Глава 22. ПОБЕДА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 22.

ПОБЕДА

Подводя итоги военной кампании 1944 года в своем докладе, посвященном 27-й годовщине «Советской революции» (так Сталин назвал Октябрьскую революцию), Сталин заявил, что «истекший год завершился изгнанием немецких войск из пределов Советского Союза, Франции, Бельгии, средней Италии и перенесением военных действий на территорию Германии».

К началу 1945 года общая численность советской действующей армии составляла 7109 тысяч человек. Она имела на вооружении 115 100 орудий и минометов, 15 100 танков и самоходно-артиллерийских установок 15815 боевых самолетов. Противник же располагал 3100 тысячами солдат, главным образом немецких и венгерских, 28 500 орудиями и минометами, 3950 танками и штурмовыми орудиями, 1960 боевыми самолетами. Несмотря на перевес Красной Армии в живой силе и технике, Германия не собиралась капитулировать и готовилась к упорной обороне своих рубежей. Создававшиеся веками фортификационные сооружения в Восточной Пруссии превратились за годы нацизма в мощную систему обороны, казавшуюся неприступной. Мощная оборона была создана и на берлинском направлении.

Как отмечал Штеменко, к концу октября 1944 года Ставка подготовила общий план завершающей кампании войны. «Было признано, что центральный участок советско-германского фронта является решающим, ибо удар отсюда выводил наши войска по кратчайшему направлению к жизненным центрам Германии. Но именно здесь находилась и наиболее плотная группировка войск противника. Чтобы создать более выгодные условия для нашего наступления, признавалось целесообразным растянуть центральную группировку немецко-фашистских войск». С этой целью было решено нанести удары по Восточной Пруссии, а также по Венгрии и Австрии, откуда Гитлер ждал главного наступления на Германию и где он сосредоточил наибольшее количество своих войск.

Наступление Красной Армии в Венгрии и в направлении Восточной Пруссии в ноябре-декабре 1944 года заставило немцев оттянуть часть своих сил с берлинского направления. Именно тогда, по словам Штеменко, было решено «прорвать этот относительно слабый центр прямым ударом, расчленить немецкий стратегический фронт и, не теряя времени, развить наступление на Берлин». В ноябре Сталин принял решение поручить взятие Берлина Жукову и для этого назначить его командующим 1-м Белорусским фронтом. Рокоссовский перемещался на соседний 2-й Белорусский фронт, сменив там Г.В. Захарова. На берлинском направлении действовали также 1-й Украинский фронт под командованием И.С. Конева. Координацию действий всех фронтов на берлинском направлении взял на себя лично И. В. Сталин. Начало наступления было назначено на 20 января 1945 года.

По договоренности с союзниками, наступление Красной Армии, намеченное на 20 января, началось раньше – 12 января Жуков и Конев решили, что ситуация вполне позволяет войскам безостановочно продвигаться вперед и выйти на Эльбу в конце февраля 1945 года. 25 января состоялся разговор Сталина с Жуковым. Последний настаивал на немедленном продолжении наступления на Берлин, Сталин возражал: «С выходом на Одер вы оторветесь от фланга 2-го Белорусского фронта больше чем на 150 километров. Этого сейчас делать нельзя. Надо подождать пока 2-й Белорусский фронт закончит операцию в Восточной Пруссии и перегруппирует свои войска за Вислу». «Сколько времени это займет? – спросил Жуков.

«Примерно дней десять. Учтите, – добавил И.В. Сталин, – 1-й Украинский фронт сейчас не сможет продвигаться дальше и обеспечивать вас слева, так как будет занят некоторое время ликвидацией противника в районе Оппельн – Катовице». Жуков все же просил разрешения продолжать наступление, Сталин пообещал подумать, но, по словам Жукова, «ответа в тот день мы не получили». Однако на следующий день Сталин пошел навстречу Жукову, и наступление было продолжено. В конце января – начале февраля части 1 – го Белорусского фронта вышли к Одеру, форсировали реку и овладели плацдармом на ее правом берегу.

