ОБЩЕСТВО И ГОСУДАРСТВО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ОБЩЕСТВО И ГОСУДАРСТВО

МОРАЛЬ

Десять заповедей. Как было, так и есть.

ВРЕМЯ

То, чего не хватает. Многим людям, в том числе и мне. То, что нельзя повернуть вспять, к сожалению, а может быть, и к счастью.

ЛИЧНОСТЬ ВО ВРЕМЕНИ

Личность во времени меняется, но рано или поздно деградирует. По закону возрастания энтропии. Сначала вроде бы формируется человек, обучается, общается, занимает какое-то положение. Потом, в старости, каким бы гениальным он ни был, все, что им было достигнуто, утрачивается: время берет свое.

ЛИЧНОСТЬ ВНЕ ВРЕМЕНИ

Практически таких личностей нет. Но есть личности, которые попадают в учебники по истории. В каком-то смысле это личности вне времени, хотя отношение к ним меняется. Практически всегда. Даже к самым на первый взгляд бесспорным личностям отношение меняется.

Если говорить о русской истории, то можно вспомнить и Ивана Грозного, который в сталинские годы считался героем в силу того, что во многом был примером для Сталина, а в наше время люди к нему по-разному относятся (хотя все сходятся в том, что он был тираном). Или, например, Ленин. Для одних он «луч света в темном царстве», для других (очень многих) Ленин злодей и деспот.

ШКОЛА

Школа — мировоззрение, которое формируется в процессе общения с людьми. Везде — в обычной школе, в семье, во дворе… То есть это устойчивая система мировосприятия, которая не может не возникнуть под воздействием внешней среды. Школа жизни и опыт — одно и то же. Почти одно и то же: школа все-таки более фундаментальное понятие, чем опыт. Опыт может быть мимолетным, сиюминутным, а школа — то, что становится основой личности. Школа — непременно осознанная, а опыт может быть любым.

МОЯ ШКОЛА

В первую очередь — моя семья. Затем — занятия наукой. И наконец — общественная деятельность. Вот это и есть моя школа.

Была, разумеется, и «школа обратного действия». Когда сознательно действуешь наоборот некоему полученному знанию. Например, ощущение несправедливости, которое я испытывал с раннего детства, — речь идет о социальной несправедливости в чистом виде, — создавало во мне определенный критический настрой. Несправедливость была видна невооруженным глазом: отец мой был высокопоставленным партийно-хозяйственным работником, хотя считаю, что он нисколько не умнее и не талантливее, чем моя мать, которая работала рядовым врачом. При этом уровень жизни, сам образ жизни был несравнимым. Жизненные принципы и идеалы моих родителей коренным образом отличались друг от друга, что меня вначале сильно удивляло, но потом я понял: виноваты не родители, а система. Система, которая, исповедуя равенство, на самом деле создавала чрезвычайное неравенство и унижение.

Среди моих «школ» самое сильное воздействие на меня оказала все-таки школа естественных наук, которая приучила хладнокровно оценивать ситуацию и вести себя рационально. Не пренебрегая очевидными законами природы независимо от того, в какой сфере эти законы проявляются: физика, социология или что-то другое.

Именно законы природы определяют то, что равноправие — возможно. Равенство — нет. Часто равноправие реализуется через несправедливость. И одна из главных задач власти как раз и состоит в том, чтобы равноправие не привело к чрезвычайной несправедливости и к уничтожению слабых более сильными. В этом — высшее предназначение гуманной власти. Истинно демократической власти.

А равенство — это нечто искусственное, это антипод равноправия. Хотя для многих это одно и то же. Кажется, что стартовые условия для всех одинаковые, но потом оказывается, что кто-то бежит быстрее. Вроде бы это несправедливо, и хочется, чтобы все были вместе, в стае. Но на самом деле даже близнецы отличаются друг от друга, возможности у них разные. В живой природе равенства нет. Попытки его реализации оборачиваются трагедией целых народов (Северная Корея, Куба) и по иронии судьбы приводят к ужасающему неравенству.

Справедливость — недопущение издевательства сильных над слабыми. В том числе в материальном плане. Конечно, тот, кто бежит быстрее, должен получить приз. Он его и получит. Но пропорции тех благ, которые достанутся сильным и слабым, должны быть разумными. В этом — смысл государственного регулирования. Смысл самого государства! Чтобы, с одной стороны, не ограничивать и не губить инициативу, а с другой — не позволять чрезмерно эгоистически настроенным «сильным» захватывать все жизненное пространство. Государство — институт, направленный против эгоизма. Оно должно не подавлять, а ограничивать. Если государство пренебрегает принципом ограничения эгоистических устремлений, то тогда возникают социальные революции. Кстати, они возникают и при коммунизме тоже. Потому что при коммунизме ограничение эгоизма превращается в подавление большинства и разнузданность меньшинства (кстати, не более сильного). В этом как раз и состоит искусственность коммунистической системы.

РЕФОРМЫ

Реформы — это достаточно быстрые изменения в отношениях. И экономических, и социальных. Изменения, сопровождающиеся трагедией для многих людей.

С другой стороны, отсутствие реформ может привести к тому, что трагедией будут охвачены все. В этом смысле реформы всегда болезненны, но абсолютно необходимы для общества. По большому счету, реформы — это огромный капитальный ремонт. Во время ремонта жить в помещении, где он происходит, просто невыносимо. Грязно, противно, плохо пахнет и вообще возникает масса проблем. Но если ремонт идет к концу и уже видны его результаты, жить в доме намного приятнее.

К сожалению, нам сейчас не очень повезло: капитальный ремонт в самом разгаре.

