Тора в двух чемоданах

Тора в двух чемоданах

Пятикнижие Моисеево, оно же Тора, на фотобумаге занимает два объемистых чемодана. Которые как раз умещаются под односпальной польской тахтой. Цвет поролонового матраца значения не имеет. У автора он был зеленый. Не суть. Помянутая Тора принадлежала Зеэву Гейзелю, будущему израильскому политологу и компьютерщику, которого тогда автор знал еще плохо. И хранилась под тахтой два года. Пока Гейзель не уехал, завещав этот сосуд и светоч еврейской мудрости кому-то другому. Кому – уже и не упомнить. После чего два тяжеленных чемодана уехали к новому хозяину. И исполненная кроткого терпения жена автора, с которой он к тому времени прожил не тридцать лет, как на момент написания этих строк, а только пять, перестала просить его передвинуть эти кирпичи каждый раз, как мыла пол. А мыла она его часто. В общем, хотели исторических корней евреи? Нате.

К концу 80-х однокомнатная квартира на Нагатинской, которую автор получил на молодую семью в результате размена коммуналки на Годовикова, была завалена еврейским самиздатом в достаточной степени, чтобы его, при случае, хватило на приличный срок. Тем более что изготавливалось бесценное еврейское духовное наследие на потоке. Масштабы потрясают воображение даже сегодня, когда все то, что было запрещено, давно разрешено. И типографии можно найти едва ли не на каждом углу. Личный состав, задействованный в технологическом процессе, – почти батальон. Суммарный годовой тираж – под сто тысяч экземпляров. Все, что вы хотели узнать о евреях, но боялись спросить.

Плюс архив. Библиотека. Система распространения. В масштабах Союза. Где были евреи – туда и везли. А где их не было?! И так до того, как в конце 1989 года в Риге, которой запреты центра осточертели, как осточертел и сам центр, вышел первый официальный журнал. «Вестник еврейской культуры». Процесс пошел семимильными шагами.

Был выпущен географический справочник по Израилю – спасибо за копирайт израильской «Библиотеке Алия». Первый в стране за десятилетия еврейский календарь вместе с американской просветительской организацией ХАМА. Которую до сих пор возглавляют те же интеллигентные русские хабадники, что и тогда. Цвет и лицо русско-еврейской ортодоксии. Хабад с человеческим лицом. Дай Б-г здоровья им самим, их семьям и всем их сотрудникам – еврейским и нееврейским. Бывают же среди датишников, или «шхорим», как называют евреев-ортодоксов, соответственно, на американо-русском и израильском сленге, не просто приличные, а по-настоящему замечательные люди!

Следом был выпущен сборник еврейских сказок «Царица суббота». И еще одна книга сказок, в оригинальных переводах пермской четы Бурштейнов с блестящими иллюстрациями Егорова. Которую влиятельные идиоты из Еврейского Агентства немедленно раскритиковали, заподозрив в скрытом антисемитизме. На том для них несомненном основании, что евреи на картинках были черняво-брюнетистые. И были у них, евреев, длинные носы. С горбинкой. Что, по мнению израильских бюрократов, было злобной пародией. Пасквилем. И несомненной идеологической диверсией, достойной расследования. Пресечения. И прочих кар.

Автор тогда был молод и наивен. И впервые столкнулся с фантасмагорическим кретинизмом израильской бюрократии. Которая ни в чем не уступала и не уступает своим аналогам из Японии, Франции, Соединенных Штатов или СССР. В связи с чем удивился до крайности. Он не предполагал, что евреи, тем более израильтяне, могут быть такими тупыми. Ну, так вообще, мало ли чего он себе не предполагал. С годами понял: могут. И привык. А в самом деле, чего хотеть от израильтян, если они уже начальники и, тем более, официальные лица? В диаспоре надо напрягаться. Шевелить извилинами. Учиться думать собственной головой. И вообще учиться. А в родном еврейском государстве – зачем?! Что не так уж бессмысленно. Ибо человеку, как и текущей воде, свойственно двигаться по пути наименьшего сопротивления.

