Татьяна Иваненко

Все богини – как поганки,

Перед бабами с Таганки.

Такой стихотворный экспромт дерзко начертал на стене любимовского кабинета толстенным фломастером Андрей Вознесенский, наповал сраженный женской половиной труппы театра. Как рассказывал Вознесенский, «на заре театра Ю.Н. Любимов, обходя здание с министром культуры Е.А. Фурцевой и ее приближенными, ввел ее в свой кабинет и показал на только что оштукатуренные стены: «А здесь на стене мы попросим расписываться известных людей…». Разрумянясь от шампанского, министр захлопала в сухие ладошки и обернулась ко мне: „Ну, поэт, начните! Напишите нам экспромт!“» (А. Вознесенский. «Таганка» – антитюрьма И Театр. № 4. 1989). Он и написал эти строки поперек стены. Но, прочтя столь дерзкое признание, чиновная дама, вспыхнула и гордо удалилась, громко стуча каблучками. Автограф позже пытались смыть губкой, но он устоял. Первый секретарь Московского горкома партии В.В. Гришин, вызывая Любимова для очередной проработки, пошел дальше, заявив, что Юрий Петрович превратил свой рабочий кабинет в сортир, на стенах которого пишут кто во что горазд. Даже процитировал: «Там этот тип написал: «Все гражданки как поганки перед бабами с Таганки», оскорбив тем самым всех женщин Советского Союза…» (И. Корнеева. Что богини, что гражданки… // Российская газета. 21 апреля 2004). А Любимов только подтрунивал над поэтом: член Политбюро лучше тебя срифмовал.

Знаменитая стена с автографами в кабинете Юрия Любимова

Высоцкий с оценкой Вознесенским «таганских баб» был, в общем-то, согласен. И даже более чем. Но сердечных романов в театре старался все же по возможности не заводить. Хотя, как известно, нет правил без вопиющих исключений.

* * *

До недавнего времени для широкой публики Татьяна Иваненко была просто одна из актрис Театра на Таганке. Не ведущая, не звезда, но, безусловно, очень красивая, яркая, фотогеничная.

Проучившись год в Щукинском училище, Татьяна уверовала, что главным ее призванием является кинематограф. Ушла во ВГИК. Там стала любимой ученицей легендарного Бориса Бабочкина. Он звал ее в Малый театр. Но она упорно стремилась на Таганку. И в конце концов добилась своего.

Не обратить на нее внимания Владимир Семенович просто не мог. И вскоре, с осени 1966 года, их роман стал темой закулисных пересудов. Кинорежиссер Геннадий Полока припоминал, что за полгода до «Интервенции» Высоцкий стал ходить к нему в гости. «У него был роман с таганковской актрисой Таней Иваненко. Они ходили ко мне зимой смотреть хоккей…» (В. Иванов. Концерт Высоцкого для всей Одессы // Совершенно секретно. № 9. 2004).

Лариса Лужина в те годы была близкой приятельницей Тани, и всячески старалась помочь влюбленной паре в разрешении непреодолимых квартирных проблем («Несколько раз они встречались у меня дома, а я на время уходила…»). Она считала: «Роман у них был красивый… У Володи была безумная любовь… в свое время он увел ее от мужа… Отношения между влюбленными складывались непросто: бурные ссоры сменялись великим примирением, обожанием. Как-то пришли к нам счастливые-пресчастливые, поклялись, что больше никогда не расстанутся. Я была искренне рада, поскольку очень любила эту пару. И вдруг трах-бах! – не проходит и двух месяцев, как среди ночи Володя заявляется… с Мариной Влади. Леша (тогдашний муж актрисы. – Ю.С.) давай меня будить: «Вставай скорее, к нам сама Влади пожаловала!» А я за это на Высоцкого разозлилась – словами не передать. Сработала женская солидарность: «Ну и что, если Влади? Не выйду к ним, и баста! Даже чистого белья не дам. Пусть на раскладушке как хотят вдвоем укладываются. И водку свою сами пьют – я даже не пригублю…». (О. Кунгурцева. Л. Лужина: «Я единственная женщина, которая не ответила Высоцкому взаимностью» // Бульвар. № 3 (377). 2003).