Конечно, время сейчас невнятное. Какие там реформаторские начинания? Никаких реформаторских мероприятий не было! Отпустили цены. Объявили, что все свободны. Это разве реформы? Реформы — это когда с поводка спускают медленно и все время регулируют степень натяжения. Надо отличать свободу от беспризорности! Вообще без государственного вмешательства переход к свободному обществу невозможен. Конечно же, государству не надо лезть в постель и в душу каждому. Но оставаться безучастным и ничего не делать, чтобы выйти из этого пике (во всех смыслах!), — это было бы слишком романтично. Я думаю, что только поколение «восьмидесятников» на это способно.

РЕВОЛЮЦИИ

Всегда — насилие одних над другими. Революции, как правило, сопровождаются очень большой кровью и гражданской войной. Хотя масштабы войны могут быть самыми разными. Могут погибнуть три человека, как это было в августе 1991 года. Могут погибнуть миллионы людей, как это было после большевистской революции 1917 года.

Буржуазные революции, при которых у людей не отнимают собственность, а просто предоставляют больше экономических свобод, как правило, не были очень кровавыми. А вот противоестественные революции, направленные против конкретной личности, обычно сопровождались гигантскими потрясениями. Именно такой революцией можно назвать трагедию российского крестьянства. При раскулачивании, как известно, от 8 до 10 миллионов крестьян были репрессированы. У нас, в Нижегородской губернии, в каждом шестом поселении были крестьянские бунты. Это была настоящая революция. Причем она была, безусловно, несправедливой. Потому что верх пытались взять те, кто никогда ничего на земле не делал — бездари и бездельники. Что вызывало естественный протест у народа. У русского народа, у которого отношение к трудягам и талантливым людям было всегда трепетным, подобный неестественный ход истории не мог не вызывать протест.

Поэтому интересно, как коллективизация резко контрастирует с тем, что происходит сейчас, когда идет земельная реформа. Коммунистические газеты ненавидят то, что сегодня происходит в плане земельной реформы. Но ни одного крестьянского восстания по всей России нет. Просто потому, что то, что происходит сейчас, гораздо более естественно для людей, чем когда насаждали равенство в нищете.

Сейчас все изменения в собственности на землю для крестьян — добровольные. Но если бы их насильно заставляли взять землю в собственность, это не привело бы к восстаниям и бунтам.

ВЛАСТЬ

Власть — неприятная необходимость для любого общества, которое хочет сохранить спокойствие.

Отсутствие власти, анархия, приводит к тому, что экономические интересы берут верх над потребностями большинства.

Думаю, что такого общества, где из определения власти можно было бы убрать слово «неприятная», не существует. Существуют лишь способы сделать власть более человеческой и понятной. В первую очередь это демократические институты: выборность власти, сменяемость власти, право критиковать власть. Но, тем не менее, даже в такой системе от власти исходит как позитивное, так и негативное. Очень много негативного. Коррупция, принятие решений, глупых и опасных для общества. Все это — непременные атрибуты действия власти.

Власть может быть безобразной, отвратительной, а может быть и вполне сносной. Во многом это зависит от народа. Практически во всем. «Каждый народ достоин своей власти» — я согласен.

СИЛЬНАЯ ВЛАСТЬ. СЛАБАЯ ВЛАСТЬ

Сильная власть, на мой взгляд, — та, что не боится критики, умудряется при наличии оппозиции сохранить чувство собственного достоинства.

Слабая власть — это власть цензуры, власть единомыслия, чванства и подхалимажа. И как следствие — растления. Власть сильно коррумпированная и продажная.

ТАЙНА

Тайна — один из серьезных инструментов власти. Привилегия власти обладание огромной информацией, общество такой информацией не обладает. Власть, по сути, айсберг: верхняя часть подлежит обозрению со всех сторон, нижняя часть скрыта от глаз общественности. Эта нижняя часть может быть очень большой, а может и не очень. В демократических странах эта невидимая часть невелика. Но все равно она есть.

В тоталитарных режимах (при большевиках, например) нижняя часть айсберга была основной. И потому механизмы принятия решений, инструменты власти сохранялись в большой тайне. И, как всегда при большой тайне, вызывали множество слухов и толкований, гипертрофированное ощущение чего-то страшного, всемогущего и всеуничтожающего. Был определенный трепет перед властью, вызывающий, наряду с отвращением, еще очень часто гордость за страну, где под покровом тайны вершатся великие дела.

Когда тайн стало меньше, люди вдруг обнаружили, что король голый.

Многих это привело в состояние уныния и разочарования в могуществе нашего государства.

А вообще тайна — это то, без чего скучно жить. Мне кажется, что у каждого цельного человека, и у мужчины, и у женщины, должна быть своя тайна. В каком-то смысле тайна человека — это его внутренняя жизнь. Человек без тайны, насквозь открытый, прозрачный, — скучен.

Могу сказать точно, что женщина без тайны для меня не представляет интереса.

ВОЙНА

Война — это следствие заложенной в людях чрезвычайной агрессивности. Это страшная вещь. Я думаю, что даже те люди, в которых эта агрессивность бьет через край, понимают ее бессмысленность и страдают от войны и все-таки не могут в себя прийти.

Это то, что в каждом из нас сидит.

Я не верю в марксистскую теорию захвата каких-то территорий, рынков сбыта… Все это ерунда. Война заложена в человеческой природе.

ВОЙНА В МИРНОЕ ВРЕМЯ

У такой войны есть специфика: ее легко начать и очень трудно закончить. Локальные войны — это, по-видимому, и есть то, что ждет человечество. Армия не может бесконечно бездействовать. Потому что тогда рано или поздно общество задаст вопрос: зачем нам эта армия нужна?

