Глава тридцать девятая Много лет спустя Манхэттен

Глава тридцать девятая Много лет спустя Манхэттен

Постаревший Томас Эдисон сидел на крыльце в кресле-качалке. В одной руке у него был медный слуховой рожок, в другой — большой стакан чая со льдом. К Боссу подбежал типичный представитель нового поколения подпевал, то ли Тилтон, то ли Милтон. Молодой человек размахивал газетой.

— Мистер Эдисон! — во все горло завопил гонец, принесший радостную весть. — Напечатали новое интервью Теслы! Он сказал…

— Что? — Эдисон приложил к уху рожок.

Начинающий подпевала наклонился к хозяину и крикнул прямо в раструб рожка:

— Никола Тесла, сэр! Если этот человек задался целью разрушить свою репутацию, на этот раз ему это удастся. Вот, послушайте: «Война полов завершится окончательной победой женщин. Вырвавшись из домашней тюрьмы, они уже не вернутся в нее по доброй воле. Человеческому обществу придется создать специальные структуры для заботы о детях, наподобие тех, что есть у пчел».

— У кого?

— У пчел, сэр. Ну все, теперь Тесла сам подписал себе приговор! В лаборатории говорят…

Эдисон поднял руку, призывая помощника к молчанию, и отнял от уха рожок, чтобы у мальчишки не осталось никаких сомнений насчет желаний Босса.

— Мне по душе ваше рвение, молодой человек. Но дело в том, что я давно уже не воюю с Теслой. Я уже обеспечил своим детям безбедную жизнь, а себе самому — место в истории. Никола Тесла, в свою очередь, получит то, что заслужил.

Он протянул разочарованному приспешнику стакан и уставился в одному ему видимую точку на линии горизонта.

* * *

Зимой 1933 года Николу Теслу подстерегли старость и нужда. Лишившись за неуплату номера в отеле «Пенсильвания», он снова брел по улице в поношенном пальто и нес все свои пожитки в двух потертых чемоданах.

Погруженный в невеселые раздумья, Тесла не сразу заметил управляющего гостиницей. Толстяк бежал за ним, едва поспевая за человеком много его старше. В конце концов, отчаявшись догнать бывшего постояльца, он заорал на всю улицу:

— Мсье Тесла! Стойте! Подождите!

Тесла повернулся к запыхавшемуся управляющему.

— Сэр! — начал тот с подобострастной улыбкой. — Как только вы ушли, мы получили письмо от душеприказчиков покойного Джона Джейкоба Астора! Все это время они пытались вас разыскать, — а это оказалось весьма непросто, — чтобы выполнить касающуюся вас часть завещания. Этой суммы сполна хватит, чтобы оплатить проживание в нашем отеле на год вперед. Позвольте я возьму ваши вещи!

Управляющий услужливо подхватил чемоданы. Обескураженный и счастливый Никола поплелся за ним.

— Мы рады предложить вам обеды в кредит на пятьсот долларов, мсье! — разглагольствовал управляющий на ходу. — Я понятия не имел, что у вас такие влиятельные друзья! Отчего же вы сами к ним не обратились? Они ведь только сейчас узнали о вашем положении.

— Я… право, не знаю, что сказать, — выдавил Никола. Немного подумав, он решил раз и навсегда прояснить главный вопрос: — Как вы полагаете, оставленных мне денег может хватить на новую лабораторию?

Управляющий оскорбленно хмыкнул.

— Разумеется нет, мсье. А зачем вам? Вы всегда можете воспользоваться нашей ванной комнатой.

Никола ничего не ответил. Управляющий продолжал:

— Нам, право, ужасно неловко, но в том, что касается счетов, приходится проявлять твердость. Что поделать, мсье, нам опять подняли плату за электричество. Впрочем, теперь это неважно. Все недоразумения улажены! Кстати, я что-то запамятовал. Так чем мсье зарабатывал себе на жизнь?

* * *

Вскоре Никола перебрался подальше от центра, в двухкомнатные апартаменты отеля «Нью-Йоркер». Он все еще жил там в 1937 году, когда дал интервью знаменитому журналисту Джону О’Нилу для «Кольерс мэгэзин». О’Нил, знавший изобретателя много лет, был прекрасно осведомлен об истинном масштабе его личности. Однако он слишком хорошо знал Теслу, чтобы удивляться его бедности.

О’Нил задумал эту статью, чтобы отдать должное человеку, заслужившему много больше, чем тесный номер в безвестном отеле и воображаемая лаборатория. Журналист собирался задать престарелому гению всего один вопрос: что служило ему источником вдохновения все эти годы? Чтобы ответить на него, Тесла волей-неволей пустится в воспоминания, а репортеру останется только записывать.

Тесла говорил уже полчаса, а О’Нил судорожно пытался уследить за причудливыми поворотами его мысли.

— Таким образом, магнитное поле соединяет видимый и невидимый мир, приводя в движение металл точно так же, как сознание соединяет тело и душу, заставляя двигаться нас!

— Мистер Тесла! — взмолился не успевающий записывать О’Нил. — Мы ведь не научный журнал. Столь сложные концепции нашим читателям не по зубам. Для них даже ваша мировая система электроснабжения — темный лес.

— А им и не нужно ничего понимать. Они смогут пользоваться плодами этой системы, если она когда-нибудь заработает.

— Ну конечно нужно, мистер Тесла! Ведь речь идет о моих читателях!

— Сколько человек, из тех, что водят автомобиль, разбираются в его устройстве? — Тесла сделал паузу, предоставив право реплики О’Нилу, но тот не нашелся с ответом. — При должном контроле и настройке магнитные поля позволят передавать человеческие мысли в любую точку пространства! Заметьте, не тексты, а мысли!

