50. СКРЫТЫЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР
50. СКРЫТЫЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР
Политические взгляды Жюля Верна. В романе «Кораблекрушение „Джонатана”» он создает образ убежденного анархиста, которому тем не менее приходится прибегнуть к насилию, чтобы защитить дело своей жизни.
Социальные проблемы не давали покоя ветерану «поколения сорок восьмого года», его пугали темпы индустриализации, в которой поначалу, как и подобает истинному сенсимонисту, он видел средство к улучшению судьбы человека. Происходившее накопление капитала, который, оказав благотворное воздействие на развитие промышленности, вторгался теперь всюду, внушало серьезные опасения. Жюль Верн питал слабую надежду на возможность устройства общества согласно учению Сен-Симона. Всегда с радостью готовый принять любой мятеж, он боялся его результатов. События, потрясавшие общество в конце XIX столетия, тревожили писателя, они выдвигали проблемы, с которыми политика уже справиться не могла. Ему казалось, что разрешить их, как ни гадай, можно только путем установления порядка. Будучи в душе анархистом, Жюль Верн тем не менее понимал всю непрочность системы, основанной на одной лишь доброй воле людей. Как республиканец, он отдавал себе отчет, что демократию все более подменяет демагогия, с ее помощью нетрудно обмануть массы, заставив их поверить в блага, добиться которых можно только путем настойчивых и терпеливых усилий.
Мишель часто бывал у писателя, ловкий диалектик, он нахваливал ему преимущества социалистической системы, тот охотно соглашался с ним. И тут же задавался вопросом: а что сталось бы с группой людей, предоставленных самим себе, если бы они попали на необитаемую землю, где неведома ни одна политическая система?
Истинный анархист, не признающий ни бога, ни властелина, не может навязывать другим свою собственную концепцию. Это настоящий поэт, который мечтает о райской жизни для человечества, где не будет места злу, ибо не будет и законов, придуманных, чтобы охранять его. Обычно анархистом именуют того, кто путем насилия выражает свою ненависть к обществу, а ведь это неверно, так как анархист стремится тем самым навязать этому обществу свою волю. Автор же решил показать нам анархиста, так сказать, в чистом виде, создав образ человека, который стремится к абсолютной свободе, и поселил его с этой целью на земле архипелага Магальянес. Там нет никого, за исключением небольшого числа индейцев с Огненной Земли, которым этот человек приходит на помощь, они дали ему имя Кау-джер, что на их языке означает «покровитель». У него есть среди них друзья — отец и сын, в обществе которых Кау-джер ловит рыбу. И в результате Кау-джер в совершенстве изучил опасные проливы архипелага.
Во время шторма у берегов архипелага терпит бедствие судно переселенцев, и Кау-джер спасает потерпевших крушение на «Джонатане». Эмигрантов «объединяло то, что все они принадлежали к обездоленным слоям общества.
Эти люди не были подготовлены к подобным испытаниям. Привыкнув безропотно переносить повседневные лишения, они оказались совершенно беспомощными перед лицом развернувшихся грозных событий. Они бессознательно мечтали о том, чтобы нашелся какой-нибудь человек, готовый обязать каждого из них выполнить порученное ему задание. Поэтому само собой получилось, что они доверились и подчинились Кау-джеру, переложив на его плечи все заботы о своей дальнейшей судьбе. Это сборище было во всех отношениях не хуже и не лучше любого другого.
Что же станется с этими людьми, заброшенными судьбой на необитаемый остров? Как им удастся выжить в этих невероятно трудных условиях?»
Один из эмигрантов, Гарри Родс, отличавшийся большим умом, чем другие, спросил совета у Кау-джера, тот предложил разгрузить гибнущий «Джонатан» и починить его собственную шлюпку, пострадавшую во время шторма, на ней можно будет добраться до Пунта-Аренаса, чтобы известить губернатора о случившемся. Тут же находятся недовольные: разгрузить корабль, да за кого он их принимает? Один из ораторов, неудавшийся политик Фердинанд Боваль, тотчас же становится в позу трибуна: а почему бы не воспользоваться шлюпкой для перевозки по очереди всех пассажиров в Пунта-Аренас? Что же касается груза, то он принадлежит Обществу колонизации, а посему нечего «превращать их в рабочий скот для эксплуататоров»!
