Лицо неприкосновенное

Лицо неприкосновенное

Часовой является лицом неприкосновенным. Часовой не подчиняется никому, кроме дежурного по части, начальника караула и разводящего. Но и тех признает не всегда. Ситуация, в которой часовой имеет право, даже обязан не подчиняться начальнику караула, оговорена в особом пункте устава. Этот пункт однажды оказался спасительным для нас с Генкой Денисовым.

Мы были в карауле. Генка охранял стоянку самолетов, на которой стояли две развалины: «Ил2» военного времени и первый реактивный «Як15». Генка нес караул возле самолетов, а я — у дровяного склада перед стоянкой. Ночь была холодная. Посреди склада стояла полуторка. Генка пришел ко мне, мы с ним залезли в кабину, сидели — травили анекдоты. Генка рассказал мне анекдот про колхоз, я ему про чтото еще. Потом обсуждали нашего повара, про которого говорили, что он педераст. Я до армии не знал, что это такое. Слышал, как ктото обзывал когото «пидором», но был очень удивлен, узнав реальное значение этого слова. После службы я много раз слышал о том, что в армии и других закрытых мужских коллективах процветает гомосексуализм. Так вот, ни про каких гомосексуалистов, кроме упомянутого повара (что требовалось еще доказать), я в армии не слышал, и даже в пристрастии к онанизму никто из моих сослуживцев замечен не был. Хотя мы все жили друг у друга на виду. Обсудив слухи о поваре, мы перешли к другим темам, и Генка стал мне рассказывать об американском джазе, большим знатоком которого он был. Рассказ его становился все более вялым, он все чаще зевал, а на имени Дюка Эллингтона засопел. Через короткое время заснул и я. Не крепко — так, чутьчуть, но все-таки задремал. Только задремал, как почувствовал, что происходит чтото неладное. Что — не понял, но выбрался из машины, вгляделся и увидел, что вдоль кустов ктото крадется. Я снял с плеча карабин и прокричал уставное:

— Стой! Кто идет!

— Старший лейтенант Потапов, — последовал ответ.

Я так же по уставу, но очень громко, чтобы разбудить Генку, потребовал:

— Осветите лицо!

У него фонарика не оказалось, он стал чиркать спичками.

— Ну, ты не видишь, что это я?

— Ничего не вижу. Кругом марш!

— Да ты что! — старлей стал сердиться. — Это же я, Потапов, начальник караула.

— Кругом марш! Стрелять буду! — предупредил я и взвел затвор.

На это у него аргументов не нашлось. Он резко повернулся и скрылся во тьме. От моих выкриков Генка, конечно, проснулся и тихо убрался к себе на пост. Когда наши два часа кончились, опять явился Потапов, теперь уже с разводящим и сменными караульными. Я ожидал, что Потапов устроит мне разнос, но он спросил вполне добродушно:

— Ты почему не пустил меня на пост?

— Потому что вы по уставу не имеете права приходить на пост один. С вами должны быть разводящий и хотя бы один караульный…

Такой пункт был внесен в устав, потому что, как нам объясняли, во время войны были случаи, когда начальник караула оказывался предателем. Он обходил посты, убивал часовых и подавал знак врагам, что теперь они могут внезапно напасть на спящую часть. Я не думал об уставе, я думал только о том, что не должен ни в коем случае дать Потапову застукать Генку. Про особый пункт устава я вспомнил потом и, как выяснилось, удачно.

Потапов посмотрел на меня с сомнением. Устав он знал не хуже меня, но знал и то, что пункт, на который я ссылался, никем не соблюдался. Начальники караула и дежурные по части много раз пробирались на посты и заставали врасплох часовых, которые курили, или справляли малую нужду, или спали, а бывало (правда, не у нас, а в соседних частях), и девок для компании приводили. Потапов много раз появлялся на разных постах, и никто его не останавливал. А я остановил. С чего бы?

— Ой, чтото тут не то, — сказал Потапов.

— Что не то? — спросил я.

— Если бы знал, я б тебя на «губу» посадил. А по уставу ты молодец.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.