Глава вторая ЕПИСКОП ПОНЕВОЛЕ

Глава вторая

ЕПИСКОП ПОНЕВОЛЕ

Церковная карьера

Зато через год наш герой быстро пошел вверх. 1 апреля 1775 года он был назначен иподиаконом в церкви Сен-Николя-дю-Шардонне, И июня — присутствовал при коронации в Реймсе нового монарха Людовика XVI, а 24 сентября все того же года новый король даровал ему титул аббата[39] при аббатстве Сен-Дени в Реймсе. Теперь в свете 21 — летнего Талейрана стали называть господином аббатом де Перигором. Ко всему прочему, это дало ему 18 тысяч ливров годовой ренты[40].

Потом, уже в Сорбонне, в марте 1778 года новоявленный аббат стал бакалавром, а потом и магистром теологии, завершив тем самым свое образование.

В сентябре 1779 года Шарль Морис де Талейран-Перигор взял на себя священные обеты, а 18 декабря, после долгих колебаний, принял сан священника.

Сразу же после этого он стал генеральным викарием Реймса. Казалось бы, блестящая карьера, но, отметим, уже в это время Талейран гораздо больше времени проводил в Париже, чем в Реймсе.

О жизни священника он потом написал в своих «Мемуарах»: «Жизнь, сводившаяся к одним внешним формам, казалась мне невыносимой»[41].

Но сопротивлялся он недолго, о чем свидетельствует следующая его фраза: «Я увидел, что мне не избежать своей судьбы, и мой усталый дух смирился»[42].

Репутация острослова

После коронации Людовика XVI Талейран воспользовался всеобщим ликованием, царящим в старом городе, и перезнакомился со всеми красотками, встретившимися на его пути. С тремя из них он познакомился особенно близко — с герцогиней де Люинь, герцогиней де Фитц-Джеймс и виконтессой де Лаваль. Этим женщинам суждено было оказать на него сильное влияние.

В своих «Мемуарах» он отмечает: «С эпохи царствования Людовика XVI началось мое общение с несколькими дамами, выделявшимися своими достоинствами, дружба которых всегда придавала прелесть моей жизни»[43].

Леон Монье в «Интимной жизни месье де Талейрана» пишет: «Этот человек был полностью сформирован, смоделирован женщинами, с которыми познакомился в отрочестве. Умные, уверенные в себе и распущенные, они оставили неизгладимый след в его тогда еще нестойком сознании»[44].

— Чтобы добиться успеха, — сказала ему однажды мадам де Лаваль, — надо поднимать всех на смех.

Талейран не отвечал, и она продолжила свои наставления:

— Хотите, чтобы вас любили? Тогда станьте злым на язык. Вас будут бояться и уважать.

Виконтесса знала, что говорила, и молодой человек быстро усвоил этот урок.

Как-то раз Талейрана пригласили на ужин. Гости уже усаживались за стол, но тут вдруг приехала одна опоздавшая. Это была графиня де Граммон, «важная стареющая дама с кислым выражением лица»[45].

Когда она вошла, ей представили приглашенных, и тут Талейран воскликнул:

— А! А!

Во время ужина он больше не произнес ни слова, но графиня де Граммон сама подошла к нему и спросила, почему при ее появлении он произнес: «А! А!» Талейран невозмутимо посмотрел на нее и ответил:

— Я не говорил «А! А!», мадам, я сказал «О! О!».

В зале раздался смех: все сочли этот ответ молодого священника удивительно остроумным. Новый имидж острослова Талейран принял хладнокровно, хотя сам он был уверен, что «его слетевший с языка “убогий” ответ был чистейшей воды глупостью»[46].

Право же, иногда так мало надо, чтобы создать что-то большое…

Впрочем, имидж на то и имидж, чтобы «крепить его делами своими». Талейран это прекрасно понимал, а посему начал действовать в этом направлении более активно. Это значит, что он «начал строить свою репутацию остроумного человека»[47].

Он очень хотел, чтобы его боялись и уважали.

Общество в особняке Бельшасс

Первым собственным жилищем Талейрана в Париже стал особняк Бельшасс (Bellechasse), что на улице Сен-Доминик. Этот двухэтажный дом, по его словам, «маленький, но удобный», был обставлен дорого и со вкусом[48].

