Искусство, которое хочет понравиться

Искусство, которое хочет понравиться

Пять фильмов сороковых годов принесли Целиковской славу, отголоски которой докатились до наших дней, — «Сердца четырех», «Антон Иванович сердится», «Воздушный извозчик», «Близнецы», «Беспокойное хозяйство». Они появились на экранах страны в 1941–1946 годах, вызвав искренний восторг зрителей и равнодушие, если не гнев, лавировавшей в бурном море коммунистической идеологии кинокритики.

В последующие годы артистический талант Целиковской претерпел большие изменения, окреп, стал более универсален. Но миллионы восторженных поклонников актриса приобрела именно за первые кинокартины, где выступила в амплуа водевильно-лирического персонажа. Наверное, Целиковскую не раз посещала тихая обида, что она играет, — играет самобытно и талантливо — великолепные сложные роли на театральных подмостках — Лауру в пушкинских «Маленьких трагедиях», Аглаю в инсценировке «Идиота» Достоевского, Беатриче в шекспировской комедии «Много шума из ничего», — а выйдет на улицу, народ все продолжает шептать в спину: «Вон Шурочка Мурашова пошла».

Увы, здесь ничего не поделаешь. Во-первых, потому что кино — самый массовый вид искусства. Во-вторых, рядом с Целиковской работала целая плеяда великолепных театральных актеров. В театре у нее были соперницы, в кино — никогда.

В блокноте за 1989 год Людмила Васильевна записала фразу:

«Есть искусство, которое хочет понравиться, и есть искусство, которое хочет постичь жизнь».

К первому типу искусства (конечно, с долей условности и приближенности), можно отнести «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова, пейзажную живопись Шишкина и Айвазовского, эстрадную песню. Ко второму — романы Достоевского, иконопись Рублева, музыку Баха.

Фильмы, принесшие славу Целиковской, — это искусство, которое хочет понравиться. Это карнавал, где жизнь выведена из своей привычной колеи и становится зрелищем для всех без различия сословий, образования, идеологии. Это искусство, доступное всем, и потому презираемое снобами.

Часто случается, что творческая личность, решившая служить искусству, которое хочет постичь жизнь, перечеркивает свое легкомысленное прошлое. Каково же в поздние годы было отношение Целиковской к своему пятилетнему кинематографическому триумфу юности?

Она признавалась в шестьдесят лет:

«Смотрю свои прежние фильмы не как зритель, а как профессионал. Замечаю с досадой промахи и ошибки, неорганичность и фальшь. На партнеров смотрю с удовольствием и нежностью, люблю их всех».

На вопрос газеты: «В чем притягательная сила комедийных лент сороковых годов?» в шестьдесят пять лет она отвечала:

«В этих непритязательных комедиях была найдена дорожка к сердцам и душам зрителей. Наверное, причину следует искать в самой атмосфере этих лент, которые удивительно точно передавали ощущение радости, энергии, веры в торжество добра, любви, красоты, которым жил весь наш народ. Я вспоминаю, какими мы вернулись после эвакуации, когда впервые снова зажглась лампочка в доме, когда можно было не прятаться от бомб, не надо было ждать похоронок. Это были годы величайшего оптимизма, необычного прилива сил. Ведь мы пережили такое испытание, такую беду, ни одна семья у нас не осталась без потерь и слез. В мае 1945 года мы избавились от всего этого ужаса и, словно предчувствуя потребность зрителей в мирном, оптимистическом ощущении жизни, предложили им „Близнецов“, „Беспокойное хозяйство“, довоенные комедии. Фильмы тех лет сделаны с добрым отношением к человеку. Так, может быть, причину неуходящего успеха тех лент и следует видеть в их сердечном отношении к людям и на экране, и за экраном?»

Она как бы оправдывалась в семьдесят лет:

«„Антон Иванович сердится“, „Сердца четырех“ — это были студенческие работы, там никакой моей заслуги не было особой.

Это было время надежд, время оптимизма. Мне казалось, что меня все любили, и я всех любила. И поэтому мои героини все были очень любвеобильные, очень приветливые, открытые, очень доброжелательные, оптимистичные».

В семье Целиковской, где всегда царили добродушие и любовь друг к другу, часто просматривали ее первые фильмы, весело подтрунивая над жизнерадостными героинями Людмилы Васильевны, хлопотавшей рядом по хозяйству, но наотрез отказывавшейся подсесть к экрану. Она лишь, прокручивая мясо в мясорубке, умело парировала ехидные замечания, сама тоже вышучивая свою молодость. Но с годами обаяние старых кинолент начинало пронимать всех. Сын Целиковской Александр Алабян признавался:

«Первый раз, когда я смотрел старые комедии с участием мамы, они мне не понравились. Не понравились, потому что это фильмы „на цыпочках“ — розовые, очень далекие от реальной жизни, от тяжелого испытания, выпавшего на долю русского народа. Но с годами я, может быть, поумнел и стал замечать, что эти комедии мне нравятся все больше и больше.

Они легки, добры, их герои мягкие, приятные. С радостью окунаешься в теплую и ласковую, пусть и нереальную жизнь. Это то же самое, что пойти в цирк, на театральный водевиль, веселую оперетту.

Народ любил эти фильмы. Люди смотрели на Люсю Целиковскую и вроде бы тоже проживали жизнь ее героинь. Все те картины отличались динамичностью, одна сцена быстро сменяла другую, и их легко было смотреть».

Просматривая сейчас первые фильмы с участием Целиковской, хочется с какой-то полустарческой тоской воскликнуть вслед за Осипом Мандельштамом:

Только детские книги читать,

Только детские думы лелеять.

Все большое далеко развеять.

Из глубокой печали восстать.

Но нет, с годами мы становимся все печальнее и печальнее. А разве это хорошо?..