Давид Карапетян также весьма лестно отзывался о пассии Владимира Высоцкого:

«…Была она хороша собой необычайно – создатель потрудился на славу. Сокрушающая женственность внешнего облика завораживала, вызывала неодолимое, немедленное желание выказать себя рядом с ней абсолютным мужчиной и раз и навсегда завладеть этим глазастым белокурым чудом.

Но не тут-то было… За хрупкой оболочкой ундины таилась натура сильная, строптивая, неуступчивая. Татьяна виделась мне пугающим воплощением физического и душевного здоровья, и по-армейски прямолинейная правильность ее жизненного графика обескураживала. Принципиально непьющая и некурящая, волевая и уверенная, – как разительно отличалась она от своих юных сестер по ремеслу, разноцветными мотыльками бестолково порхающих в свете рампы…» (Д. Карапетян. Владимир Высоцкий. Между словом и славой. Воспоминания. М.: Захаров, 2002).

Даже Людмила Владимировна Абрамова признавала, что «самой умной из тех женщин, к которым Высоцкий был неравнодушен, оказалась Татьяна Иваненко… Я ею восхищаюсь и ей завидую…» (см. subscribe.ru). Со своей стороны, Иваненко не оставалась в долгу, говоря о редкостной красоте, уме, начитанности Люси.

Ее прекрасная головка была забита догмами и непреложными постулатами школьной поры о повальном равенстве и братстве. Друзья Высоцкого предполагают, что именно холодноватая цельность притягивала его к Татьяне. Тем более что она сама без устали повторяла, что она любит своего избранника «как простого русского мужика», а не за имя и славу.

Владимир Семенович всячески старался помочь ей сделать кинокарьеру: упросил режиссера Карелова снять ее хотя бы в маленьком эпизоде в фильме «Служили два товарища». Затем уговорил Юнгвальд-Хилькевича занять Татьяну в фильме «Внимание, цунами!», для которого сочинял песни.

Уж не Иваненко ли имел в виду Павел Леонидов, когда писал: «Сколько у него было «Любовей»? Я знаю. О многих Ю. П. знает. Кое-кого из «Любовей» он даже в труппу на «подносы» брал…»?

Бывалым театралам Татьяна Васильевна запомнилась разве что ролью Женьки Комельковой в спектакле «А зори здесь тихие…», которую она играла на пару с Ниной Шацкой. А остальные были именно из разряда «на подносы», безымянные: 2-я придворная дама в «Галилее», плакальщица в «Пугачеве», подруга дома в «Мастере» и т. п. То ли из желания, чтобы Таня постоянно находилась рядом, то ли из стремления помочь ей подзаработать (да, наверное, эти причины объединялись в одно целое), Высоцкий привлекал ее в «таганские» концертные бригады.

Известно, например, выступление в 8-й «немецкой» спецшколе в 5-м Котельническом переулке. Высоцкий читал стихи, пел с Жуковой и Золотухиным песни из спектаклей, потом вместе с Иваненко читал «Римские праздники» из «Антимиров». Он – в центре внимания, солист номер один, даже аккомпанирует на пианино пантомиме Черновой. Успех оглушительный!..

Татьяна Иваненко.

Давид Карапетян: «…Была она хороша собой необычайно – создатель потрудился на славу»

«Иваненко, – считал Золотухин, – всем ему обязана…» (см. Секрет Высоцкого. М.: Алгоритм, 2000).

Однако, по свидетельству французской переводчицы Мишель Кан, с которой Высоцкий был знаком еще с 1967 года, именно Владимир Семенович был против того, чтобы Иваненко играла роль Офелии в «Гамлете». Якобы он пошел к Любимову и попросил снять Таню с роли, дескать, Влади будет неприятно видеть их вместе на сцене. Татьяна потом высказывала «шефу»: «Кто здесь главный режиссер – вы или Высоцкий?» (см. Е. Сажнева. Парижский суслик // Московский комсомолец. 24 января 2005). Мишель вообще удивлялась, что Татьяна предполагалась на роль Офелии: «Если бы она была талантлива, то могла бы обидеться, уйти. Она же этого не сделала…» (там же).