В разгар Ялтинской конференции 8 февраля началось наступление союзников, но к этому времени Красная Армия все еще оставалась на Одере. Выдвинувшийся вперед 1-й Белорусский фронт вынужден был развернуть часть своих войск против угрожавшей с севера группировки войск в Восточной Померании.

На юге же возник разрыв между войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. С 20 февраля по 15 марта шли тяжелые бои в Западной Венгрии в районе озера Балатон, где противник перешел в контрнаступление против 3-го Украинского фронта (под командованием маршала Ф. И. Толбухина) с участием 1 – и болгарской армии. В своем письме Рузвельту от 7 апреля Сталин расценил это контрнаступление немцев как «главный удар», для осуществления которого «немцы собрали до 35 дивизий, в том числе 11 танковых дивизий. Это был один из самых серьезных ударов за время войны, с такой большой концентрацией танковых сил. Маршалу Толбухину удалось избегнуть катастрофы и потом разбить немцев наголову, между прочим потому, что мои информаторы раскрыли, правда, с некоторым опозданием, этот план главного удара немцев и предупредили о нем маршала Толбухина».

Одновременно германское командование спешно перебрасывало войска с западного и итальянского фронтов на восточный. Резкое усиление группировки противника на берлинском направлении и угроза фланговых ударов немцев из Померании по наступавшим на Берлин частям Красной Армии не позволили быстро взять столицу Германии. 20 февраля Жуков доложил Сталину, что необходимо временно перейти к жесткой обороне по всему 1-му Белорусскому фронту, в том числе по Одеру. Как писал Штеменко, «соображения Г.К. Жукова были внимательно рассмотрены, и Верховный Главнокомандующий утвердил их к исполнению».

В начале марта в разгар Восточно– Померанской операции Жуков был вызван в Москву. «Прямо с аэродрома я отправился на дачу И.В. Сталина, где он находился, будучи не совсем здоровым, – вспоминал он. – Задав мне несколько вопросов об обстановке в Померании и на Одере и выслушав мое сообщение, Верховный сказал: «Идемте разомнемся немного, а то я что-то закис». Во всем его облике, в движениях и в разговоре чувствовалась большая физическая усталость. За четырехлетний период войны И.В. Сталин основательно переутомился. Работал он всю войну очень напряженно, систематически недосыпал, болезненно переживал неудачи, особенно 1941—1942 годов. Все это не могло не отразиться на его нервной системе и здоровье. Во время прогулки И. В. Сталин неожиданно начал рассказывать мне о своем детстве. Так за разговором прошло не менее часа. Потом он сказал: «Идемте пить чай, нам нужно кое о чем поговорить».

На обратном пути я спросил: «Товарищ Сталин, давно хотел узнать о вашем сыне Якове. Нет ли сведений о его судьбе?» На этот вопрос он ответил не сразу. Пройдя добрую сотню шагов, сказал каким-то приглушенным голосом: «Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его душегубы. По наведенным справкам, держат его изолированно от других военнопленных и агитируют за измену Родине». Помолчав минуту, твердо добавил: «Нет, Яков предпочтет любую смерть измене Родине». Чувствовалось, что он глубоко переживает за сына. Сидя за столом, И.В. Сталин долго молчал, не притрагиваясь к еде. Потом, как бы продолжая свои размышления, с горечью произнес: «Какая тяжелая война. Сколько она унесла жизней наших людей. Видимо, у нас мало останется семей, у которых не погибли близкие».

В начале 1945 года Сталину стало известно, что некоторые политические круги союзников ведут за его спиной переговоры с представителями военного руководства Германии. В Берне генерал СС Вольф встречался с представителями США и Великобритании, чтобы обсудить возможность капитуляции в Северной Италии. Советское правительство стало настаивать на участии в этих переговорах, но ему было в этом отказано. В связи с этим Сталин писал Рузвельту 29 марта 1945 года: «Я не только не против, а, наоборот, целиком стою за то, чтобы использовать случаи развала в немецких армиях и ускорить капитуляцию на том или ином участке фронта, поощрить их в деле открытия фронта союзным войскам. Но я согласен на переговоры с врагом по такому делу только в том случае, если эти переговоры не поведут к облегчению положения врага, если будет исключена для немцев возможность маневрировать и использовать эти переговоры для переброски своих войск на другие участки фронта, и прежде всего на советский фронт». Сталин отмечал, что немецкие войска в Северной Италии «не окружены и им не угрожает истребление. Если немцы в Северной Италии, несмотря на это, все же добиваются переговоров, чтобы сдаться в плен, то это значит, что у них имеются какие-то другие, более серьезные цели, касающиеся судьбы Германии».

