Лебединая песня

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Лебединая песня

Судьба Эдит при всех ее дарованиях и успехах оказалась трагической: Утёсов пережил свою дочь на несколько месяцев. За несколько лет до этого она оказалась в больнице в тяжелом состоянии. Приговор врачей был смертельным — лейкемия. Больница находилась в Подмосковье, навещать дочь часто Утёсову было не по силам, и это делала Антонина Сергеевна Ревельс. Когда же Леонид Осипович сам приехал навестить Эдит, ужас, охвативший его, был неописуем. Дита, узнав отца, страдальчески закричала — говорить она уже не могла. На ее мертвенно-белом лице выделялись только глаза, смотревшие с отчаянной мольбой. Взяв себя в руки, Утёсов сел рядом с дочерью и гладил ее лицо, что-то при этом приговаривая. Похоже, только тогда он окончательно понял, что потерял дочь. Спустя годы Антонина Сергеевна напишет: «Трагизм этой встречи для меня незабываем».

Мне довелось слышать разные толки по поводу отношений Антонины Ревельс и Эдит Утёсовой. Вот что пишет по этому поводу Валерий Сафошкин: «По мнению многих, окружавших Эдит Леонидовну в последние годы, сокрушительный удар ее и без того подорванному здоровью нанесло жесткое, чтобы не сказать жестокое, противостояние со штатной любовницей отца, бывшей танцовщицей оркестра Антониной Ревельс». Между тем роман Утёсова и Ревельс продолжался более тридцати лет и был у всех на виду еще при жизни Елены Осиповны, а уж после ее смерти и вовсе перестал быть тайной. В особенности после смерти в 1974 году мужа Ревельс — танцора Валентина Новицкого. Вот отрывок из шуточного стихотворения Утёсова, сочиненного в 1966 году, после смерти Елены Осиповны, но еще при жизни Новицкого. Оно написано на «фирменном» утёсовском бланке 14 марта, в день рождения Антонины Сергеевны:

Нет, не зверь и не удав,

Не пчела-букашка,

Юбку высоко задрав,

Тонечка-шарашка

Выступает и творит:

То прошепчет тихо,

То поет, то говорит,

То станцует лихо.

Из нее все так и прет —

Все звучит забавно.

Никогда нам не соврет —

Выдумает славно.

И не нужен ей покой,

Пусть живет милашка.

Веселись, танцуй и пой,

Тонечка-шарашка.

Эта «шарашка» как-то подозрительно напоминает народное выражение «шарашкина контора», говоря о том, что в теплом, немного ироничном отношении Леонида Осиповича к его возлюбленной все-таки скрывался оттенок недоверия. Это, разумеется, не дает оснований во всем доверять мемуаристам, враждебно настроенным в отношении второй жены Утёсова. Вот еще один отрывок из книги Валерия Сафошкина: «Когда Утёсов стал сдавать, терять над собой контроль, Антонина Ревельс снова возникла в его квартире. Об истории ее второго пришествия говорят многие. Сама она в книге „Рядом с Утёсовым“ утверждает, что это он ее позвал. Но в это мало кто верит…»

Я не стану опровергать слова Сафошкина, но и расписаться под ними не решился бы. Я часто виделся с Антониной Сергеевной во время ее работы над книгой «Воспоминания об Утёсове», и мне казалось, что она искренне относится к его памяти… Расхожему мнению о том, что Ревельс преуспела в разбазаривании ценностей из утёсовской квартиры, верить не хочется. Когда я бывал у неё, все картины в комнате Утёсова, включая великолепный портрет Шаляпина, были на месте. Но отрицать того, что Эдит Леонидовна находилась со своей мачехой в достаточно напряженных отношениях, я не могу. Тем более что это, кроме Сафошкина, утверждают и другие люди, хорошо знавшие семью Утёсова.

«В самый разгар противоборства, — продолжает Сафошкин, — Эдит не выдержала, и оказалась в больнице… С помощью утёсовского авторитета она (Антонина Ревельс. — М. Г.) прописалась в квартире и, втайне от всех, оформила брак с Леонидом Осиповичем, который, по свидетельству его постоянного врача, был уже совсем плох и практически утерял всяческий интерес к жизни». Лечащий врач и друг семьи Утёсовых Евгения Адольфовна Физдель говорила мне то же самое. Добавлю, что о новом браке Утёсова не знал почти никто из его друзей. Не узнала о нем и Эдит.