Конечно же там часто бывал его близкий друг Огюст де Шуазель-Гуффье.

Постоянным гостем в доме Талейрана стал и блистательный граф Луи де Нарбонн-Лара, внебрачный сын Людовика XV от герцогини де Нарбонн-Лара. В «Мемуарах» Талейрана о нем сказано, что «его характер не внушал доверия, которого требуют близкие отношения»[49].

Часто появлялся на улице Бельшасс и герцог Арман Луи де Гонто-Бирон. Он был на семь лет старше хозяина дома и успел повоевать за независимость Америки против англичан. Это был тот еще авантюрист, и он закончит свою жизнь на эшафоте 31 декабря 1793 года.

А вот другой его частый посетитель, Пьер Самюэль Дюпон де Немур, был талантливым экономистом, обладавшим незаурядным деловым чутьем.

Таким образом, «Талейран постепенно входил в парижское общество»[50].

Знакомство с графом де Мирабо

Знакомства Талейрана быстро становились все более и более серьезными. Этому способствовала его удивительная способность распознавать людей задолго до того, как они сами раскроются. Типичным примером в этом смысле являются его отношения со вспыльчивым графом Оноре Рикетти де Мирабо.

Мирабо вечно нуждался в деньгах. Он долгое время сидел в тюрьме, потом бежал в Швейцарию. Лишь в 1785 году мятежный граф вернулся в Париж. После этого, по рекомендации Талейрана, Шарль де Калонн, министр и генеральный контролер финансов Людовика XVI, отправил графа в Берлин с тайным поручением составить отчет о впечатлении, произведенном в Пруссии смертью Фридриха Великого, «позондировать» его молодого преемника и подготовить почву для крупного займа.

Талейран играл роль «доброго гения» для Мирабо. Он получал его донесения, расшифровывал их, редактировал и передавал Шарлю де Калонну. Потом они поступали к королю.

Поначалу Мирабо был в восторге от своего нового друга. Он писал о нем господину де Калонну, что тот при всем желании не смог бы выбрать более надежного человека, более внимательного, доброго и т. д. Но потом граф вдруг обрушил на Талейрана поток ругательств. В частности, 28 апреля 1787 года в одном из писем он жаловался:

Это человек подлый, жадный, низкий и интриган… Ему нужны грязь и деньги: за деньги он продал свою честь и своего друга; за деньги он бы продал и свою душу, и при этом был бы прав, ибо поменял бы навозную кучу на золото[51].

Что же произошло? Некоторые биографы Талейрана считают, что тут все дело в ревности: Талейран якобы слишком пристально поглядывал на некую мадам Ле Ж… любовницу Мирабо. Подобные объяснения, на наш взгляд, слишком прямолинейны. Бесспорно одно: мятежный граф нуждался в поддержке Талейрана, а он — нуждался в графе. Пока нуждался. И они… продолжили общаться — как ни в чем не бывало.

Генеральный агент французского духовенства

10 мая 1780 года, в 26 лет, Талейран (он же аббат де Перигор) вместе с аббатом Тома де Буажеленом получил почетный пост генерального агента французского духовенства. По сути, он стал «главой национального объединения священников, их представителем в отношениях с королевским двором»[52].

С этого момента на Талейрана «устремились взоры всей церковной братии»[53].

При всем при этом Талейран остался неутомимым салонным искателем удовольствий. Он «наслаждался обществом женщин, считая их намного сообразительнее мужчин. Кроме того, от них было гораздо больше пользы. Особенно он любил тех женщин, которые могли сказать о нем нужные слова в нужном месте»[54].

Роман с графиней де Флао

А в 29 лет (в 1783 году) Талейран встретился с очаровательной графиней де Флао де ля Бийярдери.

Ее звали Аделаида Эмилия. Она родилась 14 мая 1761 года, а это значило, что ей тогда было 22 года.

Отцом девушки был Шарль Франсуа де Фийёль, а матерью — Катрин дю Бюиссон де Лонпре.

В ноябре 1779 года она вышла замуж за Шарля Франсуа де Флао, графа де Бийярдери, который был на 35 лет старше ее.