Кау-джер спокойно уточнил положение дел, он сказал, что понадобилось бы десять лет для того, чтобы всех перевезти на шлюпке, а груз наверняка пригодится им самим в этой суровой стране. Под руководством боцмана Хартлпула начинается разгрузка судна. Жизнь на острове Осте постепенно налаживается. Население его считает Кау-джера своим правителем, хотя тот упорно отказывается от власти, которой его наделили. Но когда в его отсутствие переселенцы напиваются, раздобыв спиртное на продовольственном складе, и один из них под воздействием ядовитых паров пытается задушить свою жену, Кау-джеру приходится вмешаться. Доступ на склад по необходимости должен быть запрещен, это непреложный закон. А чтобы заставить его уважать, приходится поставить охрану. «Но кто осмелится здесь приказывать и запрещать?» Однако Кау-джер не мог не знать, что «именно от него ожидали помощи, советов, решений» эти несчастные. Независимо от его желания этот проповедник анархизма «стал их вождем, избранным самою силой обстоятельств и по молчаливому уговору подавляющего большинства потерпевших кораблекрушение». Если он скроется, чтобы не отрекаться от собственных убеждений, на какие страдания он обречет этих несчастных? Но если при сложившихся обстоятельствах необходимо проявить власть, почему именно он должен управлять этими людьми? «Да потому, что больше некому», — отвечает ему боцман Хартлпул. Дарованную ему власть Кау-джер употребляет на то, чтобы в форме полезных советов заставить переселенцев обезопасить себя от трудностей грядущей суровой зимовки.
Все случившееся наводит Кау-джера на грустные размышления. «Неужели только принуждение способно заставить человека одолеть влекущие его звериные инстинкты?»
Во время жестокой зимы много людей умирает, но оставшихся в живых это мало трогает, каждый радуется тому, что ему удалось избежать участи соседа. «Они как будто уже утратили интерес к жизни, и сил у них хватало только на перебранки и скандалы по любым ничтожнейшим поводам». Основная их страсть — это «взаимная, хоть и скрытая, ненависть, которая из-за пустяков сталкивает людей, достигших последних пределов несчастья», «как будто природа подмешала в зерно жизни темный и властный инстинкт уничтожения того, что ею создано».
Размышляя таким образом, автор делает довольно мрачные выводы:
«Безволие окружавших его людей поражало Кау-джера… С самого рождения эти несчастные привыкли ставить себя ниже всех других, полагая, что кто-то же должен властвовать над ними. Увы, в мире существует неизбежная и неотвратимая необходимость, против которой бессмысленно восставать: одни люди бесправны, другие — сильные мира сего. Первые подчиняются, вторые повелевают».
Разочарование, постигшее Кау-джера, сродни горьким раздумьям писателя в конце жизни. Его собственная тревога находит выражение в этих словах:
«Что же осталось от всех теорий Кау-джера после того, как он столкнулся с реальными фактами? Результат был налицо — неоспоримый и несомненный: люди, предоставленные самим себе, оказались неспособными поддержать свое существование. Его долгая внутренняя борьба привела к поражению: он признал необходимость самых крайних мер, без которых — из-за несовершенства человеческого рода — невозможно пойти по пути прогресса и цивилизации. Видимо, люди не так тяготятся порабощением, как это ему представлялось прежде. Может ли подобная покорность, почти трусость, сочетаться со стремлением личности к абсолютной свободе?!
…Все созданное таким тяжелым трудом, рушилось в один миг… Кто бы мог раньше подумать, что он, яростный поборник равенства, станет судьей поступков других людей? Он, страстный приверженец свободы и враг собственности, будет способствовать дроблению земли, принадлежащей всему человечеству, на отдельные участки и, объявив себя властелином какой-то частицы земного шара, присвоит право запретить доступ на нее одному из себе подобных?… Его друзья, огнеземельцы,…крайне удивились бы, познакомившись с такого рода теориями, ведь они-то никогда ничем не владели, кроме своей собственной персоны».
Независимость, предоставленная Чили острову Осте, послужила для Боваля поводом, чтобы захватить власть. Наиболее серьезная часть островитян создает внутри острова фермы. Губернатор же, самодовольный бездельник, не сумевший ничего запасти впрок, не знает, что и делать, когда с наступлением зимы начался приток населения: те, кто ушел искать лучшей доли, вернулись обратно, надеясь найти убежище в лагере. Голод и эпидемии косят людей. Чтобы предотвратить эти бедствия, Боваль не находит ничего лучшего, как подстрекать людей к грабежу процветающих ферм, а это лишь увеличивает число голодающих. Сопротивление отдельных фермеров приводит грабителей в замешательство. Воспользовавшись всеобщим беспорядком, Дорик поднимает мятеж, который влечет за собой опустошение и подавление слабых более сильными. Кау-джеру приходится смириться с очевидностью и согласиться спасти этих безумцев вопреки их собственной воле. Он становится во главе маленькой вооруженной группы людей. Одного его присутствия довольно, чтобы восстановилось спокойствие. Уже не спрашивая никакого согласия, он провозглашает себя губернатором остельцев, государственный переворот вызывает всеобщий энтузиазм. Так человек, не признающий никакой власти, становится единоличным властителем!