В письме Сталину от 1 апреля Рузвельт постарался рассеять его подозрения и уверял, что переговоры в Берне, по сути, и не начинались. Сталин опровергал это утверждение в своем послании 3 апреля: «Надо полагать, что Вас не информировали полностью. Что касается моих военных коллег, то они, на основании имеющихся у них данных, не сомневаются в том, что переговоры были и они закончились соглашением с немцами, в силу которого немецкий командующий на западном фронте маршал Кессельринг согласился открыть фронт и пропустить на восток англо-американские войска, а англо-американцы обещали за это облегчить для немцев условия перемирия. Я думаю, что мои коллеги близки к истине… И вот получается, что в данную минуту немцы на западном фронте наделе прекратили войну против Англии и Америки. Вместе с тем немцы продолжают войну с Россией – с союзницей Англии и США».

В письме от 5 апреля Рузвельт также отверг обвинения Сталина и заявил, что «имеющиеся у Вас… сведения, должно быть, исходят из германских источников, которые упорно старались вызвать разлад между нами». Одновременно Рузвельт выразил «крайнее негодование» в отношении информаторов Сталина «в связи с таким гнусным, неправильным описанием моих действий или действий моих доверенных подчиненных».

В письме Рузвельту от 7 апреля Сталин защищал своих информаторов от обвинений американского президента и призывал действовать так, чтобы исключалась «всякая возможность взаимных подозрений». Вместе с тем он писал: «Трудно согласиться с тем, что отсутствие сопротивления немцев на западном фронте объясняется только лишь тем, что они оказались разбитыми. У немцев имеется на восточном фронте 147 дивизий. Они могли бы без ущерба для своего дела снять с восточного фронта 15—20 дивизий и перебросить их на помощь своим войскам на западном фронте. Однако немцы этого не сделали и не делают. Они продолжают с остервенением драться с русскими за какую-то малоизвестную станцию Земляницу в Чехословакии, которая им столько же нужна, как мертвому припарки, но безо всякого сопротивления сдают такие важные города в центре Германии, как Оснабрюк, Мангейм, Кассель. Согласитесь, что такое поведение немцев является более чем странным и непонятным».

Сомнения Сталина по поводу намерений союзников были вполне обоснованны. К этому времени стало очевидным, что союзники озабочены тем, что в мире может сложиться впечатление о решающей роли Красной Армии в разгроме Германии. 1 апреля Черчилль писал Рузвельту: «Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли основной вклад в нашу общую. победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и в том случае, если Берлин окажется в пределах досягаемости, мы, несомненно, должны его взять».

Однако к началу апреля ситуация на советско-германском фронте изменилась в лучшую для Красной Армии сторону. Опасность фланговых ударов противника по войскам 1-го Белорусского фронта была устранена, а группировка противника в Восточной Померании ликвидирована. 1 апреля 1945 года Сталин рассмотрел в Ставке план Берлинской операции. По Словам Штеменко, «было подробно доложено об обстановке на фронтах, о действиях союзников, их замыслах. Сталин сделал отсюда вывод, что Берлин мы должны взять в кратчайший срок; начинать операцию нужно не позже 16 апреля и все закончить в течение 12—15 дней». Командующие фронтами с этим согласились и заверили Сталина, что войска будут готовы вовремя. Сталин, который ранее считал, что Берлин должны взять войска 1-го Белорусского фронта, по словам Штеменко, теперь «пошел на компромисс: он не отказался полностью от своей идеи, но и не отверг начисто соображений И.С. Конева», который предложил, чтобы и его фронт наряду с фронтом Жукова участвовал в битве за Берлин. Сталин заявил: «Кто первым ворвется, тот пусть и берет Берлин». Он подписал директиву Жукову об операции по взятию Берлина и выходу на Эльбу до конца месяца, а на другой день – директиву Коневу, в соответствии с которой его фронт должен наступать на Берлин после овладения городом Люббен.

