Глава 82. Возврат к старому порядку

Хорошо известно, каким способом при Наполеоне составлялся Законодательный корпус. Сенаторы назначали людей, которым покровительствовали кухарки этих сенаторов. И, однако, так велика была энергия, которую вдохнул в народ культ славы, так велико было презрение этого народа к мелким дрязгам, что ни одна из палат, назначенных во время Реставрации, не пользовалась таким уважением, как та, где блистали г-да Дюрбак[329], Лене, Бедок[330], Ренуар, Сюар[331], Фложерг. Речи этих почтенных людей служили утешением для народа. В ту пору все, что имело отношение к правительству, проникалось подлостью.

Завзятые роялисты, фанатики-эмигранты при одном упоминании о Хартии и о либеральных идеях улыбались с вызывающим презрением. Они забывали, что человек, поставивший их на ноги, великодушный Александр, настоятельно советовал Сенату дать Франции установления прочные и либеральные. Повсюду возникали бесчисленные тревожные слухи, возвещавшие народу скорое восстановление старого порядка.

Министры — любимцы короля, г-да Д[омбрей], Ф[ерран], М[онтескью], Б[лака] по всякому поводу публично восхваляли принципы абсолютной монархии. Они во всеуслышание сожалели о порядках, существовавших в старой Франции, где якобы во всех сердцах, без различия сословий, были запечатлены слова «бог и король»[332].

Разумеется, не были забыты и столь же священные права верного дворянства. Быть может, не всем памятно, что эти права заключались в ста сорока четырех налогах самого различного свойства[333]. Наконец, военный министр, герцог Фельтрский, не прославившийся никакими боевыми заслугами, осмелился заявить с трибуны: «Воля короля — закон» — и был произведен в маршалы. В конце концов — кто бы мог это подумать? — г-на де Шатобриана сочли недостаточно убежденным роялистом. Его ответ на статью генерала Карно подвергся в этом отношении резким нападкам[334].