Помогите «Саламандре»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Помогите «Саламандре»

Как-то в декабре 1895 года к «южнорусскому Шерлоку Холмсу» Склауни обратился за помощью юрисконсульт известного страхового общества «Саламандра», приехавший из Петербурга Он рассказал следующее.

«Саламандра» с давних пор осуществляет страховку людей от несчастных случаев. Правление общества крайне обеспокоено тем фактом, что в последнее время количество несчастных случаев, происходивших с застрахованными на крупные суммы лицами, стало резко возрастать. Причем все пострадавшие проживали в одной и той же местности. Двоим пострадавшим страховка была выплачена полностью, потому что не только врачи общества, но и независимые профессора-хирурги пришли к заключению о непоправимости вреда, причиненного их здоровью.

Прошло некоторое время, еще два человека, получивших точно такие же увечья, как и первая пара клиентов, обратились в правление с требованием выплаты каждому страховой суммы в размере двухсот тысяч рублей. Прежде чем выплатить деньги по этим случаям, компания решила еще раз произвести проверку достоверности первых двух. Ко всеобщему удивлению выяснилось, что первые два клиента, которые некогда объявили себя пожизненными инвалидами и при этом заручились поддержкой компетентных хирургов, абсолютно здоровы и прекрасно себя чувствуют. Правление общества насторожил и тот факт, что характер увечий и обстоятельства, при которых они были получены, у всех четверых практически одинаковы.

Житель Новочеркасска Болдырев, застрахованный на сорок тысяч рублей, при выходе из железнодорожного вагона упал и так сильно повредил руку, что его отправили в лечебницу. Однако проведенное лечение никакого действия не возымело и рука осталась совершенно искривленной. Врачи отнесли эту травму к разряду необратимых. Болдырев получил инвалидность, а вместе с ней и полагавшуюся по закону страховку. Аналогичным образом был покалечен в результате произошедшего с ним несчастного случая и житель города Грушевска Медведев, которому общество также на законных основаниях вынуждено было выплатить страховку в тридцать тысяч рублей. Но вторичная проверка показала, что обоим изувеченным вскоре каким-то чудесным образом удалось излечиться и полностью вернуть себе здоровье.

Со времени выплаты страховок Болдыреву и Медведеву прошло четыре месяца, когда в Ростове произошел несчастный случай с помощником полицейского пристава Англиченковым, который, кстати, был застрахован в «Саламандре» на двести тысяч рублей. Когда пристав обходил свой участок, он упал в открытый водопроводный люк, в результате чего получил непоправимое увечье правой руки и правой ноги, что и подтверждала выданная ему врачебная справка. Пострадавший, естественно, потребовал от «Саламандры» выплатить ему полную страховую сумму.

Через некоторое время аналогичное несчастье постигло нахичеванского купца Штарка, который был застрахован обществом на ту же сумму, что и Англиченков. Сбитый с ног на железнодорожной платформе, он повредил ногу, и это повреждение также было признано врачами пожизненным.

Заподозрив неладное, правление «Саламандры» решило приостановить выплаты страховых сумм Англиченкову и Штарку и предложило им пройти курс лечения под надзором врачей общества, но оба клиента наотрез от этого предложения отказались. Более того, Англиченков приехал в Петербург и, объявившись в правлении общества, устроил там настоящий погром, требуя немедленной выплаты денег. Возмущенный отказом, он на костылях вышел на Невский проспект, закрепив на груди и спине плакаты с одинаковой надписью: „Саламандра“ не платит денег несчастному калеке». В ответ на подобную выходку петербургский градоначальник, знавший уже к тому времени, в чем дело, выслал Англиченкова в Ростов.

Рассказывая об этих событиях, Склауни, юрисконсульт «Саламандры» сказал, что члены правления его общества подозревают, что четверо пострадавших являются организаторами тщательно задуманного и хитроумно обставленного преступления. Поэтому «Саламандра» ходатайствует о возбуждении уголовного дела на основе указанных фактов и просит Склауни начать расследование и розыск. Выслушав юрисконсульта, знаменитый сыщик пообещал сделать все, что в его силах.