К этому времени, по словам Жукова, от Одера до Берлина была создана «сплошная система оборонительных сооружений, состоявшая из ряда непрерывных рубежей, по несколько линий окопов… На непосредственных подступах к городу создавались три рубежа обороны: внешняя заградительная зона, внешний оборонительный обвод и внутренний оборонительный обвод. На улицах самого города строились тяжелые баррикады, противотанковые заграждения, завалы, бетонированные сооружения… Каждая улица, площадь, каждый переулок, дом, канал, мост становились составными элементами общей обороны города». К Берлину были стянуты значительные силы под командованием Г. Гиммлера. В ожидании битвы за Берлин Гитлер 14 апреля обратился к немецкому народу: «Мы предвидели этот удар и противопоставили ему сильный фронт. Противника встречает колоссальная сила артиллерии. Наши потери в пехоте пополняются бесчисленным количеством новых соединений, сводных формирований и частями фольксштурма, которые укрепляют фронт. Берлин останется немецким…»

Внезапная кончина президента США Ф.Д. Рузвельта 12 апреля 1945 года породила новые надежды в нацистских верхах. Сообщая эту новость фюреру, Геббельс уверял его, что Германия находится на пороге такого же чудесного поворота событий, как и тот, что испытал Фридрих Великий, когда внезапная кончина русской императрицы Елизаветы и приход к власти в России сторонника Пруссии – Петра III спасли прусского короля от казалось бы неминуемой катастрофы.

Ночь с 15 на 16 апреля была на редкость спокойной для берлинцев: не было налетов союзной авиации и тем неожиданнее был толчок, который ощутили жители германской столицы в 5 часов утра. Толчки повторились. Потом проснувшиеся берлинцы услышали далекий гул С линии фронта сообщали, что русские открыли огонь невероятной мощи, а в одном месте возник непонятный мощный свет. Свет 140 прожекторов, расположенных через каждые 200 метров, освещал поле боя, ослепляя противника. Прожекторы, которые не раз использовались для создания впечатляющих светоэффектов во время нацистских партайтагов в Нюрнберге, на сей раз были применены для освещения прорыва советских солдат к столице третьего рейха.

16 апреля в 15 часов дня Жуков позвонил Сталину и сообщил, что первая и вторая позиции немецкой обороны прорваны, но войска встретили серьезное сопротивление у Зееловских высот, где оборона противника уцелела. «Сталин внимательно выслушал и спокойно сказал: «У Конева оборона противника оказалась слабей. Он без труда форсировал реку Нейссе и продвигается вперед без особого сопротивления. Поддержите удар своих танковых армий бомбардировочной авиацией. Вечером позвоните, как у вас сложатся дела», – вспоминал Жуков.

Однако к вечеру взять Зееловские высоты не удалось. Жуков писал: «На этот раз И.В. Сталин говорил со мной не так спокойно, как днем. «Вы напрасно ввели в дело 1-ю танковую армию на участке 8-й гвардейской армии, а не там, где требовала Ставка». Потом добавил: «Есть ли у вас уверенность, что завтра возьмете зееловский рубеж?» Стараясь быть покойным, я ответил: «Завтра, 17 апреля, к исходу дня оборона на зееловском рубеже будет прорвана. Считаю, что чем больше противник будет бросать своих сил навстречу нашим войскам здесь, тем быстрее мы возьмем затем Берлин, так как войска противника легче разбить в открытом поле, чем в городе». На это Сталин заметил: «Мы думаем приказать Коневу двинуть танковые армии Рыбалко и Лелюшенко на Берлин с юга, а Рокоссовскому ускорить форсирование и тоже ударить в обход Берлина с севера». Я ответил: «Танковые армии Конева имеют полную возможность быстро продвигаться, и их следует направлять на Берлин, а Рокоссовский не сможет начать наступление ранее 23 апреля, так как задержится с форсированием Одера». «До свидания», – довольно сухо сказал И. В. Сталин вместо ответа и положил трубку».

