Глава 22 Последняя жертва
Глава 22
Последняя жертва
— Симпатичные вещицы, правда? — сказал Кросс и передал товарищу одну из маленьких гротескных фигурок идолов с Бали.
Не все члены абордажной партии были с ним согласны.
— Они принесут нам несчастье, — сказал другой матрос. — Это дурной знак.
— Я бы выбросил их за борт, — предложил третий. Кросс расхохотался и бросил деревянную фигурку обратно в ящик, где лежало еще много подобных статуэток. В трюмах «Сильвапланы» таких ящиков было пятьдесят.
Мы захватили это судно 10 сентября 1941 года. Эта дата стала знаменательной: день нашего двадцать второго сражения, день захвата, ставшего последним.
В процессе путешествия в южную часть Тихого океана мы обошли по широкой дуге Новую Зеландию, повернули еще раз и взяли курс на купающиеся в ласковом солнце острова Кермадек, расположенные в 700 милях севернее. Необычный маршрут, в свое время названный Рогге «вопиющим противоречием математической теории о том, что самый короткий путь между точками А и Б — прямая линия». Он был выбран ввиду необходимости обойти «экран» Ост-Индия — Северная Австралия и ввести в заблуждение патрульный флот союзников. Выбрав дальний бросок (его морской вариант) протяженностью несколько тысяч миль, Рогге руководствовался аксиомой, с которой очень трудно было не согласиться: лучше быть осторожным, чем утонуть. Понятно, что все мы были согласны с капитаном.
В конце августа мы миновали острова Антиподов, издали полюбовавшись на их одинокие черные скалы и столкнувшись со странным феноменом, заставившим нас назвать этот район «зоной безмолвия». По непонятной причине эфир «умер». Наши радиооператоры не слышали ни единого звука. Они пытались настроиться на все возможные длины волн, но с тем же результатом. Повсюду царило мертвое молчание, и создавалось впечатление, что рация попросту вышла из строя. Что это? Атмосферная аномалия? Об этом мы так никогда и не узнали. «Атлантис» прошел 200 миль, прежде чем до нас снова донеслись звуки из внешнего мира. Признаюсь, ощущение не из приятных, а природа этого непонятного явления осталась за пределами нашего понимания.
Мы ушли так далеко на юг, учитывая опыт нашего коллеги — рейдера «Орион», который, находясь в 300 милях южнее австралийского побережья, был обнаружен австралийской авиацией и подвергся преследованию. «Ориону» удалось ускользнуть лишь по счастливой случайности. Услышав, что противник пытается запеленговать его местоположение, корабль укрылся во внезапно налетевшем шквале. Но рассчитывать, что нам тоже вовремя подвернется шквал или полоса густого тумана, все же не следовало. «Атлантису» не могло везти бесконечно.
«Сильваплана» везла груз настолько романтичный, насколько можно было ожидать в окружении сапфировых морей, тихо журчащих вод, зачарованных островов и тихих лагун. Кроме идолов на судне оказался кофе, воск, ваниль и тик. Воздух в трюме был тяжел и насыщен ароматами специй и дерева.
Но нам было не до романтики. 4,5 тонны натурального кофе на черном рынке континента стоили примерно 100 000 фунтов стерлингов, и на мгновение я пожалел о тех благодатных днях, когда романтика и коммерция шли рука об руку.
Рогге тоже отнесся к «Сильваплане» с очевидной приязнью. Это было очень красивое судно, современное и быстроходное, да и захвачено без кровопролития. Это была наша лучшая добыча после «Оле Якоба», которого теперь переименовали в «Бенно» — почти уменьшительно-ласкательное прозвище от его настоящего имени. «Бенно» исправно работал на благо рейха, но через год или два, прорвавшись через блокаду, подвергся жестокой бомбежке и затонул у побережья Испании.
— Гремучая змея океана! Вот кто мы! — с пафосом объявил Фелер.
— Гремучая змея? — удивился я. — Но почему?
— Да, — сказал Фелер, выглядывая из-за доставленной с «Сильвапланы» газеты, которую читал, сидя в лучшем кресле кают-компании. — Именно так нас любезно окрестили наши друзья-англичане. Согласитесь, это многое меняет.
— Для гремучей змеи, — вздохнул я, — мы должны казаться очень невезучими. Американское радио недавно заявило, что в этих местах потоплено тринадцать рейдеров. Ни дать ни взять наш рейхсминистр, только наоборот.
Вмешался административный офицер.
— Раз уж нас назвали гремучей змеей, — сказал он, — надо будет при первой возможности пустить в ход жало.
Меня вызвал к себе Рогге.
