АЗЕФ Евно Фишелевич (1876–1918)

АЗЕФ Евно Фишелевич (1876–1918)

Видимо, даже в нашем уходящем столетии, прямо-таки перенаселенном всякого рода сатанистами всех мастей, даже в ХХ веке эта личность, надо думать, займет одно из первых мест среди злодеев. Необычайно уродливый с рождения, со скверными манерами и гадким выражением физиономии, производивший при первом знакомстве самое неблагоприятное впечатление, он, несомненно, обладал неким гипнотическим воздействием на людей.

Тут надо учесть еще одно обстоятельство, которое нередко упускают из виду. Еще Достоевский разглядел на заре «русского освободительного движения», что среди «бесов» (оголтелых р-революционеров) находилось немало людей, от рождения чистых сердцем и великодушных, которых, однако, опьянил и лишил разума сатанинский дурман. Их-то и посылали с бомбами на цареубийства и прочие убийства. По этому поводу младший современник Достоевского, забытый ныне поэт Виктор Буренин, потрясенный сведениями о двурушничестве Азефа, написал популярный в свое время стишок:

Гимназист вооружился револьвером и стилетом,

Послан совершить убийство он центральным комитетом.

Он идет на покушенье, состоится оно, нет ли,

Вероятно, не избегнет гимназист несчастный петли.

А в центральном комитете трое Шмулей, два Еноха и т. д.

Нигде, пожалуй, среди других революционных объединений в России не сосредоточивалось столько представителей «темных сил», как в партии эсеров («социалистов-революционеров», как они себя именовали, но этих неудобопроизносимых слов русский человек выговорить не мог, называя их кратко — «эсеры»; очень точно: нечто серое и шипящее, как крыса). Именно из тех недр выполз в начале века свирепый терроризм, которого история еще не знала во всем мире отродясь.

Эсеры создали так называемую «Боевую организацию» — сверхтайный революционный орден, отряд смертников-убийц. Основал его выходец из белорусского местечка Герш Гершуни. Отец учил его на провизора, но сыну к тридцати годам стало смертельно скучно перетирать порошки, и шустрый Герш подался в революционеры. Да еще какие — решил наладить «систематический террор», как он, плохо зная русский язык, выражался.

Он-то и «нашел» Азефа. Вскоре Герша арестовали, а Евно возглавил «Боевую организацию». Есть, кстати, основательные подозрения, не сам ли преемник заложил «учителя»? Прямых данных нет, но это более чем вероятно.

Вот теперь-то революционер-шпик развернулся! Для начала — получил громадные деньги. Откуда? До сих пор никто точно не знает. От зарубежных разведок, от банкиров-сионистов, а в частности от прямых вымогательств. Это — с одной, так сказать, воюющей стороны.

А вот и с другой: став «секретным сотрудником» департамента полиции, он получал от русской казны тайное содержание ненамного меньше, чем сам директор этого учреждения…

Суть «работы» Азефа состояла вот в чем: кого именно из «царских сатрапов» убить, это во-первых. А во-вторых — кого именно послать на убиение (на виселицу). Азеф поступал тут принципиально: убивали тех, кто в том кругу почитался «врагом еврейства» (сионизма), а на убийство посылал исключительно русских романтиков, начитавшихся разных там «буревестников» и прочих «соколов».

…В апреле 1906 года в Петербурге охранники усиленно искали какого-то очень важного «боевика». Одному старому шпику показался очень подозрительным некий приезжий, его задержали и привели к начальнику охранного отделения Герасимову.

— Я инженер Чекерс! Меня знают в обществе! Вы ответите!

Ну, старого полицейского чина не запугаешь, не такое видел.

— Ладно, ладно. Я знаю, что вы ранее были нашим секретным сотрудником. Ну?

— Какая наглость, вы с кем говорите?!

На редкость уродливого «Чекерса» увели в камеру и оставили там в покое. Через пару дней, нанюхавшись запаха параши и неумытых соседей по нарам, тот сам попросился к Герасимову.

— Признаюсь честно, я был вашим сотрудником. Но я далее хочу говорить в присутствии полковника Рачковского.

