако мне эта профессия показалась неподходящей. И решил я заняться более серьезным делом, полезным для страны».

Алексеева поразилась: «Эрудированный, интеллигентный человек… любящий цветы, живопись, кино, умеющий по-светски принять женщину, увлеченно говорящий об искусстве, — и палач, олицетворение зла, глава зловещего ведомства на Лубянке (в тот момент — давно уже не глава. — Б. С.), перед которым трепещет в ужасе вся страна. Как совместить это?»

Ту же самую проблему совмещения эрудиции, смекалки и управленческого гения Лаврентия Павловича с его палаческими делами вот уже полвека пытаются решить историки и публицисты. Мешает им в ее решении глубоко укоренившееся представление о несовместимости гения и злодейства. Ну не может палач тонко ценить искусство или быть хорошим администратором! Жизнь и судьба Берии служит еще одним опровержением этой плоской истины. А заодно доказывает, что самое опасное для палача время — это когда он собирается отказаться от палаческого ремесла и сделать жизнь в стране хоть чуточку лучше.

А вот в постели Лаврентий Павлович отнюдь не проявил себя сексуальным гигантом. Нина Васильевна вспоминает: «…Жадные, нетерпеливые поцелуи, прикосновения к моему телу сильных горячих рук.

Все поплыло в моих глазах, комната наполнилась туманом, я, сжавшись в бесчувственный комок, казалось, вот-вот потеряю сознание. Я полностью находилась во власти человека, к которому попала в западню.

Когда страсти Лаврентия Павловича улеглись, — а произошло это достаточно скоро, — он собрался уходить.

Я, возможно несколько бестактно, спросила:

— А где же ваша жена?

— Мы не живем вместе, — после некоторой паузы последовал ответ; в голосе Берии послышалась жесткость.

И он сказал мне, что находится в официальном разводе со своей женой (тут Лаврентий Павлович приврал. Но, похоже, в качестве одного из вариантов у него был припасен развод с Ниной Теймуразовной и женитьба на Нине Васильевне — на последнюю он, видно, запал крепко. — Б. С.)…

— Вы обе Нины, — сказал Берия, — обе красивые. И одинаково холодные по темпераменту. Да, красота бывает обманчива… У нас имя Нины — святое. Была такая правительница святая Нина, просветительница Грузии, мужественная женщина, воин».

Вскоре серьезность намерений Лаврентия Павловича в отношении Алексеевой ей самой подтвердил адъютант Берии Рафаэль Семенович Саркисов, в чью обязанность входило поставлять шефу женщин: «Не отказывайтесь от встреч с Лаврентием Павловичем. У него тоже есть знакомые женщины, но он отдает предпочтение вам. А Лаврентий Павлович личность. И большая личность! Вы ему нравитесь, он ждет вас. Не советую вам огорчать такого человека. Он много работает. Вы ему украсите жизнь и будете всем обеспечены».

Замечу, что тогда, в 1952-м, Лаврентий Павлович был действительно большой личностью. В том смысле, что весил значительно больше центнера. Тут надо оговориться, что вес Берия набрал только в последние годы войны и в послевоенные годы. До этого, судя по фотографиям, он особой полнотой не отличался. Вероятно, потому, что его жизнь до приезда в Москву была достаточно аскетической. Лишь потом кремлевские пайки и пакеты позволили новому шефу НКВД с избытком удовлетворить свою страсть к чревоугодию.

Но по части секса Берия не вызывал у Алексеевой энтузиазма: «Может быть, раньше, в молодости или с другими женщинами он был не такой. А со мной… Обыкновенный мужчина, надо добавить, пожилого возраста. Ему это еще было нужно и для самоутверждения.

Притом Лаврентий Павлович был опрятен, чист, на нем всегда было свежее белье. Он никогда не снимал ночную рубашку, возможно, стесняясь показать мне свое уже немолодое тело. И простыни, и наволочки на постели каждый раз были свежими, накрахмаленными. И по утрам меня ждала ароматная горячая ванна… Лаврентий Павлович хотел видеть во мне не только любовницу, а еще кого-то…

Но самое главное для меня — мы были несовместимы. И даже не в физическом смысле. Между нами стоял Ребров, загубленный в застенках НКВД (теперь я утвердилась в этом), между нами была вся моя личная жизнь, и центр ее — мой любимый Дмитрий Алексеев…»

Между прочим, Берия мог оставаться в рубашке во время сексуального акта еще и по другой причине. По наиболее консервативной восточной традиции, распространенной среди грузинских крестьян, супруги во время занятий сексом не должны видеть тела друг друга. Если причина заключалась в этом, то по части разнообразия сексуальных игр Берия наверняка уступал не только легендарному Дон Жуану, но и вполне реальному Ягоде, одному из своих предшественников на посту главы НКВД, у которого при обыске был обнаружен целый арсенал подсобных любовных средств.

