Философ с папиросой в зубах

Философ с папиросой в зубах

• Фаина Георгиевна (Григорьевна) Раневская (урожденная Фаина Гиршевна Фельдман; 15 (27) августа 1896, Таганрог – 19 июля 1984, Москва) – советская актриса театра и кино, народная артистка СССР (1961), трижды лауреат Сталинской премии (1949, 1951, 1951).

• Величайшая неудача – «судьба-шлюха».

Фаина Георгиевна Раневская так много курила, что врачи отказывались понимать, как и чем она дышит, и спрашивали об этом у Раневской. Она отвечала:

«Я дышу Пушкиным…»

Она родилась в позапрошлом веке. Шестьдесят пять лет спустя ей присвоили звание народной артистки СССР – по совокупности достижений в искусстве. Через 15 лет после присвоения ей этого высокого звания она категорически отказалась праздновать свое восьмидесятилетие. На том основании, что «старость – это просто свинство».

Она никогда не была замужем, полагая, что роль женщины в жизни в чем-то даже важнее, чем роль мужчины. В своей единственной, но «так и не написанной» книге она о разнообразии женских и мужских ролей написала:

«Женщина, чтобы преуспеть в жизни, должна обладать двумя качествами. Она должна быть достаточно умна для того, чтобы нравиться глупым мужчинам, и достаточно глупа, чтобы нравиться мужчинам умным».

О нашем народе, который, как известно, состоит из представителей обоих полов, Раневская была настолько невообразимого мнения, что ни одно советское издание не отважилось бы опубликовать ее философскую запись в записной книжке:

«Народ у нас самый даровитый, добрый и совестливый. Но практически как-то складывается так, что постоянно, процентов на восемьдесят, нас окружают идиоты, мошенники и жуткие дамы без собачек. Беда!»

По отношению к себе ирония Фаины Георгиевна еще безжалостней:

«Как я завидую безмозглым! Поняла, в чем мое несчастье: скорее поэт, доморощенный философ, “бытовая дура” – не лажу с бытом. Урод я!»

Она не ладила с бытом с детства. И в этом – что-то почти фатальное, как порыв ветра, вырвавший в 1915 году деньги из ее рук. Об этой «шутке природы», случившейся с ней на заре театральной юности, она печально отозвалась: «Раневская – это потому, что я все роняю».

Похожие нелады продолжались всю жизнь. Они были крайне навязчивы, многократно повторялись и выводили Фаину Георгиевну из себя.

Она жила в умопомрачительной комнате с видом на глухую стену. В комнате даже днем горел электрический свет, и это позволяло Раневской сравнивать себя с ведром, опущенным на дно колодца. Она постоянно шутила на эту тему, приводя в пример «более светлую жизнь» какого-нибудь знаменитого актера, режиссера или писателя. И очень любила свою домработницу, напоминавшую по виду и образу действий «городскую сумасшедшую». О катастрофическом единстве бытового кошмара и театрального искусства однажды сказала с присущей ей гипертрофической горечью:

«Дома хаос, нет работницы – в артистки пошли все домработницы. Поголовно все».

В придуманной ею реплике в кинофильме «Подкидыш» (1939) содержится такая гениальная энергетика, что смеялась вся советская страна и продолжает смеяться страна давно уже несоветская. Из-за этой реплики Раневскую окружали на улице мальчишки. Они бежали за ней и кричали: «Муля, не нервируй меня!» Успех был потрясающий, но Фаиной Георгиевной ненавидимый:

«Боже мой! Как я ненавидела, как остро ненавидела роль, принесшую мне успех!»

Раневская в детстве жила в большом деревянном доме, из окна которого однажды увидела, как по двору волокут мертвую лошадь. Актрисой «себя почувствовала очень рано»:

«…Испытываю непреодолимое желание повторять все, что делает дворник. Верчу козью ножку и произношу слова, значение которых поняла только взрослой. Изображаю всех, кто попадается на глаза. „Подайте Христа ради“, – произношу вслед за нищим; „Сахарная мороженная!“ – кричу вслед за мороженщиком; „Иду на Афон Богу молиться“, – шамкаю беззубым ртом и хожу с палкой скрючившись, а мне 4 года».

Ее родители были против того, чтобы их дочь стала актрисой. Поэтому она тайком покинула отчий дом и устроилась на работу в массовку. Потом были провинциальные сцены, сотни мелких и крупных ролей. И данное себе обещание бросить к чертовой матери всю эту сценическую ерунду. В конце концов она добилась того, что стала… театральной труппой в одном лице.

Один серьезный режиссер сказал, что она «и героиня, и травести, и грант-кокет, и благородный отец, и герой-любовник, и фат, и субретка, и драматическая старуха, и злодей. Все амплуа в ней одной».

Всю свою сценическую жизнь Раневская боялась одного: играть плохо. Но никогда не боялась ни великих режиссеров, с которыми работала на сцене многочисленных театров, ни великих партнеров, с которыми снималась в кино. Ради «правды образа» шла на многочисленные жертвы. Ростислав Плятт, сыгравший в фильме «Подкидыш» роль Мули, вспоминал: «Фаина Георгиевна была в то время молодой женщиной, с гибкой и худой фигурой. Но она представляла свою героиню массивной, тяжелой. Актриса нашла „слоновьи“ ноги и трудную поступь, для чего перед каждой съемкой обматывала ноги бинтами».

Фильм «Мечта» посмотрел в Белом доме президент США Франклин Рузвельт. После просмотра Рузвельт сказал: «На мой взгляд, это один из самых великих фильмов земного шара. Раневская – блестящая трагическая актриса».

Свою судьбу эта «блестящая трагическая актриса» назвала «шлюхой». Так и написала в своей «ненаписанной книге»: «судьба-шлюха». А когда в 1983 году навсегда оставила сцену, то о своем решении так сообщила директору Театра имени Моссовета:

«Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить!»

Вот этой беспримерной попыткой «бесконечного начала» и была вся жизнь Раневской. Юмор, талант, резкость высказываний, колоссальная работоспособность, многочисленные анекдоты и невероятная горечь ощущений при взгляде на окружающих и окружающее. Ее боялись и стремились к дружбе с ней. Ее уважали, ненавидели и боготворили. А она боготворила Толстого, Чехова, Пушкина, Станиславского, деревья, не любила цветы и орден Ленина, выданный ей по случаю ее восьмидесятилетия. Медали и ордена она называла «похоронными принадлежностями» и о чем-то неведомом сумела в своей «ненаписанной книге» написать:

«А может быть, поехать в Прибалтику? А если я там умру? Что я буду делать?»

Ей было уже за восемьдесят, когда, по ее признанию, она «стала забывать свои воспоминания», но не перестала удивляться, что… «хватило ума глупо прожить жизнь».

С чем никак нельзя согласиться.