Один из организаторов нашумевших куйбышевских концертов Высоцкого в 1967 году Всеволод Ханчин вспоминал, «чтобы забрать у поезда театральный реквизит, нас провожает актриса Театра на Таганке Татьяна Иваненко…» (см. Четыре четверти пути. М.: Физкультура и спорт, 1988).

Татьяна, как и Высоцкий, воспитывалась в военной семье, с вполне предсказуемым уставом, нравами и устоями. Ее отчима, которого она называла отцом, генерала Минченко (тогда, правда, еще полковника), безусловно, смущали «устные рассказы про любовные дела» «популярного актера из «Таганки»». Татьяна уговорила Владимира дать домашний концерт для своей родни, будучи совершенно уверенной, что так он непременно сумеет сломить ледок настороженности.

Невольным свидетелем и в определенной степени соучастником романа Иваненко и Высоцкого была чета Карапетян – Кан, жившая по соседству с Татьяниными родными. Таня и познакомила Давида и Мишель со своим Володей. Вернее, сначала с записями его песен. Молодожены были сражены ими наповал. Каждый их визит к Таниным родителям, вспоминает Карапетян, заканчивался общими посиделками. «Мишель создавала французский уют, Татьяна вносила русскую раскованность, Володя был гений, мне же доставалась роль провинциального ценителя…» (Д. Карапетян. Владимир Высоцкий. Между словом и славой. Воспоминания. М.: Захаров, 2002). Как рассказывала сама Мишель, Татьяна очень хотела, чтобы они сблизились. Среди их друзей почти не было семейных пар, а общаться с кем-то из театра – давать повод для сплетен. Француженка несколько ошибается – об отношениях Владимира Семеновича и Тани на Таганке знали практически все – от Юрия Петровича Любимова до вахтерши.

Романы Высоцкого с Иваненко и Влади шли как бы параллельными курсами. Его сердце разрывалось напополам. И он ничего не мог с собой поделать.

Кремлевский вольнодумец и переходящий из рук в руки помощник вождей ЦК КПСС Георгий Шахназаров, в доме которого нередко гостевал Владимир (с гитарой и без), вспоминал, как Высоцкий, близко никого не подпускавший к обсуждению своих личных проблем, вдруг затеял странный разговор, на ком ему жениться. «У меня, говорит, есть выбор – актриса нашего театра (не помню фамилию, которую он назвал) или Марина Влади.

– Володя, я тебе удивляюсь, женись на той, которую любишь.

– В том-то и дело, что люблю обеих, – возразил он, и мне на секунду показалось, что не шутит, действительно стоит перед выбором и ищет хоть какой-нибудь подсказки.

– Тогда женись на Марине, – брякнул я безответственно, – все-таки кинозвезда, в Париж будешь ездить…» (Г. Шахназаров. С вождями и без. М.: Вагриус, 2001).

Не доверяя самому себе, Высоцкий мучительно искал выход из лабиринта душевных хитросплетений. Художник Борис Диодоров припоминал:

«… Однажды Володя говорит:

– Как ты посмотришь, если я женюсь на Марине Влади?

Откровенно говоря, я был ошарашен. Ведь для меня (да и для всех) Марина Влади была звезда, «Колдунья»!» (otblesk.com/vysotsky).

А между тем жизнь подбрасывала жизнелюбивому Высоцкому и иные объекты сердечных увлечений. Во всяком случае, литератор А. Щуплов в статье-исследовании «Скажи мне, кто твой сын, и я скажу, кто ты…» рассказывал о его мимолетном, но жарком романе с некой студенткой Школы-студии МХАТ, ради свиданий с которой знаменитый таганский Галилей и Хлопуша, не щадя живота своего, карабкался по водосточной трубе и карнизам общежития (см. saturday.ng.ru/deeds/2000-07-22). Опыт «Вертикали» помогал?

Марина Влади была права, когда просила не делать из своего покойного мужа икону, святого, ангела с крылышками.