Поэтому природная агрессивность, помноженная на некоторые субъективные факторы — изготовление оружия и так далее, — все время провоцирует войны.

АРМИЯ В РОССИИ

Долгое время армия в России держалась на идеологии. И когда идеология рухнула, у армии возникла масса проблем. Ей не дали возможности ответить на вопрос, кого же она защищает.

Раньше она защищала коммунизм от империализма. Все было понятно. Кого она защищает сейчас, она не знает. Отсутствие стержня, идеологического и любого другого, патриотического, ведет к деградации в отношениях людей. Это глубинная суть.

В американской армии лозунг такой: армия США защищает демократию и свободу во всем мире. Все понятно. Для российской армии, я думаю, защита интересов России во всем мире была бы подходящим лозунгом.

У американцев явно имперская идеология. Хотя она, как всегда у американцев, обернута в очень симпатичную оболочку: демократия, свобода… А наша армия должна быть гарантом интересов России. Любой России, демократической или иной. Вот этого лозунга сегодня нет.

ВОЕНАЧАЛЬНИКИ

Разные люди есть. Есть очень хорошие, талантливые люди. Я общался со многими из них. Я не специалист в этом деле, но я понимаю военный талант так: уберечь людей от гибели. Если командир захватил какой-то населенный пункт и потом семьдесят процентов солдат прибыли на родину в цинковых гробах, тут особого таланта нет. Есть живодерство и тупость в полном объеме.

А вот если удается выполнить задачу и при этом сохранить людей и укрепить боевой дух, то вот это — талант.

Могу сказать, что те, кто проводил операцию «Буря в пустыне», — талантливы. Там всего несколько человек погибло. Но вообще все определяется имперским сознанием. Которое в данном случае выражается в отношении военачальника к человеческим жизням. Ведь у каждого генерала есть возможность списать гибель людей на некие объективные, чрезвычайные обстоятельства. И если этот генерал готов отчитаться перед высшим начальством ценой жизни сотен и тысяч людей, это генерал плохой и бездарный.

Нет романтики в нашей армии, нет идеи. Я считаю, что люди служат в армии (имеются в виду кадровые военные) не только чтобы получать деньги. Должна быть романтика в этой профессии! Солдафонство, которое присуще многим, в том числе и высшим командирам, выхолащивает всякий смысл нормальной службы и не привлекает людей. Хотя, если бы меня заставили работать в отделе пропаганды Министерства обороны, думаю, я нашел бы способ сделать вооруженные силы романтическими и привлекательными. Потому что именно этого сейчас и не хватает.

А конкурсы в военные училища, которые существуют и сегодня, — от безработицы.

Огромные российские пространства требуют, конечно, многочисленной армии. И все же, я думаю, она могла бы быть более компактной и более приспособленной для своих прямых функций. Если бы армию освободили от всех этих курятников и свинарников.

Последние указы президента о профессиональной армии могли бы принести большие перемены к лучшему.

ОБОРОНКА

Оборонка всегда считалась гордостью страны. Но в то же время это и страшная головная боль страны. Фактически все болевые точки и несчастья сконцентрированы именно здесь. И массовые волнения, и невыплата зарплаты, и чванство «красных директоров», и надежда на золотой бюджетный дождь, и экстремистские политические течения, и выдающиеся идеи, и незнание, как эти идеи можно реализовать в нынешнем мире, — все это отличает сектор ВПК от остальных сфер жизни.

Думаю, что оборонка будет очень долго и болезненно переживать период трансформации. В первую очередь даже не в части загруженности заказами или технологического усовершенствования, переориентации. А в части, касающейся мировоззрения как руководителей, так и работников оборонных предприятий. По сути, эти люди, которые были элитой коммунистического общества, когда за счет всего остального народа они жили безбедно, не считая денег, оказались сейчас брошенными на произвол судьбы.

Все-таки я связываю оживление и возрождение оборонной отрасли исключительно с очень большими кадровыми переменами. Когда на смену традиционным членам бюро обкомов, горкомов и райкомов придут энергичные молодые руководители, привыкшие надеяться не столько на государственный карман, сколько на свои знания, авторитет, связи и, может быть, везение.

ЧТО ДЕЛАТЬ С ОБОРОНКОЙ

Существуют две концепции, определяющие дальнейшую судьбу оборонки.

Одна концепция, которая принадлежит коммунистам, состоит в том, чтобы сохранить, в ущерб всему хозяйству, все то, что сделано в плановой экономике, жертвуя при этом благосостоянием людей, но добиваясь главного идеологического тезиса: оборона страны — это то, ради чего должны жить и работать 150 миллионов человек.

Вторая концепция нацелена на постепенное вхождение оборонки в российское и мировое экономическое сообщество с разделением труда и использованием большого интеллектуального, в первую очередь, и технологического потенциала, который был накоплен за долгие годы.

Думаю, что коммунистический путь, хотя и внешне привлекательный, отвечающий на первый взгляд государственнической доктрине, является, как и многое, что они предлагают, утопией и не может быть реализован.

Поэтому мы обречены идти по второму пути.

КОНВЕРСИЯ ПО-НИЖЕГОРОДСКИ

Самое красивое, что мы тут придумали, это свободные экономические зоны на оборонных заводах.

К сожалению, они очень медленно развиваются. Я не могу понять почему. Чиновники там мешают, структура управления сложная, еще что-то… Но сама идея очень элегантная. Во всем мире она признана как элегантная.

Похоже, что это открытие мирового масштаба.