Склауни решил, что Медведев и Болдырев, получив деньги, считают, что в «Саламандре» о них уже давно забыли и даже не подозревают о том, что им грозит разоблачение. Поэтому сыщик начал именно с них. Правда, в этом случае существовала опасность спугнуть всю компанию, если эти двое действительно были связаны с Англиченковым и Штарком. Но другого выхода просто-напросто не было.

Склауни отпустил бороду, изменил прическу, оделся в штатское и отправился в Грушевск. Там он разыскал лавку Медведева, купил кое-какие безделушки и попытался вызвать на разговор хозяина. Но сделать это было нелегко: как и все типичные мелкие лавочники, Медведев отличался замкнутостью, угрюмостью и чрезвычайной подозрительностью. Вскоре стало ясно, что попытка более близкого знакомства с этим человеком заведомо обречена на провал.

На следующий день Склауни приехал в Новочеркасск, где проживал Болдырев. Он явился в его ювелирный магазин, в котором заказал два обручальных кольца. В отличие от своего предшественника Болдырев оказался человеком любезным и общительным, поэтому с удовольствием вступил в разговор с приветливым незнакомцем. Когда Склауни пришел забрать свой заказ, он сказал хозяину магазина, что явился по роду службы (а представился он контролером над кассирами от биржевой артели) ему придется некоторое время провести в Новочеркасске, где, по всей вероятности, придется поскучать. Расчет сыщика оказался верным: Болдырев тут же ответил, что в городе есть хороший театр и несколько клубов, где можно развлечься игрой в карты. Более того, он предложил новому знакомому порекомендовать его в члены клуба «Общественное собрание».

Склауни поблагодарил нового знакомого, снял номер в гостинице и постарался сойтись с ним поближе. Несколько раз поужинав вместе с Болдыревым, сыщик заметил, что ювелир не только обладает пристрастием к азартным карточным играм, но еще и весьма любит выпить.

Прошло не так уж много времени, как Склауни и Болдырев перешли на «ты», и сыщик решил, что настала пора вплотную заняться осуществлением цели своего приезда в этот городок. Склауни пригласил Болдырева к себе в гостиницу и, беседуя с ним, заметил вскользь, что артель, в которой он работает, застраховала его на пять тысяч рублей на случай смерти или увечья, так что теперь он может спокойно жениться, по крайней мере, его семья будет обеспечена. В подтверждение своих слов он достал из укромного места страховой полис на имя Волкова (этой фамилией он представился), который и показал новому другу.

Болдырев, как человек широкой души и большой знаток в этой области, решил проконсультировать своего нового знакомого и посоветовал застраховаться в «Саламандре», потому что, как он объяснил, это общество не придирается при платежах. Когда Склауни поинтересовался, откуда он все это знает, ювелир доверительно ответил: «Я, брат, сам был застрахован на сорок тысяч и получил полную сумму за увечье. У меня тогда пострадала рука, а сейчас, как ты видишь, она вполне здорова».

Склауни, изобразив беспредельную зависть, сказал: «Да за такие деньги и с одной рукой прожить можно». Тогда Болдырев, лукаво подмигнув собеседнику, проговорил: «Заручись-ка, брат, еще одним страховым полисом в обществе „Саламандра“, может, и тебе повезет». Недоверчиво засмеявшись, сыщик спросил: «Ты, верно, шутишь?», на что Болдырев отвечал: «Шучу или нет, это ты увидишь потом…» На этом тема была закрыта.

Вечер друзья провели в игорном клубе. Болдырев вдруг снова завел разговор о страховке: «Ну что, будешь ты страховаться? Решай, деньга сама в карман лезет». Склауни сделал вид, что сомневается, но наконец согласился. Это чрезвычайно обрадовало ювелира: «Вот и хорошо. И ты обеспечишься, и я копеечку наживу».

Спустя несколько дней Склауни привез страховой полис на пятьдесят тысяч рублей, выданный на фиктивную фамилию Волков. Показав его Болдыреву, сыщик спросил, что ему делать дальше. Тот на минуту задумался, потом сказал: «Мы организуем тебе несчастный случай, но не опасный, и ты получишь пятьдесят тысяч, но из них часть отдашь мне…» После этих слов ювелир объяснил, что на это дело придется затратить немалые средства: одной мадам заплатить десять тысяч рублей за операцию, ну и ему за посредничество – пять тысяч. Все это, разумеется, после получения страховки.