Кинорежиссер Геннадий Полока вспоминал, как где-то году в 70-м он пригласил к себе домой гастролирующих в столице солистов (точнее – солисток) Кировского театра. «И ко мне приехали Высоцкий с Золотухиным. Все балетные звезды сидели высокомерные, хорошо одетые, устало развалясь, лениво жуя бутерброды и о чем-то перешептываясь. Ну, знаете, люди, которым не о чем говорить, но надо сохранить позу значительности. Высоцкий пришел, посмотрел на них, на Золотухина, поерзал немножечко, не понимая своего положения: то ли они хотели, чтобы он запел, то ли они действительно не знают, о чем говорить. Я-то подумал, что они просто боялись его – просто сидеть и есть можно, но разговаривать при Высоцком – это неестественно… Но держали себя чрезвычайно высокомерно. Это продолжалось час. Все было съедено, и больше нечего было делать. Высоцкий рассказал один анекдот, потом какого-то московского балетного солиста изобразил, потом рассказал второй анекдот, они стали хохотать, потом повторил эти же анекдоты, но с другим ходом актерским. Они опять захохотали. Потом в третий раз рассказал эти же анекдоты голосом какого-то известного актера. Они уже были просто счастливы. Потом в темпе запел, потом в темпе рассказал про какую-то репетицию, потом в темпе разыграл что-то с Золотухиным, потом, не сбавляя хода, без паузы, спел, причем пел, в основном, комический репертуар. Те хохотали без передышки. И когда, отхохотавшись, они успокоились, Высоцкого в комнате не было. Вот такое общение с балетом… На лицах у них была благость, какая бывает у набожных людей, когда им почудилось видение: что-то пролетело…» (Ленинград, 20 марта 1983).

Татьяна Иваненко и Владимир Высоцкий в спектакле Театра на Таганке «Павшие и живые»

Возвратимся все же к Татьяне Васильевне Иваненко. 15 октября 1968 года Валерий Золотухин в своем дневнике записывал: «Иваненко заявила Володе, что она уйдет из театра и с сегодняшнего дня начнет отдаваться направо и налево…». Следующая запись: «19 октября. Н.М. сказала, что «если эта сука И., шантажистка, не прекратит звонить по ночам и вздыхать в трубку, я не посчитаюсь ни с чем, приду в театр и разрисую ей морду – пусть походит с разорванной физиономией… Надо поскорее разбить его романы… Тот дальний погаснет сам собой, все-таки тут расстояние, а этот, под боком, просто срочно необходимо прекратить. Я узнала об этом от Люси совсем только что и чуть не упала в обморок…»» (В. Золотухин. Секрет Высоцкого. М.: Алгоритм, 2000).

Фамилия Татьяны мелькает в золотухинских дневниках достаточно регулярно. «Высоцкий в Одессе, в жутком состоянии… «Если выбирать мать или водку – выбирает водку», – говорит Иваненко, которая летала к нему. «Если ты не прилетишь, я умру, я покончу с собой!» – так, по его словам, сказал он Иваненко» (26.03.68). «Он опять с Иваненко» (21.10.68). «Как-то ехали из Ленинграда: я, Высоцкий, Иваненко. В одном купе… Зная, что друг зарплату большую получил и потратит на спутницу свою, которую в Ленинград возил прокатиться…» (05.11.67). «А Володя ушел с Татьяной, его встретил пьяный Евдокимов, обхамил Татьяну, она вернулась в театр…» (10.11.68).

Поначалу серьезной соперницы в Марине Влади Татьяна не видела. И напрасно. Но, почувствовав жар, полыхающий от безумного романа Владимира с «белокурой французской русалкой», Иваненко инстинктивно насторожилась и начала активно плести хитрую и цепкую паутину вокруг ускользающего из ее объятий возлюбленного.

«Были слезы, угрозы, все одно и все то же…» – бесконечное выяснение отношений с глазу на глаз, по телефону, публичные преследования по пятам. Мишель Кан в июне 69-го сообщала своему мужу Давиду: «Вчера нас удостоил своим визитом наш друг – знаменитый бард со своей экс-любимой. Поскольку тут была случайно гитара, он спел свои последние песни. Т. была очень-очень недовольна и кривлялась, как обычно: спой то, не пой другое; а кончилось тем, что она ушла на площадку, а он за ней, и там целый час они в очередной раз выясняли отношения, – все возмущались…».

