Глава двадцать вторая Декабрь 1887 года Менло-парк Нью-Джерси

Глава двадцать вторая Декабрь 1887 года Менло-парк Нью-Джерси

Поздним вечером в Сочельник Томас Эдисон метался по кабинету, точно голодный медведь. Срывать гнев ему пришлось на попавшем под горячую руку первом помощнике, то ли Колберте, то ли Холберте.

— Почему я до сих пор не знаю, что там творится?! У кого-то хватило наглости устроить свою лабораторию практически напротив моей, и спустя семь месяцев я все еще понятия не имею, над чем он работает!

— Туда никого не пускают, сэр.

— Я сыт по горло вашими отговорками!

Первый помощник продолжал:

— Мы отправили туда двух частных детективов под видом соискателей вакансий, но он лично беседует с каждым…

— Правильно! Я тоже так делаю.

— Он вмиг раскусил детективов, сэр. И велел передать вам… что при всем уважении лампы Теслы будут освещать весь мир. — Первый помощник придал своему голосу нотки подобострастия. — Никто из нас не сомневается, что этого никогда не случится, сэр.

— Я уже слышал эти бредни! Великий мечтатель случайно не рассказал, как собирается претворить свои грандиозные планы в жизнь? Как он думает сдвинуть с места такую громаду?

— Нет, но он говорил что-то… — Колберт или Холберт вздохнул, предчувствуя грядущую бурю, — о судьбе.

— О чем?

— О судьбе, мистер Эдисон.

— О судьбе! Вот оно что! Все ясно, — хмыкнул Босс и повернулся к Холберту или Колберту спиной, давая понять, что аудиенция закончена. Помощник ушел, а Эдисон еще долго стоял у окна.

Забравшись с ногами в кресло-качалку, Никола пристально глядел в окно, боясь упустить видение. В реальном мире изобретатель примостился за конторкой на высоком стуле и торопливыми штрихами наносил на бумагу чертеж детали аккумулятора. Телу-автомату было оставлено достаточно сознания, чтобы скрупулезно перенести схваченный образ на белый лист.

Тесла поднял глаза, чтобы свериться с картинкой, висевшей в воздухе на расстоянии вытянутой руки от его лица. Представленный в разрезе аккумулятор медленно вращался вокруг своей оси, позволяя изобретателю рассмотреть каждую деталь. Никола подправил чертеж несколькими стремительными штрихами и передал ассистентке в белоснежном халате. Девушка схватила листок и с нервной улыбкой попятилась назад.

Никола окинул взглядом лабораторию. Несколько его помощников в поте лица трудились над гигантской «катушкой Теслы» — дощатым цилиндром десять футов высотой и двадцать в диаметре. Катушка не была готова даже наполовину, но и в таком виде занимала большую часть лаборатории. На нее наматывали толстый изолированный провод из медных нитей толщиной ровно в дюйм. Пока успели обернуть лишь несколько первых слоев: основная работа была впереди.

Зато железный сердечник уже успел занять свое место. Из катушки торчал двенадцатифутовый металлический стержень. К его вершине был прикреплен блестящий медный шарик, служивший для разрядки провода.

Еще один сотрудник лаборатории собирал тот самый аккумулятор, который предстал Николе в видении. Лаборантка передала инженеру очередной чертеж и украдкой покосилась на Теслу; тот поспешно зарисовывал новую деталь, чтобы поскорее передать схему поджидавшему рядом помощнику.

Девушка заметила, как Никола поднимает глаза, словно хочет рассмотреть что-то в пространстве, и тут же снова принимается рисовать. Внезапно Тесла резко выпрямился и принялся озираться по сторонам, будто уловив присутствие кого-то постороннего. Потом он так же внезапно замер, тряхнул головой, прогоняя наваждение, и вернулся к чертежу. Молодой помощник терпеливо ждал, когда он закончит, деликатно глядя в другую сторону.

* * *

1888 год не принес облегчения американской экономике, но конторы Дж. Пьерпонта Моргана держались на плаву. Знаменитый финансист превратил викторианское здание в центре Нью-Йорка в настоящую крепость из стекла и мрамора, за стенами которой семейному бизнесу не угрожали никакие потрясения.

Внутри посетителей ждали резные панели из полированного дерева, дорогие кожаные диваны и кричащая позолота. Так и должно было выглядеть современное и усовершенствованное логово Царя Зверей, владения феодала девятнадцатого века, в которых было все, чтобы наслаждаться богатством и властью.

Дж. Пьерпонт Морган, кряжистый седеющий человек пятидесяти с лишним лет, в полной мере пользовался всеми преимуществами своего положения. Томас Эдисон нервно расхаживал по кабинету. Морган сидел, развалившись в удобном кресле, и с любопытством наблюдал за его терзаниями.

— Он же совершенно бездарен!

— Тут я с вами не соглашусь, — мягко возразил Морган.

— Я имею в виду, что он бездарный предприниматель! — поправился Эдисон. — Ума не приложу, что вы в нем нашли.

Морган улыбнулся и неопределенно пожал плечами:

— Мой источник в патентном бюро утверждает, что он еще до Рождества зарегистрировал сорок новых изобретений. Сорок. Довольно много, не так ли? Для запатентованных изобретений. Не знаю, как для вас, Томас, а для меня это впечатляющая цифра. Между прочим, над изрядной частью этих патентов он работал в новой лаборатории. Неподалеку от вас.

— Только не сорок! Это слишком много.