Как бы то ни было, подготовленный к изданию вскоре после упомянутого скандала до состояния типографских пленок том «Еврейской кухни» с иллюстрациями того же Егорова завис. Но уже не из-за того, что кому-то что-то не нравилось. Автор, как истинный еврей, отличался упрямством и той самой жестоковыйностью. Художник был его институтским другом. И генетически не чужд избранному народу. Даже можно сказать, сильно не чужд. Но тема сдохла. Не книгоиздата как такового. Но еврейского – таки да. Выяснилось, что в подпольные времена евреи жить без своих книг не могли, расхватывали их как горячие пирожки, и издавать их можно было любыми тиражами. Официальные типографские экземпляры тем более брали влет. Но исключительно на халяву. Для плохо понимающих великий и могучий русский язык: бес-плат-но. И никакие рекламные трюки тут издателям не помогали. За детективы платили. За фантастику. За приключенческую и детскую литературу. А за еврейскую – нет. Разве что коллекционирующие ее антисемиты. Рынок такой сложился.

За годы и десятилетия, когда все еврейское было запретным, была налажена система его, еврейского, производства. Но распространять еврейскую литературу за деньги было никак нельзя. Поскольку это уже было в чистом виде незаконное частное предпринимательство. Очень большой срок за него бы не дали. Но могли дать достаточный. При том, что сидеть по обвинениям политического характера – это одно. А по экономической статье, как спекулянт, совсем другое. По крайней мере, для тех, кто этим самиздатом занимался. Так что распространяли еврейскую литературу бесплатно. Годами и десятилетиями. Во все возрастающем количестве экземпляров. И вся читающая публика, которую эта литература интересовала, привыкла получать ее бесплатно. Что полностью убило рынок.

То есть первый выпуск рижского «Вестника еврейской культуры», изданный в 1989-м, еще ушел с ходу. Очень уж был экзотичный товар. Второй с трудом. Ну а третий застрял на складах. Период был переходный. Издатель привык к советским миллионным тиражам. А читателю было не до того. Начальство бросило страну на произвол судьбы. Верхние эшелоны делили власть. Приближенные – все, что попроще. Из нефтегазового, металлургического и телевизионного. Населению в полном составе было предоставлено право выживать, как ему заблагорассудится. Или не выживать. Отчего кто мог рванули за кордон – и в их числе огромное число читателей именно еврейской литературы. Прочие занялись выживанием в чистом виде. Не то чтобы им было совсем уж не до чтения. Привычка осталась. Но не до такой степени, чтобы прокормить издательство, занимающееся выпуском еврейских книг.

В отличие, скажем, от фотообоев. На которые остаток бумаги, не израсходованной на книжные тиражи, и ушел. А также этикеток для пищевой промышленности. Что принесло первые сравнительно постоянные деньги. Которых хватило на все прочее в постепенно укреплявшемся бизнесе. А с годами и на участие этого бизнеса в благотворительности в особо крупных размерах. Включая книгоиздат. Собственно говоря, и две с половиной сотни книг, изданных Институтом Ближнего Востока, и все то, что в рамках работы Российского еврейского конгресса было напечатано при его поддержке – преимущественно издательством «Гешарим», издано по наследству от тех времен, когда под тахтой у автора хранилась Тора. В двух чемоданах. Дурацкие были времена. Но всходы дали неплохие. Вопреки всему, что должно было этому помешать. И ведь как мешало!

Как там говорил отставной царский таможенник Верещагин в «Белом солнце пустыни»? Была у меня таможня. Были контрабандисты. Теперь таможни нет. Контрабандистов тоже нет… Вот так и с самиздатом. Был самиздат. Который, по крайней мере, еврейский, за что автор лично отвечал, поддерживался структурами, занимавшимися евреями СССР. Израильскими, о чем имеет смысл почитать Яшу Кедми. Неизраильскими. И в какой-то момент не стало самиздата. Как и всего еврейского подполья. Оно же – независимое еврейское движение. После чего быстро выяснилось, что в обычных условиях массовый еврейский книгоиздат, как и вообще любая качественная литература, может быть только дотационным.

Чем упомянутое «Гешарим», выбивая гранты из еврейских фондов и еврейских олигархов, и занимается. Дай Б-г здоровья его бессменному директору Мише Гринбергу. Хасиду с тем самым, пришедшим из распространенной в СССР поговорки про чехословацкий социализм 1967 года человеческим лицом. Более всего напоминающему крепкой фигурой, окладистой до изумления бородой и характером конан-дойлевского профессора Челленджера. Если, конечно, профессор носил бы, в придачу к бороде, черную кипу и полагающиеся верующему еврею цицит. Хотя профессор – не профессор, но диссертацию Михаил Львович защитил. В России и на русском языке.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.