В ОБЪЯТИЯХ МУЗЫ

Пока Сервантес разъезжал по делам королевской службы, его брат Родриго воевал под началом известного командира, участника Лепанто, дона Альваро де Базана, против португальской колонии — Азорских островов, не признававших власти Филиппа II. Здесь укрылся бежавший с материка претендент на португальскую корону дон Антонио. Его поддерживала французская военная эскадра. В сентябре 1583 года сопротивление неприятеля было сломлено, и испанская флотилия с триумфом вошла в порт Лиссабон.

Прошло почти два года, как Сервантес после орано-лиссабонских поездок вернулся в Кастилию. Вначале он пытался найти хоть какое-то понимание у властей, отправляя бесконечные прошения в разные инстанции с просьбами о денежной помощи герою Лепанто, инвалиду и пленнику алжирских корсаров. Но все усилия по-прежнему были тщетны. Письма с отказами приходили одно за другим. Надо было искать какой-то другой выход.

Существует гипотеза, что по прибытии в Испанию Сервантес продолжил свое образование в стенах Саламанкского университета и что именно оттуда он вынес имена Диего де Каррьясо и Хуана де Авенданьо, героев одной из «назидательных» новелл «Высокородная судомойка». Их имена действительно встречаются в списках студентов Саламанки в 1581 и 1584 годах. Живое описание студенческого быта в «Мнимой тетке» также склоняет к этому мнению. Еще одним аргументом в пользу предположения об университетском образовании Сервантеса служат его обширные знания и эрудиция, демонстрируемая в художественных текстах.

Между тем большинство исследователей и почитателей писателя эту точку зрения не разделяют, утверждая, что в отличие от Кеведо, Гонгоры или Кальдерона автор «Дон Кихота» не следовал ученой карьере, не зря же он сам себя называл «ingenio lego» — «умом, не изощренным в университетской науке».

Это не мешало ему обладать обширными познаниями в самых разных областях знаний. Его эрудиция поражает. Он хорошо знал античную культуру. В его сочинениях можно встретить множество цитат классиков, начиная с Гомера, Вергилия, Овидия, Горация и заканчивая Эзопом, Персием, Ювеналом, Тибуллом и Апулеем. Истоки этих знаний ясны: чтение было одним из любимейших занятий Сервантеса. Писатель всегда находился в гуще событий, много путешествовал, контактировал с огромным количеством людей самого разного звания и сословия, он насквозь «пропитался» солью жизни, что дало ему богатейшие знания и опыт, незаменимые никаким университетским образованием.

Отсутствие университетского образования лишило сервантесовские произведения налета ученой «книжности», имеющейся в опусах Гонгоры или же Кальдерона. Однако по масштабности и важности проблем, поднимаемых в текстах Сервантеса, его труды не только равноположны «умным» книгам, но и стоят многих томов научных исследований.

* * *

В феврале 1582 года Сервантес в Мадриде. Он снова в хлопотах по поиску должности. К этому периоду жизни относится одно из немногих собственноручных и дошедших до нас писем Сервантеса. Адресованное сеньору Антонио де Эрасто из Совета Индий в Лиссабоне, оно было обнаружено в известном архиве Симанкаса в середине XX века. В письме автор обращается к адресату с просьбой о получении любой вакансии в испанских колониях. Но несмотря на поддержку Антонио де Эрасто, должности получить не удается, так же как и какого-либо приличного места в самом Мадриде, хотя и здесь дон Мигель имел определенную поддержку.

Однако не эти неудачные хлопоты занимают мысли и сердце Сервантеса. Как следует из письма, адресованного Антонио де Эрасто, писатель в это время с увлечением работает над своим первым детищем — пасторальным романом «Галатея». Рискнем предположить, что начало литературной деятельности писателя может быть отнесено к периоду его алжирского плена. Во всяком случае, у него было много свободного времени и сильная тоска по родине. Довольно хорошая «смесь» для того, чтобы начать писать.

Вернувшись в лоно родной семьи через восемь месяцев, Мигель не обнаружил в ее положении никаких признаков улучшения. Утешительно звучали лишь известия о Родриго. Он был в Португалии и по-прежнему на королевской службе. После завершения операции на Азорах осенью 1583 года получил звание «soldado aventajado», что и старший брат после битвы при Лепанто. Спустя еще немного времени Родриго будет уже прапорщиком. А это совсем не мало, учитывая, что достается эта должность кровью и потом, каждодневным смертельным риском в бою, хотя есть и плюс — прапорщику платят уже приличные деньги. У младшего сына появилась возможность помогать семье, по-прежнему находившейся в тисках беспросветной нужды.

