Фу, дурак!

Постепенно Одесса становилась шумной и опять веселой. «Всегда танцует и поет веселый тот народ…» По городу стали ходить хорошо одетые «фраера», плохо одетые работяги, школьники и сумасшедшие, которых было много, и одесситы их знали. К ним относились хорошо, и даже малые дети к ним не цеплялись. Среди них был и знаменитый тогда «Шая с балалайкой». Его кто-то обучал песням, за которые любой нормальный человек недолго бы пел на свободе:

Гоп, мои гречаники,

Жиды — наши начальники,

А Иваны — на войне,

А румыны — в стороне…

Подобные песни он пел под собственный аккомпанемент на балалайке с 1944 года. Позже Шая был частым гостем в винных забегаловках, куда его приучили заходить ценители его самобытного таланта, они же наливали ему дешевого вина.

Шая имел еще одно достоинство, кроме умения петь. Если в винарку заходила женщина, он быстро становился крайним в очередь. Когда подходил его черед, то через клапан морских брюк он вынимал свое достоинство и предъявлял его стоявшей позади посетительнице. Обычно, она говорила:

— Фу, дурак!

— Дурак, не дурак, а сегодня третий стакан пью! — гордо парировал Шая.

Посетителям такое представление нравилось, они с удовольствием оплачивали еще один стакан вина.

Там же, в забегаловках, можно было встретить «Пушкина», читающего стихи. Он носил седоватые бакенбарды. Когда не был пьян, молчал. Трудно было сказать, умывался ли он вообще, но свои бакенбарды содержал почти в порядке. При достижении «порога трезвости», «Пушкин» начинал декламировать стихи, сперва негромко, затем переходил на громкий бас, и читал до тех пор, пока не надоедал продавщице. Тогда она делала ему громогласное внушение, и он был вынужден углубляться в стакан, поднесенный ему любителями поэзии. Говорили, что «Пушкин» до войны работал в какой-то одесской газете…