Я думал, что все будет работать, как в муравейнике. Но пока — нет. В мире мало таких мест, где нет налогов. Есть, например, Шанхай — свободная зона. Но это — необорудованная территория. Это просто земля, где не платят налогов. А у нас — оборудованная. Да еще охраняемая от бандитов. Есть все коммуникации. Есть люди, профессионально обученные. Таможенные склады. Все готово!

На некоторых из наших свободных зон, куда пришли нормальные предприниматели, положение уже улучшается. Хотя медленно.

КОМПРОМИСС

Компромисс — это возможность принимать решения, не соответствующие на первый взгляд тобою же провозглашенным принципам. Но на самом деле эти решения только укрепляют тебя в собственных принципах.

РЕЛИГИЯ. ВЕРА

Религия — система нравственных ценностей, облеченная во вполне материальные исторические образы, которым люди поклоняются. Вера — это в первую очередь надежда на свою счастливую звезду. Думаю, счастливая звезда есть у каждого. Ну, может, не у каждого, но у многих.

ИСТОРИЯ КАК ОПЫТ

Неумение проводить исторические параллели, историческое невежество для властителей всегда путь к очень большим ошибкам, а для народа — к трагедии и горю. Именно вследствие нежелания учесть исторический опыт мы имели войну в Чечне. А раньше — войну в Афганистане. Когда вводили войска в Афганистан, не знали, что англичане сто лет воевали с афганцами. Когда в Чечню вводили войска, не знали свою собственную историю прошлого века. Не читали генерала Ермолова. Льва Толстого не читали!

Но нельзя абсолютизировать факты исторической схожести. Потому что знание истории просто позволяет более адекватно оценивать и воспринимать мир, делать меньше ошибок. Но не страхует от ошибок полностью.

Ленин знал историю. Маркс — тоже. И между тем они оба весьма выборочно, избирательно формировали для себя (и в своих трудах) исторический ход событий. Чтобы показать справедливость своей собственной утопии.

Поэтому однозначное восприятие истории может тоже вести к провалу. Нужно иметь разные точки зрения на одни и те же события.

Точно так же — с любой идеологией. Если существует нечто одно — выхолощенный постулат, однозначно навязанный обществу, в отсутствие многогранности и многокрасочности восприятия жизни, и прежде всего у правителей и вождей, — это, как правило, приводит и к их личной трагедии, и к трагедии народа. Хотя это, конечно, не значит, что у вождя или лидера не должно быть стержня. Стержень должен быть. Но внутренняя доктрина властителя не должна быть самодовлеющей и доминантной.

КНИГИ

Недавно я был в гостях у одного нашего знаменитого председателя колхоза. У Вагина. У него огромная библиотека, уникальная. Это производит впечатление. Потому что там просто все: от Вальтера Скотта до Кафки.

Конечно, это очень хорошо, что можно обратиться к книге, к любой книге, не выходя из дома. Но лично у меня с книгами есть проблема. Особенно в последнее время. Я настолько устаю от чтения, что читать художественную литературу, кроме как в отпуске, я просто не в состоянии.

Кстати, это вообще проблема любого начальника. Существует реальная опасность деградации руководителя. Именно интеллектуальной деградации. Если был большой заряд знаний, он иссякнет не скоро. Но если интеллектуальный заряд был невелик, то ты быстро становишься «деклассированным элементом». Буквально в считанные годы.

Тут есть еще проблема: окружение начальника в силу разных причин страдает подхалимажем. Если деградирующий человек обычно ощущает всю степень своего падения, то для большого руководителя его интеллектуальный спад остается долгие годы незамеченным. Благодаря тому, как ведет себя его окружение. И потому его нравственное, духовное, душевное падение после отставки бывает иногда настолько сильным, что такие люди в считанные месяцы могут просто оказаться на дне.

Я ощущаю эту опасность.

Для руководителя огромное значение имеет возможность постоянно поддерживать себя в нормальной интеллектуальной форме. Книги в этом смысле играют, возможно, и не самую первую, но, безусловно, одну из ключевых ролей.

А вот самую первую роль играет, на мой взгляд, самостоятельное написание своих собственных речей и выступлений. Я не имею в виду буквальное написание текста. Но выстраивание конкретной, ясной, прозрачной линии с обращением к источникам — это то, что каждый руководитель должен делать самостоятельно. Хотя так поступают лишь единицы. Во всем мире.

В этом смысле судьба политиков очень-очень незавидная. Когда они уходят. Если у них нет достаточного количества денег, то они могут заняться своей профессиональной работой, в которой они не потеряли квалификацию, — но такой работы практически не существует. Квалификация утрачивается обязательно. Так что политик везде теряет. Поэтому единственное, что может остаться, — это доброе имя. Доброе имя, образ того или иного политика — безусловно, огромный капитал для того, чтобы быстро занять место в обществе совсем на другом поприще.

НАУКА

Наука — это элегантно и строго оформленные законы природы. Настолько элегантно, что вызывают чувство интеллектуального восторга.

ИДЕАЛ

Идеал — недостижимое совершенство. У здорового мужчины идеал, как правило, связан с образом женщины, в которой оба качества присутствуют: недостижимость — по очевидным причинам — и совершенство — тоже по очевидным причинам. Понять женщину мужчине не дано.

В шутливом варианте это высказал Жванецкий: «Что же они чувствуют?»

А в серьезном варианте — наверно, то, что недостижимо, становится совершенством.

НИЖЕГОРОДСКАЯ ГУБЕРНИЯ «БЕЛЫЙ ОСТРОВ»

Я вернулся из Екатеринбурга. С каким чувством? Я горжусь Нижегородской губернией. Еще больше, чем раньше.