О’Нил предостерегающе вскинул руку, потер веки и произнес:

— Мистер Тесла… — Прежде чем продолжить, он вдохнул в легкие побольше воздуха. — Я правильно понимаю, что вы говорите о чтении мыслей?

— Ну да! Разумеется!

— Хм… При помощи специальных машин?

Никола рассмеялся:

— Специальных машин.

Несколько мгновений он глядел в пространство, словно рассчитывал увидеть одну из таких машин, потом засмеялся снова. Невидимая для непосвященных картина, представшая взору изобретателя, по всей видимости, ему понравилась.

Резко оборвав смех, Тесла бросил на журналиста виноватый взгляд, на секунду напряг мышцы и прочистил горло. Теперь он мог продолжать беседу.

— Это будет что-то вроде телефона. Без него наших мыслей никто не прочтет, не бойтесь.

— Вы нисколько не сомневаетесь, что такой прибор появится? И последствия вас не страшат?

Никола улыбнулся.

— Прежде мне всегда удавалось создать действующую модель изобретенного прибора. Если только хватало средств. — Он наклонился к собеседнику и повторил: — Всегда.

— Но если подобное изобретение попадет в недобрые руки…

— Точно! В недобрые руки! Именно! Вот почему я не могу обратиться к правительству! Но при должной поддержке, — он понизил голос, — создать такой прибор можно за месяц. От начала и до конца.

— Мистер Тесла. Прошу вас. Ради всего святого. — О’Нил со вздохом бросил карандаш на стол и снова потер веки. — Я не стану это печатать.

— Но почему?

— Потому что это звучит… Я знаю, что значат ваши изобретения для всей страны. Я знаю, как несправедливо с вами обошлись. Боюсь, жестокость толпы ранила вас сильнее, чем кажется вам самому. — Теперь журналист придвинулся к изобретателю и понизил голос: — Скажите честно, в вашей жизни остался хоть какой-нибудь источник радости?

— Конечно! Моя муза! В последний раз она явилась мне в образе белой голубки.

И следующие полчаса Никола во всех подробностях излагал собеседнику историю своих отношений с Кариной.

— Как видите, мистер О’Нил, — завершил он свой рассказ, — она всегда была моей самой главной тайной.

О’Нил покачал головой.

— И останется тайной, мистер Тесла. — Он закрыл блокнот. — При всем уважении, сэр, я не смогу напечатать ни слова из того, что вы мне сегодня рассказали.

— Но, мистер О’Нил, человечество нуждается в том…

— Ради бога, мистер Тесла! — всплеснул руками журналист. — Интервью окончено.

Никола уставился на него в недоумении. О’Нил протянул изобретателю руку.

— Всего доброго.

Потрясенный Тесла медленно встал, кивнул журналисту вместо рукопожатия и направился к выходу.

На обратном пути Тесла вновь и вновь возвращался мыслями к неудачному интервью, обдумывая, как можно было пригладить собственные слова, чтобы придать им благопристойный вид. Погруженный в размышления, он не заметил, как перешел дорогу пузатому нью-йоркскому такси.

Теслу будто ударило гигантским молотом. Он рухнул навзничь на уличную брусчатку. Попытался сесть, но безуспешно. К нему уже спешил водитель.

— Эй! Эй, папаша! Вы живы? С вами все в порядке?

Тесла наконец сумел сесть и даже слабо улыбнулся.

— Что же вы! Надо смотреть, куда идете. У вас что-нибудь болит или как?

Тесла еле говорил. Водителю пришлось напрячь слух, чтобы разобрать его слова сквозь уличный шум.

— Как мне попасть в парк, чтобы покормить голубей?

— Чтобы сделать что? Слушайте, я могу что-нибудь для вас сделать?

— Пожалуйста, — прошептал Никола, — отвезите в парк корм для голубей…

— В парк? Причем здесь парк?

— Если там увидите белую голубку…

— Ага! Белую голубку! В парке! — фыркнул таксист и загремел на всю улицу: — Вы слышали?! Он хочет, чтобы я покормил голубей!

Тесла позволил таксисту поставить себя на ноги. Он поднимался медленно и осторожно, пока не смог выпрямиться во весь рост.

— Спасибо. Вы правы, я должен сделать это сам. Не беспокойтесь. Со мной все в порядке, — пробормотал он уже на ходу.

— Все в порядке, никаких проблем! — сообщил таксист начинавшим расходиться зевакам. — Он сам их покормит.

* * *

После той истории здоровье Теслы заметно пошатнулось. Примерно в то же время немногочисленная группа его преданных почитателей потребовала у нового правительства выделить персональную пенсию одному из самых выдающихся сынов югославского народа. Поддержка родной страны пришлась как никогда кстати, ибо на новой родине желающих помочь престарелому изобретателю не нашлось. Безумные идеи, которые Тесла высказывал в последние годы, отвратили от него и ученых мужей, и правительство, и финансовых воротил.

Весьма скромного ежемесячного содержания хватало на двухкомнатные апартаменты в не самом респектабельном районе Нью-Йорка да на молоко с галетами. Из доступных старику удовольствий оставались статьи, чертежи и рисунки да кормление голубей. Если Никола был слишком слаб, чтобы идти в парк, он рассыпал зерна на подоконнике, а когда птицы слетались на угощение, беседовал с ними, как с добрыми друзьями. Он даже придумывал им имена.

Время от времени Теслу приглашали то на банкет по случаю вручения каких-нибудь наград, то на званый обед в посольство, а то на вечеринку к какому-нибудь толстосуму, желавшему прослыть покровителем науки. На такие мероприятия Никола по обыкновению отправлял автомата, а сам пережидал в кресле-качалке перед окнами-глазницами.

Час заката продлился шесть лет.