«Поставить точку, загасить свечу — так просто, но дрожит рука»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Поставить точку, загасить свечу — так просто, но дрожит рука»

Фрэнк лежал на диване в гостиной, тупо уставясь в потолок. Даже халат неизменного оранжевого цвета, всегда бодрящего, не поднимал настроение. Впервые в жизни он совершенно не знал, что делать со своим временем. Ава была в Лондоне. Перспектива провести время с другой девушкой не привлекала — уж лучше напиться в одиночку. Бутылка виски и вазочка, полная льда, стояли на столике… Оставалось напиваться и ждать, когда она позвонит. Рассказать все ей, выплакаться, выругаться — оттаять. Наконец-то! Он нетерпеливо сорвал трубку. Сбой вызова, короткие гудки.

— Фу, черт! — Фрэнк уставился на телефон, ожидая звонка, но тот молчал. Тогда он плеснул в стакан виски и, почти не разводя содовой, вылил в себя огненную жидкость. И тут все же раздалась телефонная трель.

— Фрэнки! К тебе не прорваться… Это Санни! Санни Ларго! Слушай, старик, я здесь прочел в газете такое… — он замялся.

— Знаю, «Синатре пришел конец! Ни одна порядочная компания не хочет работать с этим зарвавшимся негодяем!» Что-то вроде того, да?

— Это правда? Они тебя бойкотируют?

— Здесь закон джунглей, старина. Если ты ранен, тебя добьют и проглотят.

— Ну и отлично! Пусть подавятся! Приезжай сюда! У нас так дело пошло! Наш оркестр уже выступал по телевидению, записывался на радио. Не слышал? С тобой мы горы свернем и всем им покажем! Эта сволота не понимает, кого потеряла.

— Санни… Эх, дружище, ты не знаешь главного… — Фрэнк отхлебнул виски: даже произносить это было трудно. — У меня пропал голос. Что-то со связками…

В трубке стало тихо, вернее, бубнили на линии далекие чужие голоса.

— Это ерунда, я точно знаю. Помнишь Шмеля? Как завывал! Потом — каюк. А после что-то в глотке отчикали — здоровехонький! Надо найти хорошего врача…

— Нашел… Только никак не решусь… сам знаешь, что они там могут найти.

— Ты везучий, Фрэнки, верь в это. Верь и все! Я верю железно. Знаешь что? Я приеду, и мы все сделаем вместе, хорошо?

— Дружище… Ты приедешь. Непременно. Но когда все устаканится. Я придумаю что-нибудь.

— Кино! Ты же мощный актер, Фрэнки! Помнишь про утку в штанах? Твой рассказик в «клозетном турне»? Ну, что я спрятал в штанах утку, а она клевала попкорн у дамы… Я тогда чуть сквозь землю не провалился. А зал животики надорвал. Клянусь!

— Смешно, — мрачно кивнул Фрэнк и вспомнил про понравившийся ему сценарий — вот что ему сейчас надо! Прижать бы этого ханыгу продюсера! — Кино от меня никуда не денется. Следи за афишей, Санни…

Закончив разговор с Ларго, он подумал о том, что приедет Ава и все станет хорошо. И тут же подумал другое: «Врешь. Ничего хорошего никогда не будет». Словно в нем сидел злющий, подначивающий чертенок. А как иначе? Она оставляет ему сообщение через помрежа, а если и подходит к телефону, то жутко торопится. Разве не ясно, чем так занята эта прирожденная блудница?

На полу валялись раскрытые чемоданы, пестрые холмики тряпок благоухали духами. Вернувшись со съемок, Ава раскладывала вещи. В доме Фрэнка она еще не обжилась — все время в разъездах. Проносится вихрем — то Испания, то Великобритания, то Италия, то Мексика… Везде приемы, влюбленные глаза, пылкие речи… Голливуд и в самом деле не упустил возможности сделать из нее легенду. В 1948 году она снялась в фильме «Поцелуй Венеры», где изображала статую богини, оживленную силой любви. Позже, в пятьдесят первом, роль в ленте «Пандора» утвердила за «божественной» Гарднер звание Женщины-мечты.

В работе миссис Гарднер была в меру капризна и взбалмошна, выгодно отличаясь этим от многих звезд, создающих на площадке невыносимую обстановку. Съемки Аву мало обременяли — она старалась не сосредоточиваться на проблемах сценария и аккуратно выполнять требования режиссера…

У Фрэнка она до сих пор чувствовала себя гостьей. Собственно, надо лишь перетащить часть одежды, расставить банки-склянки и ты — у себя!