Володя, утверждал Юнгвальд-Хилькевич, не мог оставить Таню, потому что продолжал любить ее, даже когда появилась Марина Влади. «Те страдания, которые вынесла эта девочка, достойны поклонения… Иваненко занимала в жизни Володи места не меньше, чем Марина. Если не больше. Володя, к сожалению, не признавал родившегося ребенка… Для меня Таня всегда была любимой женщиной Высоцкого. Однажды, сидя рядом с ней в театре, я попросил поцеловать ее в щеку. Она укусила меня под глаз и сказала: «Я, кроме Володи, никого не целую». Даже поцелуя не могла себе позволить. Гениальная девка! То, что она мне нравилась, я Володе говорил. А как может не нравиться женщина необыкновенной красоты – такая фигура, лицо, глазищи! Иваненко – одна из самых прекрасных женщин, которых я вообще в жизни встречал…» (см. Экспресс-газета. 12 июля 2001). Георгий Эмильевич считал, что «Таня – суперсамоотверженный человек. Одна из самых красивых женщин, которых я знаю. И одна из самых благороднейших по отношению к Володе. На мой взгляд, она доказала, что любила его больше всех остальных…» (Д. Гусев. Инвалид, алкоголик, бабник? // Московский комсомолец. 28 апреля 2001).

А потом Иваненко стала причиной размолвки старинных приятелей – Высоцкого и Кохановского. Игорь Васильевич считал: «…История эта выеденного яйца не стоит! Ну, выпили мы лишнего. Ну, поцеловались. Я потом Володе честно во всем признался. Она-то нас с Володей и поссорила. Ей почему-то все время казалось, что все ее хотят. Переоценивала свое женское обаяние и не стеснялась делиться своими фантазиями с Высоцким…» (А. Амелькина. Высоцкий мечтал о многоженстве // Комсомольская правда. № 133/30 (22838). 26 июля – 02 августа 2002).

Хотя кто знает, может быть, Владимир Семенович просто сам искал повод для расставания с Иваненко?

Но, во всяком случае, Кохановский совершил роковую ошибку. Которой в свое время избежал известный актер, кинорежиссер и плейбой Михаил Козаков, как-то «положивший глаз» на Татьяну. Когда его предупредили, что это «женщина Высоцкого», Козаков счел за благо от своих амурных планов отказаться: тягаться с таким соперником было не то, чтобы трудно, но просто опасно (см. HighStyle. 15 марта 2001).

Геннадий Иванович Полока кроме достоинств понимал и недостатки Иваненко. На встрече с ленинградскими зрителями в 1983 году он проговорился: «Может быть, он бы женился на ней, но просто она была человеком нетерпеливым и форсировала события, а таких людей форсировать нельзя. Это не нужно, он нервный человек…».

С Игорем Кохановским, однокласником, однокурсником и другом. 1956 г.

Татьяна Васильевна, пожалуй, совершила примерно тот же роковой промах, что и Людмила Абрамова: переоценила собственные силы и степень влияния на Высоцкого, попыталась им руководить, управлять. В кругу друзей Высоцкий не раз растерянно возмущался ее поведением и собственным бессилием, не зная, что с ней делать. Она, например, могла себе позволить резко оборвать разговор Высоцкого с кем-то из старинных приятелей, бесцеремонно скомандовав: «Хватит, пошли». Могла запретить ему петь. И в то же время была фанатично самоотверженна, когда кто-то злорадно комментировал срывы Высоцкого или пытался заменить ее возлюбленного в самых престижных ролях. В апреле 1969 года Любимов в «воспитательных целях» пошел на замену заболевшего Высоцкого на Бориса Хмельницкого в роли Галилея. Кто-то пытался передать Хмельницкому веник с лентой «Не в свои сани не садись». До того веник, правда, не дошел, но за кулисами стали перешептываться. Золотухин подозревал в организации этой пакости именно Татьяну.