— Нам необходимо создать базу, — сказал он, — для новой серии операций. Я намерен выбрать остров, откуда мы сможем использовать для разведывательных полетов гидросамолет. Все, что он обнаружит, мы будем преследовать. — Сделав паузу, он добавил: — Да и всем нам не помешают прогулки по мягкому песку под пальмами. Подумайте об этом. Нас ожидают перемены.
Я с удовольствием поведал обо всем сказанном товарищам, и вскоре по кораблю уже гуляли самые фантастические слухи. Когда же мы подошли к Вана-Вана — одному из островов Кука, команда, представления которой даже при гитлеровском режиме оставались сформированными голливудскими фильмами, с нетерпением ждала встречи с темнокожими красотками, разгуливающими по пляжу, призывно раскачивая бедрами. Кстати, из одежды, по законам жанра, на них могли быть лишь юбочки из травы и пышные гирлянды цветов. И пусть по радио духовые оркестры продолжали наяривать военные марши, люди слышали то, что хотели, — напевное танго, гитары и мелодичные женские голоса.
Когда «Арадо» миновал полосу белой пены, отмечающую коралловый риф, Булла крикнул:
— Это больше похоже на узкий берег пруда, а не на остров!
Не в бровь, как говорится, а в глаз. За стройными пальмами и усыпанным белым песком пляжем располагалась обширная лагуна, казавшаяся намного больше, чем окружавшее ее кольцо земли. Лагуна была тихой и изумительно чистой, ее пронзительно синяя вода искушала, манила окунуться в ее прохладные объятия.
Самолет опустился так низко, что едва не сел на воду. Пилот и наблюдатель осматривали окрестности, чтобы по возвращении доложить Рогге максимум подробностей.
Тростниковые хижины, деревня, какое-то большое строение…
— Боже мой, — воскликнул Булла, — это же колокольня!
Это действительно была колокольня, сделанная из пальмовых листьев и венчавшая небольшую церквушку.
Самолет сделал второй заход. Людей на берегу не было видно.
— Думаешь, они поняли, кто мы, и попрятались? — спросил наблюдатель.
— Здесь не выписывают газет. Возможно, они приняли нас за пришельцев с небес, — рассмеялся Булла.
Когда самолет снова заскользил над деревней, из церкви показалась группа людей — мужчин и женщин. Преисполненные благоговейного страха перед производившей столько шума птицей, они немедленно попадали ниц, должно быть выразив тем самым свое величайшее почтение.
Булла был слишком удивлен, чтобы подивиться точности своего пророчества.
— Вот… — пробормотал не менее ошеломленный раболепством местных жителей наблюдатель, но конец его непечатной фразы потонул в реве двигателей.
Как раз в этот момент самолет пролетел над рифами, и его экипаж приступил к выполнению главной задачи разведывательного полета — выбору места высадки для десантных партий, нетерпеливо ожидавших на борту «Атлантиса». Снижаясь, Булла почувствовал, что длинноствольное орудие, наведенное на берег, выглядит на фоне местной идиллии сущим анахронизмом, во всяком случае, явным перебором.
Когда Фелеру и мне было приказано готовиться к высадке, многие откровенно нам завидовали. Если бы мы взяли всех желающих с собой, «Атлантис» остался бы пустым, как «Мария Селеста».[35] Но, оказавшись перед необходимостью попасть в небольшой проход между рифами, над которыми ударявшиеся в них волны поднимали столбы брызг в виде фонтана, мы уже сомневались, такой ли уж лакомый кусочек нам достался. И катер, и плот для течения и волн были невесомыми игрушками, которые можно швырять в разные стороны, нимало не заботясь о том, что от них останется при столкновении с испещренным угрожающими выступами и зазубринами коралловым рифом. Поэтому мы довольно долго задержались на пороге, а когда все же попали внутрь, выглядели в высшей степени непрезентабельно. Плот развернуло кормой вперед, а на его носовой части был закреплен буксирный конец с катера, и, пока команда катера вытравливала трос, мы отчаянно гребли. К прибытию на место мы были мокрыми с головы до пят, едва дышали от усталости, но чувствовали себя абсолютно счастливыми, поскольку ступили на твердую землю. Берег под нашими ногами был восхитительно твердым! Он был усыпан осколками кораллов, излучавшими на солнце ослепительный блеск. Нет! Все-таки нам достался лакомый кусочек.
— Голливуд отдыхает, — сказал Фелер. — Искрящееся многоцветье кораллов, кокосы, лагуна, покачивающие резными листьями пальмы. — Он мечтательно вздохнул, потом встрепенулся: — Кстати, а где девочки?
