Глава шестнадцатая. Над Полюсом недоступности
Глава шестнадцатая. Над Полюсом недоступности
На квартире В. П. Чкалова – приехали испанские пионеры. С увлечением слушают они рассказы хозяина о его героических полетах.
Снова по вечерам трое друзей сидели в кабинете Чкалова над географическими картами и оживленно обсуждали трассу предстоящего полета. Мысль о Северном полюсе не оставляла их. Только теперь они разрабатывали еще более интересный и трудный маршрут: Москва – Северный полюс – Северная Америка.
После ухода Байдукова и Белякова Валерий Павлович не сразу расставался с картами. Он нехотя, с сожалением сворачивал их, прятал в нижнее отделение книжного шкафа и долго еще не ложился спать: все рассказывал и рассказывал терпеливой слушательнице – жене о трудностях и прелестях предстоящего воздушного пути.
Но вот вечера, посвященные будущему перелету, временно прекратились. По решению правительства самолет «NO-25» попал в число советских экспонатов Всемирной авиационной выставки в Париже.
Чкаловский экипаж летел на выставку в самую отвратительную погоду. От советской границы до Кенигсберга стоял сплошной туман. По пути к Кельну и Парижу с туманами перемежались дожди.
Но для Чкалова и его товарищей этот полет не был трудным. В назначенный срок Валерий Павлович посадил свою машину на парижском аэродроме «Ле Бурже».
Крупные авиационные фирмы многих стран демонстрировали на выставке свои достижения. На стендах авиационного моторостроения было показано около сотни самых разнообразных деталей. Посетители выставки имели также возможность подробно ознакомиться с десятками самолетов всевозможных марок. Однако советские павильоны вызывали особенный интерес у авиационных специалистов многих стран.
Предметом всеобщего внимания был «NO-25», И не только потому, что еще не успел остыть восторг, вызванный блестящим беспосадочным перелетом Москва – остров Удд. Советский самолет «NO-25» по многим своим данным значительно превосходил все представленные на выставке машины. Он обладал самой большой дальностью полета. Были у него и другие технические преимущества, наглядно свидетельствовавшие о громадных успехах советской авиационной промышленности.
Валерий Павлович с большим удовлетворением отмечал, что советские самолетостроители и моторостроители внесли много нового в авиационную технику и значительно опередили иностранцев. После внимательного знакомства со всеми павильонами выставки он с чувством гордости говорил:
– Пусть уж иностранцы не сетуют на нас! Мы шагаем так быстро, что Европа начинает отставать. На выставке много объектов, которые мы давно проверили и отбросили как негодные. Но есть и дельные новинки.
Чкалов старался понять и усвоить все, что могло быть полезным для его дальнейшей работы. Сейчас, когда он снова собирался в дальний полет, это было особенно важно и нужно. Все же свободного времени у него оставалось достаточно. Он часами бродил по Парижу, знакомился с его достопримечательностями. Впечатлений было много. Но под конец Валерий Павлович стал нетерпеливо ждать закрытия выставки и был счастлив, когда получил возможность вернуться на Родину, чтобы начать готовиться к трансполярному рейсу.
В Москве он тотчас же взялся за дело. Самолет «NO-25» много раз испытывался; совершенствовалось оборудование, устранялись дефекты, устанавливались новые приборы.
Но разрешение на перелет удалось получить не сразу. На очереди была высокоширотная экспедиция. Летчики Главсевморпути должны были доставить на Северный полюс и там высадить на дрейфующий лед океана научную экспедицию.
Подготовка экспедиции велась с широким размахом. Прежде всего правительство позаботилось о создании солидной базы, расположенной возможно ближе к полюсу.
Ранней весной начальник Главсевморпути поручил автору этих строк слетать на Землю Франца-Иосифа и обследовать там ряд островов. Лучшее место для нашей авиационной базы я нашел на далеком острове Рудольфа.
В том же 1936 году ледокол «Русанов» повез на остров Рудольфа двадцать полярников, которым предстояло работать на этой вновь организованной советской зимовке. Трюмы «Русанова» были заполнены самыми разнообразными грузами. Там находились два дома, склад и сараи в разобранном виде, радиомаяк, два трактора, два вездехода, большой запас горючего, продовольствие и даже 60 ездовых собак. Были там и ящики с необычным адресом: «Полюс».
В то время как создавалась база на острове Рудольфа, московские заводы готовили четырехмоторные воздушные корабли. Летчики должны были доставить на полюс научных работников и грузы для научно-исследовательской станции.
В маленькой комнатке в Рыбном переулке Москвы помещался штаб экспедиции. Сюда приносили образцы тары, керосиновых печек, ножей, посуды, обуви, белья, меховой одежды, табака и пищевых концентратов. Конструкторы, инженеры, рабочие любовно, старательно выполняли все заказы экспедиции.
Когда Чкалов впервые узнал об экспедиции на Северный полюс, он даже растерялся. Ему пришло в голову, что теперь у него и его друзей, Байдукова и Белякова, осталось мало шансов осуществить перелет через Северный полюс. Даже после того, как Валерий Павлович разобрался во всем, он еще долго не мог успокоиться.