Сестре писателя Магдалене было уже 25 лет, когда ее мечты выйти наконец замуж за нотариуса Хуана Переса де Альсегу развеялись, как туман. В октябре 1580 года он получил должность мажордома инфанты. И с этого момента шансы Магдалены стать законной женой стали равны нулю. Для будущего мажордома брак с ней был бы мезальянсом, и едва ли бы он сделал такой шаг. Очевидно, именно поэтому экс-нотариус отказался от своих обещаний, заставив тем самым Магдалену обратиться в судебные инстанции Мадрида.

Развязка очередной любовной авантюры была стандартной: 12 августа 1581 года перед нотариусом Перес де Альсега дал обещание выплатить истцу в качестве компенсации 300 дукатов в три приема в текущем году. Исполнил ли он судебное решение, нет ли, история об этом умалчивает.

Чем же занимается сам Сервантес? Как он думает зарабатывать на хлеб насущный, не говоря уже о том, чтобы выплачивать долги за свое освобождение? Мог ли он вернуться к тому, что оставил, скрывшись в Италии, — к сотрудничеству с маэстро Лопесом де Ойосом, человеком, который его называл «любимым учеником»? Очевидно, это желание было одним из первых, и, наверное, Мигель осуществил бы его, встретившись с учителем. Но Лопес де Ойос скончался летом 1583 года.

Для Сервантеса это была большая потеря. Ушел духовно близкий человек, наставник, а ведь именно теперь они могли бы говорить на равных, как поэт с поэтом. Дон Мигель уже писал «Галатею», маэстро с его опытом мог бы многое посоветовать. Тем не менее круг его литературного общения расширяется.

* * *

Сервантес много общается с собратьями по перу, посещает литературные кружки, заводит новые знакомства с многочисленными мадридскими поэтами. Среди них Педро Лайес, «старый и настоящий друг», один из наиболее близких Мигелю; вернувшись из Италии, он получил должность официального цензора. Не менее дружен был писатель и с Франсиско де Фигероа,^{83} которого он неоднократно навещал в Алькале-де-Энарес. Весьма теплые отношения сложились с его современниками — поэтами Гальвесом де Монтальво, Педро де Падильей, Хуаном Руфо,^{84} Луисом де Варгасом Манрике, Габриэлем Лопесом Мальдонадо, Лукасом Грасианом Дантиско. Все они были поэтами своей эпохи, культивировали итальянские стихотворные формы — сонеты, элегии и канцоны, что не мешало им быть истинными испанцами, поклонявшимися своим блестящим предшественникам: Гарсиласо де ла Веге, Фернандо де Эррере,^{85} фраю Луису де Леону. В целом же испанское поэтическое творчество во времена Сервантеса после достижений таких мэтров, как Гарсиласо, Эррера и фрай Луис де Леон, находилось в упадке.

Дон Мигель приобретает определенную известность в мадридских поэтических кругах. Начиная с 1583 года он пишет вступительные похвальные стихи к нескольким книгам своих знакомых мадридских поэтов. Те, когда придет время «Галатеи», ответят ему взаимностью. Позже Сервантес же в «Песне Каллиопе», в 108 октавах, вставленных в VI книгу «Галатеи», буквально рассыпается в похвалах своим друзьям и уважаемым им поэтам.

Как сейчас, так и в те давние времена эта расточаемость взаимных похвал — своего рода корпоративная взаимопомощь и взаимореклама.

Мы уже говорили, что его первые стихотворные опыты оценивались специалистами как очень средние и едва ли служба в армии и алжирский плен способствовали росту его поэтического дара. Сам поэт в «Путешествии на Парнас» также отозвался о себе очень самокритично:

Увы! Я сладкоустым не родился!

Чтоб изощрить мой грубый, тяжкий слог,

Я на веку немало потрудился,

Но стать поэтом не сподобил бог.

Вдобавок к этому оценивать стихи Сервантеса периода 1580-х годов вообще весьма сложно — из написанного в тот период до нас дошло совсем немного, это вставные стихи из «Галатеи» и несколько хвалебных стихотворений, адресованных своим собратьям по перу. Судя по ним, дон Мигель был второстепенным поэтом, честным выучеником Петрарки и Гарсиласо. Как заметил А. Штейн, «в „Галатее“ вставлен ряд стихотворений, написанных в манере Гарсиласо де ла Веги».