Нина Васильевна осталась в уверенности, что именно Берия погубил ее мужа полковника Ивана Реброва, чтобы открыть путь к роману с ней, которую заприметил еще в конце войны в ансамбле НКВД. Однако, строго говоря, доказательств того, что это сделал Лаврентий Павлович, пока что нет. Ребров, отвечавший за снабжение партизанских отрядов, мог быть арестован как НКГБ, так и СМЕРШем. Первый возглавлял друг Берии Меркулов, и в этом случае Лаврентий Павлович мог при желании организовать арест. Глава же военной контрразведки Абакумов был одним из самых опасных врагов Берии, и если арест Реброва был произведен по его указанию, то данную акцию можно рассматривать скорее как направленную против «лубянского маршала» в расчете получить от одного из близких сотрудников Берии компромат на него. Благо что предлог для ареста изобрести было нетрудно — вряд ли все поступившее партизанам снабжение было строго документировано. Не имея доступа к следственному делу полковника госбезопасности Ивана Андреевича Реброва, нельзя сказать, какая из перечисленных версий соответствует истине. Тем более что против другого мужа Нины Васильевны, Дмитрия Алексеева, Берия никаких репрессий не применял, а, пользуясь своей властью первого зампреда Совмина, курировавшего Военно-промышленный комплекс, просто отправлял заместителя начальника управления финансового управления ВМФ капитана 1 ранга Дмитрия Васильевича Алексеева в длительные служебные командировки. Чтобы не мешал маршалу развлекаться с его женой.

Кстати сказать, Ребров говорил Алексеевой о Берии: «Он прекрасно понимает, что тот «социализм», который строится в нашей стране, ничего общего не имеет с подлинным социализмом. Задача Берии — обеспечить рабской рабочей силой «великие стройки» товарища Сталина. Для этого и массовые репрессии, и бесчисленные концлагеря. Для всей этой «работы» Хозяин получил от Главного неограниченные права и ресурсы, которыми он бесконтрольно распоряжается, не забывая, естественно, и свои интересы. Это лицемерный и властолюбивый человек, льстивый по отношению к Главному и — очень опасный».

Не вызывает сомнений, что в социалистические идеалы Лаврентий Павлович давно уже не верил и прекрасно понимал, что живет в условиях абсолютной диктатуры, цинично используя предоставленные ему возможности в своих интересах, прежде всего — для принуждения к сожительству понравившихся ему женщин. В то же время, как мы уже убедились, сразу после смерти Сталина он постарался как ликвидировать «великие стройки», так и существенно уменьшить численность лагерного населения.

В конце концов Алексеева стала смотреть на своего могущественного любовника если не с любовью, то с определенным сочувствием: «Он был слишком горд, самолюбив, он, я чувствовала, от меня первой ждет подобных признаний, которые, по его словам, он слышал от других женщин (и не только слова слышал, но и любовные письма получал! — Б. С.). Я же как бы одной рукой держала его, а другой отталкивала. И держала, руководствуясь единственным чувством — страхом…

Одно безусловно: Берия был ко мне не безразличен. Я была для него не только любовницей. И, может быть, думая о своей дальнейшей жизни, во всяком случае, на первых порах нашего знакомства, пока ему еще ничего не было известно о Дмитрии, связывал ее со мной… Наблюдая за этим человеком, думая о нем… я убеждалась: Берия одинок. В личной жизни наверняка одинок. Из его родных только об одном человеке он отзывался тепло — о своем сыне, Серго. И сам этот особняк на улице Качалова был как бы олицетворением одиночества его хозяина: всегда таинственная тишина в комнатах и вокруг дома, всегда безлюдно, никогда никаких гостей…

По отдельным фразам, репликам, его настроению, когда он встречал меня, я допускаю, что и на своей страшной работе он был одинок и уж наверняка никому там не доверял. И ему… нужна была женщина, верная, любящая подруга, которая была бы его отдохновением, убежищем, где он, может быть, нашел бы понимание и оправдание своей работы».