«Поедешь в местечко Смела Киевской губернии, – пояснил он. – Найдешь там парикмахера Бермана и скажешь, что у тебя есть поручение к Мариам Самойловне Эйхенгольц. Эта женщина, доложу я тебе, прямо министерская голова, любого профессора за пояс заткнет. Она тебе в лучшем виде все оборудует, не беспокойся. Уж я-то знаю. Я и сам деньги получил, и приятеля одного устроил. И тебе помогу, только ты держи язык за зубами».

Итак, Склауни был на верном пути. Он получил паспорт на имя купца Волкова, удостоверение градоначальника о его действительной личности и о командировке для розыска по уголовному делу. Прихватив с собой четыре тысячи рублей, он отправился в местечко Смела.

Вскоре сыщик познакомился с мадам Эйхенгольц – миловидной женщиной лет сорока пяти, державшейся спокойно и с достоинством. Когда Склауни упомянул о Болдыреве, она с удивлением подняла брови и сделала вид, что имени этого человека никогда не слышала. Сыщик, доверительно понизив голос, сказал, что они с Болдыревым друзья, что он осведомлен о его страховых делах и добавил: «Я очень рассчитываю на вашу помощь. Ведь дела мои в полном упадке. Пожалейте, будьте мне благодетельницей».

Мадам успокоилась, но заметила, что не следовало бы так торопиться: еще одно дело не закончено, а они уже за другое берутся. Склауни передал Эйхенгольц письмо от Болдырева. Прочитав его, женщина со вздохом произнесла: «Ну что ж, поживите пока у нас, а там посмотрим».

В тот же вечер по приглашению мадам Склауни, захватив с собой вино и закуску, явился к ней на ужин. Кроме него, к Эйхенгольц пришли две красивые девушки – ее дочери. Одна из них была с мужем. После ужина Склауни предложил всей семье посетить кинематограф. Таким образом ему удалось установить со всеми абсолютно доверительные отношения.

Время шло, а Эйхенгольц ни разу не упомянула о деле. Для того чтобы ускорить события, сыщик обратился к мадам с настоятельной просьбой заняться, наконец, его вопросом, после чего показал ей свой полис. Она заявила, что за услугу возьмет две с половиной тысячи наличными и семь с половиной тысяч в векселях. Склауни не возражал, но все-таки решил спросить, гарантирует ли она успех.

«Не беспокойтесь, – ответила Эйхенгольц. – У меня комар носу не подточит. Сделаем так: послезавтра в 7.30 вечера мы выедем поездом в Киев. Вы займете отдельное купе в первом классе. Я сяду с вами и сделаю вам маленькую операцию. Хотите на руке, хотите на ноге – как вам будет угодно. Больно не будет, я вам впрысну одно лекарство. Я выйду на первой остановке, а вы поедете дальше.

Часа через два вы выйдете на большой людной станции. И там с криком упадите на платформе и потребуйте, чтобы вас отправили к доктору, так как не можете передвигаться. Непременно постарайтесь попасть к хорошему врачу. Дня через два у вас появится огромная опухоль, никакое лечение не поможет. Рука или нога будут выглядеть совершенно покалеченными.

Но вы не бойтесь, это потом пройдет. Главное – чтобы на вокзале составили протокол о том, что с вами случилось. А у доктора возьмите свидетельство, сколько вы лечились. И после этого подавайте заявление в страховое общество «Саламандра» с приложением всех бумаг. Вас освидетельствуют доктора общества и признают инвалидом. Потом вы получите деньги. Сразу же пришлете мне семь с половиной тысяч рублей, а я вам вышлю векселя. Когда рассчитаетесь с обществом, то делайте два раза в день тепленькую ванну для руки или ноги, минут по пятнадцать. После этого – легкий массаж больного места. Месяца через два будете совершенно здоровы».