Вскоре приехала сама полицейская знаменитость Петр Иванович Рачковский, недавний начальник заграничной агентуры.

— Голубчик, как давно мы не виделись, — совершенно светски сказал полковник, не замечая помятой одежды задержанного.

«Чекерс» начал визжать, притворяясь оскорбленным:

— Да вы бросили меня одного в этой паршивой Германии! Инструкций не давали! Денег, денег не посылали! Не отвечали даже на мои письма!

Рачковский сидел, придав своему холеному лицу чуть ли не сочувственное выражение. А про себя от души веселился. Азефа он узнал сразу (еще бы, такую морду!), а веселился потому, что тот, как и раньше, с особенной страстью выкрикивал слово «деньги». Впрочем, все понятно: хотел ускользнуть, да не вышло, теперь уж на нас снова поработаешь, мерзавец.

— А что мне было делать? — продолжал визжать Азеф. — Чтобы раздобыть деньги, я вынужден был связаться с террористами. Таки да, с террористами. Теми самыми, которые гуляют у вас под носом.

Рачковский и Герасимов даже не переглянулись, но обоим стало ясно: начинается торг, обычный в таких случаях. Посмотрим, что нам предложит этот провокатор, а потом поторгуемся о цене.

…Так и завершилось. Герасимов составил карточку на «секретного сотрудника», его тут же сфотографировали в фас и профиль, а Азеф, поторговавшись со смаком, как на местечковой ярмарке, получил пять тысяч единовременно — аванс, так сказать, за головы будущих висельников. Сумма была огромная — годовое жалованье флотского офицера. Но полицейские чины знали: казенные деньги окупятся.

Сколько веревочке ни виться… Азефа вселюдно разоблачили, а сделал это не кто-нибудь — сам недавний директор Департамента полиции Лопухин. Причины к тому были особые, о чем далее.

Бомба! Едва ли не все русские газеты писали о «деле Азефа», охотно судачили и за рубежом. Даже тогдашнему главе российского правительства Петру Аркадьевичу Столыпину пришлось давать объяснения в Думе. Сомнений не было: революционер-полицейский предстал во всей красе.

Соратники Азефа по эсеровской партии запоздало прозрели, вызвали его на «партийный суд». Самочинный суд этот был скор на расправу: пуля в голову, удавка на шею (как недавно случилось с Гапоном), и ни прокуроров, ни адвокатов.

Но на сей раз началось нечто странное: матерые заговорщики — Чернов, Савинков и прочие стали вдруг самыми доверчивыми либералами. Надо разобраться… подумать… А пока иди, товарищ, продолжим разговор завтра утром…

Разумеется, «товарищ» не стал дожидаться до утра. Исчез. Испарился. «Судьи», узнав об этом, вдруг воспылали решимостью.

— Негодяй! Изменник!

— Он опозорил революцию! Он предал партию!

— Тени мучеников революции взывают к мести!

Азеф, «время даром не теряя», поселился в многолюдном Берлине, который хорошо знал. Покинул он не только партию, но и старую, преданную супругу, сменив ее на молодую певичку из кабаре. Деньги у него были, а своих «товарищей» он не боялся: знал о них такое, что лучше им его не искать.

Так и дожил бы, мерзавец, до естественного конца, но у подобных личностей тихого заката не бывает.

Началась мировая война. Германская разведка отлично знала Азефа, о его связях с русской полицией и японцами. Но вот незадача для него: Россия и Япония оказались в состоянии войны с Германией. Немецкая разведка поначалу внимательно следила за ним: а вдруг выведет на след? Подождали, видят — нет «следа». И забрали бедолагу в тюрьму.

Не было Азефу в ту пору и сорока лет, но перегрузки всякого рода в конце концов подействовали даже на такого негодяя. В тюрьме он затосковал, заболел. Девица давно его бросила, одинок он был, никому не нужен. В 17-м, после Февраля, немцы выпустили Азефа — кому интересен этот политический шлак?

Одинокий и нищий, он умер в 1918-м. Когда именно, где похоронен, неизвестно. И никому не нужны теперь эти подробности.