Милейшая Нина Васильевна и не подозревала, что Берия занимался действительно страшной работой, но не имевшей никакого отношения к карательному ведомству: он делал атомную и водородную бомбы. А насчет того, что Лаврентий Павлович ничего не знал о Дмитрии Алексееве, его жена, думаю, заблуждалась. Лаврентий Павлович наверняка, прежде чем подкатываться с самыми серьезными намерениями, разведал все о ее связях — благо чекистский опыт был, да и свои люди в органах, после ареста Абакумова, вновь вошли в силу и готовы были услужить шефу. Что же касается серьезности намерений, то в пользу такой гипотезы свидетельствует тот факт, что Берия представил Алексееву… самому Сталину. Это произошло на приеме в Кремле 4 ноября 1952 года. Гостям Нину Васильевну представили как жену полковника Саркисова, рядом с которым она и сидела. Но Сталину, вполне возможно, Берия сказал правду.

Алексеева пыталась предложить вместо себя одну из своих подруг по Радиокомитету, но Берия согласился расстаться с ней только в апреле 1953-го, уже после смерти Сталина. Не исключено, что Сталин одобрил выбор Лаврентия Павловича, и если бы Иосиф Виссарионович прожил хотя бы на несколько месяцев больше, Берия развелся бы с Ниной Теймуразовной и женился на Нине Васильевне, которой в таком случае никак нельзя было бы отказаться. А вот после смерти генералиссимуса Лаврентию Павловичу было уже не до устройства личной жизни на долгосрочную перспективу. Его захватили реформы и политическая борьба.

Но одиночество Берии по месту новой службы — в объединенном МВД сыграло с ним роковую роль. Чувствуется, что и в семье у него близкий контакт был только с Серго. Вероятно, Лаврентий Павлович трудно сходился с людьми, и не только из-за благоприобретенной профессиональной подозрительности, но и из-за природной замкнутости.

Кстати сказать, при расставании Берия, среди прочего, подарил Нине Васильевне и ее мужу ордер на двухкомнатную квартиру (раньше они ютились в коммуналке). Однако Алексеева, на свое счастье, забирать ордер в Моссовете не торопилась, дотянула до ареста своего бывшего любовника, что избавило ее от привлечения к делу Берии в качестве свидетеля, а ее мужу позволило и дальше делать успешную карьеру.

А вот еще одно свидетельство той, кто была близка с Лаврентием Павловичем. Оно не было добыто в ходе весьма пристрастного следствия 1953 года, а содержится в мемуарах известной актрисы театра и кино, популярной исполнительницы песен из кинофильмов Т.К. Окуневской, написанных через 45 лет после гибели Берии. Татьяну Кирилловну в 1953-м допросить не могли, поскольку по милости Абакумова она пребывала в местах не столь отдаленных. Но, как и те, кто давал показания следователям, она утверждает, что Лаврентий Павлович овладел ею насильно. Все произошло в лучших традициях триллера: «…Совсем чудо: я приглашена на кремлевский концерт, в который приглашаются только народные Союза, и то избранные, любимые «ими», одни и те же; бывают эти концерты, как мне рассказывали, по ночам, после «их» совещаний, заседаний, в виде развлечения. Заехать за мной должен член правительства Берия. Бориса (мужа Окуневской писателя Бориса Леонтьевича Горбатова. — Б. С.) опять нет, теперь все журналисты на Нюрнбергском процессе (дело происходит вскоре после победы. — Б. С.).

Какое-то незнакомое чувство… боязнь провала… нет… что-то совсем другое… какая-то тревога.