Видимо, еще до этого разговора Сталин позвонил Коневу. Впоследствии тот вспоминал: «Когда я уже заканчивал доклад, Сталин вдруг прервал меня и сказал: «А дела у Жукова идут пока трудно. До сих пор прорывает оборону». Сказав это, Сталин замолчал. Я тоже молчал и ждал, что будет дальше. Вдруг Сталин спросил: «Нельзя ли, перебросив подвижные войска Жукова, пустить их через образовавшийся прорыв на участке вашего фронта на Берлин?» Выслушав вопрос Сталина, я доложил свое мнение: «Товарищ Сталин, это займет много времени и внесет большое замешательство. Перебрасывать в осуществленный нами прорыв танковые войска с 1-го Белорусского фронта нет необходимости. События у нас развиваются благоприятно, сил достаточно, и мы в состоянии повернуть обе наши танковые армии на Берлин». Сказав это, я уточнил направление, куда будут повернуты танковые армии, и назвал как ориентир Цоссен – городок в двадцати пяти километрах южнее Берлина, известный нам как место пребывания ставки немецко-фашистского генерального штаба… «Очень хорошо, – сказал Сталин. – Я согласен. Поверните танковые армии на Берлин»… Как только Сталин положил трубку, я сразу же позвонил по ВЧ командирам обеих танковых армий и дал им указания, связанные с поворотом армий на Берлин».

17 апреля Сталин направил телеграмму Жукову в связи с его сообщением в Генштаб от 16 апреля о показаниях военнопленного. Жуков сообщал, что немецкие войска получили приказ не уступать русским и биться до последнего человека, если даже в их тыл выйдут англо-американские войска. Узнав об этом сообщении, Сталин, обратившись к Антонову и Штеменко, сказал: «Нужно ответить товарищу Жукову, что ему, возможно, не все известно о переговорах Гитлера с союзниками». В телеграмме говорилось: «Не обращайте внимания на показания пленного немца. Гитлер плетет паутину в районе Берлина, чтобы вызвать разногласия между русскими и союзниками. Эту паутину нужно разрубить путем взятия Берлина советскими войсками. Мы это можем сделать, и мы это сделаем».

К утру 18 апреля Зееловские высоты были взяты войсками 1 – го Белорусского фронта, а войска 1 – го Украинского фронта продолжали успешно продвигаться к Берлину с юго-востока. 20 апреля дальнобойная артиллерия 1-го Белорусского фронта открыла огонь по Берлину. Тем временем нацистские руководители пытались добиться сепаратного мира с Западом, продолжая сражаться против Красной Армии. 19 и 21 апреля Гиммлер обратился к США и Англии с предложением о капитуляции на Западном фронте. 22 апреля Гитлер принял предложение генерал Йодля о переброске всех войск с Западного фронта на Восточный.

Однако стремительное наступление Красной Армии разрушило надежды руководителей Германии на раскол в стане союзников и на собственное спасение. 25 апреля войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов соединились в районе Кетцина, западнее германской столицы. Берлин был окружен. В тот же день части 1 – го Украинского фронта встретились с разведывательными группами 1 – и армии США в районе Торгау и Стрела на реке Эльба. Немецкие войска оказались рассеченными на северную и южную группировки. Это событие было отмечено приказом Верховного главнокомандующего и салютом в Москве. Сталин, Черчилль и новый президент США Трумэн выступили по радио. 27 апреля 1945 года Сталин по радио обратился к бойцам и командирам Красной Армии и армий союзников. В этом обращении он заявил: «Наша задача и наш долг – добить врага, принудить его сложить оружие и безоговорочно капитулировать. Эту задачу перед нашим народом и перед всеми свободолюбивыми народами Красная Армия выполнит до конца».