Только продолжая испытывать истребители и оставаясь в воздухе один на один со стремительной, верткой машиной, Валерий Павлович забывал все и целиком отдавался любимому делу.
Уходя с завода, он думал о красавце «NO-25», о будущей воздушной трассе, которую уже прочертил на картах и на глобусе Александр Васильевич Беляков.
Товарищи знал», что Чкалов «болеет» мечтой о трансарктическом перелете, и относились к нему бережно, с большим тактом. Они понимали, что здесь были бы неуместны обычные добродушные шутки.
Однажды писатель Ф. И. Панферов, когда зашел разговор о будущем полете, в шутку сказал, что героям не следует рисковать жизнью; они, мол, свое уже сделали. Но Чкалов вспылил:
– Что ж, герои, по-вашему, это бычки, которых на веревке в стойле держать надо?!
В течение всей зимы в кабинете Чкалова обсуждался предстоящий беспосадочный полет из Москвы через полюс в США. Снова друзья засиживались до поздней ночи, и, так же как в прошлом году, благоразумный штурман Беляков напоминал, что утром каждого из них ждет работа.
Летчики и штурманы, участники экспедиции на Северный полюс, тоже часто собирались вместе, обычно у меня на квартире.
Однажды после тренировки на тяжелых воздушных кораблях все поехали ко мне прямо с аэродрома. Жена угостила озябших и проголодавшихся гостей ужином. Настроение у всех было приподнятое, – день старта был не за горами. Бывалые полярники подшучивали над флагштурманом экспедиции Спириным, впервые летевшим в Арктику, выдумывали разные «арктические ужасы». Все, включая Спирина, смеялись так громко, что жена временами беспокойно поглядывала на дверь соседней комнаты, где спали дети.
В разгар веселого шума раздался звонок. Никто не обратил на него внимания. Появление в столовой Чкалова было совсем неожиданным. Мы ему обрадовались, усадили его за стол. Чкалова все любили.
– Как живешь, Валерий? Что задумал? – спросил Молоков.
– Что задумал, – ответил Валерий Павлович, – об этом я вам сейчас скажу. Для этого я сюда и пришел… Хочу с вами на полюс лететь! – возбужденно продолжал он. – Саша Беляков – штурман замечательный, приведет нас всех на полюс. А там мы вам крылышками помашем – и обратно в Москву. Хорошо?
– Потренироваться хочешь, Валерий Павлович? – спросил Бабушкин. – Тренировка сложная получится, много времени у вашего экипажа отнимет. Смысла нет.
Чкалов сразу потух, резкие складки залегли у него около крепко сжатых губ. Я душой понимал Чкалова: не терпелось ему. А тут еще такая экспедиция! Нелегко в стороне оставаться… Но Бабушкин был прав.
Я постарался превратить все в шутку, перевести разговор на другую тему, но мне это плохо удавалось. Чкалов встал и молча подряд пожал всем сидевшим за столом руки. Мы пытались уговорить его остаться, но он так же молча покачал головой и, сделав общий поклон, ушел.
После его ухода разговор не клеился, гости скоро разошлись.
Прошло дней пять. Мы продолжали готовиться к полету. Попрежнему у меня на квартире собирался народ – участники экспедиции или корреспонденты газет, жаждавшие лететь на полюс. Случалось, что посетители приходили раньше хозяина и терпеливо ждали. Так случилось и в этот раз. Я смог вернуться домой лишь около 9 часов вечера, но в кабинете уже было сильно накурено. Синеватый дымок окутывал лица собеседников. Не успел я поздороваться, как раздался телефонный звонок. Знакомый низкий голос говорил в трубку:
– Здравствуй, Михаил! Это я, Чкалов. Рад, что застал тебя дома. Очень прошу, приезжай сейчас же ко мне. Душу надо отвести!
Неловко было отказать Валерию Павловичу, особенно потому, что еще не стерлось воспоминание о его неудачном визите. Да и самому мне хотелось повидаться, поговорить с ним. Я извинился перед гостями и поехал к Чкалову.
Валерия Павловича я застал у карты Арктики. В центре полярного бассейна, на Северном полюсе, алел маленький флажок. Густой красной чертой был обозначен путь через Полюс недоступности и дальше, до Соединенных Штатов Америки.
– Это все Саша разукрашивает, – кивнул Чкалов на своего штурмана и, оживляясь, спросил: – Когда же вы, наконец, улетите? Поторопитесь, голубчики!
– Мы и сами были бы рады улететь поскорее, – признался я.
– Успокой ты меня и моих орлов, – продолжал Чкалов, показывая в сторону Белякова и Байдукова. – Расскажи, как у вас идут дела. Ведь мы от вас целиком зависим. Нам не разрешают лететь, пока на Северном полюсе не будет организована научная зимовка.
Я подсел к письменному столу, и наша беседа продолжалась до поздней ночи…
Об этом периоде Чкалов впоследствии писал: «Но как быть – разрешения нет, а работы по подготовке к полету начались. Прекращать работы или нет? Решили не прекращать, но вести их втайне. Это была, как мы называли, „контрабанда“. В марте самолет был готов. В конце этого же месяца полярная экспедиция О. Ю. Шмидта вылетела на о. Рудольфа. Никто из друзей не знал о наших „контрабандных“ работах. Даже журналисты не проведали о них. Когда нас допекали расспросами, мы говорили: „Да что вы, товарищи, мы ни к каким полетам не готовимся. Просто проводим очередной ремонт машины“.