Из машины вышел полковник и усадил меня на заднее сиденье рядом с Берией, я его сразу узнала, я его видела на… приеме в Кремле. Он весел, игрив, достаточно некрасив, дрябло ожиревший, противный, серо-белый цвет кожи. Оказалось, мы не сразу едем в Кремль, а должны подождать в особняке, когда кончится заседание. Входим. Полковник исчез. Накрытый стол, на котором есть все, что только может прийти в голову. Я сжалась, сказала, что перед концертом не ем, а тем более не пью, и он не стал настаивать, как все грузины, чуть не вливающие вино за пазуху. Он начал есть, некрасиво, жадно, руками, пить, болтать, меня попросил только пригубить доставленное из Грузии «наилучшее из вин». Через некоторое время он встал и вышел в одну из дверей, не извиняясь, ничего не сказав. Могильная тишина, даже с Садового кольца не слышно ни звука. Я вспомнила этот особняк, он рядом с Домом звукозаписи, на углу Садового кольца, и я совсем недавно здесь проходила… Огляделась: дом семейный, немного успокоилась. Уже три часа ночи, уже два часа мы сидим за столом, я в концертном платье, боюсь его измять, сижу на кончике стула, он пьет вино, пьянеет, говорит пошлые комплименты, какой-то Коба меня еще не видел живьем, спрашиваю, кто такой Коба…

— Ха! Ха! Вы что, не знаете, кто такой Коба?! Ха! Ха! Ха! Это же Иосиф Виссарионович.

Опять в который раз выходит из комнаты. Я знаю, что все «они» работают по ночам. Бориса в ЦК вызывают всегда только ночью, но я устала, сникаю. На сей раз, явившись, объявляет, что заседание у «них» кончилось, но Иосиф так устал, что концерт отложил. Я встала, чтобы ехать домой. Он сказал, что теперь можно выпить и что если я не выпью этот бокал, он меня никуда не отпустит. Я стоя выпила. Он обнял меня за талию и подталкивает к двери, но не к той, в которую он выходил, и не к той, в которую мы вошли, и, противно сопя в ухо, тихо говорит, что поздно, что надо немного отдохнуть, что потом он меня отвезет домой. И все, и провал. Очнулась, тишина, никого вокруг, тихо открылась дверь, появилась женщина, молча открыла дверь в ванную комнату, молча проводила в комнату, в которой вчера был накрыт ужин, вплыл в сознание этот же стол, теперь накрытый для завтрака, часы, на них десять часов утра, я уже должна сидеть на репетиции, пошла, вышла, села в стоящую у подъезда машину, приехала домой, попросила… не подзывать к телефону, кто бы ни звонил, ко мне никому не входить.

Изнасилована, случилось непоправимое, чувств нет, выхода нет, сутки веки не закрываются даже рукой».

У читателей возникает искреннее сочувствие к несчастной жертве, которую обманом заманили в ловушку, опоили каким-то дурманом, а потом изнасиловали. Этот рассказ Окуневской отразился и в романе Василия Аксенова «Московская сага», где главную героиню — известную певицу Берия насилует при точно таких же обстоятельствах. Но при внимательном прочтении в исповеди Окуневской обнаруживается ряд нестыковок. Неужели Татьяна Кирилловна не удивилась, что везти ее на концерт будет сам Лаврентий Павлович Берия — четвертый человек в стране после Сталина, Молотова и Маленкова. Эта роль — для какого-нибудь адъютанта, но не для члена ГКО. И почему «они», т. е. члены Политбюро, ближайшие соратники Сталина, заседают без Берии? Ведь он тоже из «них»! Неужели задача доставить актрису Татьяну Окуневскую на кремлевский концерт важнее государственных вопросов, обсуждавшихся на Политбюро? И неужели Татьяна Кирилловна с самого начала не поняла, куда и зачем ее везет Лаврентий Павлович!

Вряд ли Татьяна Кирилловна выдумала свою связь с Берией. Но я сильно подозреваю, что все делалось по взаимному согласию. Не исключено, что именно эта связь обеспечила Окуневской взлет ее песенной карьеры в первое послевоенное время, гастроли по странам Восточной Европы, где стояли советские войска. Засадил же Окуневскую в тюрьму министр госбезопасности Абакумов, потому, как она утверждает, что отвергла его домогательства. Такая форма мести, замечу, вполне вероятна. Раз любовницей Абакумова Окуневская так и не стала, то ее арест министра госбезопасности скомпрометировать никак не мог. А ее утверждениям, что Виктор Семенович ее домогался, никто бы просто не поверил.