Где бы ни было женское население этого острова, оно уж точно отсутствовало в двух тростниковых хижинах, расположенных возле места нашей высадки. Что ж, мы получили приказ как следует обыскать все вокруг и решили приступить к его выполнению.
Из полумрака под крытой сухой травой крышей доносился скулеж и визгливый лай. Мы заглянули внутрь и заметили в углу помет из десяти маленьких щенков. Рядом стояла миска. Ее содержимое было еще теплым.
— Так, — сказал я, — они запаниковали. Нам необходимо как-то успокоить людей.
Мы оставили в хижине подарки — ножи и принятую во всем мире валюту — сигареты.
Когда мы вернулись на следующий день, на берегу ожидало человек двадцать туземцев. Это были дружелюбные люди, во главе которых стоял вождь и женщина неопределенных лет, на которой был надет передник поверх веселенького ситцевого платья и широкополая шляпа, прикрывающая лицо с вполне заметными усиками. Фелер восхищенно прошептал:
— Почем нынче Дороти Ламур?[36] Не обращая внимания на шутника, я поклонился и улыбнулся самой галантной улыбкой, на которую был способен. Вождь и его дама, как мне показалось, взирали на нас с одобрением. Доктор извлек из своей сумки флаг Красного Креста и с официальным видом маститого дипломата с Вильгельмштрассе предложил его вождю. Он был принят. Несмотря на лингвистические трудности (туземцы знали с полдюжины английских слов), мы скоро подружились. Когда мы сумели объяснить им, что хотим побольше кокосовых орехов, они с готовностью предоставили нам пятьсот штук. Взамен мы дали им несколько мешочков муки.
Нам показали лучшее место для высадки и помогли организовать нечто вроде паромной переправы с берега на катер. На резиновом плоту закрепили два троса — один с берега, другой — с катера. После этого мы смогли вручную перетаскивать его туда и обратно.
Насколько я понял, единственным судном, заходившим на остров, была торговая шхуна, матросы которой выменивали товары и продукты на копру. На Вана-Вана не было ничего похожего на пристань, а маленькая церковь, с такой любовью построенная этими изолированными от всего мира христианами, уже полвека не имела белого пастора. Краем глаза я заметил, как сверкнула на солнце пряжка ремня одного из моих людей. «Gott mit uns»[37] и кобура на боку. Наверное, почувствовал я, в следующий раз, когда мы приедем сюда, будет лучше оставить наши автоматические пистолеты на «Атлантисе».
Булла, в очередной раз вернувшись из бесплодного полета, с неудовольствием взглянул на крюк подъемника. Возвращение на «Атлантис» всегда было делом хлопотным. Сначала следовало медленно подвести «Арадо» на траверз судна, пока корабль пытается создать «пруд для домашних уток» — участок спокойной воды. Затем предстояла проверка акробатических способностей летчика, который должен был выбраться из кабины и встать на колени на наружной части фюзеляжа у кабины, изо всех сил упираясь в него носками, словно едешь на муле. Следующий этап — жонглирование, оно же ловля крюка, отплясывающего нечто безумное на конце стального троса. Завершающий этап — вставить крюк в специальную скобу на крыле. Желательно при этом не разбить голову, что, поверьте, очень непросто.
Нет, трудности — это иногда совсем не плохо, особенно если дают возможность проявить себя. Например, «Мандасор» ведь до сих пор вспоминается с удовольствием. Тогда в январе именно благодаря «Арадо» был захвачен этот британский сухогруз. Но сейчас Булла, сытый по горло тоскливой монотонностью полетов над пустынными водными просторами, с грустью вспоминал об этом захватывающем приключении. Тогда Рогге сказал Булле, что можно сбить антенну сухогруза тяжелым крюком, свисающим из брюха самолета. Потом оставалось только задержать судно до подхода рейдера. Адская была работенка. Тогда Булла считал, что его больше никогда не потянет на подобные подвиги. Но теперь, кружа без всякой пользы над пустынной тишью Тихого океана, он с ностальгическим чувством думал о прошлом. Тогда была настоящая война. Британские орудия — одно четырехдюймовое, другое трехдюймовое да еще два пулемета — открыли огонь по «Арадо», но он сумел сбить антенну на первом заходе, а на втором повредил мостик бомбами. Но англичане не прекратили огонь, хотя артиллеристы были ранены, и так «тепло» попрощались с ним, что самолет лишь чудом дождался, когда его подберет рейдер.
Булла очнулся от воспоминаний и через несколько секунд уже вовсю костерил чертовых кретинов, которые, вооружившись бамбуковыми шестами, должны были следить, чтобы «Арадо» не врезался в борт «Атлантиса». Не рассчитав силу толчка, они едва не сбросили пилота с его не слишком надежного насеста.