Давид Карапетян считал, что «Таня Иваненко хотела воспитать Высоцкого под себя. Таня покупала ему подарки на свою отнюдь не гигантскую таганскую зарплату. Как-то, помню, мы отстояли многочасовую очередь за чехословацкими брюками по 11 рублей. Сама же Таня ничего не принимала от Высоцкого: гордость мешала. По-видимому, она смотрела на него глазами рядового члена коллектива таганской труппы. Она учила его правилам приличия: никогда не звонить друзьям и знакомым ночью без особой причины. Постепенно она присвоила себе право решать: когда ему петь в компаниях, а когда нет. «Включай магнитофон. Ты же хотел меня записать?» – возвращался как-то Высоцкий ко мне. Следом пробралась Татьяна: «Не надо тебе, Володя, петь». Он снова уступил ей. Приобнял меня, отодвинул от Татьяны – дальше в спальню, плотно закрыл дверь. И тут же, без перехода: «Какая женщина, Давид, если бы ты видел, какие у нее волосы! Марина!» (Е. Сажнева. Д. Карапетян. Я любил Высоцкого, как мужчина женщину // Московский комсомолец. 24 января 2004).

Татьяна Иваненко проявила фантастическую изобретательность, лишь бы попасть на ту самую легендарную вечеринку в квартире Макса Леона. И там вызвала для «выяснения отношений» Марину Влади на традиционный российский «ринг» – кухню. «Были произнесены какие-то напыщенные фразы, которые сейчас мне кажутся смешными, – вспоминает Иваненко. – Влади сказала, что от такого мужчины, как Володя, она не отступит, даже если придется лечь на рельсы. А я ответила, что не родился еще мужчина, ради которого это могу сделать я… После этого я ушла…» (см. Т. Булкина. У Насти Высоцкой другая фамилия. Эту тайну хранили 20 лет! // СПИД-инфо. № 2. февраль 1998).

После бездарного и бессмысленного конфликта в доме корреспондента «Юманите» иначе как «актерка» Марина Влади свою соперницу не называла… Кстати, после окончательного разрыва с Высоцким Иваненко перестала здороваться с Мишель Кан, узнав, что ее старая подруга тесно сблизилась с Мариной Влади. Только в 1977 году, когда «Таганка» была на гастролях в Париже, кинулась к Мишель с объятиями, вручила номер телефона в отеле, просила позвонить. Но Владимир прямо сказал: не связывайся!

Лишь в конце 90-х прошлого века Иваненко отважилась на публичное признание своих отношений с Высоцким, в том числе сообщила и о существовании дочери Насти, отцом которой был назван Владимир Семенович.

Татьяна с гордостью говорила:

«У меня много свидетелей, что это Володина дочь… Это и его мама, и Люся, первая жена, и его дети, которые Настю называют своей сестрой, и все наши друзья. Почему я не дала дочери фамилию Высоцкого? Такой уж у меня характер, такой был у нас жизненный период. Хотя я, опять же, могу привести массу свидетелей, которые скажут, что Володя на коленях меня просил записать ребенка на его имя. Я не хочу уточнять мотивы, это происходило в тот период, когда он был женат на Марине Влади…» (см. Бульвар. № 56. 1998).

Правда, относительно «свидетеля Люси» есть определенные сомнения. Ведь сама Л.В. Абрамова как раз стремилась развеять легенду о том, что Высоцкий был отцом дочери Иваненко: «Если бы это было так, то Володя о ней заботился и не скрывал бы этого…» (subscribe.ru/archive/culture.rsc2000/200101/).

Рассказывают, после смерти Владимира Семеновича Татьяна Иваненко написала что-то вроде прошения в профком театра: «В связи с утратой кормильца прошу посодействовать…». Потом, правда, забрала свою цидулу…

Фотограф и издатель, ныне проживающий в Нью-Йорке, Валерий Нисанов в своих утверждениях категоричен: «Да нет у него никакой дочери. Пусть это утверждают такие, как Карапетян… Из-за Иваненко весь сыр-бор с Мариной и разгорелся. Да, у Володи была связь с Иваненко. Но мало ли с кем он мог жить? Высоцкий эту самую дочь не признавал. Если бы девочка была его дочерью, вряд ли Володя от нее отказался. Вся эта история раскрылась для Марины на похоронах. Услышав такую новость чуть ли не от самой Иваненко, вернувшись с кладбища, она была очень возмущена: «Ужас! Что это за бляди! Сейчас все сразу станут Володиными женами!» Матом она ругалась всегда вовсю» (Б. Кудрявов. В. Нисанов: «Высоцкому подсыпали яд в шампанское!» // Экспресс-газета. 30 января 2004).

