Мадам Бовари

Мадам Бовари

«Госпожа Бовари — это я», — заявлял Флобер. То ли серьезно, то ли иронически.

«Ужасная работа! Какая мука! — признавался писатель, когда бился над романом. — О искусство, искусство! Что же это за чудовищная химера, выедающая нам сердце, и ради чего? чистое безумие — обрекать себя на такие страдания…»

«Как надоела мне Бовари! Но понемногу я все же начинаю в ней разбираться. В жизни ничего мне не давалось с таким трудом, как теперешняя моя работа, как обыденный диалог; а сцена в гостинице потребует месяца три. Бывают минуты, когда я готов плакать от бессилия. Но я скорее издохну, чем обойду ее…»

Флобер работал над романом о Бовари около пяти лет. У героини романа был прототип, согласно мемориальной плите: «Дельфина Даламар, урожденная Кутюрье. Мадам Бовари. 1822–1848».

В письмах к различным адресатам Флобер уверял, что в «Госпоже Бовари» нет ничего от него, что он не вложил сюда ни своих чувств, ни переживаний, что все, что он любит, отсутствует в «Госпоже Бовари». При этом он жаловался, как трудно ему влезать в шкуру несимпатичных ему людей, изображать пошлость. Главную героиню он называл «бабенкой» и предупреждал одну свою хорошую знакомую, чтобы она не сравнивала себя с Эммой Бовари: «Это до известной степени испорченная натура, женщина, чьи чувства и поэтичность фальшивы».

«Она хотела умереть и одновременно хотела жить в Париже» — это суть Бовари. И, как отмечал ее создатель Флобер: «Сейчас в провинциальных городках страдают не менее 20 Бовари».

В юности Флобер пережил точно такие же иллюзии, какими он наделил Эмму Бовари, ее тоску по романтике, по идеальной любви. Свое разочарование, свой крах былых мечтаний писатель вложил в провинциальную мещаночку Эмму. В ней он как бы бичует собственные заблуждения молодых лет. Какова главная причина несчастий литературной героини Флобера? Причина в том, что Эмма ждет от жизни не того, что жизнь может ей дать, не того, что сулят авторы романов, поэты, художники, путешественники. Она верит в счастье, в необычайные страсти, в опьянение любовью, во все яркое и необыкновенное, ибо все это вычитано из книг, и это все ласкает и манит.

Жюль де Готье назвал боваризмом умонастроение тех, кто тщится «вообразить себя иным, нежели он есть в действительности».

Что можно сказать по этому поводу? В характере почти каждого человека можно обнаружить малую толику боваризма. «В любом нотариусе можно обнаружить осколки поэта», — и это верно.

Эмма Бовари по природе своей — эти боваризм в чистом виде. Она не желает видеть того, что ее окружает, она грезит о совсем иной жизни и не желает жить той жизнью, какая ей дана. В этом ее порок, — делал вывод Андре Моруа, — в этом же был и порок Флобера.

«Но ведь это и твой порок, лицемерный читатель!» — восклицал Моруа.

«Извечный спор: „Госпожа Бовари — это я“. По правде говоря, госпожа Бовари — это любой из нас».

И далее Моруа отмечает, что Бовари «пока только грезит о любовниках в духе Вольтера Скотта и о шикарных нарядах, она всего лишь поэт». Но едва она делает попытку сблизить мечту и реальность, тут же она погибает, — нельзя красивую бабочку трогать грубыми пальцами: она слишком нежна для этого…

А теперь цитата из Владимира Набокова: «Эмма живет среди обывателей и сама обывательница. Ее пошлость не столь очевидна, как пошлость Омэ (аптекаря Омэ. — Ю.Б.). Возможно, слишком сильно сказать о ней, что банальные, стандартные, псевдопрогрессивные черты характера Омэ дублируются женственным псевдоромантическим путем в Эмме; но не избавиться от ощущения, что Омэ и Эмма не только фонетически перекликаются эхом друг с другом, но в самом деле имеют нечто общее — это нечто есть вульгарная бессердечность их натур. В Эмме вульгарность, пошлость завуалированы ее обаянием, ее хитростью, ее красотой, ее изворотливым умом, ее способностью к идеализации, ее проявлениями нежности и сочувствия тем фактом, что ее короткая птичья жизнь заканчивается человеческой трагедией».

Роман Флобера был воспринят по-разному: кто-то хвалил, а кто-то хулил. Нашлось много критиков флоберовского метода и стиля письма. «Во многих областях по-разному, — писал строгий аналитик Сент-Бев, — проявляются особенности новой литературы: знание, наблюдательность зрелость, сила, известная жесткость. Это характерные признаки людей, стоящих во главе новых поколений. Сын и брат выдающихся врачей, Гюстав Флобер, держит перо, как иные — скальпель. Анатомы и физиологи, я нахожу вас повсюду…»

«Романист-медик», «хирург» — такие ярлыки приклеивали Флоберу. В печати было множество статей, карикатур и пародий… А еще был суд. Он состоялся 31 января 1857 года.