Хотя в России много мест гораздо богаче нас. И изначально благополучнее нас. С большим количеством полезных ископаемых, с гигантской концентрацией промышленных предприятий и так далее. Но я увидел, насколько пагубными могут быть ошибки местной власти. Поскольку людям приходится расплачиваться за непомерное честолюбие и чванство некоторых начальников.

Я увидел, что значит пренебрежение элементарными экономическими законами. На местном уровне. Что тогда происходит? Тогда хлеб стоит 3 тысячи рублей (а у нас — 2 тысячи). Та же история с ценами на молоко, на яйца, на другие продукты. Непроходимая, страшная грязь на улицах. При этом весь бизнес вытолкнут на улицы, потому что власти никак не могут разрешить нормальную приватизацию, а вместо этого без конца выясняют друг с другом отношения. Уровень преступности высок настолько, что людей предупреждают: держите руки в карманах, если там есть деньги.

Я начинаю гордиться Нижним и понимаю: можно проводить достаточно разумную и самостоятельную политику на региональном уровне. Хотя я отдаю себе отчет в том, что решения Москвы и правительства, которые касаются глобальных экономических и социальных проблем (курса доллара, например, или системы экспортного контроля, таможенных правил), — эти решения подобны наезду экскаватора на детскую песочницу. И я тогда подобен человеку, который пытается лепить песочный город.

Вот в таких условиях может существовать «белый остров в красном море». В условиях очень неустойчивых, очень сильно зависящих от внешних факторов. Постоянно угроза цунами, которое просто смоет этот остров. Цунами в виде экономического идиотизма.

КОНФОРМИЗМ

Конформизм — беспринципное соглашательство, которое, на мой взгляд, исходит из толстовского или вообще православного принципа «на все воля Божия». Это — принижение возможностей каждого конкретного человека. Возможностей воздействовать на ситуацию.

Большинство людей во всем мире — конформисты. Это нормально. Это создает стабильность в обществе.

Но если общество целиком состоит из одних конформистов, оно обречено на застой. Потому что любые изменения всегда связаны с личностями бунтарскими, недовольными существующим положением дел и нетрусливыми. С личностями, которые способны бросить вызов обществу.

Таких людей мало. Но именно с ними связан прогресс.

Те семь человек, которые в 1968 году вышли на Красную площадь с протестом против советских танков в Праге, стали духовной основой оппозиции. Стремления к свободе и независимости вообще.

Вместе с тем нонконформисты могут быть и разрушителями. Анархисты и фашисты — тоже нонконформисты. Тоже идут против господствующих в обществе принципов. Но осуществление их идей может стать трагедией для огромного количества людей.

Так что конформизм, с моей точки зрения, не является отрицательным качеством человека. Скорее это свойство уравновешенного общества. Общества, в котором революционные перемены не воспринимаются как благо.

КОММУНИСТИЧЕСКАЯ ИДЕЯ

Неистребимая мечта некоторых интеллектуалов, а также слабых и ленивых людей. Модель общества, неосуществимая никогда. Просто потому, что в природе нет примеров абсолютного равенства, независимо от начальных условий. Как правило, абсолютное равенство кончается нищетой для большинства и богатством для меньшинства. Которое, кстати, отнюдь не заработало это богатство своим трудом.

Между прочим, у Владимира Даля в словаре есть удивительное определение коммунизма: «право каждого на чужую собственность».

КОММУНИСТЫ

Вечно обиженные и вечно вчерашние.

УТОПИЯ

Антипод реальности. Неосуществимая идея. Коммунизм. Зазеркальный мир, который должен стать границей для здорового общества. Туда не следует заглядывать.

Коммунизм был нужен миру, чтобы мир не свернул с дороги естественного развития. Но почему именно Россия была избрана в качестве плацдарма для жестокой утопии, я не знаю.

Это где-то на небесах решалось.

«ЕСТЬ МНЕНИЕ…»

Анонимная сила. «Есть мнение» — ужасное изречение. Оно либо камуфлирует тайные замыслы того, кто эти слова произносит, либо показывает трусость, либо означает чванливое отношение начальства к народу как к быдлу. «Есть мне-ние» — формула манипуляции общественным мнением.

Сейчас это выражение мало употребляется, оно осталось в прошлом. Но сегодня есть формулы ничуть не лучше. Например, «по мнению аналитиков…» Или «эксперты считают…» На самом деле я знаю, как рождаются подобные изречения. Как правило, они означают всего лишь мнение конкретного журналиста, или политолога, или социолога, ученого. Мнение, которое отнюдь не является общепринятым, но которое хочется навязать людям. И оно навязывается обезличенно, потому что ни с кем не идентифицируется. Не с кем спорить! Потому и действует.

ЦЕНЗУРА

Цензура — навязывание своей собственной точки зрения обществу и прессе. Как правило, цензура исходит от властей, хотя и не всегда. Иногда она исходит от хозяев.

Цензура есть всегда и везде. И в открытом обществе, и в закрытом. Но в тоталитарном обществе цензура исходила от власти, и потому информация выдавалась в виде стереотипов, существующих во властных головах. В демократическом обществе цензура осуществляется хозяевами средств массовой информации. Но поскольку этих хозяев много и у них разные позиции, то каждая газета или телекомпания может занять свою нишу, и тогда совокупная палитра всех средств массовой информации создает ощущение многоцветности и отсутствия цензуры.

ВНУТРЕННИЙ ЦЕНЗОР

Внутренний цензор есть, естественно, у каждого человека. Каждый нормальный человек имеет внутренние ограничения, «что можно — что нельзя». У кого-то эти внутренние ограничения столь сильны, что он кажется «человеком в футляре». Замкнутым и неинтересным. У других, наоборот, внутренний цензор слаб — такие люди воспринимаются как экстравагантные и вызывающие.