А вот Борис Хмельницкий, для которого роман Высоцкого и Иваненко, естественно, не был тайной за семью печатями, считает, что «Настя действительно очень похожа на Володю, и только это говорит мне, что она – его дочь. У Высоцкого было столько связей, что в них запутаться можно!» (Т. Булкина. У Насти Высоцкой другая фамилия…).

Иван Бортник также подтверждал наличие у Высоцкого дочери: «Однажды в половине четвертого утра хмельной Володька завалился ко мне с открытой бутылкой виски в руке и говорит: «Поехали к Таньке, хочу на дочку посмотреть». Приехали, звоним в дверь – никого. Решили, что Татьяна у матери, отправились туда. А рядом отделение милиции – тут-то нас и «загребли» менты: «О-о-о! – говорят. – Жеглов, Промокашка!» И в отделение. А Володька на лавку и сразу спать. Но в конце концов нас все же отпустили. Уже после его смерти Татьяна мне призналась, что была тогда дома и не открыла. «Ну и дура!» – заявил я ей. Ведь больше такого порыва у Высоцкого не возникало. А случилось это за полгода до его смерти…» (Н. Репина. Мулатка-аристократка соблазняла Промокашку // Экспресс-газета. 14 ноября 2003).

Владимир Высоцкий написал свыше 100 стихотворений, около 600 песен и поэму для детей (в двух частях), в общей сложности его перу принадлежит приблизительно 700 поэтических произведений.

Фото Валерия Плотникова

В одном из своих интервью (Экспресс-газета. № 44 (201). 1998) Татьяна Васильевна уверяла: «Я знаю одно – она (Марина Влади. – Ю.С.) хотела от него ребенка, но он был против. А я вот – родила…». Михаил Шемякин на сей счет высказался прямо: «Марина очень хотела от него ребенка, но Володя боялся, что ребенок может родиться нездоровым из-за его алкоголизма…» (О. Волкова. Почему Высоцкий не хотел ребенка от Влади // Собеседник. 25 января 2001).

Родилась Анастасия Иваненко 26 сентября 1972 года. Отчество она носит Владимировна… Валерий Золотухин считает, что «в отличие от своей матери… дочь Володи абсолютно не амбициозна. Она считает, что вообще не нужно ничего афишировать. Это их внутрисемейное дело. «Зачем тебе все это надо, мама? – успокаивает она Татьяну. – Мне не нужна фамилия Высоцкого. Я обыкновенная женщина, я нарожаю тебе внуков…» (Л. Цыганова. В. Золотухин: «Дружба с Высоцким – это пожизненная честь и каторга» // Молодежная газета. 3 апреля 2003).

После смерти Высоцкого Татьяне Васильевне (Тате) на память остались строки возлюбленного: «Как все это, как все это было / И в кулисах, и у вокзала! / Ты, как будто бы банное мыло / Устранялась и ускользала…». Эти поспешные и не вполне совершенные строчки словно стали отголоском старого прозаического наброска Высоцкого «О жертвах вообще и об одной – в частности». Главный герой новеллы – актер Владимир – именно в кулисах страстно признавался: «Таня! Я вам звонил! Я так хотел вам сказать, что я вас люблю… Я вас люблю!».

Марина Влади, узнав после кончины Высоцкого об адюльтере и наличии у мужа незаконнорожденной дочери, вздохнула и сказала: «Если это правда, пусть девочка носит его фамилию» (см. Б. Кудрявов. Дочь Владимира Высоцкого не знает, кто ее отец // Экспресс-газета. № 04. 27 января 2003).

Сам Высоцкий признавался, что в течение всей сознательной жизни постоянно находился как бы между двух огней: первая любовная параллель – Люся Абрамова и Таня, вторая – Таня и Марина. Потом появилась третья – Марина и Оксана…