Формально Окуневскую обвинили в шпионаже в пользу Югославии. В момент ее ареста, в ноябре 1948 года, отношения у Сталина с Тито были хуже некуда. А ведь у Татьяны Кирилловны был короткий роман с вождем Югославии и более длительные, серьезные отношения с югославским послом в Москве генералом Поповичем. Но не исключено также, что Абакумов знал и о ее связи с Берией, при случае рассчитывал получить через нее компромат на Берию, а затем при необходимости создать громкое дело, в котором Лаврентий Павлович фигурировал бы как югославский шпион, осуществлявший связь со своими хозяевами через Окуневскую. Но Сталин в конце концов предпочел арестовать самого Абакумова, а Берию сохранить.

Кстати сказать, по утверждению исследователя истории антисемитизма в СССР Г.В. Костырченко, подобные замыслы у Абакумова были и по отношению к другим бериевским пассиям: «У Берии было… немало причин, чтобы ненавидеть Абакумова. Последний с целью получения компромата на Берию в конце 1948 года даже пошел на арест его бывшей любовницы, некой Л.А. Улерьяновой, женщины легкого поведения».

После ареста Берии перед наследниками Сталина встала проблема, что же делать с Лаврентием Павловичем. Требовалось убедить как номенклатурную общественность, так и широкие народные массы, почему вдруг верный соратник Сталина в одночасье превратился во врага народа. По целому ряду причин обвинять Берию в проведении незаконных массовых политических репрессий было нецелесообразно. Во-первых, Маленков, Хрущев и компания еще не созрели для того, чтобы осудить сталинские репрессии, хотя бы потому, что все победители Берии имели к ним самое непосредственное отношение. Как раз особая активность Берии, настаивавшего на том, чтобы сделать публичными фальсификацию «дела врачей», «ленинградского дела», убийство Михоэлса, развенчать «культ личности» Сталина и т. п., стала одной из причин возникновения заговора против него.

Во-вторых, в Большом терроре 1937–1938 годов, непосредственно затрагивающем партийную верхушку (его осуждение вызвало бы наибольшее одобрение в номенклатурной среде), Берия играл далеко не ведущую роль. Наоборот, именно он по указке Сталина прекратил «ежовщину» и даже реабилитировал кое-кого из арестованных. Все это было хорошо известно в партии и народе. Что же касается послевоенных репрессий, то к ним Берия вообще не был непосредственно причастен, всего лишь одобряя некоторые из арестов и приговоров, как член Политбюро. Но делал он это вместе с тем же Хрущевым, Маленковым, Кагановичем, Ворошиловым и другими коллегами, так что выдвигать против него обвинение такого рода казалось бесперспективным.

Большая же часть репрессий 1939–1945 годов, к которым, включая самую масштабную из них, — расстрел 22 тыс. польских офицеров и гражданских лиц в Катыни и других местах, к которым Лаврентий Павлович имел самое непосредственное отношение, оставались в 1953 году в строжайшем секрете и никак не могли быть обнародованы.

Необходимо было придумывать какой-нибудь заговор во главе с Берией да найти какие-то его происки в качестве заместителя председателя Совета Министров. И конечно, полезно было попытаться сделать из него иностранного шпиона. На худой конец можно было попытаться обвинить Лаврентия Павловича в морально-бытовом разложении, то есть в развратных действиях с особами противоположного пола. Правда, тут и некоторые коллеги Берии по Президиуму ЦК, в частности Булганин, сами были не без греха. Но поскольку им такие обвинения до поры до времени никто бы предъявить не рискнул, можно было смело клеймить Лаврентия Павловича за аморальное поведение. Такой вариант казался беспроигрышным, благо в распоряжении тех, кто сверг Берию с олимпа власти, оказались списки бериевских любовниц и информация о его донжуанских похождениях, в свое время предоставленная его адъютантом полковником Саркисовым Абакумову.

Обвинения Берии в половой распущенности, повторяю, были для его противников очень кстати. На следствии Лаврентий Павлович признал: «Я легко сходился с женщинами, имел многочисленные связи, непродолжительные. Этих женщин привозили ко мне на дом, к ним я никогда не заходил. Доставлял мне их Саркисов (начальник охраны. — Б. С.) и Надарая (заместитель начальника личной охраны. — Б. С.), особенно Саркисов.

«По вашему указанию Саркисов и Надарая вели списки ваших любовниц, — уточнил Генеральный прокурор СССР Р.А. Руденко. — Вы подтверждаете это?»