— Сказать по правде, он просил о семи. Насколько мне известно. Но сорока принесла на хвосте, что ребята из патентного бюро насчитали в его работе сорок новых изобретений. И каждое запатентовали.

Морган подался вперед и понизил голос, давая понять собеседнику, что в его интересах не упустить ни единого слова. А любезная улыбка на губах предназначалась для того, чтобы сбить мистера Электрическую Лампочку с толку.

— Знаете, Томас, кое-кто считает, что он открыл совершенно новую сферу знания. Ее называют «невидимой наукой».

— Да он же ненормальный! Ему никогда в жизни такого не придумать. Его пресловутый «гений» — наполовину выдумка! Нет никакой невидимой науки, потому что там и видеть нечего! Где доказательства?

Морган снова улыбнулся и затянулся превосходной сигарой с видом человека, у которого впереди вечность, а в его распоряжении — все деньги мира.

— Патентов без доказательств не дают, Томас.

Эдисон хотел ответить что-то резкое, но тут в дверях появился дворецкий с сервировочной тележкой. Банкир знаком велел ему подойти. Эдисон в замешательстве наблюдал, как слуга подкатывает тележку к столу. Роскошный ланч был накрыт на одного. Просиявший при виде еды Морган в нетерпении потирал руки.

— М-м-м! Ну-ка, что тут у нас? Вы только поглядите! Ради этого стоит вставать по утрам.

Морган подмигнул гостю и многозначительно погладил живот. — Так, а это что? Тосты, надо полагать! Поджаристые! Возможность угодить своему чреву — одна из главных привилегий, доступных богачам. Так и знайте, друг мой! Если у вас есть мягкая постель, из которой не хочется вылезать, и больше еды, чем вы можете съесть, значит, вы в жизни чего-то добились. Определенно! Чем быстрее вы набираете вес, тем больше преуспеваете! — Посмеявшись собственной шутке, финансист бросил дворецкому: — Подождите здесь. Заберете посуду, когда я закончу.

И Морган с видом искушенного гурмана принялся смаковать блюда. Казалось, об Эдисоне он попросту забыл.

— Мистер Морган! Не будете ли вы столь любезны…

— Томас! — Морган остановил гостя небрежным взмахом вилки. — Человеку не пристало волноваться. Это вредит пищеварению.

— Как же я могу не волноваться, если…

— Спокойствие, друг мой! Спокойствие. — По-прежнему не глядя на Эдисона, банкир все же сделал гостю одолжение и прервал процесс тщательного пережевывания пищи (подцепил вилкой — прожевал — проглотил, подцепил — прожевал — проглотил) ровно настолько, чтобы успеть произнести: — Возьмите себя в руки, если рассчитываете на мою поддержку.

У Эдисона от ярости перехватило горло.

— Мистер Морган, для моей работы жизненно важно…

— Для нашей работы.

— Да, разумеется. Для нашей работы.

— На сегодняшний день?

— Что?..

— На сегодняшний день. Здесь и сейчас. Как говорится. — Подцепил, прожевал, проглотил. Подцепил, прожевал, проглотил.

— Мистер Морган! — выкрикнул Эдисон вне себя от гнева и ужаса и, спохватившись, продолжал куда сдержаннее: — Мистер Морган, у моей компании есть все, чтобы возглавить процесс повсеместной электрификации.

Морган всецело отдался ответственному и увлекательному процессу пережевывания пищи. Набив рот, он старательно работал челюстями, время от времени прихлебывая вино. Не прерываясь, он жестом велел гостю переходить к делу.

В душе у Эдисона все клокотало от гнева, однако он умел держать себя в руках.

— Что ж! Ладно. Увеличивать финансирование…

— Да, так что с финансированием? — поторопил его банкир, намазывая масло на булку.

— Нецелесообразно.

Морган кивнул, не отрываясь от еды, махнул вилкой, давая понять, что разговор окончен, и снова принялся жевать, так что посетителю оставалось лишь покинуть комнату, стараясь не слишком шуметь.

Едва за Эдисоном закрылась дверь, Морган с усмешкой бросил вилку и зажег сигару.

— М-м-м. Чудно! — пробормотал он и подозвал дворецкого. — А теперь отнесите-ка это на кухню и подогрейте. Все должно быть готово к приходу следующего гостя. Я собираюсь попросить Джорджа Вестингауза об одной пустяковой услуге.

Дворецкий с достоинством поклонился и покатил тележку к дверям.

— Через три минуты после прихода Вестингауза, — продолжал Морган, — несите все обратно. Ровно через три минуты.

— Да, сэр.

— Постойте! — спохватился банкир, что-то поспешно подсчитав в уме. — Накройте на двоих.

Слуга кивнул, с грохотом выкатывая тележку за порог, и в кабинете Моргана ненадолго воцарились мир и покой. Финансист умел ценить такие моменты. Поудобнее устроившись в глубоком мягком кресле, он с наслаждением затянулся сигарой.

У человека в его положении не было ни единой причины не любить жизнь. И Дж. Пьерпонт Морган любил ее всей душой. Не только миф о сверхъестественно удачливом предпринимателе, но и неприглядную правду: перебои с пищеварением, изуродованные артритом суставы, основательное брюшко, седину и лысину.

Он любил жизнь, которую выстроил своими руками, и умел радоваться каждому новому дню. Он упивался властью над людьми и дурачил их без всякой жалости. Его желудок работал как часы, а сон был безмятежен.