Она умерла 21 января 1982 года. Леонид Осипович был так расстроен, что при всем своем влиянии не сумел настоять, чтобы ее похоронили рядом с матерью на Востряковском кладбище. Эдит Леонидовну похоронили совсем в другой части кладбища, рядом с могилой мужа. Ее супруг Альберт Александрович Гендельштейн, выдающийся кинодокументалист (в 1945-м он первым снял горящий рейхстаг), умер годом раньше; до этого он много лет страдал болезнью Паркинсона. Разумеется, смерть Альберта, настоящего друга Диты, усугубила ее и без того тяжелое состояние. Леонид Осипович относился к зятю с глубоким уважением, чему осталось немало свидетельств в его архиве. Процитируем хотя бы стихотворение «Бритва», посвященное Альберту Гендельштейну и написанное в день его рождения в 1957 году:

Прими, мой зять, подарок сей.

Срезает волосы лихие,

В сценарии места плохие…

И если лишние есть — сбрей.

И если кто-нибудь тебя и раздражает,

Тебе хамит с утра и до зари,

Пускай тебя все это не пугает:

Побрей его, на бритое на… плюй!

За несколько лет до смерти, 18 мая 1979 года, Эдит написала, быть может, лучшее свое стихотворение:

Я слишком поздно к этому пришла.

Почти что стоя на краю могилы,

Я поняла вдруг, что, хоть с малой силой,

Поэзия в душе моей жила.

И вдохновение пришло ко мне.

Пускай стихи несовершенны, глупы,

Я их люблю. Их повторяют губы,

Они ко мне являются во сне.

Я их люблю, как любит мать дитя,

Пускай оно уродливо, больное,

Ей дорого оно. Хоть сердце ноет,

Оно скрывает боль. Как бы шутя,

Его старается украсить, подлечить,

Оно заботится о нем и днем и ночью,

Вот так и я. Лечу больные строчки,

Пока стихотворение звучит.

Я знаю, что меня поглотит мгла,

Что очень скоро я расстанусь с вами

И не успею высказать стихами,

Мне сердце жгущими, горящими словами

Все то, что я бы высказать могла.

Сохранилось еще одно стихотворение Эдит, посвященное памяти Елены Осиповны. Небезынтересна история его создания. Старым москвичам до сих пор памятна трагическая история, имевшая место в середине семидесятых годов. На Чистых прудах был убит хулиганами любимец горожан — добрый, привязанный к людям лебедь Борька. В трудную минуту, когда к ней, как это часто бывало, вернулась тоска о матери, Эдит написала такие стихи:

Воспоминанье горькое мне память обожгло.

Про лебедя про Борьку и про людское зло.

Он с лебединой стаей на Чистых жил прудах,

И москвичи усталые часто шли туда…

Доверчивый, красивый, тактичный, не нахал.

Поев, вместо «спасибо» он крыльями махал.

И все его любили, и он любил людей,

И ласку в изобилии дарил им каждый день.

А вот последняя строфа стихотворения Эдит Утёсовой «Лебединая песня»:

К ним вышел он послушно на влажную траву.

И крыльями радушно приветствовал братву.

Но так нелепо, дико настигла Борьку смерть,

Что песни лебединой он не успел пропеть.

Вскоре после смерти Диты, незадолго до своей собственной кончины, Утёсов получил письмо от 13-летней девочки Оли Соловкиной. Кто знает, может быть, это искреннее письмо хоть чуточку помогло ему вернуться к жизни после всех утрат. Вот оно:

«Леонид Осипович, миленький мой, дорогой дедушка мой, мой родной, хороший, дорогой! Какое большое горе постигло Вас, как тяжело испытывает Вас судьба! Но только не надо отчаиваться, Леонид Осипович, дорогой, пусть в Вашем сердце рядом с памятью о невосполнимой утрате живет горячая воля к жизни, пусть появится желание, вопреки всему, жить, не сдаваться под ударами судьбы.