«Подтверждаю», — уныло отозвался Берия.

«Вам предъявляется девять списков, в которых значатся 62 женщины», — изобличал бывшего шефа МВД прокурор.

«Большинство женщин, — показал Берия, — которые значатся в этих списках, мои сожительницы. Списки составлены за ряд лет».

«Вы признаете, что превратили свой дом в притон разврата, а свою личную охрану в сводников?» — подсказал подсудимому правильный ответ Роман Андреевич.

«Дом я не превратил в притон, а что Саркисов и Надарая использовались для сводничества — это факт…» — частично признал свою вину Лаврентий Павлович.

В единственном сохранившемся списке, который вел бывший начальник секретариата Берии Саркисов, значились фамилии 39 женщин. Позднее молва увеличила это число до 500 и даже 800, сделав Лаврентия Павловича настоящим сексуальным гигантом. Хотя, вероятно, Берия действительно нравился женщинам, и это с удовольствием вменили ему в вину товарищи по партии — ревнители высокой морали. На июльском пленуме секретарь ЦК КПСС Н.Н. Шаталин утверждал: «Президиум Центрального Комитета поручил мне в служебном кабинете Берии в Совете Министров разыскать документы, относящиеся к деятельности бывшего Первого Главного управления… Просматривая содержание сейфов и других мест, где могут храниться документы, мы натолкнулись на необычные для служебных кабинетов вещи и предметы. Наряду с документами мы обнаружили в больших количествах всевозможные… атрибуты женского туалета. Вот краткие выдержки из описи: дамские спортивные костюмы, дамские кофточки, чулки дамские иностранных фирм — 11 пар, женские комбинации шелковые — 11 пар, дамские шелковые трико — 7 пар, отрезы на дамские платья — 5 отрезов, шелковые дамские косынки, носовые платки иностранных фирм, шелковые детские комбинации, еще некоторые детские вещи и т. д., целый список в 29 порядковых номеров. Нами обнаружены многочисленные письма от женщин самого интимного, я бы сказал пошлого содержания. Нами также обнаружено большое количество предметов мужчины-развратника. Эти вещи говорят сами за себя, и, как говорится, комментариев не требуется».

Целомудренный Николай Николаевич не стал, однако, уточнять, что именно за вещи из арсенала развратника, не требующие комментариев, были найдены в служебном кабинете Берии. Можно только предположить, что их список мало чем отличался от списка приспособлений для разврата, найденных при обыске у первого наркома внутренних дел СССР Г.Г. Ягоды (там, правда, список состоял из нескольких сот названий — по любви к роскоши первый нарком внутренних дел значительно превосходил Лаврентия Павловича): коллекция порнографических снимков — 3904 штуки; 11 порнографических фильмов; коллекция трубок курительных и мундштуков (слоновая кость, янтарь и др.), большая часть из них порнографические — 165; резиновый искусственный половой член — 1. Между прочим, Ягода оборудовал у себя на даче домашний порнокинотеатр. Может, и у Лаврентия Павловича было нечто подобное? К сожалению, протокол изъятого у него после ареста до сих пор не опубликован, и судить о найденном пока можно только по выступлению Шаталина.

Кстати, и предметов женского туалета, равно как и детских вещей, у Генриха Григорьевича, как и у Лаврентия Павловича, изъяли преизрядно: юбок — 13; женских платьев заграничных — 27; костюмов дамских заграничных — 11; трико дамских шелковых заграничных — 70; обуви дамской, заграничной — 31 пара; пальто дамских, заграничных — 9; игрушек детских заграничных — 101 комплект. Правда, и предметов мужского туалета у Ягоды нашли немало. Одних кальсон «Егер» 26 пар. Интересно, а у Берии в кабинете кальсоны нашли? Шаталин об этом умолчал.

Зато он сообщил любопытные подробности об амурных похождениях Лаврентия Павловича: «…Для большей убедительности этой стороны дела я зачитаю показания некоего Саркисова, на протяжении 18 лет работавшего в охране Берия. Последнее время он был начальником охраны.