Дело близилось к развязке. Надо было хорошо подготовиться к предстоящим событиям. Склауни решил встретиться с местным полицейским приставом, представился, показал отношение, составленное ростовским градоначальником, и попросил оказать ему содействие и подобрать помощника, обладающего не столько физической силой, сколько смекалкой и быстрой реакцией.

От пристава Склауни отправился на вокзал к жандармскому ротмистру, с которым договорился о том, чтобы ему предоставили отдельное купе, а также чтобы назначенный вахмистр утром следующего дня, к десяти часам, пришел на квартиру полицейского пристава.

Вечером Склауни в последний раз ужинал с семьей Эйхенгольц, которая, казалось, была охвачена предчувствием надвигающейся беды, потому вместо обычной непринужденности и веселья за столом в этот день воцарилась напряженная тишина.

После ужина Склауни подписал векселя и показал деньги. Перед уходом Эйхенгольц предупредила своего клиента, чтобы на вокзале он к ней ни в коем случае не подходил и что встретятся они только в закрытом купе.

Утром Склауни пришел к приставу, где его ожидали бравый жандармский вахмистр и помощник пристава. Эти двое должны были незаметно сесть в тот же вагон, что и Склауни, или, в крайнем случае, в соседний. Дальнейшие действия их будут заключаться в следующем: через десять минут после отхода поезда они подойдут к купе, занимаемому сыщиком, и, сильно постучав в дверь, потребуют, чтобы им немедленно открыли. Когда Склауни им откроет, они должны будут охранять лицо, находящееся в купе, и вещественные доказательства, которые окажутся там же.

Наступил вечер. Склауни приехал на вокзал заранее. Эйхенгольц с небольшим саквояжиком в руках ждала его в буфете. После первого звонка Склауни сел в поезд и занял свое место. Эйхенгольц появилась чуть позже. Она сразу же закрыла за собой дверь. После того как поезд отошел от станции, сыщик передал своей спутнице конверт с деньгами и векселями, которые она положила в саквояж.

Настал самый ответственный момент. Мадам достала из своего саквояжа подсвечник со свечой, коробочку со шприцем и маленькую бутылочку с какой-то жидкостью. Склауни снял с левой ноги ботинок и сказал, что укол ему нужно сделать в ногу. Для того чтобы оттянуть время до прихода помощников, Склауни начал испуганно высказывать опасения в том, что и один укол может вызвать заражение, от которого начнется гангрена. Мадам со знанием дела начала его успокаивать, объясняя, что его жизни ничего не угрожает и что ей он может полностью доверять.

Неожиданно в дверь купе кто-то начал громко стучать и требовать, чтобы ему немедленно открыли. На лице Эйхенгольц появилось выражение невообразимого страха. Дрожащими руками она попыталась схватить пузырек, но Склауни тут же пресек попытку уничтожить улики и, оттолкнув мадам, быстро открыл дверь. Осознав свое положение, Эйхенгольц впала в полуобморочное состояние. Склауни приказал вахмистру сесть рядом с мадам, а помощнику пристава – охранять саквояж, обратив их внимание на то, что на его левой ноге нет ботинка.

Помощник пристава приступил к составлению описи всех вещей, которые лежали в саквояже. Эйхенгольц наконец оправилась от оцепенения и неистово закричала: «Ах, ты, змея проклятая!» Далее последовал страстный поток нецензурной брани, при этом преступница рвала на себе волосы и билась головой о стену купе. Склауни пригрозил ее связать и заткнуть ей рот, если мадам не перестанет кричать. Угроза подействовала.

Судя по запаху, в бутылочке был керосин. Кроме нее, в опись были включены шприц, маленькая записная книжка и конверт с деньгами и векселями. Склауни ощупал дно саквояжа, которое оказалось двойным. Подняв верх, сыщик обнаружил там конверт с пятью векселями, подписанными небезызвестным нам Штарком, на общую сумму в пятьдесят тысяч рублей, и привезенное Склауни письмо Болдырева.