30 апреля в 15 часов над рейхстагом было водружено Знамя Победы. В этот же день через 50 минут Гитлер л незадолго до того обвенчавшаяся с ним Ева Браун покончили жизнь самоубийством. Об этом сообщил командованию 8-й гвардейской армии бывший военный атташе в Москве генерал Кребс в 3 часа 50 минут утра 1 мая. Кребс передал письмо Геббельса к Верховному командованию СССР, в котором говорилось: «Фюрер всю власть в оставленном им завещании передал Деницу, мне и Борману. Я уполномочил Бормана установить связь с вождем советского народа. Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери. Геббельс».

Жуков тут же позвонил Сталину, который был на даче. «Подошел дежурный генерал, – вспоминал Жуков, – который сказал: «Сталин только что лег спать». – «Прошу разбудить его. Дело срочное и до утра ждать не может». Очень скоро И. В. Сталин подошел к телефону. Я доложил полученное сообщение о самоубийстве Гитлера и появлении Кребса и решение поручить переговоры с ним генералу В.Д. Соколовскому. Спросил его указаний. И. В. Сталин ответил: «Доигрался, подлец. Жаль, что не удалось взять его живым. Где труп Гитлера?» «По сообщению генерала Кребса, труп Гитлера сожжен на костре», – ответил я. «Передайте Соколовскому, – сказал Верховный, – никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции, ни с Кребсом, ни с другими гитлеровцами не вести. Если ничего не будет чрезвычайного, не звоните до утра, хочу немного отдохнуть. Сегодня у нас Первомайский парад».

1 мая 1945 года, когда в Берлине и во всей Германии еще продолжались тяжелые бои, в Москве на Красной площади впервые после 1941 года состоялся военный Первомайский парад. В первомайском приказе Сталин писал: «Дни гитлеровской Германии сочтены. Более половины ее территории занято Красной Армией и войсками наших союзников… Германия полностью изолирована и оказалась в одиночестве, если не считать ее союзницы – Японии… Идет последний штурм гитлеровского логова… Смертельно раненный фашистский зверь находится при последнем издыхании. Задача сводится к одному – добить фашистского зверя».

2 мая в 1 час 50 минут ночи от окруженных в Берлине немецких группировок было передано сообщение о том, что они высылают парламентеров и прекращают военные действия. Через несколько часов сдался в плен командующий обороной Берлина генерал Вейдлинг, который объявил по радио приказ немецким войскам о прекращении сопротивления. Однако за пределами Берлина бои еще продолжались. В своем обращении к стране новый глава государства Дениц объявил всех, кто желает прекратить войну, трусами и предателями. В то же время Дениц уполномочил командующего на западе генерал-фельдмаршала Кессельринга заключить перемирие с англо-американцами.

6 мая Дениц направил генерала Йодля в штаб Эйзенхауэра для ведения переговоров о перемирии на Западе. Вечером того же дня в штаб Эйзенхауэра был вызван глава советской военной миссии генерал И.А. Суслопаров. Эйзенхауэр заявил советскому генералу, что он потребовал от Йодля безоговорочной капитуляции перед всеми союзниками, и подписание капитуляции уже назначено в Реймсе на 2 часа 30 минут 7 мая. Пока Суслопаров направил в Москву телеграмму с просьбой дать инструкции, наступила полночь. К моменту подписания капитуляции в 2 часа 41 минуту ответ из Москвы еще не пришел, и тогда Суслопаров решил подписать акт о безоговорочной капитуляции. Только после этого прибыл ответ из Москвы: никаких документов не подписывать! Тем временем правительство США сообщило в Москву о своем намерении объявить о капитуляции Германии 8 мая в 16.00 по московскому времени, «если маршал Сталин не выразит свое согласие на более ранний час».

7 мая состоялось совещание Политбюро с участием представителей Генштаба. Как вспоминал Штеменко, «Верховный Главнокомандующий, как обычно, медленно прохаживался вдоль ковровой дорожки. Весь вид его выражал крайнее неудовольствие. То же мы заметили и на лицах присутствовавших. Обсуждалась капитуляция в Реймсе. Верховный Главнокомандующий подводил итоги, размышляя вслух. Он заметил, что союзники организовали одностороннее соглашение с правительством Деница. Такое соглашение больше похоже на нехороший сговор. Кроме генерала И.А. Суслопарова, никто из государственных лиц СССР в Реймсе не присутствовал. Выходит, что перед нашей страной капитуляции не происходит, и это тогда, когда именно мы больше всего потерпели от гитлеровского нашествия и вложили наибольший вклад вдело победы, сломав хребет фашистскому зверю. От такой «капитуляции» можно ожидать плохих последствий.