Кау-джер с горечью вынужден прибегнуть к мерам, вызывающим у него отвращение. Он вводит обыски, чтобы пополнить продовольственные запасы, экспроприацию, учреждает торговлю, право собственности. Труд является законом для всех. Суд, полиция, денежная система, общественные работы — ничто не забыто, даже тюрьма.
Столица острова, Либерия, превращается в современный город, и чилийское правительство соглашается уступить остельскому государству остров Горн, с условием установить там мощный маяк — то была заветная мечта Кау-джера.
Пожертвовав во имя сострадания к собратьям своей любовью к свободе, Кау-джер полагает, что, исполнив долг, он может сложить взятые на себя обязанности, но ему уготовано новое испытание.
Найден слиток золота, и Кау-джер никак не может сладить с охватившей поселенцев золотой лихорадкой. Остельцы, забросив все работы, ищут золото, но мало того, что экономике острова грозит полная разруха, его территорию наводнили золотоискатели, явившиеся со всех концов света. Потерпев неудачу, эти авантюристы предаются грабежу и бросаются на приступ столицы. Битва тысяч налетчиков с остельской милицией — одна из самых волнующих страниц романа. Кау-джер вынужден отдать приказ открыть огонь и, потрясенный, взирает на груду безжизненных тел. А тем временем правительство Чили, привлеченное залежами золота, посылает военный корабль, с тем чтобы навязать острову Осте протекторат, а вернее, прибрать его к рукам. Доказав сначала, что армия, которой он располагает, может противостоять чилийским притязаниям, Кау-джер подписывает договор, подтверждающий передачу эксплуатации золотых приисков соседней державе, но требует сохранить при этом автономию остельцев. Затем, передав власть подготовленному им для этой цели молодому человеку, Кау-джер берет старенькую шлюпку и плывет на мыс Горн. Он будет сторожем на своем маяке: «…Вдали от всех и нужный всем… навеки свободный и одинокий». Автор говорит, что «нигде в другом месте, кроме этой голой скалы, у него не хватило бы сил нести дальше жизненное бремя. Ведь самые тяжелые драмы разыгрываются в сознании людей; и для тех, кто их пережил и вышел из них опустошенным, разбитым, лишенным тех устоев, на которых зиждилась вся прежняя жизнь, нет иного исхода, как смерть или одиночество».
Эти слова отчаяния выражают подлинные мысли самого писателя. А несколькими страницами выше автор, описывая душевное состояние своего героя, как бы поверяет нам свои собственные чувства: «Всю жизнь он никому не подчинялся, и ему казалось жестоким навязывать свою волю другим… Вынужденный отречься от своих идеалов и покориться фактам, Кау-джер мужественно нес свой тяжкий крест, но в глубине души все еще лелеял слабую надежду на возможность осуществления своей мечты».
Кау-джер — человек чистого сердца, и потому он анархист в полном смысле этого слова. Смысл слов часто теряется, и теперь слово «анархист» стало равнозначно слову «террорист», однако человек, именующий себя анархистом, а на деле совершающий террористический акт, отрицает тем самым теорию, последователем которой себя провозглашает, так как, отвергая, казалось бы, всякую власть, он путем насилия пытается навязать свою. И сколько бы он ни говорил, что стремится к уничтожению социальных установлений вообще, на самом-то деле он выступает лишь против определенной социальной формы, и, значит, это уже не анархист, а революционер, который стремится заменить одно правительство другим. Тогда как анархизм предполагает, что человек должен быть свободным от всякой власти, ибо он достаточно мудр, чтобы управлять самим собой. Приверженцы этой теории утверждают, что при отсутствии любых систем человек не станет угнетать себе подобных и добровольно согласится с тем, чтобы каждый получил свою долю земных богатств. Коммунизм не так наивен и, преследуя цель равного распределения всех богатств, не доверяет благим намерениям человека и не обманывается насчет его полного бескорыстия, считая, что такого результата можно добиться лишь при помощи сильного правительства, стоящего у власти.
Кау-джер явно симпатизирует коммунистической теории. Но на деле свое общество он строит, пожалуй, на началах социалистического коллективизма. Так, золотоносные жилы он считает собственностью государства, производство электроэнергии — общественным достоянием. Корабль, курсирующий между двумя частями архипелага, также принадлежит государству. И если он разрешает частную собственность, которую считает неизбежным злом, то вовсе не потому, что следует какой-то теории, а потому, что видит в ней мощную движущую силу. В конечном счете его правительство придерживается либеральной доктрины с зачатками социализма. Кау-джер, можно сказать, использует даже новую экономическую политику (нэп), изобретенную Лениным.