В момент встречи с Талейраном красавица Аделаида Эмилия жила отдельно от мужа, хотя и не была с ним в разводе. Мадам де Флао имела квартиру на последнем этаже Лувра, а ее салон был одним из наиболее известных в Париже, и в нем встречались самые известные люди.

Барон Андре де Марикур описывает ее так: «Она более чем красива, она очаровательна, одевается элегантно, но без изысков, что подчеркивает ее легкую благородную походку, а также ее гибкий стан, который, однако, позволяет предположить, что она склонна к полноте: от всего ее облика исходит удивительное обаяние. У нее очень чистый овал лица, а пышная каштановая шевелюра подчеркивает белизну лица, освещенного самыми прекрасными в мире карими глазами»[55].

К тому же мадам де Флао унаследовала от своей матери Катрин дю Бюиссон де Лонпре весьма бурный темперамент, который, как говорили, в свое время имел возможность по достоинству оценить сам Людовик XV.

Короче говоря, «она сразу завладела его чувствами»[56].

Талейрана, очень любившего женщин, постоянно видели у мадам де Флао, где он, прихрамывая, обычно появлялся после полудня. Заметим, что для него это было не так просто, ибо лестница, которая вела в ее квартиру, была крутая и неудобная.

В результате этой почти семейной связи (она длилась почти десять лет) 21 апреля 1785 года у Талейрана родился внебрачный сын — Шарль Жозеф де Флао.

* * *

История эта всегда интересовала авторов, писавших о Талейране. Да, Шарль де Флао родился в апреле 1785 года в Париже. Да, его матерью была графиня де Флао. Но вот кто точно был его отцом? Это, как говорится, большой вопрос.

На место отца претендует сразу несколько человек.

Прежде всего, конечно, сам граф де Флао. Но он был человеком весьма пожилым (в апреле 1785 года ему было почти шестьдесят) и слабым здоровьем. Фактически, он был «почетным мужем», и молодая графиня де Флао супружеских отношений с ним не поддерживала.

Биограф Талейрана Дэвид Лодей пишет об этом так: «Как говорила сама мадам де Флао, она никогда не спала со своим мужем, что делало ее еще более привлекательной»[57].

В любом случае, граф де Флао, будучи человеком хорошо воспитанным, не выказал ни малейшего удивления по поводу рождения ребенка и даже по-доброму отнесся к малышу, явно оживившему его существование.

Еще историки называют некоего Вилльяма Виндхэма. Он был британским парламентарием и в течение ряда лет поддерживал близкие отношения с графиней де Флао. Они повстречались в 1781 году в одном литературном салоне, и после этого он стал ее горячим поклонником. А еще, как говорят, графиня де Флао была в Лондоне летом 1784 года…

Впрочем, единственным «доказательством» отцовства Вилльяма Виндхэма называют тот факт, что Шарль Жозеф де Флао в 1817 году женился на дочери лорда Кейта. Логика, прямо скажем, странная…

Наконец, кандидатура Талейрана. Гипотезу о его отцовстве поддерживают примерно 40 из 45 авторов, писавших о Шарле Жозефе де Флао. В данном случае доказательства базируются на показаниях американского посланника Говернора Морриса, друга графини де Флао, а также на заявлениях Шарля Клода де Флао (он же граф д’Анживилье), брата графа де Флао[58].

Тот же Говернор Моррис, в частности, рассказывал в «Мемуарах», что однажды явился без предупреждения к мадам де Флао и застал ее за принятием ванны для ног, а в это время Талейран разогревал грелкой ее постель. Понятное дело, американец был изумлен, застав служителя церкви за столь интимным занятием.

Франсуаза де Бернарди по поводу отношений Талейрана и графини де Флао пишет: «Мадам де Флао не долго сопротивлялась, и их связь стала “привычкой”, как выражались в ту эпоху, браком двух сердец, как сказала сама молодая женщина Говернору Моррису в приливе откровенности. Фактом остается то, что эта связь была одной из самых длинных в череде бесчисленных похождений Талейрана»[59].

А вот мнение Дэвида Лодея: «Когда она родила сына, все знали, не говоря уже о мадам де Флао и Талейране, кто является отцом мальчика»[60].