«Договор, подписанный союзниками в Реймсе, – говорил И.В. Сталин, – нельзя отменить, но его нельзя и признать. Капитуляция должна быть учинена как важнейший исторический факт и принята не на территории победителей, а там, откуда пришла фашистская агрессия – в Берлине, и не в одностороннем порядке, а обязательно верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции Пусть ее подпишет кто-то из главарей бывшего фашистского государства или целая группа нацистов, ответственных за все их злодеяния перед человечеством»… После этого Верховный Главнокомандующий потребовал соединить его по телефону с Берлином».

Как вспоминал Жуков, Сталин сообщил ему по телефону о капитуляции в Реймсе и, дав оценку этому событию, сказал: «Мы договорились с союзниками считать подписание акта в Реймсе предварительным протоколом капитуляции. Завтра в Берлин прибудут представители немецкого главного командования и представители Верховного командования союзных войск. Представителем Верховного Главнокомандования советских войск назначаетесь вы… Главноначальствующим в советской зоне оккупации Германии назначаетесь вы; одновременно будете и Главнокомандующим советскими оккупационными войсками в Германии».

В ночь с 8 на 9 мая в Карлсхорсте, в восточной части Берлина начальник штаба Верховного главнокомандования Германии генерал-фельдмаршал В. Кейтель подписал Акт о безоговорочной капитуляции Германии. Капитуляцию принял от СССР маршал Жуков, а также командующий стратегическими воздушными силами США генерал Спаатс, маршал авиации британских вооруженных сил Артур В. Теддер, главнокомандующий французской армии генерал Делатр де Тассиньи. На процедуре подписания присутствовал и И. А. Суслопаров. Тут ему сообщили, что Сталин, позвонив по телефону, просил ему передать, что не имеет претензий к его действиям в Реймсе.

Ночью 9 мая был объявлен приказ Верховного главнокомандующего, в котором говорилось: «Великая Отечественная войны, которую вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полностью разгромлена». В ознаменование победы над Германией был назначен салют 30 артиллерийскими залпами из 1000 орудий. 9 мая был объявлен Днем Победы.

В тот же день Сталин выступил по радио. Поздравив «соотечественников и соотечественниц» с «великим днем победы над Германией», Сталин сказал: «Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества, не прошли даром и увенчались полной победой над врагом. Вековая борьба славянских народов за свое существование и свою независимость окончилась победой над немецкими захватчиками и немецкой тиранией… Советский народ торжествует победу, хотя он и не собирается ни расчленять, ни уничтожать Германию… Период войны в Европе кончился, начался период мирного развития».

Однако победа над Германией еще не означала окончания мировой войны. Сталин готовился выполнять обещание, данное союзникам, и принять участие в военных действиях против Японии. Еще 5 апреля 1945 года СССР, ссылаясь на неоднократные нарушения Японией договора о нейтралитете 1941 года, денонсировал этот пакт, но уже в марте началось обновление материальной части в войсках Дальнего Востока. С апреля войска Красной Армии стали перебрасываться на восток.

Уже в начале июня 1945 года общий замысел операции против японской Квантунской армии был доложен Сталину. Для ее проведения было создано несколько фронтов: Забайкальский (командующий – маршал Р.Я. Малиновский; начальник штаба – генерал армии М. В. Захаров), 1-й Дальневосточный (командующий – маршал К.А. Мерецков), 2-й Дальневосточный (командующий – генерал армии М.А. Пуркаев). В кампании участвовал и Тихоокеанский флот под командованием адмирала И.С. Юмашева. Для координации действий этих вооруженных сил было создано Главное командование на Дальнем Востоке, а главнокомандующим назначен A.M. Василевский. По словам Штеменко, «И. В. Сталин принял все без возражений».