Но цензор есть у всех. Даже у Мадонны, которая считается символом вседозволенности.

На фоне американского пуританства Мадонну даже не могут вселить в конкретные дома в Нью-Йорке, где живут респектабельные люди, с гораздо большими ограничителями. Тем не менее, я уверен, есть такие вещи, которые даже Мадонна не может сделать, — в силу собственных внутренних тормозов.

СОПРОТИВЛЕНИЕ

Сопротивление неприятно, но необходимо. Согласен с тем, что опираться можно только на то, что оказывает сопротивление. Только все-таки надо видеть разницу между сопротивлением и конфронтацией.

Разница существенная. Сопротивление — это желание высказать свою позицию, даже если она отличается от позиции «босса». А конфронтация — это желание во что бы то ни стало противостоять, противоречить своему оппоненту, не имея в виду достижение позитивной цели.

ИМПЕРИЯ

Государство как самодовлеющая сила, порабощающая человека.

Имперское сознание присуще многим, кто сейчас стремится к власти. Это грозит России произволом. Вследствие психологии, свойственной российской бюрократии и традиционным политическим концепциям. Для таких политиков «империя» предстает в крайнем, оголенном варианте: полное пренебрежение правами, свободами граждан. Для страны это беда. Либерализм для России гораздо более целебное лекарство, чем доведенное до абсурда государственничество. Причем наиболее эффектно, когда либерализм достигается не либеральными методами (вспомним хотя бы Петра Великого и Столыпина).

Тем не менее в России существуют какие-то внутренние пружины, которые толкают страну к империи. К порабощению. По всей видимости, причины подобной внутренней тенденции лежат в особом расположении России: между Европой и Азией. Точнее, на европейском и азиатском континенте. Поэтому восточный деспотизм иногда берет верх, отбрасывая Россию назад на долгие годы.

РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ

Не вижу никакой специфики. Единственная особенность российской империи в том, что помимо великодержавных, государственных начал было и еще одно мощное начало: огромное влияние православия.

«НЕ ПОХОЖ НА РУССКОГО ЦАРЯ…»

Жириновский. Не похож.

И Явлинский тоже не похож.

Кто похож? Ельцин. Очень похож. Петр I похож.

Русский царь должен концентрировать в себе и внешне, и внутренне основные черты характера русского человека. Причем не всегда эти черты должны быть позитивными. Например, Ельцин. С одной стороны, такой огромный русский мужик. С другой — достаточно бесшабашный, беспечный человек, часто храбрый, часто, как медведь, спящий. Это все характеризует русского человека.

Петр I. Достаточно жестокий человек. И одновременно — сентиментальный. Деятельный — и одновременно загульный. Человек трезвого ума — и полного безрассудства. Это все — черты русского характера.

Таким образом, «похожим на русского царя» может быть только тот, в ком сконцентрированы пусть не все, но многие черты русского характера. Внешность тут тоже имеет большое значение. Тем более теперь, когда в России царь избирается. В прошлые времена, когда царь не избирался, а получал трон по наследству, многие русские цари «не были похожи на русского царя». Павел I. Николай II. Совсем не похожи… И как следствие, были непонятными. Серыми. Никакими.

На царском месте может быть человек с нецарской внешностью и внутренностью. Это даже может и не нести с собой никакой трагедии. Это просто зря прожитое время для страны.

Совсем не похож на русского царя Горбачев. Абсолютно! Нерешительный, говорливый, и нашим и вашим, неспособный на какие-то отчаянные поступки… Не царь. И время его не царское было.

И Николай II такой же был. Они с Горбачевым похожи. И, кстати, судьба России сходна с характерами этих людей. При Николае, после его отречения от престола, страна развалилась и развязалась война. При Горбачеве случилось то же самое.

Нецарская внешность и внутренность может быть трагедией. А может оказаться незамеченной временем.

Кстати, и царь с очень «царскими» характеристиками может принести стране беду. Трагедию. Иван Грозный, к примеру, явно русский царь. Сталин. Явно русский царь. Ну и что хорошего?

У таких царей национальные свойства, решительность и жестокость, гораздо сильнее, чем у всего остального народа. Ленин был в какой-то степени царем. Хотя у него было слишком много хитрости и изворотливости. Ленин был жестокий и коварный, на мой взгляд. Но поскольку он был в то же время очень образованным и умным человеком, то мог свои малоприятные свойства скрывать. Хотя в результате все это проявилось.

Если читать полное собрание сочинений Ленина, то видно, как тщательно отбирались материалы.

ПРОГНОЗЫ

Прогнозы — то, чем должен заниматься политик. Если он хороший политик, его прогнозы часто сбываются.

Если он рожден для другого дела, он часто ошибается в своих прогнозах. В конечном итоге его политическая жизнь предрешена.

Довольно часто мои прогнозы сбываются. В отношении войны в Чечне, например. Или по поводу грядущих гражданских и экономических свобод (прогноз 80-х годов, был изложен в моей предвыборной программе 1989 года). Предвыборные программы — это ведь тоже прогнозы.

«ВОРУЮТ!..»

Ну да, воруют. Согласен с Карамзиным. Так по сей день и воруют.

Причем, что очень интересно, трудно сделать прививку против воровства. Существуют определенные общественные вакцины против воровства. В России и во всем мире. Первая из таких вакцин — постоянные выборы. Я имею в виду чиновников, а не просто граждан.