Что же касается Талейрана, то, по словам этого его биографа, «он любил сына и позаботился о том, чтобы мальчик ни в чем не нуждался. Ребенка окрестили Шарлем, чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений по поводу его происхождения»[61].

А почему, собственно, столько внимания уделяется этому вопросу? Казалось бы, это личное дело двух-трех людей. Но дело тут вот в чем. Шарль Жозеф де Флао стал генералом, а затем, при Луи Филиппе — послом Франции в Вене и в Лондоне. А в 1803 году он познакомился с Гортензией де Богарне, падчерицей Наполеона, ставшей потом женой его брата Луи Бонапарта. У молодых людей вскоре начался бурный роман, который закончился тем, что в апреле 1808 года у Гортензии родился сын — Шарль Луи Наполеон. Это — всего лишь одна из версий, выдвигаемых историками, и это — тема отдельного рассказа. Но если верить этой версии (вечно больной и вечно недовольный Гортензией Луи Бонапарт просто не мог быть отцом этого ребенка), то человек, ставший в 1852 году императором Франции Наполеоном III, был «дважды внебрачным» внуком Талейрана.

Получение сана епископа

Итак, в 31 год у Талейрана уже был внебрачный ребенок. А вот получить сан епископа оказалось гораздо сложнее.

Говоря современным языком, его «моральный облик» был несовместим с официальными догмами церкви. Однако Талейран пустил в ход связи, и в 1786 году ассамблея духовенства все же рекомендовала его на епископский пост. Но представлял кандидатов на высшие церковные должности епископ Отенский, 52-летний Ив Александр де Марбёф (кстати сказать, родственник того самого графа де Марбёфа, которого некоторые историки считают возможным отцом Наполеона Бонапарта), и он не счел Шарля Мориса достойным митры и посоха. А посему он не предложил его кандидатуру королю.

Но вскоре Ив Александр де Марбёф стал архиепископом Лиона с доходом в 50 тысяч ливров в год, и место епископа в Отене оказалось вакантным. Отец Шарля Мориса призвал сына к себе и попросил его изменить образ жизни. После того как обещания были даны, Шарль Даниель де Талейран-Перигор обратился к Людовику XVI, официально вступившему на трон в 1775 году, с просьбой о назначении сына епископом Отенским. Король помнил генерал-лейтенанта де Талейран-Перигора, принимавшего участие в его коронации в Реймсе, и дал согласие. И хотя в дело неожиданно вмешалась благочестивая мать Шарля Мориса, которая также считала его недостойным высокого церковного сана, король милостиво сказал:

— Это его исправит.

И 2 ноября 1788 года подписал назначение. А римский папа утвердил это решение.

Так буквально накануне столь памятного для Франции 1789 года, в неполных 35 лет, Талейран получил епископскую мантию. Да, Отен — это была небольшая сонная епархия в Бургундии, но всё же. Гордиться было чем, ибо епископ — одна из высших степеней священства, далее следуют кардинал и сам понтифик. Тем не менее Талейран назвал свое пребывание в Отене ссылкой. Потом, в «Мемуарах», он признался: «Два года моей ссылки в Отене были ничем в моем существовании»[62].

Ничем? А вот в это, пожалуй, мы не поверим, так как суммарный гарантированный доход Шарля Мориса после этого составил 52 тысячи ливров в год, что было просто огромной по тем временам суммой.

«Министр финансов» церкви

Столь большой размер дохода был связан с тем, что, еще не получив епископский сан, Талейран, всегда мечтавший быть министром финансов короля, стал, как мы уже говорили, своеобразным «министром финансов» церкви, заняв в 1780 году пост генерального агента духовенства.

«Ему было 26 лет. В остальном, что касается одаренности, невозможно было сделать лучший выбор»[63].

Следует отметить, что духовенство во Франции в то время испытывало очень серьезные финансовые трудности. Оно не желало платить обязательные налоги королю и склонялось лишь к тому, чтобы делать добровольные «дары». На своем посту Талейран энергично защищал «неотчуждаемые права священнослужителей». С этой целью он провел церковную перепись, после которой «церковь, пожалуй, впервые узнала о себе то, о чем прежде даже и не догадывалась»[64].

