100-ЛЕТИЕ В.И.ЛЕНИНА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

100-ЛЕТИЕ В.И.ЛЕНИНА

Запомнилась одна из поездок в Бостон в 1969 году. В посольстве имелось задание от высших партийных инстанций выяснить, готовятся ли пропагандистские антисоветские акции в США в связи с предстоящим 100-летием В.И. Ленина. В частности, в Москве имелась информация, что жена и сын Троцкого якобы намерены опубликовать неизвестные подлинные документы Ленина предвзятого содержания, хранящиеся в архиве Троцкого в библиотеке Гарвардского университета. Просили выяснить, соответствует ли это действительности. В это время в посольстве находился в творческой командировке преподаватель политэкономии Московского государственного института международных отношений Александр Бакуменко, программа которого предусматривала посещение Гарварда. В Бостон поехали вместе. Нас принял президент университетского Совета, который в порядке исключения разрешил мне просмотреть каталог архива Троцкого и выбрать интересующие документы. Как он объяснил, архив согласно завещанию Троцкого закрыт и будет доступен через 50 лет после его смерти. Он рассказал, что жена Троцкого давно скончалась, а сын после смерти отца политикой не занимается и владеет в Мексике фермой по разведению домашней птицы.

Архивные документы, которые я просмотрел, являлись разрозненными копиями или вторыми экземплярами служебной почтовой и телеграфной переписки за 1919-20 годы — по вопросам снабжения некоторых частей Красной Армии, их дислокации, военных действий, — адресованной Ленину, Сталину, Крыленко, самому Троцкому, другим военачальникам. Многие письма и телеграммы шли от имени Ленина, но подписи на них не было. Сложилось впечатление, что архив собирался по принципу, «что попало под руку».

Василий Леонтьев

В эту же поездку состоялась встреча с будущим лауреатом Нобелевской премии Василием Леонтьевым, основателем научной школы по применению математических методов в расчетах рентабельности малых предприятий. Мы знали, что Леонтьев занимается исследованиями экономической эффективности научных лабораторий, ведущих НИОКР в военных областях, возглавляет проект по изучению структуры экономики США. В беседе, как бы между прочим, он заметил, что, конечно, СССР интересуют секретные разработки, которые он ведет, но он не может о них никого информировать, так как в противном случае будет привлечен к уголовной ответственности в соответствии с американским законодательством. Сказал, что может помочь экономике нашей страны, применив свои методы по расчету рентабельности, например, таких основных сельскохозяйственных структур, как совхозы и колхозы. Выразил желание приехать на один-два месяца в Союз и конкретно заняться этой работой в соответствующем отделе Госплана СССР или министерстве сельского хозяйства. Единственное, что нужно с нашей стороны — направить его жену на отдых в Сочи. По возвращении из Бостона о предложении Леонтьева сообщили в Москву, но ответа так и не получили.

Спустя полгода, находясь в отпуске, я в частном порядке встретился с Николаем Константиновичем Байбаковым, бывшим в то время заместителем Председателя Совета Министров СССР и Председателем Госплана СССР, с семьей которого у меня были близкие давнишние отношения. Рассказал ему о предложении Леонтьева и поинтересовался, почему ученого не пригласили в Союз. Он ответил, что помнит об этом сообщении, но в ответ я услышал: “Что мы могли ему показать, наши колхозы?” Меня эти слова искренне удивили — тогда мои устремления были направлены на сбор нужной нашей стране информации, и причин пассивности в ее получении от Леонтьева я просто не понимал. Но, увы, такова была тогда политическая установка партии — у нас все хорошо, никто не должен знать плохое, его нет. Байбаков, естественно, ее изменить не мог. Позже, лет через пять, я прочитал в сводках ТАСС, что Леонтьев приехал в Китай для выполнения контрактных работ по экономическим проблемам.

В СССР широко отмечалось 100-летие со дня рождения В.И. Ленина и соответственно велись широкие пропагандистские акции за рубежом, исключением не являлись и США. В посольстве организовали филателистическую выставку по тематике “Лениниана”, размещавшуюся на пяти стендах. В то время я серьезно увлекался филателией и привез из Москвы подборки марок на эту тему из своей коллекции. Они и были выставлены в посольстве. Американцы филателией увлекались мало, особенно связанной с Советской Россией, и тем не менее тематика Ленина производила на них впечатление. Интересен разговор, происшедший у меня с одним знакомым сотрудником ЦРУ у стендов выставки на одном из приемов в посольстве. На мой неожиданный для него вопрос в процессе беседы: “Нужен ли людям в Америке такой человек, каким был Ленин?” — он сразу же ответил: “Да, нужен!”