Вторая вакцина против воровства — частная собственность. Не общенародная, ничья, а частная — мощнейшее средство против воровства. Почему сейчас некоторые крестьяне недовольны режимом и преобразованиями? Потому что воровать стало сложнее. Но очень хочется: генетика.

Третья вакцина — оппозиция и пресса. Гласное распределение денег. Мы приняли закон в области, по которому деньги распределяются на конкурсной основе. Иные механизмы будем выжигать каленым железом. Нескольких руководителей, которые распределяли бюджетные средства без всяких конкурсов, чем способствовали воровству, я уже выгнал.

Но привычка создавать условия для воровства настолько сильна, что переломить ее очень трудно. Иногда просто прихожу в отчаяние. Думаю — ну, не способны мы жить нормально и цивилизованно, организовать все гласно и открыто.

А что касается граждан, тут — только частная собственность. Хотя бы ради того, чтобы это извечное российское зло ушло на второй план, нужно всячески развивать частную собственность, частную инициативу.

ПИЛОТНЫЕ ПРОЕКТЫ

Пилотные проекты — моя слабость. Я вообще склонен к тому, чтобы внедрять новые идеи. Но в то же время я с большой осторожностью отношусь к широкомасштабному внедрению новаций. Чтобы проверить и сделать более отточенной ту или иную концепцию, мы и разрабатываем пилотные проекты.

С пилотных проектов фактически начались все нижегородские преобразования. 4 апреля 1992 года мы продали на аукционе 22 магазина. Приватизировали первые четыре колхоза. И так далее. Сначала апробируется какая-то идея, в наиболее продвинутой местности, потом исправляются все ошибки, и только потом идем дальше.

СОБСТВЕННОСТЬ

Частная собственность делает человека независимым. Если государство заинтересовано в том, чтобы граждане были независимы и свободны, оно должно развивать частную собственность.

Другая задача государства — сделать так, чтобы эта собственность не сконцентрировалась в одних руках.

Собственность — это не только свобода. Это еще и ответственность. И потому ставить знак равенства между собственностью и свободой означает довести идею до абсурда. Человек, владеющий огромной, непомерной собственностью, тоже становится зависимым. Он становится заложником массы случайных обстоятельств. От политических катаклизмов до стихийных бедствий.

В этом смысле средний класс — настоящая мудрость. А развитие малого и среднего бизнеса — магистральный путь развития России, на мой взгляд. Потому что это, с одной стороны, создание достойной жизни для людей. С другой стороны, это незакрепощение тем, что тебе принадлежит. Иначе ты превращаешься в машину по сохранению своей собственности.

ЗЕМЛЯ КАК СОБСТВЕННОСТЬ

Достаточно парадоксальное понятие. В стране с устойчивой системой земля совершенно необязательно должна быть частной собственностью. Например, в Израиле нет частной собственности на землю. Земля находится в аренде.

А в стране с неустойчивым режимом земля, будучи в частной собственности, является гарантом независимости граждан от катаклизмов.

ЗДОРОВЬЕ НАЦИИ

Здоровая нация никогда не позволит прийти к власти всяким экстремистам. Человеконенавистникам. Европейские нации — здоровы.

ПРИОРИТЕТЫ

В чем состоит мой главный приоритет? В том, чтобы, занимая такую склочную должность, не погрязнуть в конфликтах, вранье и бесконечном выяснении отношений.

Это что касается рабочих приоритетов.

СПРАВЕДЛИВОСТЬ

Справедливость — это неравенство. Самое несправедливое, что есть на свете, это равенство. По-моему. Равенство — это серость.

А справедливость — это система, в которой каждый может себя реализовать. При этом огромное значение имеет роль власти в государстве. Власть обязана учитывать врожденные особенности людей и помогать слабым. Власть должна найти «золотую середину». В этом и состоит извечный спор между либералами и социалистами. Спор и состоит в том, что справедливо, а что — нет.

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ

Стремление поделиться с чужими тебе людьми. Очень нехарактерное стремление для изначально эгоистического человеческого существа.

МУРАВЕЙНИК. УЛЕЙ. ПОДОБНАЯ СИСТЕМА В СОЦИУМЕ

Казарма. Зона.

Что касается работы, то у нас появляются своего рода муравейники. И это хорошо, потому что это — способ выжить. А жить в подобном устройстве общества просто нельзя.

ВЫБОРЫ

Выборы — атрибут народовластия.

Перспектива выборов всегда заставляет даже самых непорядочных, нечестных властителей задумываться о своем поведении и хотя бы публично сдерживать свои не очень приличные устремления. Выборы являются чистилищем для людей власти, так как всегда находятся конкуренты, которые пытаются найти и обыграть самые неприглядные стороны твоей жизни и твоей деятельности.

На самом деле выборы — один из способов проветривать угрюмые и затхлые коридоры власти.

Я во многих выборах участвовал начиная с 1989 года. Тогда Горбачев разрешил проводить выборы в Верховный Совет СССР. Система выборов была несвободной, двухступенчатой. Сначала нужно было пройти сквозь сито номенклатурного окружного предвыборного собрания, в состав которого входили представители партийно-хозяйственной элиты. И если эта категория граждан посчитает необходимым твое участие в выборах, только тогда народу разрешалось голосовать за тебя или против.

Тогдашнее мое выступление на этой комиссии отличалось дерзостью и даже некоторым нахальством, поскольку, выступая в такой аудитории, я позволял себе высказываться против монополии партии на власть, за частную собственность, за независимую прессу, за отмену цензуры и политического сыска. Естественно, после таких речей напуганные начальники посчитали, что до народа эти мысли доносить нельзя. И не допустили меня к выборам вообще.