Талейран в прямом смысле этого слова фонтанировал идеями, ив 1785 году ассамблея французского духовенства заслушала его развернутый доклад. Этот доклад был оценен очень высоко, а его автор за время его подготовки «развил свои финансовые знания, свои взгляды на управление, которые созревали в нем»[65].

Помимо положительной оценки вышестоящих коллег, за свою ревностную службу интересам церкви Талейран получил еще и ощутимое вознаграждение в 100 тысяч ливров. Во всем этом огорчало лишь одно: к сожалению, эту замечательную и доходную должность можно занимать всего лишь в течение пяти лет, не больше. Впрочем, как мы уже видели, с нее легко можно было двигаться вверх по церковной карьерной лестнице.

* * *

По долгу службы Талейран был вынужден заниматься и анализом внутренней политики короля Людовика XVI. В связи с этим его очень интересовали идеи экономиста-либерала Робера Тюрго и финансиста Жака Неккера[66]. Впрочем, последнего Талейран не считал хорошим специалистом, ибо, по его мнению, принципиально новых идей у него не было.

Неприязнь была взаимной, а посему Талейран, завязавший вскоре весьма близкие отношения с дочерью Неккера, знаменитой Жерменой де Сталь, никогда не появлялся в доме ее отца. А вот Жермена, о роли которой мы еще расскажем, «всегда с нетерпением ждала визитов Талейрана»[67].

Король Людовик XVI «был молод и полон надежд осчастливить Францию, но он, к сожалению, не знал, что для этого надо сделать. К не меньшему сожалению, он был окружен либо врагами, либо посредственными людьми, на которых нельзя было положиться. Деятельность и тех и других лишь планомерно ослабляла монархию»[68].

Романтически настроенные философы-энцик-лопедисты надеялись лишь подправить существующий строй с помощью красивых рассуждений о свободе и равенстве, а вот люди более практического склада, вроде Талейрана, уже начинали понимать: государственный переворот неизбежен, ибо старый строй не способен ни на что и не может преобразиться сам.

Это стало очевидным уже в 1781 году, когда министр финансов Жак Неккер был уволен за то, что немного сократил расходы двора и посоветовал королю дать «народу небольшое участие в управлении». Впрочем, в 1788 году министерство финансов вновь поручили Неккеру, но тот уже ничего не мог сделать. Финансовый кризис в стране достиг катастрофических масштабов.

По сути, королевская семья и придворная аристократия опустошили государственную казну. Один лишь граф Карл Филипп д’Артуа, брат короля, получил из казны около 23 миллионов ливров. В результате государственный долг к 1789 году составил огромную сумму — более четырех миллиардов ливров.

Талейран — масон

Примерно в это время Талейран стал масоном. Он им просто не мог не стать, ибо накануне Великой французской революции Франция буквально кишела масонами. Их колыбелью была созданная в 1769 году профессором-астрономом Жозефом Л а-ландом парижская «Ложа Наук», переименованная потом в «Ложу Девяти Сестер».

В состав этой ложи входили известные ученые, члены Французской академии, политики, писатели и художники. Самыми выдающимися членами ложи были философ и математик Жан Д’Аламбер, юрист Жорж Дантон, публицист Камиль Демулен, философ-энциклопедист Дени Дидро, экономист, философ и математик маркиз Мари Жан Антуан де Кондорсе, писатель Жан Франсуа Мармонтель, изобретатели первого аэростата братья Жозеф Мишель и Этьен Монгольфье, аббат Эмманюэль Сийес, писатель-моралист Николя Шамфор и многие другие.

Венераблями ложи были политик Пьер Пасторэ и посол США во Франции Бенджамен Франклин.

За два месяца до своей смерти, 7 апреля 1778 года, в «Ложу Девяти Сестер» был принят знаменитый Франсуа Мари Аруэ, более известный как Вольтер. При этом его лично сопровождал его друг Бенджамен Франклин.

