ЛОПУХИН Алексей Александрович (1864–1927)

ЛОПУХИН Алексей Александрович (1864–1927)

А вот этому счастливчику во второй половине жизни весьма не везло, и поделом вору мука! Дело начиналось так…

Род Лопухиных — стародавний, коренной московский. Если писать о нем хоть малость подробно, целая книга получится, и весьма интересная, пестрая даже: и славные были там люди, и масоны-розенкрейцеры. Скажем лишь, что непосредственные предки Алексея Александровича, его дед и отец, ничем особенным не отличились.

Молодой отпрыск знатной семьи окончил курс Императорского Санкт-Петербургского университета по юридическому факультету, стал магистром правоведения. Службу начал в прокуратуре. Ничем особым не отличался, но слыл прокурором либеральным, что было к концу прошлого столетия поветрием весьма модным в столичных высших кругах. И тут Лопухину, не достигшему еще сорока лет, крупно повезло.

В России той поры уже назревал политический кризис, выхода из него правящие круги страны, к несчастью, не нашли, и он завершился в конце концов тремя революциями. В апреле 1902 года министром внутренних дел был назначен суровый и твердый администратор В. Плеве. Суровость для имперского чиновника высшего ранга — хорошо, однако и о либеральном прикрытии следовало подумать, откликнуться, так сказать, на зов эпохи…

Через год после своего назначения Плеве вынужден был резко отправить со службы знаменитого Зубатова. То был гений политического сыска (если понятие гениальность можно употребить для таких дел). Но перебрал, вызвал раздражение со многих сторон, да еще под своего начальника начал интриговать. Для интригана это закончилось ссылкой во Владимир.

Тут Плеве сделал хитрый, как ему казалось, бюрократический ход: молодой прокурор Лопухин пользуется в столичных кругах репутацией либерала, вот надо и поставить его во главе Департамента полиции. Мы, мол, широки, мнению общественности внимаем…

Поставили. Но не ведал грубоватый Плеве, что его «выдвиженец» давно уже вовлечен в масонское «братство» и начальник ему — не всесильный министр, а «досточтимый», имя которого он не имел права назвать даже под пыткой. Да к тому же и слабоват оказался Лопухин для столь серьезного поста в столь сложное время, а этим ловко воспользовались Азеф и те, кто за ним стоял.

На Плеве, считавшегося «врагом еврейства», было устроено несколько покушений, в конце концов его разорвал в клочки очередной «романтический русский мальчик» Иван Каляев, нацеленный на это дело Азефом. Сменил его на министерском посту князь Святополк-Мирский, говорливый либерал, а в деловом смысле — полное убожество. Лопухин оказался слабым подчиненным слабого начальника, это никогда к добру не приводит, через год оба они с треском слетели со своих постов.

А тут у Лопухина — нешуточное семейное горе: его дочь, молодая девушка, гостила в Лондоне. По тогдашнему обычаю того круга, одной появляться в свет молодой девушке без сопровождения старших было крайне неприлично, она и отправилась в Ковент-гарден с «компаньонкой», то есть наемной дамой (англичанкой). По окончании спектакля девушку вдруг… похитили. Кто, как, до сих пор не узнано.

Потрясенный отец помчался в Лондон, путь по железной дороге неблизкий. И вот вдруг в его купе входит хорошо известный революционерам и полиции Бурцев Владимир Львович. Ровесник Лопухина, он был, так сказать, не столько «профессиональным революционером», сколько «профессиональным эмигрантом». Последние годы его профессией стало разоблачение провокаторов в революционном движении. Кем на самом деле был сам Бурцев, никто до сих пор не выяснил, но человек он был, как говорится, «сложный»…

Войдя, Владимир Львович вежливо представился и прямо сказал:

— Мы знаем, что в революционных рядах действует агент-провокатор. Мы уже догадываемся, кто он. Но мы хотим получить от вас официальное подтверждение. Итак?

Лопухин был достаточно опытен, чтобы без долгих препирательств понять: дочь или Азеф, кем-то придется пожертвовать. И он назвал имя Азефа.

Разумеется, после случившегося скандала Лопухину пришлось держать ответ по закону. Ввиду его высокого служебного положения он подлежал суду Особого присутствия Правительствующего сената. Ну, преступление налицо, не хуже своих судей это понимал сам Лопухин. К 1909 году после долгого крючкотворства его приговорили к пяти годам каторги. Ну, помогли, как водится, кое-кто из «братьев», каторгу заменили ссылкой, а через пару лет помиловали и даже восстановили в правах.

Октябрьскую революцию и «красный террор» Лопухин пережил очень спокойно, хотя великое множество его сослуживцев в Петрограде, ставшем вотчиной Гришки Зиновьева, закончили свои дни куда как хуже. Потом он даже издал в «красной» Москве тоненькую книжечку с невинным названием «Отрывки из воспоминаний». Масонский язык надо знать. Так вот, находясь уже в преклонном возрасте и с неважным здоровьем, он успокаивал «братьев» — это лишь «отрывки». И точно, книжечка очень пустая. Так и быть должно.

Отчитавшись своей книжечкой, Лопухин оставил — с разрешения властей — неуютную Советскую страну и переехал в Париж, где жил тихо-мирно, ничего не напечатал, с репортерами не разговаривал, «общественной деятельностью» не занимался.

Вот и все. Впрочем, есть одна маленькая частность: Лопухин и Бурцев в Париже поддерживали довольно теплые отношения. Странно, казалось бы, ведь один шантажировал другого, посадил его на позорную скамью… Тут впору на дуэль вызывать, а не обмениваться вежливыми записками. Но это в правилах у нас, профанов, а у премудрых другая мораль, для нас непостижимая…

Скончался Лопухин в 1927 году в Париже. Ему отслужили молебен по православному обряду и похоронили на русском кладбище.

Его странный друг Бурцев прожил еще пятнадцать лет и был похоронен там же…