Поздней ночью поезд должен был прибыть в Киев. Склауни клонило ко сну, но спать было нельзя. Эйхенгольц тоже не смыкала глаз. Она сидела молча, тупо уставившись в одну точку. Когда она вдруг заговорила, в ее голосе не осталось ни следа былого раздражения. «Прошу вас записать в протокол, – обратилась она к помощнику пристава, – что вещи, которые вы нашли в моем саквояже, подбросил мне вот этот человек, – и она указала на Склауни. – С какой целью он это сделал, я не знаю. Я ехала с ним, чтобы показать имение, которое он хотел купить. Ботинок он снял потому, что жаловался на боль в ноге». Склауни понял, что не так-то просто будет разоблачить Эйхенгольц.

В Киеве составили все необходимые протоколы и постановления, после чего заключенную под стражу Эйхенгольц этапировали в Ростов. Расследование продолжалось несколько месяцев. Кроме Эйхенгольц, были арестованы Англиченков, Штарк, Болдырев и Медведев, которых обвиняли в причинении себе искусственного увечья с целью получения страховки. Допросу были подвергнуты многочисленные свидетели из разных городов. Однако, несмотря на бесспорные улики, все обвиняемые продолжали упорно отрицать свою вину. Эйхенгольц по-прежнему повторяла: «Склауни подкуплен „Саламандрой“, он сфабриковал дело и подбросил мне шприц».

Слушание дела проводилось в Ростове. Зал суда был переполнен. На шестой день Эйхенгольц решилась на важное заявление. Ко всеобщему изумлению, она вдруг произнесла: «Господа судьи! Я измучена до крайности. Чтобы поскорее завершить это тягостное дело, я скажу всю правду, в чем давно уже чувствую потребность. Мой покойный муж был фельдшер, но в медицине понимал лучше многих докторов. Он придумал впрыскивания, от которых получались искривления, и даже профессора не могли это вылечить. А ведь это был всего лишь керосин. Умирая от чахотки, муж решил обеспечить меня с детьми до конца жизни и открыл мне этот секрет.

Сам он подпольно занимался освобождением людей от воинской повинности, но взял с меня клятву никогда не связываться с военными, так как военный суд может приговорить к повешению. Выгоднее и спокойнее, сказал он, работать с застрахованными. После его смерти я приняла его эстафету. Все эти подсудимые – мои клиенты, они приезжали ко мне, я им делала укол, объясняла, как потом вылечиться, а они расплачивались. Вот и все».

Всем своим видом четверо подсудимых – бывшие застрахованные «Саламандры» – показывали, что они никак не ожидали такого поворота событий. Англиченков ощетинился, так что стал похож на затравленного зверя. Штарк смертельно побледнел. Болдырев сидел с низко опущенной головой. Только Медведев с равнодушным видом, как будто все происходившее его абсолютно не касалось, глядел в одну точку.

В зале поднялся шум. Защитники начали взволнованно переговариваться. Председатель призвал присутствующих к порядку. Прокурор и защитники посовещались и решили отложить заседание до следующего утра.

На следующий день мадам Эйхенгольц решила преподнести очередной сюрприз, сделав диаметрально противоположное заявление: «Я оговорила этих людей и созналась в преступлении, которого не совершала, – заявила она. – Все сказанное мной вчера – ложь. Меня научил дать такие показания защитник, который заверил, что присяжные меня пожалеют и оправдают. Но теперь я сожалею об этой лжи и не хочу напрасно губить этих людей, которых до суда никогда не видела. Повторяю то, что уже говорила: дело сфабриковал Склауни, он подбросил мне шприц, керосин, векселя и деньги. У него в этом деле большая корысть, наверняка он получил от «Саламандры» кругленькую сумму».

Возмущенный наглой ложью подсудимой, защищавший ее присяжный поверенный потребовал освободить его от защиты. Суд удовлетворил его просьбу и назначил Эйхенгольц нового защитника. Слушание затянулось еще на пять дней. В итоге суд признал всех подсудимых виновными. Мужчин осудили на три года арестантских работ, а Эйхенгольц получила такой же срок тюремного заключения.

Страховые полисы четверых мошенников были признаны недействительными, поэтому «Саламандра» от уплаты убытков по ним освобождалась.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.