Наша последняя ночь на Вана-Вана была грустной и сентиментальной. Мы сидели вокруг костров и пели песни далекой отчизны. И все же нам не хотелось покидать этот мирный, дружелюбный оазис, сменив его на пустынное враждебное море. Никогда еще дом не казался нам таким далеким — он был даже дальше, чем рай.
Последняя ночь. Корабельный скандалист был обнаружен в густых кустах с местной девушкой.
— Я заблудился, — не смутившись, объяснил он.
Последний день. Я изрядно украсил себя большими и маленькими царапинами, когда канат, тащивший мой плот, порвался и меня бросило на коралловую стену.
Когда «Атлантис» уходил, Фелер и доктор, стоя на палубе, долго махали оставшимся на берегу островитянам. Доктор приобрел особенную популярность среди островного населения, поскольку начал лечить людей от довольно редкой болезни глаз, к которой все они были склонны, облегчив страдания многих.
— Ни одного врача на сотни миль вокруг! — сокрушался он. — Это варварство! Жаль, что у меня было так мало времени.
— Жаль, что мы так и не увидели танцующих девушек, — вздыхал Фелер, — но зато кокосы хороши…
«Атлантис» медленно шел на восток, выискивая очередную жертву. Но только океан был пуст. Многие из нас были втайне этому рады. Мы находились под властью странного чувства оторванности от всего мира. Оно уже посещало нас раньше, но в этих Богом забытых местах многократно усилилось.
Мы подошли к острову Хендерсон — одному из группы высоких вулканических островов Питкерн, известных благодаря легенде о «Баунти».[38] Скалы были такими высокими и крутыми, что подняться наверх можно было, только хватаясь за выступающие корни деревьев. А растительность на вершине оказалась настолько густой, что, зайдя всего на 20 метров в глубь острова, я был вынужден лезть на дерево, чтобы найти дорогу обратно. На острове Хендерсон мы не нашли никаких признаков животных, не говоря уже о людях, зато обнаружили столб с указателем.
Выбеленные солнцем и ветрами буквы сообщали:
«Остров Хендерсон. Принадлежит королю Георгу V».
Эта информация была слегка устаревшей,[39] равно как и надпись, сделанная ниже. В ней сообщалось о заходе на остров британского крейсера. Мы возблагодарили судьбу за то, что нас от столь важного события отделяло без малого десять лет.
А на борту «Атлантиса» Фелер не оставлял попыток поддержать моральный дух коллег, во всяком случае, именно так он называл свое мелкое хулиганство. Однажды он заполнил каюту административного офицера туалетной бумагой — ее там было несколько тысяч рулонов! В другой раз он поместил туда показавшийся ему любопытным образец водорослей. Понравившийся ему экземпляр имел длину не менее 20 метров, был мокрым, скользким и издавал довольно неприятный запах. Административный офицер был очень привязан к своей канарейке, и Фелер, воспользовавшись случаем, выкрал птичку, поместив в клетку вместо нее банку.
В узком мирке мелочи, на которые обычно никто не обращает внимания, считая их слишком ничтожными, чтобы тратить время, имеют обыкновение приобретать преувеличенно важное значение. Примером может служить случай с корабельным доктором и виски, имевшим необычный вкус.
— Черт бы меня побрал! — воскликнул Райль, отодвинув тарелку, и с негодующим видом встал. — Меня еще никогда так не оскорбляли…
— Ну что вы, доктор, — попытались исправить положение миротворцы. — Он не имел в виду ничего плохого…
Но Райль не собирался успокаиваться.
— Если с этим виски что-то не так, вам следует винить изготовителей, а не меня.
Райль разошелся не на шутку и считал, что имеет для этого все основания. Будучи корабельным доктором, он отвечал за запасы спиртного и решил, что сомнения в качестве напитка равнозначны сомнениям в его честности.
— Но, доктор, — запротестовал покрасневший виновник скандала, — я и не думал…
Райль больше не произнес ни слова и гордо вышел из кают-компании.
С этого времени он стал избегать общества, даже в своей каюте появлялся редко, и мы забеспокоились, решив, что он воспринял жалобы на бесспорно странный вкус любимого виски на свой счет. А потом по кораблю поползли слухи. Доктор чем-то активно занимался в темном закутке, где у нас стоял автомат по производству газированной воды, периодически совещаясь с обслуживающим его матросом и постоянно проводя анализы качества воды.