Молнией облетело весь мир сообщение о блестящей высадке советского десанта на Северный полюс. Долго я крепился, наконец не выдержал и позвонил товарищу Молотову. Я решил попросить его сообщить, каково мнение товарища Сталина о нашем предложении лететь в Северную Америку.
– Здравствуйте, товарищ Молотов!
– Приветствую. Что скажете хорошего?
– Я, товарищ Молотов, хочу напомнить о нашем ходатайстве лететь через Северный полюс.
– Что, загорелись?
– Мы давно уже загорелись. Машина у нас готова. Все готово.
– Как все готово? Ведь разрешения нет.
– А мы на всякий случай…
Товарищ Молотов рассмеялся и сказал:
– Хорошо, товарищ Чкалов. Сейчас можно и через полюс. На-днях обсудим ваш вопрос».
25 мая 1937 года Чкалова и Байдукова (Белякова не было в Москве) пригласили в Кремль для доклада правительству о плане беспосадочного перелета Москва – Северная Америка.
Обрадованные, они поспешили в Кремль.
На письменном столе в кабинете И. В. Сталина стояла модель «NO-25».
Валерий Павлович сразу повеселел. И когда Иосиф Виссарионович спросил его:
– Что, опять земли не хватает? Опять собираетесь лететь?
Валерий Павлович ответил убежденно:
– Да, товарищ Сталин, время подходит, пришли просить разрешения правительства на перелет через Северный полюс.
– Куда же вы собираетесь лететь? Кто из вас будет докладывать? – спросил Иосиф Виссарионович.
Говорили по очереди: сначала Чкалов, потом Байдуков. Оба боялись проговориться о «контрабандной» подготовке «NO-25», но Сталин расспрашивал их таким спокойным задушевным тоном, что они рассказали все начистоту.
В течение полутора часов обсуждались все детали будущего трансполярного рейса. Все согласились, что время года как раз подходит для перелета через высокие широты, а станция «Северный полюс» сможет оказать большую помощь участникам перелета.
* * *
О перелете Москва – Северный полюс – США лучше всего рассказал сам Валерий Павлович в своей книге «Наш трансполярный рейс»:
«– Старт дан!
Я пустил самолет по бетонной дорожке. Начался самый трудный, самый сложный и вместе с тем самый короткий этап перелета: нужно оторвать тяжело нагруженную машину от земли. Ревущий на полных оборотах мотор понес самолет. Теперь только бы не свернуть. С каждой секундой самолет набирает скорость.
Последний привет рукой в сторону провожающих, и я отрываю самолет от земли. Подпрыгнув раз-другой, машина остается висеть в воздухе. Байдуков убирает шасси. Мелькают ангары, затем Щелково, его фабричные трубы. Мы летим. Внизу леса, поля, реки. Утро. Страна просыпается.
Белякову, по графику, первые четыре часа нужно отдыхать. Обязанности штурмана и радиста возложены на Байдукова. Началась первая вахта.
Мотор ревет, работая на полную мощность. Солнце уже высоко поднялось и начинает слепить глаза. Внизу густой туман ложится по лощинам. Проходит час, полтора. Нас все еще провожают в воздухе двухмоторный самолет и другой, поменьше, скоростной дружок. Но вскоре и они, приветливо качнув крыльями, исчезли.
Прошли Череповец. Высота – 1200 метров. Беляков проснулся раньше срока. О чем-то говорит с Егором, Слышу их плохо. В кабине непрерывная песня мотора. Саша сменяет Байдукова. Через четыре часа Байдуков сменит меня. Захотелось курить. Крикнул Байдукову. Гляжу, через пару минут он затягивается и сует курево мне. Как приятен табак в эти минуты!
Попросил подкачать масла. Маслометр показывает только 80 килограммов. Байдуков ретиво взялся за эту операцию. Через несколько минут Беляков поднял тревогу: на полу появилось масло.
– Бьет откуда-то! – крикнул Саша.
Вскоре весь пол был залит маслом.
Неужели что-нибудь лопнуло? Не может быть, даже не верится. Что делать? Решаю – откачать обратно. Байдуков и эту операцию выполнил на «отлично». Потоки в кабине уменьшились, а вскоре и вовсе прекратились. Стало ясно, что масло шло из дренажа. Значит, больше перекачивать не нужно.
Все успокоились. Высота – 2000 метров. Идем по графику. Бензин расходуется нормально. Байдуков уснул, закутав ноги спальным мешком. Беляков копошится у радиостанции. Прошел еще один час.
Скоро мне сменяться. Я уже восемь часов просидел за штурвалом. Впереди еще много тяжелых невзгод. Нужно сохранить силы. Разбудил Егора. Ему не очень хотелось просыпаться, но я уже откинул заднюю спинку и ждал, когда он займет мое место. Но вот он перекинул ноги на управление. Делать это приходилось из-за тесноты весьма искусно. Я свободен. Правда, относительно. Каждую минуту нужно быть наготове. Прилег, закурил трубку. Беляков передает в Москву наши координаты. Вдруг неистовый крик Егора. Что такое, в чем дело? Вскочил, смотрю – на стекле и крыльях лед. Мотор затрясся, стал вибрировать.