Вспомните, что говорил Гойя, которому судьба нанесла немало ударов — потеря близких, тяжелая болезнь. Потеряв жену, двоих детей, он говорил: „Мертвых в землю — живых за стол“. Да, это страшные по своей жестокости слова, от этого можно содрогнуться, могут волосы встать дыбом. Но это закон жизни, это вечный закон жизни: кто-то умирает, а кто-то только что родился.

Умрут и те, кто еще не родился. От этой безнадежности можно сойти с ума… Надо гнать от себя такие мысли, потому что это слабость, а Вы сильный — я знаю…

Леонид Осипович, как Вас поддержать, как утешить, чем помочь Вам? Хотите, я еще напишу Вам длинное веселое письмо, чтобы Вы не грустили, можно? Будьте сильным, не надо грустить…»

В эти трагические для Утёсова дни близкие друзья продолжали посещать его. Ежедневно приходил к нему Александр Моисеевич Эскин — давний его друг, многолетний директор Дома актера. Часто бывал в квартире на Большом Каретном Герой Советского Союза, летчик-испытатель Марк Лазаревич Галлай. Мне вспоминается разговор с ним по телефону (он позвонил после прочтения моей книги «Михоэлс» в серии ЖЗЛ): «Хорошо, что вы написали так подробно об окружении Михоэлса. В особенности благодарен за рассказы о любимом мною Утёсове. Думаю, это первая, но не последняя ваша книга».

В эти тяжелые дни у Утёсова не раз бывали Зиновий Самойлович Паперный и Ростислав Янович Плятт. Вот одно из стихотворений, преподнесенное Утёсовым Плятту в канун нового, 1979 года:

Расти, расти слава

Плятта Ростислава!

Нет здесь пива бочки,

Есть зато грибочки.

Даром, не за плату,

Оставляю Плятту

Воблу, коньячишко —

Веселись, братишка!

Больше нет вопросов?

Лёдичка Утёсов.

После смерти Эдит одиночество Утёсова не могли скрасить ни гости, ни соседи. Пожалуй, только Антонина Сергеевна… Ее муж Валентин Константинович Новицкий умер в 1974 году. Она тоже осталась в одиночестве и решила уехать к родным в Воронеж. Пришла попрощаться к Утёсову. Наверное, думала, что он скажет: «Останься!» Но Леонид Осипович неожиданно для нее, а может быть, и для себя, сказал: «Поезжай… Жить с родными — хорошо». Но уже через месяц в воронежской квартире Ревельс раздался звонок: «Тоня, приезжай. Мы соскучились по тебе». Это «мы» относилось и к Эдит, но Утёсов явно переоценил теплые чувства дочери к той, кто стремилась занять рядом с ее отцом место любимой матери. С этого и началось противостояние двух женщин, приведшее к трагическому исходу.

И снова продолжим разговор о Елене Осиповне. О том, с каким обожанием относился Утёсов к жене, немало написано и в его книгах, и в воспоминаниях друзей. Восхищаясь ее терпением и стойкостью, он пишет: «Трудно, наверно, найти семью, подобную ее семье, в которой бы за короткий срок произошло столько трагедий. Ее мать умерла в доме для умалишенных (когда бесследно исчез старший брат, мать сошла с ума). Отец умер от холеры. Старшая сестра вышла замуж за сына священника и приняла православие. Надо только представить себе, что это значит — креститься в еврейском местечке на заре нашего века! Конечно, от нее все отвернулись. Отдалилась и семья. Самая младшая сестра отравилась на могиле отца из-за несчастной любви».

Кто знает, может быть, воздаянием за все эти беды, постигшие Елену Осиповну Голдину, стала любовь к ней Леонида Утёсова. Конечно, жизнь их не была безоблачно-спокойной — в особенности из-за непрестанных романов, заводимых Утёсовым. Кто-то вспоминал, что когда его спросили: «Правда или нет, что у вас был роман с Марией Мироновой?» — он возмутился: «Да какой там роман! В лучшем случае брошюра». Как говорят итальянцы, «если это и неверно, то хорошо сказано»… Понятно, что его отношения с женой не всегда были теплыми и знали свои кризисы. Вот стихотворение Утёсова, посвященное Елене Осиповне в один из таких периодов, в 1957 году (тогда как раз начинался его роман с Антониной Ревельс):

Леночка, жена моя,

Милая красавица!

