Партизаны и англичане
Партизаны и англичане
Это было вечером в пятницу, 4 мая 1945 года. С двумя офицерами-порученцами и шофером мы подвели своеобразный итог: сдача армий группы «Север» рейха и Дании была фактом, мы были одни на окраине Копенгагена, в абсолютно незнакомом квартале; мы занимали виллу генерала СС, что определенно не могло улучшить наше положение!
Самый молодой из моих офицеров нервно щебетал:
– Завтра, – повторял он, – будет слишком поздно. Надо найти решение немедленно. Я сейчас же отправлюсь в немецкий штаб!
Он увел шофера, положив на колени автомат. Через четверть часа он бросился в центре города в бредовый омут восстания, уличных смут, где мятежники хватали отдельных солдат, не успевших вовремя определиться. Офицер, шофер и машина потонули в этой темной, мрачной трагедии.
В одиннадцать вечера исход становился все более и более простым: нас оставалось только двое, у нас больше не было автомобиля, у нас не было никакого адреса.
* * *
Скрипнул ключ. Дверь открылась. Вошел человек.
Это был гражданский немец, долечивавшийся в Копенгагене. Мы не знали этого, но он жил на одной вилле с нами. Этот парень пошел к морю с обеда, чтобы прогуляться. Теперь он возвращался, чтобы спать. Война была закончена? Это было не его дело. Он не был солдатом, поэтому он философски ждал дальнейших событий.
Он разделся, надел пижамные штаны бледно-зеленого цвета и с коричневым, как у мальтийца, бюстом набросился на остатки закуски.
Мы вернули его к реальности. Наше положение все же показалось ему чуть сложнее, чем его.
– Не знаете ли вы кого-нибудь, кто живет поблизости? – спросили мы его.
Он медленно прожевал яйцо в майонезе и, немного подождав, ответил:
– Да, немецкий наместник Дании живет в пяти минутах отсюда. Мы не заставили его повторять это дважды. Мой последний офицер-порученец надел гражданскую одежду и тотчас отправился к доктору Бесту.
Тот, обезумев на своей кухне, рвал на себе волосы от отчаяния среди девятнадцати чемоданов. Он не видел больше никакой возможности выбраться из этого муравейника – Копенгагена.
– Я попробую все, – сказал он. – Если это еще возможно, через час один морской офицер придет за вами и попытается взять вас на борт.
Мы прождали всю ночь, растянувшись в вестибюле. Никто не пришел.
Утром на вершинах всех матч всех соседних вилл развевались красно-белые флаги. В море перед нашей террасой в пятистах метрах патрулировал катер. По бульвару проехали грузовики с вооруженными солдатами в касках. Каждый показывал рукой на виллу Хаус Викинг. Видимо, нам недолго предстояло ждать их нападения.
* * *
Слуги пошли на разведку. Город был в сильном волнении. Немцы были расстреляны толпой. Многие тысячи партизан были хозяевами улицы. Немецкие дома в центре Копенгагена были окружены разъяренной толпой.
И тем не менее мы почти завидовали нашим окруженным там товарищам. Они по крайней мере были вместе, могли собраться в кулак до прибытия британских войск, а нас двоих с часу на час могли разорвать на части.
Из города доносился шум яростного боя. Стреляли из автоматов, даже из пушек. Это была какая-то шумная капитуляция!
Мы спрашивали себя, когда и как мы сгинем. Вдруг прекрасный голубой лимузин с датскими номерами остановился перед дверью. Оттуда выбежал человек:
– Переоденьтесь в гражданское и быстро прыгайте в мою машину!
За несколько секунд мы натянули гражданскую одежду поверх мундиров.
– Попробуем пересечь город, – сказал наш шофер, двухметровый джентльмен, одетый с совершенным шиком.
– А если нас атакуют?
– Тогда ничего не поделаешь. Надо оставить здесь все свое оружие, даже ваши пистолеты. Войска Дании капитулировали. Мы должны уважать слово рейха.
Мы опустошили карманы. Машина рванула по проспекту.
* * *
Наш водитель был офицер в штатском. Доктор Бест, верный долгу, приказал ему сделать все, чтобы нас спасти. Он рисковал. Немецкие корабли еще занимали часть порта в Копенгагене. Мы попытаемся добраться до них, но для этого надо было пересечь весь город.
Едва выехав на бульвары, мы столкнулись с первыми препятствиями. От перекрестка к перекрестку шесть партизан с выставленными вперед автоматами преграждали путь.