– Давай скорее давление на антиобледенитель! – закричал Егор.
Я начал качать насосом. Егор открыл капельник, и солидная струя спиртовой жидкости быстро очистила винт ото льда. Самолет стал спокойнее.
Оказалось, что самолет попал между двумя слоями облачности и стал обледеневать.
Егор правильно сориентировался, дал полный газ мотору, и самолет медленно, метр за метром набирал высоту: 2200 – 2300 – 2400 – 2500 метров. Уже появилось солнце. Конец облачности.
Мы над Баренцовым морем. Внизу мелькнуло какое-то судно. Я укутался потеплее и заснул.
Проснулся от толчков. Это Байдуков просит смены. Пришлось проститься с ложем, спальным мешком и ползти к штурвалу».
* * *
Когда Чкалов, борясь с усталостью, ввел свой самолет в глубь Полярного бассейна, воздушные корабли высокоширотной экспедиции, высадившие на лед в районе Северного полюса отважных исследователей И. Д. Папанина, Э. Т. Кренкеля, П. П. Ширшова и Е. К. Федорова, стояли на аэродроме в Амдерме. Мы рвались домой, в Москву. Однако нам пришлось запастись терпением. Вылет неожиданно отменили. Обычно малейшая задержка в пути вызывала недовольство, но на этот раз у всех было приподнято-радостное настроение. Сидеть в Амдерме пришлось из-за того, что все радиостанции были заняты – ловили в эфире сигналы самолета «NO-25». Чкалов, Байдуков и Беляков летели из Москвы через Северный полюс в Америку.
– Счастливого пути, дорогие товарищи! – тепло сказал Иван Тимофеевич Спирин.
Мы были уверены в успехе наших друзей, но все же волновались. Географическая карта лежала перед нами на столе. Неизвестно, какие трудности встретятся экипажу «NO-25» в пути.
Чкалов описал героическую борьбу с этими трудностями просто, спокойно, словно обычную, будничную работу:
«Мы уже 13 часов в полете. Высота – 3000 метров. Земли не видно. У Белякова вышел из строя секстант. Куда нас снесло, какой силы ветер – неизвестно. Приняв очередную радиограмму, Беляков уступил свое штурманское место Байдукову и завалился спать.
Начало темнеть. Подступает обещанный еще в Москве циклон. Стало совсем темно. Влево от нас сплошная черная стена. Резко изменив курс, я повел самолет вправо. Но надвигающийся циклон неумолим, он стремительно несет облако вправо, преграждая нам путь. Я стараюсь обойти облачность. Курс на остров Рудольфа. Высота уже 4000 метров. В кабине холодновато. Снаружи температура 24° ниже нуля. Стало не по себе. Отопление включили, а толку мало. Зябнем. Погода все ухудшается и ухудшается. Подошло время смены. Байдуков ползет ко мне. Сменились. Предлагаю Егору вести самолет вслепую. Сам не ухожу, подкачиваю давление в бачке антиобледенителя.
Егор, этот изумительный мастер слепого полета, смело полез в стену циклона. Все скрылось из поля зрения. Самолет, со всех сторон закрытый облаками, стал мгновенно покрываться прозрачным льдом. Начались тряска, вздрагивания. Темно, зябко. Неужели слепые силы природы восторжествуют и наш краснокрылый «РД», как ледышка, грохнется вниз? Нет, не думать об этом!
Открыв кран доотказа, Байдуков добился прекращения обледенения на винте. Но плоскости, стабилизатор, антенны быстро леденели. Егор упорно набирал высоту. Мотор берет хорошо. Полный газ! 4100 метров. Еще 50—80 метров, и показалось солнце. Егор посмотрел на меня, улыбнулся. Я тоже. Все было понятно без слов. Усталость берет свое. Засыпаю.
Вскоре смена. Уже 17 часов мы в полете. Я встал, подкачал масла из запасных баков в резервный и сменил Егора. Самолет идет спокойно. Мотор работает безотказно. В Москву послана радиограмма: «Скоро Земля Франца-Иосифа. Все в порядке». Что-то еще преподнесет нам Арктика? Летишь и не знаешь, где подстерегает ее зловещая рука. В такие минуты собираешь себя всего, думаешь о Сталине, о Родине, о всех близких. И это придает столько энергии, столько решимости, что постоянно мозг сверлит одна мысль: не отступать, только вперед!
…20 часов по Гринвичскому времени. Солнце высоко. Проходит еще 20 минут, и Беляков вносит в бортовой журнал: «20 час. 20 мин. – мыс Баренца, на острове Норбрук архипелага Земли Франца-Иосифа».
Высота полета – 4300 метров. На фоне ослепительных снегов, ледяных полей резко очерчены величавые и молчаливые острова арктической земли. В 22 час. 10 мин. Беляков радирует: «Нахожусь Земля Франца-Иосифа. Все в порядке». Он ищет маяк Рудольфа. Наконец мы слышим его. Путь лежит по 58-му меридиану к Северному полюсу.