16 июля в штаб войск Дальнего Востока, находившийся в 25 километрах юго-западнее Читы, позвонил Сталин. Он спросил Василевского, «как идет подготовка операции, и поинтересовался, нельзя ли ее дней на десять ускорить». Василевский ответил, что «сосредоточение войск и подвоз всего самого необходимого не позволят сделать этого, и попросил оставить прежний срок. Сталин дал на это согласие». Василевский не знал, «почему Сталин ставил вопрос об ускорении сроков», но позже предположил, что Сталин «по-видимому руководствовался… общими военно-политическими соображениями» и отверг предположение о том, что Сталин мог знать о намеченном в Лос-Аламосе испытании атомного оружия. Но, вероятно, маршал не знал о степени информированности правительства СССР относительно работ по созданию атомной бомбы. Не исключено, что, узнав об успешном испытании атомного оружия 16 июля И о планах правительства США немедленно применить это оружие в Японии, Сталин решил ускорить развитие событий на Дальнем Востоке и завладеть здесь инициативой до атомных бомбардировок японских городов.

В дальнейшем Василевский регулярно информировал Сталина о ходе подготовки военных действий на Дальнем Востоке. 8 августа Советское правительство объявило, что считает себя в состоянии войны с Японией со следующего дня, и 9 августа начались военные действия. Хотя до этого события 6 и 8 августа на Хиросиму и Нагасаки были сброшены атомные бомбы, лишь после вступления СССР в войну против Японии правительство этой страны поставило вопрос о капитуляции. Премьер-министр Японии Судзуки заявил 9 августа: «Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным продолжение войны». Однако войска Красной Армии встретили упорное сопротивление сильного противника, и им пришлось преодолевать мощную глубоко эшелонированную оборону. В ходе боев к 14 августа Квантунская армия оказалась расчлененной на части.

Признавая безнадежность своего положения, правительство Японии 14 августа приняло решение о капитуляции. И все же сопротивление японских войск Красной Армии продолжалось. Тогда 16 августа было опубликовано разъяснение Генерального штаба Красной Армии, в котором указывалось, что ввиду сложившегося положения «Вооруженные Силы Советского Союза будут продолжать наступательные операции против Японии». Даже после приказа главнокомандующего Квантунской армией генерала О. Ямада о капитуляции 17 августа, сопротивление японцев на отдельных участках фронта продолжалось. Лишь с 19 августа японские войска стали повсеместно капитулировать. 2 сентября 1945 года на борту американского линкора «Миссури» министр иностранных дел Японии Мамору и начальник Генерального штаба Японии Есидзиро подписали акт о безоговорочной капитуляции их страны.

В тот же день 2 сентября 1945 года Сталин обратился к народу. Сообщив о подписании представителями Японии безоговорочной капитуляции, Сталин заявил: «Два очага мирового фашизма и мировой агрессии образовались накануне нынешней мировой войны: Германия – на западе и Япония – на востоке. Это они развязали Вторую мировую войну. Это они поставили человечество на край гибели».

Перечислив все случаи нападения Японии на Россию и СССР в XX веке, Сталин особо остановился на Русско-японской войне 1904—1905 годов: «Поражение русских войск в 1904 году в период Русско-японской войны оставило в сознании народа тяжелые воспоминания. Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня. И вот этот день наступил».

Сталин объявил о новых рубежах Советской державы. Подписание капитуляции Японией, подчеркивал Сталин, «означает, что Южный Сахалин и Курильские острова отойдут к Советскому Союзу и отныне будут служить не средством отрыва Советского Союза от океана и базой японского нападения на наш Дальний Восток, а средством прямой связи Советского Союза с океаном и базой обороны нашей страны от японской агрессии».

Капитуляция Японии, говорил Сталин, «означает, что наступил конец второй мировой войны. Теперь мы можем сказать, что условия, необходимые для мира во всем мире, уже завоеваны… Наступил долгожданный мир для народов всего мира. Поздравляю вас, мои дорогие соотечественники и соотечественницы, с великой победой, с успешным окончанием войны, с наступлением мира во всем мире!». 3 сентября был объявлен праздничным Днем победы над Японией. В этот день по приказу Сталина был дан салют в Москве 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.