Следующие выборы были в 1990 году. Они были уже свободными, но довольно жесткими, потому что все-таки проходили под контролем компартии. Я имею в виду прессу, руководителей всех предприятий. Не обошлось без довольно забавных эпизодов. Самое главное состояло в том, что коммунисты, борясь со мной, предложили в качестве альтернативы одиннадцать (!) кандидатов. Все одиннадцать были коммунистами, которые, может быть, и имели разные программы, внешне, но внутренне отвечали требованиям тогдашнего обкома к народным депутатам.

Потом, когда я уже победил, я спросил одного босса, зачем они сделали такую глупость, зачем было одиннадцать коммунистов выдвигать против меня. Он наивно ответил:

— Если не понравился бы один из них, то мог понравиться другой. Или третий. Главная задача была, чтобы ты никому не понравился.

Это, конечно, демонстрировало отсутствие всякого политического опыта и полную беспомощность слабеющей тогда партии.

Мне было очень трудно встречаться с людьми. Многие руководители предприятий просто не допускали моих встреч с народом. Например, тогдашний директор автозавода долго не впускал меня на территорию предприятия, и мне пришлось проехать туда нелегальным образом. В кузове грузовика. А когда я приехал на встречу на автозаводскую ТЭЦ, собравшимся объявили, что все будут немедленно отправлены на уборку территории. В наказание. В нерабочее время. На целую неделю.

Мне это казалось просто замечательным делом: я понял, что с моей помощью вечно грязная территория завода (тогда, теперь чище стало) будет благоустроена и люди почувствуют себя более комфортно.

Кстати, несмотря на столь жесткие меры, народу на встречах было много.

Выборы тем не менее состоялись. Проходили они довольно интересно, в два тура. А потом, уже в 1993 году, были выборы в Совет Федерации. Они были довольно простыми для меня. С одной стороны, я уже был тогда губернатором, с другой стороны, отсутствовала довольно жесткая оппозиция.

Но вот следующие выборы, губернаторские, в конце 1995 года, оказались сложными. Они совпали с парламентскими выборами и носили ярко выраженный политический характер. К тому же появились соперники, имеющие деньги и влияние. Они хотели во что бы то ни стало победить.

Тем не менее 58% жителей области, принявших участие в голосовании, отдали свои голоса мне. А в самом Нижнем Новгороде я получил 65%.

Это, конечно, огромная ответственность: люди доверили мне возглавить исполнительную власть в области. Эту ответственность я постоянно ощущаю. Она не дает расслабиться и работать спустя рукава. Все время присутствует, все время обязывает.

Здорово, что впервые за многовековую историю и России, и Нижегородской губернии мы добились фантастического результата: народу было позволено самому выбирать собственную власть. В этом смысле меня всегда умиляют заявления некоторых большевиков об антинародном режиме. Как-то не вяжется термин «антинародный» с властью, которую избрал народ. Тем не менее такая фразеология до сих пор используется, хотя, по-моему, она ничего, кроме улыбки, вызывать не может.

Семья моя довольно скептически относилась к моему участию в выборах. А мать была просто против. Особенно возражали все, когда я принял решение участвовать в выборах в Верховный Совет России в 1990 году. Мои сотрудники в институте, особенно Александр Котюсов, который сейчас является моим помощником, совсем не хотели, чтобы я участвовал в этом деле. Мы даже спорили с Котюсовым на четыре бутылки коньяка, что я не буду участвовать, и я даже написал ему в том расписку. Я действительно сначала не очень-то хотел этого, еще хорошо помнилось то самое окружное предвыборное собрание.

Но потом как-то решился. Многие люди меня поддерживали, особенно активисты экологического движения против строительства атомной станции. Вот эта общественная поддержка «снизу», а не со стороны начальства, оказала решающее действие.

И я принял решение.

В принципе, я не жалею о своем многократном участии в выборах: выборы — поворотное решение не только для тех, кто за тебя голосует, но и для тебя самого.

Моя нынешняя губернаторская работа, будучи выборной, очень и очень непредсказуема. Проблема в том, что в России человек, находящийся у власти, имеет определенный статус. А человек, проигравший выборы или в силу иных обстоятельств покинувший пост, становится в какой-то степени изгоем. И попадает в довольно жесткие жизненные обстоятельства.

Эта особенность России, я надеюсь, со временем все-таки исчезнет. А сейчас это реалии жизни, и об этом нельзя забывать никогда.

ГРАЖДАНИН

В нашем обществе это довольно-таки казенное слово. А иногда даже ироничное. Содержание высокой гражданственности, мне кажется, сегодня в нем еще отсутствует.

Гражданское общество в нашей стране еще только зарождается.

Какие признаки гражданского общества? Свободное высказывание своих взглядов, независимая пресса, оппозиция и огромное число негосударственных, неправительственных, не зависящих от властных структур организаций, которые действуют в самых различных сферах.

Первые два момента у нас относительно реализованы. Что же касается последнего, то, за исключением церкви и еще очень немногих организаций, наше общество далеко не столь структурировано и не столь прочно обрело иммунитет против экстремизма, как хотелось бы. Как это всегда бывает в истинно гражданском обществе.

На самом деле наличие огромного числа разных центров влияния (а различные общественные организации и есть центры влияния) всегда приводит к стабилизации. В том числе и политической власти.

В России вообще такой традиции нет. Такая традиция сейчас только формируется. И поэтому понятие «гражданин» бытует у нас пока скорее в полуироническом значении, пришедшем из «милицейских рассказов» («Гражданин, пройдемте!»), чем в том высоком смысле, который означает свободного человека в свободной стране.