Наш гид делал тогда вид, что останавливается, затем он делал часовым приветственный знак старого друга. Те думали, что они имеют дело с другим таким же партизаном: пользуясь эффектом неожиданности, наш немецкий офицер давил на газ.
Так мы проехали с полдюжины постов. Но чем дальше мы продвигались к центру, тем более загромождался проезд. Весь Копенгаген был на улицах. Автомобиль продвигался с большим трудом. Нас как-то странно все рассматривали.
Мы сворачивали на разные маленькие улочки и наконец выбрались на бульвар в пятидесяти метрах от рычащей толпы, берущей штурмом одно здание. Нескольких в штатском тащили по земле. Группы партизан занимали шоссе.
У нас была всего одна секунда, чтобы свернуть в перпендикулярную аллею. Когда машина въехала туда, отступать было уже поздно: мы въехали прямо во двор казармы, занятой партизанами, установившими там сторожевые пулеметы.
Наш водитель невозмутимо влетел, затем в немыслимом вираже объехал противотанковый бетонный барьер и мастерски выехал из ловушки.
Мы проехали вблизи толпы и на полном газу помчались по соседним улицам.
* * *
Наш шофер прекрасно знал Копенгаген. Боковыми улицами ему удалось добраться к порту. Каждую минуту мы видели толпы, осаждавшие здания. Наполовину оглушенных людей заталкивали в грузовики. Каждый раз нам приходилось делать крутые виражи, чтобы не попасть в середину толпы.
Чтобы добраться до порта, надо было проехать через вокзал. Как нам не застрять при попытке проехать по длинному проходу через железнодорожные пути?
Вот тогда еще раз моя звезда улыбнулась мне.
Как раз только что раздалась сильнейшая пальба. Датские коммунисты попытались овладеть портовым складом горючего в нескольких сотнях метров от нас. Немцы яростно ответили из всех бортовых орудий. Суматоха была страшная.
Штатские, террористы, часовые, все убегали, бросаясь в дома. Одна секунда от Бога! Наша машина стрелой пролетела тридцать-сорок метров по проходу, сделала большой вираж, бросившись вниз, и остановилась перед шлагбаумом: мы были спасены, мы были у входа в порт!
* * *
Но даже и там датские партизаны с револьверами в руках, немецкие обезоруженные солдаты смешались одни с другими.
Я незаметно показал одному морскому офицеру свой орден, держа его спрятанным в ладони. Он с невинным видом посадил меня и моего офицера-порученца в катер, который отвез нас к флагманскому кораблю командующего восемнадцатью минными тральщиками.
Зрелище копенгагенского рейда было впечатляющим. Напротив этого обезумевшего города в голубой бухте стоял целый немецкий флот, состоявший из прекрасных боевых единиц, таких, например, как «Принц Ойген». Флаги военно-морского флота по-прежнему гордо развевались на мачтах.
Двадцать тысяч человек были на борту. Но эти великолепные корабли сегодня вечером или завтра утром будут добычей союзников.
Я избежал террористов, чтобы теперь быть схваченным англичанами.
Командующий минными тральщиками был решительным человеком.
– Наши армии в Норвегии не капитулировали, – повторял он. – Может быть, есть еще шанс добраться туда!
Но, проконсультировавшись, адмирал ответил, что любая мысль об отплытии в Норвегию должна быть оставлена.
* * *
Город искрился на солнце. В три часа дня командир показал мне радиограмму: скоро с воздуха должна была высадиться дивизия англичан.
Через четыре часа британский самолет пролетел над нашими мачтами, сделал разворот и приземлился на наших глазах на аэродроме Копенгагена.
В пять часов вечера небо наполнилось мощным ревом: безупречным строем подлетали сотни тяжелых транспортных самолетов англичан. Они садились на аэродроме в нескольких километрах от нас.
В шесть часов вечера из чрева самолетов выезжали мотоциклы и грузовики. Томми устремлялись в город, их приветствовала возбужденная толпа. С минуты на минуту мы должны были увидеть их на пирсе.
У моего командира горели глаза. Он по-братски взял меня за плечи:
– Нет, нет, – закричал он. – Никто не скажет, что Германия бросила вас!
Он крикнул одного молодого командира минного тральщика.
– Вы пробьете проход, – сказал он ему. – Я хочу, чтобы вы прибыли в Осло с Дегреллем!
Подошел красивый военный корабль, серый, как вода, тонкий и узкий, как гончая собака. Я надел мое широкое овчинное пальто и прошел на борт. Перед носом у англичан, постреливавших и громыхавших по мостовым набережных, в половине седьмого вечера мы отдали швартовы и на полной скорости пошли в направлении шведского берега, затем прямо на север.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.