Бескрайный океан льдов лежит внизу.
…Арктика ревниво хранит свои тайны. Их оберегают не только бури и туманы, но и волшебные миражи, возникающие в ледяной пустыне с такой же легкостью, как и в знойной, песчаной. Известно, что спутники Амундсена, истощенные многочасовой вахтой на борту дирижабля «Норвегия», к концу путешествия галлюцинировали. Известно также, что знаменитый моряк Росс, углубившийся в узкий проход на запад в Баффиновом заливе, вскоре отступил назад, так как увидел горный кряж, преграждавший ему дорогу. На самом деле это был мираж, а проход выводил к полюсу.
С понятным волнением приближаемся мы к этим местам. Ведь теперь это наша, советская «территория», если можно так назвать непрочные, дрейфующие льды.
Где-то поблизости от нашей трассы, примерно на долготе Гринвичского меридиана, плывут на льдине наши героические соотечественники, жители Северного полюса: Папанин, Кренкель, Ширшов и Федоров. Хотелось бы увидеть их поселок, резко выделяющийся черным пятном на белизне льдов, сбросить приветственный вымпел, покачать крыльями в виде молчаливого салюта».
* * *
Легко представить себе настроение Чкалова в тот момент, всю силу его желания увидеть своих в самом сердце Арктики. Иван Дмитриевич Папанин и его товарищи в свою очередь нетерпеливо прислушивались: когда же, наконец, донесется гул мотора. Но самолет пролетел в стороне от дрейфующей станции «Северный полюс».
«Погода прекрасная, – продолжает Чкалов. – Вверху – солнце, ослепительное солнце, внизу – бескрайные ледяные поля. Высота – 4000 метров.
Наступило 19 июня. Летим сутки. Байдуков и Беляков посасывают кислород. «Омоложенный» очередной порцией кислорода, Байдуков уснул.
Справа появился циклон. Пришлось уклониться от курса. Не ладилось с радиостанцией. Передатчик исправлен, но приема никакого. Внизу – все те же ледяные поля.
Скоро должен быть полюс. Высота – 4150 метров. Компасы стали более чувствительны. Байдуков уже сменил меня.
90° северной широты. Вот он, долгожданный Северный полюс! Где-то влево от нас, на дрейфующей льдине четыре отважных героя, четверо мужественных советских полярников борются на благо Родины и мировой науки. Слава им!
В 5 час. 10 мин. Беляков отстучал: «Все в порядке! Перелетели полюс, попутный ветер, льды, открытые белые ледяные поля с трещинами и разводьями. Настроение бодрое, высота полета 4200 метров».
Мы летим дальше – к Полюсу недоступности. Здесь еще не было самолетов. Нам первым предстоит пересечь этот загадочный полярный бассейн.
Идем по солнечному курсу, на юг, по 123-му меридиану.
Смотрю за борт. Какая величественная картина, какие льды! Картина вечных льдов может быть описана только большим художником слова, который нашим богатым русским языком мог бы передать все величие суровой Арктики. Но нам наблюдать за красотой открывшегося несравненного зрелища мешает управление самолетом…
Передаем радиограмму на имя товарища Сталина:
«МОСКВА, КРЕМЛЬ, СТАЛИНУ.
Полюс позади. Идем над Полюсом недоступности. Полны желания выполнить Ваше задание. Экипаж чувствует себя хорошо. Привет.
Чкалов, Байдуков, Беляков».
Вновь облака. Высота – 5000 метров. Оставляем облачность внизу. Попутный ветер. Скорость – 200 километров в час. Глотаем кислород. Но циклон решительно наступает развернутым фронтом. Вскоре мы оказались у стены облачности, высотой примерно в 6500 метров. Лезть в облака Егору не хотелось. Он повернул немного назад. А еще через 20 минут завернул за облачную гору, влево. Но и это не помогло. Облака нагнали нас. Пришлось лезть в облака. Температура – минус 30°. Высота – 5700 метров. Снова летим вслепую. Самолет бросает. Егор напрягает все усилия, чтобы удержать машину. Так продолжается час. Но становится очевидным, что лететь дальше на такой высоте невозможно. Сантиметровый слой льда покрыл почти весь самолет. Лед абсолютно белого цвета, как фарфор. «Фарфоровое» обледенение – самое страшное. Лед необычайно крепок. Достаточно сказать, что он держится в течение 16 часов не оттаивая.
Пошли вниз. На высоте 3 тысяч метров в разрыве облачности увидели какой-то остров.
Вдруг из передней части капотов мотора что-то брызнуло. Запахло спиртом. Что случилось? Неужели беда?
…Переднее стекло еще больше обледенело. Егор, просунув руку сквозь боковые стекла кабины, стал срубать финкой лед. Срубив немного, он обнаружил через образовавшееся «окошко», что воды в расширительном бачке больше нет. Красный поплавок, показывающий уровень воды, скрылся. Стали работать насосом. Ни черта! Вода не забирается. Нет воды. Замерз трубопровод. Машина идет на минимальных оборотах. Что делать? Сейчас все замерзнет, мотор откажет… Катастрофа?! Где взять воду? Я бросился к запасному баку – лед… К питьевой – в резиновом мешке лед… Беляков режет мешок. Под ледяной корой еще есть немного воды. Добавляем ее в бак. Но этого мало. В термосах – чай с лимоном. Сливаем туда же. Насос заработал. Скоро показался поплавок. Егор постепенно увеличивал число оборотов. Трубопровод отогрелся. Самолет ушел в высоту.