Что б когда б ни сделал я —

Все тебе не нравится!

Люди — необычные.

Ты не ставь вопросов им.

Был бы попрактичнее —

Не был бы Утёсовым.

Ты мила мне, мил и я

В выполненье функции.

Не могу жить, милая,

По твоей инструкции.

Я не мальчик, не жених,

Не похож на франтика.

У людей у пожилых —

Тоже есть романтика.

Мне б в глаза твои смотреть,

Вдохновляться — я люблю.

В небеса хочу взлететь,

Ты же тянешь на землю.

Разве важен суп из круп

Иль бифштекс, как кровь, иным?

Мне приятней будет суп

Пополам с Бетховеном.

Будем вдоволь есть и пить

Мы на радость пузику,

А чтоб сердце накормить,

Надо слушать музыку.

Леонид Осипович писал: «Я всегда изумлялся, как при стольких ударах судьбы моя жена, эта маленькая женщина, сумела сохранить не только бодрость духа, но и готовность всех и каждого одарить своей добротой».

Наверное, рассказ о великой любви Утёсова и Ленской можно было продолжать бесконечно, но финал его, увы, тоже оказался печальным. Елена Осиповна умерла в 1962 году. Умерла внезапно, неожиданно, после обширного инфаркта. Когда это случилось, Утёсов был на гастролях. Лечащий врач семейства Е. А. Физдель вспоминает: «Я работала в 60-й больнице старых большевиков. А тогда она была еще и со спецсектором, пока третий корпус строился в Боткинской, и спецсектор был у нас. У Елены Осиповны была клиническая смерть, она лежала с инфарктом. И Дита возле нее сидела, а Леонид Осипович был на гастролях. На второй день говорят: она умерла. Мы стали делать ей массаж, она ожила… Вскрытие показало, что у нее был разрыв сердца в полном смысле этого слова. Этот разрыв прикрылся тромбом, и после этого она прожила три дня. Нигде в литературе и во врачебной практике я такого не встречала. Леонид Осипович приехал, и они встретились, и она умерла. А я тогда заведовала отделением и была заместителем главврача. Леонид Осипович пришел ко мне в черной водолазке и говорит: „Все, Лена ушла, я больше никогда выступать не буду. Для меня все закончилось“».

В книге «Спасибо, сердце!», написанной спустя многие годы после смерти Елены Осиповны, Утёсов вновь отдает ей должное: «Говоря о людях, которые помогали мне преодолевать трудности „легкомысленного моего искусства“, я не имею права не сказать о человеке, под чьим неустанным, требовательным наблюдением я находился целых полвека… У меня была жена, друг, жена-советчик, жена-критик. Только не думайте, что я был многоженцем. Она была едина в трех лицах, моя Елена Осиповна, Леночка…» Юрий Арсентьевич Дмитриев рассказывал мне, что Утёсов не был обижен прессой. Его ругали, хвалили, но окончательно он успокаивался, только услышав мнение Елены Осиповны.

Впрочем, Леонид Осипович по этому поводу сказал так: «К ее критике я прислушивался больше, чем ко всем рецензентам…»

После смерти супруги Утёсов, выполняя свое обещание, больше не выступал в концертах, хотя на сцену выходил — это было на праздниках и юбилеях друзей. Главу об Утёсове и его жене я закончу стихотворением Леонида Осиповича, посвященным Елене Осиповне, хотя в рукописи такого посвящения нет:

В Запорожье, где казачья Сечь,

У Днепра — у Черноморья друга,

В месте наших первых юных встреч

Ожидаю я тебя, подруга.

Приезжай скорее ты сюда:

Я грущу, и нужно мне подспорье.

Ты запала в сердце навсегда —

Так, как Днепр впадает в Черноморье.

Хоть прошло немало бурных лет,

Все событья пропускаю мимо.

И открою я тебе секрет:

Что любовь к тебе — неугасима.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.