Из книги «Встречи с Анной Ахматовой»

Из книги

«Встречи с Анной Ахматовой»

С пушкинскими штудиями, которые накладывались на ее собственные воспоминания о Царском Селе, связан и замысел поэмы «Русский Трианон», над которой Ахматова начала работать в 1925 году.

ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ ПОЭМА

«РУССКИЙ ТРИАНОН»

1

В тени елизаветинских боскетов

Гуляют пушкинских красавиц внучки,

Все в скромных канотье, в тугих корсетах,

И держат зонтик сморщенные ручки.

Мопс на цепочке, в сумочке драже,

И компаньонка с Жип или Бурже.

2

Как я люблю пологий склон зимы,

Ее огни, и мраки, и истому,

Сухого снега круглые холмы

И чувство, что вовек не будешь дома.

Черна вдали рождественская ель,

Кричит ворона, кончилась метель.

3

И рушилась твердыня Эрзерума,

Кровь заливала горло Дарданелл,

Но в этом парке не слыхали шума,

Хор за обедней так прекрасно пел;

Но в этом парке мрачно и угрюмо

Сияет месяц, снег алмазно бел.

4

Прикинувшись солдаткой, выло горе,

Как конь, вставал дредноут на дыбы,

И ледяные пенные столбы

Взбешенное выбрасывало море —

До звезд нетленных – из груди своей,

И не считали умерших людей.

. . . .

5

На Белой башне дремлет пулемет,

Вокруг дворца – гусарские разъезды,

Внимательные северные звезды

(Совсем не те, что будут через год),

Прищурившись, глядят в окно Лицея,

Где тень Его над томом Апулея.

6

О, знал ли он, любимец двух столетий,

Как страшно третьим будет встречен он.

Мне суждено запомнить этот сон,

Как помнят мать, осиротевши, дети…

7

Иланг-илангом весь пропах вокзал,

Не тот последний, что сгорит когда-то.

А самый первый, главный – Белый Зал

В нем танцевальный убран был богато,

Но в зале том никто не танцевал.

. . . .

8

И Гришка сам – распутник… Горе! горе!

Служил обедню в Федровском соборе.

9

C вокзала к паркам легкие кареты,

Как с похорон торжественных, спешат,

Там дамы! – в сарафанчиках одеты,

И с английским акцентом говорят.

Одна из них!.. Как разглашать секреты,

Мне этого, наверно, не простят,

Попала в вавилонские блудницы,

А тезка мне и лучший друг царицы.

10

Все занялись военной суетою,

И от пожаров сделалось светло,

И только юг был залит темнотою.

На мой вопрос с священной простотою

Сказал сосед: «Там Царское Село.

Оно вчера, как свечка, догорело».

И спрашивать я больше не посмела.

11

. . . .

И парк безлюден, как сибирский лес.

1925–1965

* * *

Ты прости мне, что я плохо правлю,

Плохо правлю, да светло живу,

Память в песнях о себе оставлю,

И тебе приснилась наяву.

Ты прости, меня еще не зная,[32]

Что навеки с именем моим,

Как с огнем веселым едкий дым,

Сочеталась клевета глухая.

23 августа 1927

* * *

И клялись они Серпом и Молотом

Перед твоим страдальческим концом:

«За предательство мы платим золотом,

А за песни платим мы свинцом».

<<Ноябрь 1926>>