Писатель иронии и надежды

Писатель иронии и надежды

Иногда тянет сопоставить себя с кем-то из знаменитых писателей. Сравнить свой литературную судьбу с чужой. Найти нечто схожее и от этого испытать особое удовольствие: не я один…

К примеру, Анатоль Франс и моя скромная особа. Я, как и он, закоренелый книжник. Извлекатель книжной премудрости. Упорный книгочей. Уважающий книги собратьев по перу и любитель цитирования. Ну, и, конечно, ирония. Иронический взгляд на мировую историю, на человека и на все его проявления. Легкая усмешка и мягкий юмор. И осознание того, что:

«Неведение — неизбежное условие, я не скажу счастья, но самого существования, если бы мы знали все, мы не могли бы перенести и час жизни. Ощущения, которые делают нам ее приятной или, по меньшей мере, выносимой, рождаются из обмана и питаются иллюзиями».

Это — Анатоль Франс.

«Чем больше я думаю о человеческой жизни, тем более я уверен, что должно дать ей свидетелем и судьей Иронию и Сострадание, как египтяне призывали к своим мертвым богиню Изиду и богиню Нефтис. Ирония и Сострадание — хорошие советчицы: одна, улыбаясь, делает нам жизнь приятной, другая, плача, освящает ее. Ирония, которую я призываю, вовсе не жестока. Она не насмехается ни над любовью, ни над красотой. Она нежна и доброжелательна. Ее смех смягчает гнев, и она учит нас смеяться над злыми и глупцами, которых без нее мы могли бы по слабости ненавидеть».

И это опять Франс. Разве не замечательно сказано? Не проникновенно? То-то и оно.

У нас с Анатоль Франсом (как приятно звучит: у нас с Франсом)) много общего в подходах к жизни и в отношении к книгам. Только вот разница: он жил с детства среди книг (сын букиниста), а в моем доме книг практически не было, и я с детства-юности пасся в библиотеках. Особенно мне повезло, когда я учился в Плехановке (ныне Экономическая академия им. Плеханова) и работал в Доме Радио на Пятницкой, — и в институтской библиотеке и на Радио были довольно-таки фундаментальные собрания книг — раздолье и пиршество. Я много читал, вникал и выписывал понравившиеся мне отрывки и пассажи или отдельные высказывания и мысли. Горы исписанных тетрадок. И когда сегодня ко мне приходят корреспонденты брать интервью и спрашивают, откуда я все знаю и где беру материал, — я неизменно шутливо отвечаю: «Из тумбочки». А если серьезно, то это хранящиеся плоды давнего интереса, любознательности и желания узнать, как можно больше,

С Анатоль Франсом я познакомился поздно, в 22 года, в апреле 1954 года, когда запоем читал его «Сад Эпикура» и прочие рассказы и новеллы. Он поразил меня своей глубиной и одновременно легкостью изяществом и мудростью. И еще — совершенным литературным стилем. Отточенным. Точным. Элегантным.

Вот одна из выписок того времени, привожу ее спустя 54 года. Анатоль Франс — одна из сказок:

«Когда юный принц Земир вступил на персидский трон, он созвал ученых своего государства и сказал им:

— Мой учитель объяснил мне, что короли, чтобы избежать ошибок, должны знать историю народов. Напишите же для меня всемирную историю, и позаботьтесь, чтобы она была полной.

Через двадцать лет ученые снова представились королю в сопровождении каравана из двадцати верблюдов, и каждый верблюд вез 500 томов.

Секретарь академии произнес краткую речь и передал королю 6000 томов.

Король был очень занят делами правления.

— Но, — сказал он, — я уже достиг середины жизни своей, и если я проживу даже до глубокой старости, я не успею прочесть столь пространную историю. Сократите ее.

Ученые проработали еще двадцать лет и пришли снова, в сопровождении трех верблюдов, везших 1500 томов.

— Вот наш труд; думаем, что мы не пропустили ничего существенного.

— Возможно. Но я уже стар. Сократите историю. И спешите.

Лишь через десять лет пришли они снова в сопровождении молодого слона, на котором было только 500 томов. Теперь они были очень сжаты.

— Правда. Но жизнь моя приходит к концу. Еще сократите!

Через пять лет явился снова секретарь. Он шел на костылях и вел на поводу ослика, на спине которого лежал толстый том.

— Спеши, — сказал офицер, — король при смерти.

— Мне придется умереть, не узнав историю людей, — проговорил король.

— Нет, — ответил старый ученый, — я изложу вам все в трех словах: рождались, страдали и умирали».

Такова сказка Анатоля Франса. А для меня далекий 1954 год был трудным: нищий студент, без особых перспектив на будущее, да еще рано женившийся и заимевший ребенка. Настроение тех дней, записанное в дневнике:

«Сегодня пасмурно и дождливо и на душе не все ясно, холодная равнодушная змея отравляет меня ядом размышлений и сомнений. Змея напоминает мне о моем положении студента, об экзаменах, о дырявом кошельке, об общественном мнении, которое порицает меня за то, что не стою крепко на своих ногах, о том, что завел семью и т. д. И этот внутренний голос совести, голос дьявола портит все…»

И далее в записи от 2 мая 1954 года:

«Но не надо казаться более слабым, чем ты есть. Смелее в будущее! И притом — с улыбкой! И, пожалуйста, уверенно шагайте через лужи и канавы, презирая их. Только нытики и пессимисты не дойдут до цели и погрязнут в мещанской тине покорности.

А ты, слезливая совесть, не ломайся и трагически не отпевай своего хозяина. Сентиментальная щепетильность не идет к моим надменным усам. Цыц, истерика! Все тверже и уверенней мой шаг. И как писал один мой знакомый:

Ты будешь первым,

Не сядь на мель.

Чем тверже нервы,

Тем ближе цель».

Вот так я писал в 22 года, под влиянием прочитанных книг (хотим мы этого или не хотим, но книги исподволь влияют на нас, формируют, корректируют, направляют… но это, правда, было тогда, когда росло читающее поколение, а нынешнее — смотрящее и исключительно визуальное… а мы были вербальным).

Однако, чтобы снять некий возникший пафос, вспомним один из афоризмов Анатоля Франса: «Никому не давайте своих книг, иначе вы их уже не увидите. В моей библиотеке остались лишь книги, которые я взял почитать у других».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.