Три часа потеряли мы в борьбе с циклоном. Но сейчас уже солнце. Появилась коричневая земля: острова Бэнкса.
Экипаж сразу почувствовал облегчение. Байдуков и Беляков, проголодавшись, уплетали за обе щеки промерзшие яблоки и апельсины. За 40 часов полета это был второй прием пищи. Я отказался от этого блюда, довольствуясь туго набитой трубкой.
При исключительно хорошей погоде мы пошли над чистой водой, а в 16 час. 15 мин. прошли над мысом Пирс-Пойнт. Под нами – территория Канады. В упорной, напряженной борьбе с циклонами потеряно много времени, много горючего и еще больше физических сил, но мы летим первыми. История нас не осудит.
Канадский архипелаг – одно из величайших в мире скоплений островов. В природном отношении север Канады многим напоминает нашу Арктику. Все многочисленные проливы затянуты льдом.
В 18 часов увидели Большое Медвежье озеро. Я за штурвалом. Байдуков несет вахту штурмана. Погода отличная. Внизу – огромное озеро, причудливое по форме, с многочисленными губами, глубоко вдающимися в сушу, забитое плотным льдом. Земля попрежнему безжизненна, без леса и кустарника. В 20 часов подошли к реке Мэкензи, одной из величайших рек американского континента. Река уже очистилась ото льдов. Видны гряды невысоких гор, кучевые облака. Самолет стало побалтывать. Погода ухудшилась.
Подошла пора сменяться. Управление отдано Егору. Откуда-то слева надвинулся циклон. Непрошенный гость. Идем вдоль циклона, чтобы выйти к побережью Тихого океана. Снова потеря горючего. Но ничего не поделаешь. Кислорода у нас маловато. Итти на прямую – значит обледенеть. Ниже 4 тысяч метров итти нельзя, так как можно врезаться в горы, знаменитые Кордильеры – гигантское нагромождение горных хребтов. Если бы не проклятый циклон, наш путь лежал бы на юго-восток, в обжитые сельскохозяйственные районы. Перелетев через цепи Скалистых гор в их наиболее низкой части, мы могли бы взять курс прямо на юг, через обширное плато, по реке Фрэзер, до крупнейшего канадского порта на Тихом океане – Ванкувера и лежащего в 200 километрах от него Сиэттля. Но Циклон подстерег нас и заставил итти в обход горных кряжей, на запад. Выбор сделан! Байдуков уверенно ведет самолет к Тихому океану».
Это разумное решение свидетельствовало о том, что экипаж «NO-25» сохранял мужество и спокойную деловитость даже в самые тяжелые моменты перелета.
* * *
«Начались горы, окружающие долину Мэкензи.
Облачность стала более плотной и скрыла землю. Высота – 5500 метров. Сосем кислород. Беляков сообщает, что кислорода имеется только на один час полета.
Стало холодно. Внутри кабины замерзла вода. Все превратилось в лед. Идем на малых оборотах. Увеличивать число оборотов никто из нас не рискнул бы. Горючее надо расходовать осторожно: обход циклона неизбежно повлечет усиленный расход бензина.
45 часов полета на высоте 4000—4500 метров дают себя знать. Становится необходимым гораздо чаще сменяться, а главное, чаще прикладываться к кислороду. Больше часа теперь у штурвала не просидишь. Байдуков просит смены. Он побледнел, вытянулся весь и, освободившись от штурвала, сразу бросается к кислородной маске. Высота – 6 тысяч метров. Дышать становится все труднее и труднее. Вдруг что-то теплое ощущаю на верхней губе. Вытер. На пальцах – кровь. Еще несколько секунд. Кровь хлынула носом. Сидеть невозможно. Дышать уже нечем. Пульс – 140. Сердце колет. С трудом останавливаю кровь и быстро надеваю маску. Сразу наступает облегчение. Но дышишь кислородом с перерывами, – его очень мало».
Валерий Павлович не упомянул, как он отказывался от своей порции кислорода в пользу товарищей. Он считал, что при его здоровье это вполне естественно, что он может терпеть кислородное голодание. Это так характерно для Чкалова!
Валерий Павлович продолжает свой рассказ:
«Самолет веду прежним курсом, через Скалистые горы – к океану. Идем бреющим полетом над облаками. Просидев час, прошу смены. Впереди облачность повышается. Высота – 6100 метров. Облака лезут еще выше. Егор влезает в них. Мутная масса запеленала нас.
По расчетам скоро должен быть берег. Кислород кончился. Нужно снижаться. Без кислорода лететь на такой высоте нельзя. За час полета самолет снизился до 4000 метров. Вскоре показалась вода, – значит, Скалистые горы пройдены. Мы над Тихим океаном. На пересечение гор затрачено свыше четырех часов полета. Берега закрыты туманом. Солнца нет. Определить, где мы находимся, невозможно.
