Послесловие

Послесловие

Франс умер и что?.. Его стали активно развенчивать на родине. Особенно усердствовали сюрреалисты, выпустившие брошюру под название «Труп», а их лидер Анри Бретон обозвал даже Франса полицейским. Бесновался и Поль Элюар. Критики Франса были модернистами, и им была чужда классичность Анатоля Франса. Они были молоды и полны всяких революционных замыслов, а Франс был стариком и отчетливо понимал, чем все кончается.

«Молодость прекрасна тем, что она может восхищаться, не понимая, — говорил Франс. — Позже является желание постигнуть известные соотношения вещей, а это уже большое неудобство».

Ирония Франса была для многих как кость в горле, многие его высказывание вызывали возмущение, типа «Создать мир легче, чем понять его» или другое — «Случай — псевдоним Бога, когда он не хочет подписываться своим собственным именем» и т. д.

И уж совсем возмутительное: «будущее укрыто даже от тех, кто его делает» (не слышится ли в этом черномырдинское: «хотели, как лучше, а вышло, как всегда»?). Служители церкви считали Франса атеистом и подрывателем общественных устоев. Ватикан в 1922 году попросту наложил запрет на все произведения Франса — «Ватикан жаждет?!»

Но Анатоль Франс пережил многих критиков. Кстати, вспомним и Анну Ахматову. 2 октября 1955 года Лидия Чуковская записала свой разговор с Анной Андреевной, которая в то время переводила Франса на русский и сетовала:

— Идет с подозрительной легкостью. Перевела в один день 13 страниц. Кончится это каким-нибудь скандалом.

— А вы не любите Франса?

— Нет, что вы! Показная эрудиция, все это выписки, когда-то мне нравились «Боги жаждут» — посмотрела недавно — да это сырой материал настриженный ножницами и еле соединенный!

Анна Ахматова судила частенько излишне строго и наотмашь. А вот другая поэтесса, прошедшая семь кругов ада в ГУЛАГе, Анна Баркова посвятила Франсу стихи:

Отношусь к литературе сухо,

С ВАППом правоверным не дружу,

И поддержку горестному духу

В Анатоле Франсе нахожу.

Боги жаждут… Будем терпеливо

Ждать, пока насытятся они.

Беспощадно топчут ветви сливы

Красные до крови наши дни.

Все пройдет. Разбитое корыто

Пред собой увидим мы опять,

Может быть, случайно будем сыты,

Может быть, придется голодать.

Угостили нас пустым орешком.

Погибали мы за явный вздор.

Так оценим мудрую усмешку

И ничем не замутненный взор.

Не хочу глотать все без разбору

Цензором одобренную снедь.

Лишь великий Франс — моя опора.

Он поможет выждать и стерпеть.

Что добавить? «Тоска поэтов — золоченая тоска, — утверждал Франс. — Нe жалейте их слишком: те, кто умеет петь, умеют скрашивать свое отчаяние; нет еще такого волшебства, как волшебство слова.

Поэты, подобно детям, утешают себя образами».

Лично я себя утешаю афоризмом Анатоля Франса: «Случай — вообще Бог». И «нам не дано предугадать…» Что будет? Как будет? Как сложится? «Непроницаемым туманом сокрыта истина от нас» — это Державин, а может, Карамзин. Иногда в этих книжных знаниях можно и утонуть. Свои критические статьи Франс называл «приключениями собственной души в мире книг!»

И финальный вздох: да здравствует великий скептик и ироник Анатоль Франс!

«Ирония — последняя стадия разочарования». Печально, но верно. Ибо мир не способен нас очаровать. В этом убеждают нас книги Анатоля Франса.

Поставил точку. Задумался. Нет, так не пойдет! Концовка какая-то упадническая, поищем еще у Франса: «Не следует предаваться сожалением о прошлом, ни жаловаться на перемены, которые нам в тягость, ибо перемена есть самое условие жизни».

И уж самое последнее:

«Жить — значит действовать».

Послушайтесь старика Франса.