«В 1777 году ложа насчитывала 60 членов, в 1783 году — 118 членов. Но что это были за люди! Семеро из них были членами Французской академии, семеро — членами Академии наук, шестеро — членами Академии художеств. Помимо вышеназванных братьев, в ложу входили также граф де Персан, принц Камиль де Роан, маркизы де Берси и де Виши, граф Александр Строганов и др.»[69].

Точной информации по нашему герою не существует, однако, по одним данным, «в составе масонской ложи “Общество тридцати” встречалось имя Талейрана вместе с именами Лепелетье де Сен-Фаржо, Ларошфуко, д’Эгийона, Кондорсе, Сийеса, Лафайетта, Тарге, Рёдерера и Дюпон де Немура»[70].

По другим данным, Талейран был инициирован в ложе «Империал вольных рыцарей», но якобы оставался всю жизнь на уровне простого подмастерья.

Смерть отца

Итак, 2 ноября 1788 года 34-летний Шарль Морис де Талейран-Перигор получил от короля епископскую мантию и стал епископом Отенской епархии. А через два дня после этого, 4 ноября 1788 года, умер Шарль Даниель де Талейран-Перигор, отец Шарля Мориса, которому было тогда всего 54 года.

Он не оставил состояния своим детям. Впрочем, Шарль Морис и не нуждался в этом. Его доход, по самым скромным подсчетам, к тому времени составлял 52 тысячи ливров в год, что стало результатом сложения 12 тысяч ливров за аббатство в Пуату (подарок короля от 3 декабря 1788 года), 18 тысяч ливров за аббатство Сен-Дени в Реймсе и 22 тысячи ливров за аббатство в Отене.

Историк Жак Диссор не может скрыть своего восхищения: «Это более чем полмиллиона в наших современных деньгах»[71].

* * *

Да, не зря сам Талейран всегда говорил, что «тот, кто не жил до 1789 года, тот не знает всей сладости жизни»[72].

Сэр Генри Литтон Булвер дает нам следующий портрет Талейрана той эпохи: «Составление портрета Талейрана в это время лучше подходит перу романиста, чем историка. Представим себе человека примерно тридцати пяти лет, но выглядящего немного старше, с овальным, чуть удлиненным лицом, с голубыми глазами с выражением одновременно глубоким и меняющимся, с всегда улыбающимися губами, но не от сарказма, а от доброты, с слегка вздернутым тонким носом, с постоянно двигающимися хорошо заметными ноздрями. Один из его многочисленных биографов говорит, что он “был одет по-фатовски, думал, как деист, и проповедовал, как святой”. Активный и беспорядочный, он находил время на все: на церковь, на двор, на оперу.

Он пребывал в постели весь день, в праздности или разврате, а всю следующую ночь мог целиком провести за подготовкой документа или речи. Он был мягким со смиренными, надменным с грандами, не очень точным в оплате своих долгов, но всегда готовым пообещать заплатить. О нем рассказывают такую забавную историю. Епископ заказал себе и получил очень хорошую карету, что было связано с его недавним продвижением по службе. Однако он не оплатил “маленький счет” каретному мастеру. И вот после долгого ожидания поставщик решил каждый день появляться перед воротами епископа Отенского, одновременно с его экипажем.

В течение нескольких дней Талейран, не узнавая его, видел хорошо одетого человека со шляпой в руке, который низко кланялся, когда он садился в карету. “Кто вы, друг мой?” — спросил он однажды. — “Я ваш каретный мастер, монсеньор”. — “Ах! Вы мой каретный мастер, и что же вы хотите?” — “Я хочу, чтобы мне заплатили, монсеньор”, — последовал смиренный ответ. — “Ах! Вы мой каретный мастер, и вы хотите получить оплату, так вы получите деньги, мой каретный мастер”. — “А когда, монсеньор?” — “М-м-м, — пробормотал епископ, внимательно глядя на мастера и на свою новую карету, — вы очень любопытны!” Таков был Талейран образца 1789 года, живое олицетворение талантов и легкомыслия, идей и привычек большей части сословия, к которому он принадлежал. Одновременно спутник аббата Сийеса и мадемуазель Гимар: легкомысленный денди, глубокий и осмотрительный мыслитель, восторг и украшение веселого и изящного общества, увенчанного цветами, которое скоро станет первой жертвой своей же собственной философии»[73].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.