В своей замечательной книге «Политическое прочтение Жюля Верна» Жан Шено подчеркивает, что Немо — это «образ непримиримого борца, в котором воплотилась мечта революционера поколения сорок восьмого года о свободе народов, его антиколониальные настроения и неприятие какой бы то ни было власти».
Я склонен думать, что таковы были и сокровенные мысли самого автора, этого «скрытого революционера», по определению Пьера Луиса. С жаром, свойственным юности, его мятежный дух прорывался в письмах к отцу. Потом он стал сочинителем. В своих драматических произведениях Жюль Верн довольствовался едкими насмешками в адрес современного ему общества. Затем его ослепила беспредельность человеческого прогресса. Но в 1886 году писатель пришел к выводу, что «успехи науки не должны обгонять состояние нравов». Надо дождаться дня, «когда люди станут достаточно образованными, достаточно благоразумными, чтобы никогда не употребить ее во вред», — так говорит Робур, олицетворяющий «науку будущего», которая способна будет изменить социальные и политические условия жизни на земле.
В 1894 году, которым определяется время действия романа «Кораблекрушение „Джонатана”», до совершенствования нравов было еще далеко. Тогда как науки, напротив, неудержимо развивались, и пропасть, отделявшая их от нравственных устоев жизни, все углублялась. Старый писатель содрогался, предвидя неизбежные последствия этого. Научные открытия давали возможность предугадать нравственный крах науки, поставленной на службу преступным целям и наделяющей человека таким могуществом, с которым благоразумие уже не в силах совладать. Об этом его последний роман, написанный наспех, над которым немало пришлось поработать его сыну.
Тот факт, что Мишель, связанный в последние годы с отцом тесными дружескими узами, сблизился с ним и в плане интеллектуальном, не оставляет сомнений. Я помню, как в доме № 44 на бульваре Лонгвиль отец и сын вели долгие беседы о книге, над которой в данный момент работал автор. Радуясь возможности поделиться своими планами с достойным собеседником и критиком, старый писатель загорался, как в былые годы. Жан Шено не без резона полагает, что Мишель оказывал в ту пору на отца не меньшее влияние, чем Груссе-Лори. В 1885 году был опубликован «Найденыш с погибшей „Цинтии”», роман, написанный Жюлем Верном в соавторстве с Груссе-Лори. Думается, что, несмотря на свое сотрудничество, авторы создали весьма посредственное произведение. Самый сюжет его мне представляется абсурдным: экспедиция, отправившаяся по следам Норденшельда с единственной целью удовлетворить семейное любопытство, — в это верится с трудом. Вызывает сомнение и та легкость, с какой осуществляются такие беспримерные подвиги мореплавания, как, например, освоение Северо-Восточного и Северо-Западного морских проходов. Одним словом, это весьма бледный пересказ путешествия, который не идет ни в какое сравнение с «Зимовкой во льдах», юношеским произведением Жюля Верна, гораздо более живым и композиционно лучше построенным.
Однако Жюля Верна связывали с Груссе-Лори тесные отношения; со всей очевидностью, беседы с таким революционером, как Груссе, не могли пройти бесследно для «скрытого революционера», каковым был Жюль Верн. Но в последние годы своей жизни писатель поверял свои мысли не кому-нибудь, а Мишелю, и никто, кроме Мишеля, не был в состоянии, не искажая намерений автора, довести до конца работу, начатую им над новой рукописью. Те, кого удивляет пессимизм последних произведений писателя, могли бы заметить, что автору никогда не был свойствен столь дорогой их сердцу безмятежный оптимизм. Если со вниманием прочесть все романы писателя, нельзя не отметить тот факт, что успех всех его героев объясняется лишь упорным трудом и мужеством, и сколько раз на страницах своих книг он выражает мрачные взгляды на судьбу человечества. К концу жизни эта нота разочарования звучит все отчетливее. Уже в 1895 году в «Плавучем острове» под прикрытием фантастики явно проглядывает не только едкая критика американского гигантизма, делячества, характерного для янки, смехотворность политических распрей, но и высмеиваются вздорные притязания наших инженеров. В 1896 году Жюль Верн осудил изобретателя Тома Рока, злоупотребившего своим открытием, а в 1904 году Робур, опьяненный своим могуществом, теряет рассудок. В романе «Кораблекрушение „Джонатана”», опубликованном в 1909 году, автор выражает тревогу по поводу социальных бед, которые так беспокоили его в последние годы жизни. Такое направление мысли неизбежно привело писателя к величайшему разочарованию, которое и выразилось в полной мере в романе «Удивительные приключения экспедиции Барсака», который был первоначально озаглавлен «Научное путешествие», добро и зло в равной мере воздействуют на душу человека, а это может оказаться причиной того, что наука станет служить худшему из зол. Если человеку изменит чувство меры, не обратит ли он свои познания, составляющие главную его силу, на уничтожение собственного творения?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.