В 1 час 20 мин. туман разорвался и слева показались какие-то острова. Беляков объявил, что мы подходим к северной оконечности островов Шарлотты.
Самолет летит вдоль берега. Ночь. В кабине горит свет. Опять появились облака. Зажгли бортовые огни. Снова начался слепой полет. Опять набор высоты. За бортом – ледяная крупа. Темно. Хочется пить. Байдуков просит того же. Но воды нет. Есть лед. Сосем ледышки.
Высота – 4500 метров. Ночь над Тихим океаном кончается. Горизонт на востоке розовеет. Звезды гаснут. Внизу, слева заблестели огни какого-то города. Опускаемся ниже. Началась Северная Америка.
60 часов полета. Белякова забросали вызовами. Все они на английском языке. Разобраться в них невозможно, он настраивается на Сиэттль. Оказывается, Сиэттль уже позади. Нужно ждать маяка Портланда. Наконец появился маяк Портланда. По его позывным сигналам идем уверенно.
Смотрю на карту. Река Колумбия. На левом берегу город. Это Портланд. Мы уже 62 часа в полете.
Идет дождь. В расходном баке бензин кончается. Надо заканчивать полет, садиться. Мы – над городом Юджин. Как поступить? Решаем повернуть назад к Портланду. Несемся над разорванными клочьями тумана, над лесами, над реками. Даю карту Егору. По ней видно, что военный аэродром чуть дальше – у города Ванкувера. Летим туда.
Летим совсем низко. Байдуков осматривает посадочное поле. Узкий аэродром. Ангары. Знаков никаких.
Вираж. Мы несемся над землей.
– Газ давай! – кричу я Егору. Иначе попали бы в какую-то запаханную часть поля. Колеса коснулись американской земли. Беляков как ни в чем не бывало продолжал начатую им еще в воздухе уборку самолета. Я кричу ему: «Саша! Сели!» Никакого впечатления. Он собирает какие-то веревочки, клочки бумаги, складывает карты, штурманские «пожитки». Чего стоит такое доверие к нам, пилотам, штурмана Белякова! Он не сомневался в благополучной посадке, как и я не сомневался, что Саша Беляков всегда даст правильный курс.
Говорят, что мы трое совершенно различные по характеру люди. Мне трудно судить об этом. Быть может, это и так, но одно достоверно: мы – неплохо сработавшийся коллектив. Мы знаем друг друга, знаем достоинства и недостатки каждого и, что особенно важно, доверяем друг другу. Это доверие, которое окрепло во время первого совместного перелета, помогало нам. Я мог спокойно спать, отдав штурвал Егору Байдукову на несколько часов слепого полета в тяжелой метеорологической обстановке. Я знал – Егор отлично проведет машину.
Несмотря на все трудности, нас ни разу не покидали бодрость, вера в благополучное завершение полета. Источник бодрости мы черпали в чувстве близости советского народа, в сознании, что о нас заботится и думает дорогая Родина, что о нас вспоминает и следит за нашим полетом товарищ Сталин. С такими чувствами никакие циклоны не страшны!
Полет был закончен 20 июня в 16 час. 30 мин. по Гринвичу, или в 19 час. 30 мин. по московскому времени. Шел дождь».
* * *
В Соединенных Штатах Америки восторженно встретили русских героев-летчиков. Простые люди Америки искренно радовались успехам советской авиации. Чкалову и его товарищам пришлось выступать в разных городах. Везде, где они появлялись, возникали многолюдные митинги. Дни были заняты бесконечными торжественными приемами в Портланде, Сан-Франциско, Вашингтоне, Нью-Йорке.
Экипаж самолета «NO-25» получил приветствие от президента Рузвельта. Это приветствие произвело особенное впечатление на американцев, так как оно было послано в воскресенье, когда государственная жизнь в США замирает. Успех советских летчиков был настолько исключителен, что президент нарушил традиции.
Позднее в Белом доме Рузвельт лично поздравил Чкалова, Байдукова и Белякова.
Ни с чем не сравнимую радость доставила отважным летчикам телеграмма из Москвы. В ней говорилось:
«Горячо поздравляем вас с блестящей победой.
Успешное завершение геройского беспосадочного перелета Москва – Северный полюс – Соединенные Штаты Америки вызывает любовь и восхищение трудящихся всего Советского Союза.
Гордимся отважными и мужественными советскими летчиками, не знающими преград в деле достижения поставленной цели.
Обнимаем вас и жмем ваши руки.
И. Сталин, В. Молотов, К. Ворошилов, Л. Каганович, М. Калинин, А. Жданов, А. Микоян, А. Андреев».
* * *
– Нашим полетом мы только начинаем потихоньку платить свои долги Родине, народу, – сказал товарищам Валерий Павлович.
Победа чкаловского экипажа была настоящим триумфом советской авиации, демонстрацией силы и могущества Советского Союза.
Во всех газетах США передовые статьи были посвящены героическому перелету. Даже реакционная печать восхищалась советскими летчиками, вписавшими замечательную страницу в историю авиации. Единодушно признавалось, что Чкалов и его спутники совершили блестящий подвиг.