Вот что показал этот самый Саркисов: «Мне известны многочисленные связи Берия со всевозможными случайными женщинами. Мне известно, что через некую гражданку С. (разрешите мне фамилию не упоминать) Берия был знаком (в показаниях фамилия сказана) с подругой С., фамилию которой я не помню. Работала она в Доме моделей, впоследствии от Абакумова я слышал, что эта подруга С. была женой военного атташе. Позже, находясь в кабинете Берии, я слышал, как Берия по телефону звонил Абакумову и спрашивал — почему до сих пор не посадили эту женщину. То есть сначала жил, а потом спрашивает, почему не сажают в тюрьму (вот это уж чистая фантастика, позволяющая заподозрить, что свои «чистосердечные показания» Саркисов писал под диктовку следователей. Виктор Семенович и Лаврентий Павлович друг друга, мягко говоря, недолюбливали, а выражаясь проще, терпеть друг друга не могли. Не такой дурак был Берия, чтобы требовать, да что требовать, даже просить Абакумова посадить надоевшую любовницу, которая к тому же на следствии могла рассказать много разного, его, Берию, компрометировавшего. Тем более что Абакумов Берии не подчинялся, а подчинялся только самому Сталину. — Б. С.)?

Кроме того, мне известно, что Берия сожительствовал со студенткой Института иностранных языков Майей. Впоследствии она забеременела от Берии, ей сделали аборт. Сожительствовал Берия также с 18–20-летней девушкой Лялей. От Берия у нее родился ребенок, с которым она жила на даче (очевидно, дочка этой Ляли и была упоминаемой Серго Берия будущей женой сына члена Политбюро В.В. Гришина. Отмечу, что при редактировании текста стенограммы Шаталин уточнил: «с которым она сейчас живет на бывшей даче Обручникова». — Б. С.).

Находясь в Тбилиси, Берия сожительствовал с гражданкой М., после сожительства с Берия у М. родился ребенок, которого, по указанию Берия, я вместе с порученцем Витоновым отвезли и сдали в детский дом в г. Москве.

Мне также известно, что Берия сожительствовал с некоей Софьей, телефон такой-то, проживает по такой-то улице, дом такой-то. По предложению Берия в санчасти ей был сделан аборт (при редактировании стенограммы Шаталин уточнил, что аборт был сделан через начальника санчасти МВД Волошина. — Б. С.). Повторяю, что подобных связей у Берия было много.

По указанию Берия я завел целый список женщин, с которыми он сожительствовал. (Смех в зале.) Впоследствии я этот список уничтожил. Однако один список сохранился (восстал, как феникс из пепла? — Б. С.), в этом списке указаны фамилии, номера телефонов 25–27 таких женщин. Этот список находится в моей квартире в кармане кителя (в правленой стенограмме Шаталин сделал здесь следующее примечание: «Список, о котором говорит Саркисов, обнаружен, в нем значатся 39 фамилий женщин». Замечу, что у Пушкина донжуанский список был втрое больше. Возникает также вопрос, почему Саркисов хранил этот список в кармане кителя, где тот должен был бы помяться или истрепаться. Если ему иной раз по просьбе Берии приходилось порой звонить кому-то из любовниц, то удобнее было бы держать этот документ в служебном кабинете. К тому же с мая 1953 года Саркисов уже не был начальником бериевской охраны, а работал помощником начальника отдела в 1-м Главном управлении МВД. Поэтому совершенно непонятно, почему Берия не изъял у полковника более ненужную тому бумагу. (Вообще, с этим списком возникает больше вопросов, чем находится сколько-нибудь точных ответов. — Б. С.). Год или полтора назад я совершенно точно узнал о связях Берия с проститутками (так он пишет). Он болел сифилисом, лечил его врач МВД такой-то. Подпись — Саркисов».

Для сравнения приведу текст протокола допроса Рафаэля Семеновича Саркисова от 1 июля, который цитировал Шаталин: Саркисов на допросе 1 июля действительно показал: «На протяжении 18 лет я работал в охране Берия, вначале в роли прикрепленного и последнее время в должности начальника охраны. Будучи приближенным Берия, я хорошо знаю его личную жизнь и могу характеризовать его как человека развратного и не честного. Мне известны многочисленные связи Берия со всевозможными случайными женщинами.

