ИНСПЕКТОРСКИЙ СМОТР

ИНСПЕКТОРСКИЙ СМОТР

Перед тем как вернуться на фронт, батарея подверглась инспекторскому смотру. Смотрел генерал князь Авалов, инспектор конной артиллерии. Было много снега, и батарея встала на краю дороги возле обширного плаца со снегом и отдельными деревьями.

При инспекторском смотре команд не подают. Авалов подошел к моей первой пушке. Мы, конечно, вычистили и смазали орудие, почистили лошадей, сами приоделись, вычистили сапоги и упряжь. Но все это пропало зря. Ящиков с батареей не было. Авалов беглым взглядом окинул номеров (солдат), внимательней посмотрел на лошадей. Снял чехол и открыл затвор орудия, заглянул внутрь, мазнул по внутренности пальцем и посмотрел на свет. Потом он нагнулся и открыл коробку на лафете, предназначенную для панорамы (прицельное приспособление). Панорамы в ней не оказалось. Дело в том, что во время походов железная коробка получает толчки, деформируется и больше не закрывается. В мороз панорама покрывается инеем, и ее нужно очищать и отогревать до того, как начать стрельбу. Мы поступали практичнее: наводчик возил панораму за пазухой, — там она не индевеет и всегда готова к действию. Но, понятно, это против устава. Мы так свыклись с этой системой, что даже в голову не пришло положить панораму в коробку для смотра.

Обозненко и я следовали за Аваловым по пятам. Шапиловский остался дома, сказавшись больным. Итак, коробка оказалась пуста.

Где находится панорама? — спросил меня Авалов. За пазухой у наводчика, ваше превосходительство, —ответил я. Что?! — он повернулся к Обозненко. — Вы в курсе этого? Так точно, ваше превосходительство. А панорамы других орудий находятся тоже за пазухами у наводчиков? Так точно, ваше превосходительство. Мы это делаем, потому что опыт пока... Я не хочу смотреть такую батарею!!! — крикнул князь, махнул рукой, повернулся и скорыми шагами удалился.

Смущенные, мы с Обозненко смотрели друг на друга. Как это мы не догадались положить проклятые панорамы в ящик для смотра? Все бы обошлось, а теперь скандал.

— Что же делать? — сказал Обозненко. — Нам не остается ничего другого, как идти на квартиры... По коням... Садись... Батарея шагом ма-арш.

И батарея пошла, я впереди своего первого орудия. Обозненко остался сзади. Вдруг я увидал Авалова. В своей ярости он ошибся тропинкой и теперь утопал в снегу. Как полагается, я скомандовал:

— Ба-та-рея смирно! Равнение налево. Господа офицеры, — и взял под козырек.

Авалов, который, видимо, одумался, приказал мне остановить батарею.

Я поднял руку (все надо было делать по уставу).

— Ба-та-рея, стой!

Появился обрадованный Обозненко. Авалов стал командовать и заставил батарею делать всякие перестроения. Глубокий снег и деревья сильно эти перестроения затрудняли. Но перед каждым орудием был офицер-артиллерист, и потому мы исполнили движения удовлетворительно. Авалов, видимо, остался доволен. Ученье кончилось, и нам приказали идти на квартиры. Авалов разговаривал с Обозненко. Батарея проходила мимо них. Меня подозвали. Авалов улыбался.

— У вас, поручик, прекрасная упряжка. Особенно коренник. Могучий и легкий. Очень трудно соединить эти два качества. Потому-то лошадей для конной артиллерии трудней всего найти. Ваша запряжка почти идеальна.

Я покраснел от удовольствия. Авалов был знаток лошадей. А после “панорамы за пазухой” такой комплимент имел большую ценность. Авалов составил себе очень неблагоприятное обо мне мнение. Вроде того, что я разлагаю батарею. Но из-за моих хороших лошадей многое мне прощал. Кроме того, Обозненко, вероятно, замолвил за меня слово.

Странно, что он ни слова не сказал об отсутствии ящиков. Неужели признал пользу нашего нововведения?

Авалов не любил нашу батарею и этого не скрывал. А так как я часто бывал перед своим орудием, то есть впереди батареи, то он меня запомнил и часто распекал. Разносить поручика легче, чем полковника, и так у него создалась привычка меня разносить.

— В вашей батарее нет дисциплины. Вы более походите на веселую банду махновцев, чем на конную батарею. У вас какое-то содружество вместо дисциплины.

Но Авалов был прекрасным офицером. Он не мог не знать нашей хорошей работы на фронте и того, что кавалерийские начальники нас ценили. Мы были второй по старшинству конной батареей, после конно-горной, в которой царил такой же беспорядок или, верней, порядок особого характера.

А панорамы так и остались за пазухами наводчиков.