Искусство наших летчиков и наша великолепная авиационная техника явились неожиданностью для народа США. Рядовые американцы не имели действительного представления о СССР, так как принуждены были пользоваться грубо-тенденциозной, ложной информацией о жизни в Советском Союзе, о советских людях. Теперь из Москвы через Северный полюс прибыли в Америку посланцы нового мира.
Чкалов прилетел в США как представитель могущественной передовой страны. Все его выступления были проникнуты чувством советской национальной гордости.
На митинге, организованном редакцией журнала «Советская Россия сегодня», Валерий Павлович говорил:
– Советский Союз идет от победы к победе, и мы здесь заранее просим извинения перед своими американскими друзьями, если через некоторое время перегоним их во всех областях.
* * *
Во время пребывания в Америке Чкалов видел весьма неприглядные стороны так называемого американского образа жизни. Удручающе действовал на него блеск роскоши рядом с картиной массовой нищеты. Здесь на деле столкнулся он с отвратительным явлением – воинствующим американским расизмом, человеконенавистнической теорией о превосходстве «высшей» англо-саксонской расы над другими, «неполноценными» расами.
Конечно, Валерий Павлович давно знал, что в Америке люди с черной кожей – негры – лишены человеческих прав. Но когда ему пришлось своими глазами увидеть вывешенное на аэродроме около бака с водой объявление: «Только для белых», он с новой силой почувствовал отвращение к капиталистическому строю, строю бесправия и угнетения, и вместе с тем испытал великую гордость за свою свободную счастливую Родину – путеводную звезду человечества. Случай, когда он не смог пригласить с собой в ресторан шофера-негра и вынужден был оставить его дожидаться в машине, так подействовал на Валерия Павловича, что он долго удивлял своих друзей необычной для него угрюмостью.
– Страшно живут здесь люди, – сказал Чкалов Байдукову, – страшно. Миллионы белых безработных по своим страданиям тоже недалеко ушли от негров. И нашему брату-летчику невесело живется в этой стране. Сколько их безработных бродит! Да и тем счастливчикам, которые имеют работу, тоже невесело. Здесь все построено на наживе, здесь летное мастерство только деньгами оценивается. О радости творчества они и представления не имеют.
И Валерий Павлович убежденно добавил:
– Надо скорее домой, здешний «климат» не для нас!
Банкеты, чествования, восторги толпы не радовали Чкалова. Он все время твердил товарищам:
– Мы не туристы, не развлекаться сюда приехали. Пора домой, пора снова браться за работу.
Перед самым отъездом экипаж «NO-25» получил сообщение о новом замечательном достижении родной авиации: Громов со вторым пилотом Юмашевым и штурманом Данилиным вылетел из Москвы в США. Свой самолет, тоже «NO-25», Михаил Михайлович посадил в Сан-Джансито и завоевал официальный мировой рекорд дальности полета.
Это произошло 14 июля. В тот же день Чкалов, Байдуков и Беляков отплыли из Нью-Йорка в Европу на пароходе «Нормандия». Настроение у них было чудесное, их радовали победы родной страны.
Во время плавания на палубе «Нормандии» произошел характерный разговор между Валерием Павловичем и одним американским дельцом.
– Вы богаты, мистер Чкалов? – спросил делец.
– Да, очень богат.
– В чем выражается ваше богатство?
– У меня 170 миллионов.
– 170… чего – рублей или долларов?
– Нет. 170 миллионов человек, которые работают на меня так же, как я работаю на них.
Так Чкалов со свойственным ему умом и находчивостью воспользовался случаем еще и еще раз показать моральное и культурное превосходство советского человека над человеком буржуазного мира.
Триумф экипажа «NO-25», начавшийся в Америке, продолжался и в Париже. Чкалову особенно запомнилась встреча с трудящимися французской столицы, организованная Обществом друзей СССР.
Известный французский политический деятель и писатель Вайян-Кутюрье выступил на митинге в честь наших летчиков с яркой речью, в которой, между прочим, сказал:
– В отличие от фашистской авиации, несущей с собой смерть и разрушение, советская авиация служит мирным целям, служит на пользу всего человечества.
Парижане забросали героическую тройку цветами. Чкалов, Байдуков и Беляков возложили все полученные ими цветы на памятник французским летчикам, погибшим при исполнении служебного долга. Об этом тотчас узнал и заговорил весь Париж.
Перед отъездом Валерий Павлович посетил те места в Париже, где жил и работал В. И. Ленин.
На границе героев-летчиков приветствовали родные советские люди. Было много цветов, звучала музыка. После митинга Чкалов сказал пограничникам:
– Побольше ясных ночей желаю. Чтобы туманов не было. Мы-то с вами хорошо знаем, как опасен туман.
Восторженно и радостно встреченные в Москве, Валерий Павлович и его товарищи прямо с Белорусского вокзала вместе с семьями были приглашены в Кремль.
В Кремле на банкете Чкалов говорил:
– Многое повидали мы в дни перелета, в дни нашего путешествия. Мы видели, как зарубежные рабочие относятся к нашей стране, с какой надеждой и упованием смотрят они на Советский Союз…