Мне известно, что через некую гражданку Субботину Берия был знаком с подругой Субботиной, фамилию которой я не помню, работала она в Доме моделей. Впоследствии от Абакумова я слышал, что эта подруга Субботиной была женой военного атташе. Позже, находясь в кабинете Берии, я слышал, как Берия звонил по телефону Абакумову и спрашивал его, почему до сих пор не посадили эту женщину. Кроме того, мне известно, что Берия сожительствовал со студенткой института иностранных языков М. М. Впоследствии она забеременела от Берия и сделала аборт.

Сожительствовал Берия также с 18–20 летней девушкой Л. Д. От Берия у нее родился ребенок, с которым она сейчас живет на бывшей даче Обручникова.

Находясь в Тбилиси, Берия познакомился и сожительствовал с гражданкой М. После сожительства с Берия у М. родился ребенок, которого по указанию Берия я вместе с порученцем Витоновым отвезли и сдали в детский дом в Москве.

Мне также известно, что Берия сожительствовал с женой военнослужащего Героя Советского Союза, фамилию которого я не помню, звать жену этого военнослужащего София, телефон ее Д-1-71-55. Проживает она по ул. Тверская-Ямская, дом номер не помню. По предложению Берия через начальника санчасти МВД СССР Волошина ей был сделан аборт.

Повторяю, что подобных связей у Берия очень много.

По указанию Берия я вел специальный список женщин, с которыми он сожительствовал. Впоследствии, по его предложению, я этот список уничтожил. Однако один список я сохранил. В этом списке указаны фамилии, имена, адреса и номера телефонов 25–27 таких женщин. Этот список находится на моей квартире в кармане кителя.

Таким образом, я был Берия превращен в сводника. Занимаясь сводничеством, я часто задумывался над поведением Берия и был крайне возмущен, что такой развратный и нечестный человек находится в правительстве.

Год или полтора тому назад жена Берия в разговоре мне сказала, что в результате связей Берия с проститутками он болел сифилисом. Лечил его врач поликлиники МВД Юрий Борисович, фамилию его не помню.

Об изнасиловании Берия девушки мне неизвестно, однако зная хорошо Берия, я допускаю, что такой случай мог иметь место».

Из существенной информации, которую опустил Шаталин, можно отметить то, что военнослужащий, муж Софии, с которой сожительствовал Берия, был Героем Советского Союза.

Тут надо оговориться, что проституция в СССР формально в тот момент не существовала. И то, что Берия имел связи именно с проститутками, Саркисов, похоже, заключил только на основании того, что его шеф болел сифилисом. В отредактированной стенограмме по этому поводу говорилось совершенно определенно: «Год или полтора тому назад я совершенно точно узнал, что в результате связей с проститутками он болел сифилисом». Любопытно, что проститутки здесь — во множественном числе, хотя сифилисом он наверняка заразился только от какой-то одной женщины. И сразу же необходимо оговориться, что нехорошую болезнь Лаврентий Павлович мог спокойно подхватить как на профессиональной жрице любви, так и любительнице, занимавшейся сексом не ради денег, а только ради удовольствия.

Заключительный вывод Шаталина звучал весьма патетически: «Вот, товарищи, истинное лицо этого претендента, так сказать, в вожди советского народа. И вот эта грязная моська осмелилась соперничать с нашей партией, с нашим ЦК (который, пожалуй, своей неповоротливостью действительно напоминал слона. — Б. С.). Этот самый грязный человек пытался внести раздор в ряды нашего Президиума, в ряды Центрального Комитета нашей партии, внести недоверие, то есть нарушить то самое, чем сильна наша партия. Но этому человеку не удалось и никому не удастся этого сделать. В момент, когда наш Центральный Комитет, когда весь народ, вся наша партия, Президиум нашего Центрального Комитета едины как никогда, никому не удастся помешать строить или выполнять те предначертания, которые нам завещали товарищ Ленин и товарищ Сталин.

Я, товарищи, считаю, и все мы вместе, видимо, считаем, что с помощью членов Центрального Комитета наш Центральный Комитет и Президиум Центрального Комитета, очистившись от скверны, выгнав из своих рядов этого провокатора и авантюриста, я бы сказал, раскрепостившись от него, не имея теперь помех, пойдут все вместе вперед еще более едиными, еще более уверенными и выполнят те заветы, которые даны нам товарищем Лениным и товарищем Сталиным». Образ негодяя-развратника призван был оттенить разоблачительный пафос, поскольку ничего более-менее конкретного вменить Берии так и не удалось.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.