В конце концов он снова появился «в обществе» и торжественно объявил:
— Виски ни при чем. Все дело в воде. Я сейчас пробую новую формулу — смешиваю небольшое количество морской воды с питьевой.
Когда после очередной серии тестов доктор проверил результаты своих экспериментов на нас, мы не могли не признать, что вкус виски превосходен. Так несущественные мелочи могут привести к великим научным открытиям. В конце концов, если бы Ньютон не был «оскорблен» яблоком, кто знает…
Мы должны были встретиться с «Кометом» — рейдером, который при попустительстве русских прошел через Берингов пролив и теперь действовал на морских путях между Японией и западным побережьем Америки.
Не знаю почему, но между нашими кораблями всегда существовало соперничество. И теперь, когда Эйссен, командир «Комета», получил звание адмирала, мы решили отметить это событие веселым поздравлением. Поэтому, завидев «флагманский корабль», имевший меньшие размеры, чем наш, мы встретили его орудийным салютом, подняли приветственные флаги, а Рогге, одетый в безупречную парадную форму, отправился с визитом вежливости. В общем, все было так же, как если бы наш рейдер встретил «Бисмарк». Увы, мы совершенно напрасно веселились и предвкушали развлечение. Эйссен принял наши показные знаки внимания как должное, а его сознанию собственной важности мог бы позавидовать и сам главнокомандующим флотом Германии.
Значительно более интересным событием для нас стало появление штурмана Каменца, совершившего кругосветное путешествие через Японию, Россию и Германию. Это действительно был знаменательный день для всех нас, и, когда поступила информация о том, что Каменцу, прибывающему на подводной лодке, следует получить прививки от тифа и холеры, мы решили организовать для этой «операции» соответствующие декорации.
Ни для кого не была секретом неприязнь Каменца к братству свободных каменщиков, и, когда он вошел в кают-компанию, перед ним предстали три фигуры, закутанные в плащи с капюшонами, поверх которых были надеты шелковые передники. Они ожидали свою жертву во главе стола, тускло освещенного свечами. Остальные собравшиеся, наряженные в облачение членов ку-клукс-клана, молча стояли в тени. Двум докторам и их помощнику пришлось затратить немало усилий, прежде чем они вкололи нашему Одиссею нужную дозу.
Моральный дух команды воспарил на небывалую высоту, когда прошел слух, что нам предстоит обогнуть мыс Горн. Мы отдавали себе отчет, что Южная Атлантика часто посещается судами противника, но все же это был путь обратно по знакомым водам. Оказавшись в Южной Атлантике, мы могли чувствовать себя на пороге родного дома. Мы прошли по длинному круговому маршруту, по пути старых парусных судов, обогнули Фолклендские острова, прошли севернее Южных Шетландских островов, миновали холод, туман и лед Антарктики. Затем мы повернули на север. Нам оставалось пройти последний отрезок пути, который, как мы считали, должен был привести нас домой.
«Следуйте к цветочному пункту Нарцисс для передачи топлива U-68».
Рогге прочитал радиограмму вслух и обернулся ко мне. — У нас появилась работа.
Затем он склонился над картой, отыскал указанную нам точку.
— Они там спятили, — пробормотал он, — совсем ума лишились.
Через несколько минут с «Атлантиса» был отправлен ответ:
«Следовать в указанную точку для нас самоубийство».
Командир U-68 был возмущен не меньше, подкрепив протест Рогге коротким «согласен». Уж не знаю, какими соображениями руководствовалось Верховное командование, но точка рандеву для нас была выбрана прямо на весьма напряженном маршруте между Фритауном и Кейптауном.
В конце концов нам предложили другую точку, но она также располагалась в слишком часто посещаемом районе, для того чтобы работа могла быть выполнена без опасений. Поэтому процесс передачи топлива сопровождался спешкой и нервозностью, которую проявляли оба участника:
— Слава богу, все кончилось благополучно, — проговорил я, когда U-68 скрылась из вида. Однако, как оказалось, я рано радовался. Мы еще не успели лечь на прежний курс, когда поступила следующая радиограмма:
«Следуйте к цветочному пункту Лилия-10 для передачи топлива U-126».
— Где эта Лилия-10? — спросил Рогге.
Каменц быстро произвел расчеты.
— Здесь, — сказал он и поставил на карте аккуратный крестик. — Точно здесь, — уверенно повторил он.
Сегодня я вполне мог бы сказать, что уже тогда меня одолели дурные предчувствия, что слова «Лилия-10» внушили неясную тревогу. Но ничего этого не было. Пункт 10? Мы смотрели на маленький карандашный крестик на карте, и никому из нас не пришло в голову, что он может отметить могилу «Атлантиса».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.