По следам Флобера

По следам Флобера

Рожденная фантазией Флобера мадам Бовари вошла в мировую галерею великих женских образов: Джульетта, леди Макбет, Дульцинея Тобосская, Джен Эйр, Евгения Гранде, Анна Каренина, ибсеновская Нора, Настасья Филипповна, Скарлетт О’Хара…

В большую книгу афоризмов вошли высказывания Флобера:

«Художник должен присутствовать в своем произведении, как Бог во вселенной: быть вездесущим и невидимым».

«Женщины слишком доверяют мужчинам вообще и слишком доверяют им в частности».

Флоберовский сюжет «Саламбо» лег в основу оперы Мусоргского и балета Арендса под тем же названием «Саламбо».

Что касается литературных влияний Флобера на других писателей, то их было немало, многие использовали в своих героинях прием Флобера, приговорившего Эмму Бовари к банальности. Спустя 120 лет, в 1968 году, англичанин Джон Фаулз создал «Мадам Бовари» на свой лад, написав роман, тоже ставший знаменитым, — «Женщина французского лейтенанта». Ее героиню Сару Дудраф и Эмму Бовари роднят не только возраст, эпоха и фасон платья, но и многое другое. Но есть и отличие: Сара в отличие от Эммы не губительница, а проводник Жизни, хотя, возможно, поворот заключен и в мужчине, ибо старая истина: мужчина находит в женщине то, что ищет. Если сравнивать оба романа, то нюансы заключены в акцентах: Флобер призывает жить без иллюзии, а Фаулз зовет претерпеть жизнь, постоянно очищая ее от наслоений ложных смыслов, пошлости, привычки, — по крайней мере так считает молодой критик Гела Гринева.

От литературы в кино.

«Мадам Бовари» четырежды была экранизирована в кино. В 1934 году фильм по роману Флобера снял французский режиссер Жан Ренуар. В 1937 году к Флоберовскому роману обратился немецкий режиссер Герхардт Лампрехт. В его картине роль Эммы великолепно сыграла Пола Негри, немецкая и американская киноактриса, полька по национальности. В 1949 году вышла в США лента режиссера Винсента Миннелли (отца Лайзы Миннелли). И последняя экранизация — фильм Клода Шаброля «Мадам Бовари» с Изабель Юппер в главной роли. Юппер сыграла Бовари многозначно и впечатляюще, недвусмысленно показывая зрителям, что ад находится в нас самих.

Любопытно вспомнить, как в предисловии к изданному у нас однотомнику Флобера в 1947 году было отмечено, что «творчество Флобера в значительной мере носит критический характер, а острота флоберовской „буржуафобии“ — одна из положительных сторон его литературного наследия».

А мы-то все думали, что главное…

Вот и Максим Горький ошибался в своем признании «О том, как я учился писать» (1928): «Помню, — „простое сердце Флобера я читал в троицын день, вечером, сидя на крыше сарая, куда залез, чтобы спрятаться от празднично настроенных людей. Я был совершенно изумлен рассказом, точно оглох, ослеп, — шумный весенний праздник заслонила передо мной фигура обыкновеннейшей бабы, кухарки, которая не совершила никаких подвигов, никаких преступлений. Трудно было понять, почему простые, знакомые мне слова, уложенные человеком в рассказ о „неинтересной“ жизни кухарки, — так взволновали меня? В этом был скрыт непостижимый фокус, и, — я не выдумываю, — несколько раз, машинально, как дикарь, я рассматривал страницы на свет, точно пытаясь найти между строк разгадку фокуса“.

Вот что значит великий стилист Флобер! А вот Максим Горький стилистом не был. Бунин был превосходным, а вот Горький — нет. Но не будем отвлекаться.

Лично мне повезло: я побывал на родине Флобера в Руане. Это произошло 15 мая 2005, и этот день был для меня примечательным. Автобусная остановка „La Flaubert“, цветочная лавка „Сад Эммы“, магазин „Видео Бовари“, „Галереи Бовари“ и так далее, но все же главное в Руане — Жанна д’Арк, здесь ее сожгли, и все туристы фотографируются около фанерной Орлеанской девы. Устав бродить по Руану, мы заглянули в летний ресторан, который осенял памятник Флоберу. Небольшой, но весьма живой: Флобер изображен в расстегнутой куртке с бантом на шее, одна рука в кармане и весь он устремлен вперед, к каким-то неведомым далям. Народу много. Все сидят, пьют, жуют, болтают и, вроде, им нет никакого дела до Флобера. Ну, был когда-то такой писатель, ну, и что?!. Это как раз та новая генерация буржуа со старыми взглядами и манерами, которых так не любил писатель

Пустые. Напыщенные. Сосредоточенные только на самих себя.

Странно, но во время писания этого опуса (эссе?) меня преследовал незатейливый мотив старой песенки — ариэтки Александра Вертинского» и слова печальные-печальные:

Я помню эту ночь. Вы плакали, малютка.

Из Ваших синих подведенных глаз

В бокал вина скатился вдруг алмаз…

И много, много раз

Я вспоминал давным-давно ушедшую минутку…

На креслах в комнате белеют Ваши блузки.

Вот Вы ушли, и день так пуст и сер.

Грустит в углу Ваш попугай Флобер,

Он говорит «j?mais» и плачет по-французски.

Почему попугая некая актрисулька назвала Флобером, — знает только она. Может быть, это была очередная Эмма Бовари, мечтавшая о любви и счастье, а получившая только боль и печаль…