— Это будет мое место! — Открыв дверцы, Ава перевесила вещи Фрэнка в забитый шкаф по левую сторону длинной гардеробной комнаты.

— И шкаф, и кровать — твои… Если ты еще не забыла, что мы спали вместе. — Опершись рукой о притолоку, Фрэнк стоял в дверях — в оранжевом халате и тапках на босу ногу.

— Ты что, сегодня никуда не торопишься? И почему злишься?

— Ава, я все хотел поговорить с тобой… По телефону не получалось.

— Что-то стряслось с Нэнси?

— Со мной… Мои дела плохи. Совсем плохи.

— Совсем?! Пф-ф! — Ава бросила на пол охапку его рубашек. — В чем дело? Не пугай меня!

— Дорогая… У меня пропал голос. Ну и сразу все мои контракты рухнули. Я безработный.

— А что с голосом? — Она нахмурилась, но в глубине ее глаз он заметил тот же оттенок тщательно скрываемого злорадства, который поразил его у Нэнси. Конечно, брошенная жена вправе тайно торжествовать, что вместе с ней от него ушла и удача. Но Ава? Или это только показалось? И теперь будет мерещиться всегда — фальшивые сочувствия тех, кого он обскакал или обидел. Вырвавшийся вперед всегда виноват перед всеми. Кого-то толкнул, не заметил, кому-то забыл послать поздравления, с кем-то не расплатился, а кому-то переплатил — везде обида. А главное — он первый, и это так противно осознавать дышащим в спину. Но Ава? Месть за былые измены? Или радость за другого, более удачливого мужчину, избежавшего подлянки судьбы?

Ава вздохнула:

— Это неприятно. Но не конец света. — Она пыталась распутать змеиный клубок чулок. — Займешься лечением горла. Не думай о деньгах, ты же знаешь, я теперь достаточно зарабатываю.

— И потому полагаешь, что вправе пользоваться большей свободой? — Он схватил ее за запястье, сжав его вместе с узким браслетом.

— Больно! — Ава попыталась вырвать руку, но в захватах Фрэнк был докой. Она оказалась лицом к лицу с мужем.

— Что тебе надо? Наслушался сплетен?

— Может, мне заткнуть уши и выколоть глаза, чтобы не слышать и не читать, как на каждом углу все кому не лень треплют твое имя?

— Перестань, не глупи. И не порть мне радость. Генри Кинг пригласил меня на роль Синтии в «Снегах Килиманджаро». Это по рассказу Хемингуэя! Настоящая роль. Мой партнер — Грегори Пек. Там такая трагическая история — он умирает в Африке на руках жены!

— Ава, ты прочла рассказ? — Фрэнк отпустил ее руку. Даже сейчас он не мог устоять перед очарованием этого лица, этих глаз, вмиг потемневших, наполнившихся трагизмом африканской истории.

— Я прочла сценарий. Потрясающе грустно! Зрители будут рыдать. — Ава смотрела, как Фрэнк собирает лежащие на полу у ее ног вещи. Она обняла его за плечи, снимая с них халат: — Ты что-то говорил про кровать? Не смей отвиливать!

…Оставив на смятых простынях ублаженного мужа, Ава скользнула в душ.

— Скоро я уезжаю в Кению в киноэкспедицию, — прозвучал оттуда ее голос.

— И речи быть не может… — крикнул Фрэнк, закуривая свои любимые сигареты, выпускаемые специально для него с личной монограммой. — Я тебя не отпускаю. Я муж. — Он закашлялся от дыма и напряжения связок.

— С ума сошел? — Пытаясь перекричать шум воды, Ава еще бурно в чем-то убеждала его и через секунду выбежала, натягивая короткий голубой халатик. — Я еду, и никаких разговоров! И нечего давить на мою жалость своей болезнью! Ты просто не хочешь взяться за ум — бросить курить и пить! Конечно, зачем нужны концерты, если тебе важно только одно — таскаться за мной и следить, как бы я с кем не переспала!

Он замахнулся, она увернулась:

— Идиот, не бей по лицу! Я же снимаюсь! — Распахнув халат, Ава выпятила грудь. — Бей! Слабо? — И, захохотав, побежала на кухню. — Озверевший ревнивец!

В открытую дверь Фрэнк смотрел на нее. Взяв из вазы апельсин, она чистила его зубами — великолепными, как отборные жемчужины. Потом впилась в мякоть, причмокивая и слизывая потекший к локтю сок. Господи, как же он любил ее, эту чертовку!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.