Люсита Вильямс

В юбилейном номере журнала “Советский Союз” на английском языке (аналоге журнала “Америка” в СССР), предназначенном для распространения в США, посвященном 100-летию со дня рождения В.И. Ленина, была опубликована моя статья, основанная на истории, рассказанной мне Люситой Вильямс. Вдова американского прогрессивного писателя и публициста, соратника Джона Рида, очевидца Октябрьской революции, встречавшегося с Лениным, Альберта Риса Вильямса жила в Бостоне. Познакомился я с ней через наших нью-йоркских журналистов и моего шефа Каменева.

После смерти мужа в 1962 году Люсита Вильямс приводила в порядок его архив, который мечтала передать Советскому Союзу. Как-то, будучи в Бостоне, я ей рассказал, что в моем рабочем кабинете в посольстве стоит небольшой гипсовый бюст Ленина с подписью: “Шеридан, 1924 год”. Спросил, знает ли она что-либо о Шеридан. И она рассказала, что Шеридан, племянница Уинстона Черчилля, была довольно известным скульптором. Лепила этот скульптурный портрет непосредственно с Ленина в Кремле в начале 20-х годов. Бюст предназначался для продажи в Европе и Северной Америке и сбора денег на рабочее движение в поддержку Советской России. Шеридан была близким другом Вильямса и они встречались в то время в России. Судьба бюста сложилась неудачно. После статьи в “Советском Союзе” компартия США попросила дать ей бюст для снятия копии, но при возвращении по почте он прибыл в посольство разбитым.

С Люситой Вильямс и ее сыном Рисом, священником пресвитерианской церкви в Бостоне, у меня постепенно сложились дружеские отношения. Во время командировок я всегда навещал их. Рис разделял взгляды своих родителей, был весьма образованным интеллигентным человеком, отличался доброжелательностью и гостеприимством, мечтал посетить Советский Союз, страну молодости отца, написавшего о ней немало прекрасных книг и статей.

В 1970 году Люсита в числе девяти американских граждан была награждена Президиумом Верховного Совета СССР Ленинской медалью, которую поручили вручить мне. В это время она находилась в бостонской больнице после инфаркта, но состояние здоровья позволяло ее навестить. Награждение доставило ей огромную радость, и она откровенно ее выражала в присутствии многочисленных медицинских работников.

Летом 1970 года Рис с женой и двумя детьми на теплоходе “Александр Пушкин” вместе со мной отплыл в Ленинград. Не могу не вспомнить оставшейся у меня на всю жизнь впечатляющей картины — во время прохода нашего корабля по неукротимой бурной реке Святого Лаврентия, соединяющей Атлантику с Монреалем, на высоком крутом берегу всегда выстраивалась торжественная линейка детей работников нашего посольства в Канаде, находящихся в пионерском лагере, в парадной форме с красными галстуками. Они салютовали советскому флагу и пароходу под звуки горна.

Люсита Вильямс в 1972 году в Москве безвозмездно передала Ленинской библиотеке архив своего мужа. До сих пор храню в памяти теплые воспоминания об этой дружной и честной американской семье, не думавшей о своем благополучии, искренне общаясь с советским дипломатом, сохранявшей идеалы своего мужа и отца, считавшего социализм единственно правильным устройством общества.

В одну из поездок в Бостон в 1969 году мы с Каменевым встретились с вдовой известного социолога Питирима Сорокина, первого русского профессора социологии Петроградского университета (1919-22), высланного из Советской России в 20-е годы в числе большой группы ученых и позднее основавшего кафедру социологии в Гарвардском университете. Сорокин умер в 1968 году и вдова, исполняя его завещание, хотела неформально выяснить возможность захоронения урны с прахом в Ленинграде и передачи нам рукописного архива. Разговор сложился вполне доверительный, она показала весь архив, огромную библиотеку и большую коллекцию грампластинок классической музыки, которую он собирал всю жизнь. В конце встречи неожиданно повела в мемориальную комнату, где в полумраке стояла урна с прахом.

Архив Стравинского

Еще одно дело, связанное с судьбами известных русских людей, оказавшихся вне родины, касалось архива выдающегося русского композитора Игоря Стравинского. Крупный нью-йоркский дилер по международным раритетам предметов искусства в мае 1971 года предложил посольству переговорить с ним о покупке архива композитора, скончавшегося 6 апреля этого же года. Сын Стравинского решил продать архив и в первую очередь предложил его СССР. При встрече дилер рассказал, что архив состоит из рукописей всех музыкальных произведений композитора, переписки с Дягилевым, воспоминаний о Римском-Корсакове, семейных фотографий, личных документов и многого другого. Стоимость архива дилер оценил в миллион двести пятьдесят тысяч долларов. В то время он приобретен не был.