«Снаряды» и ателье Грекова

Будучи человеком, судя по всему, достаточно азартным до технических новшеств, Греков увлекся новомодной технологией получения изображений и начал экспериментировать, пытаясь не только снимать дагеротипы, но и усовершенствовать технологию их создания в самых разных аспектах. Также он пробует самостоятельно изготавливать камеры и выставляет их на продажу. Греков называет их «снарядами». Это немного громоздкое для нашего сегодняшнего слуха слово тогда использовали достаточно часто: снарядами называли и приборы из кабинета физики, и оборудование для астрономической обсерватории. В мае 1840 года в газете «Московские ведомости», в Прибавлении № 42, появилось объявление Грекова о том, что «…желающие могут получить дагерротип за 25, 50, 75 руб…» (в России поначалу термином «дагеротип» обозначали как само изображение, так и – иногда – создающий его аппарат, здесь Греков пишет именно об аппарате). «В действии своем эти снаряды не различествуют ничем, кроме того, что в одном изображения будут крупнее, в другом мельче, но всегда вырисуются так же чисто и верно, как в лучшем французском снаряде; все принадлежности к дагеротипу, как то ящик для ртутных и йодовых паров, включается в ту же цену». Упоминаемые принадлежности, собственно, были частью снарядов, каждый из которых состоял из трех деревянных ящиков: один служил для съемки, второй – для йодирования пластин, третий – для проявки их ртутными парами. Ящик для съемки, т. е. камера, был составным: его конструкция включала две вдвигающиеся друг в друга «коробки». В наружной был закреплен объектив из двояковыпуклого стекла, во внутренней – кассета со светочувствительной пластиной. Перемещая внутреннюю коробку относительно внешней, снимающий изменял расстояние от объектива до пластины, фокусируя тем самым камеру. Заказы на «снаряды» принимали у коммерции советника Александра Ширяева, который по конкурсу арендовал книжную лавку Московского Университета с 1814 по 1841 год и был весьма известным по тем временам книгопродавцем.

Объявление Алексея Грекова о продаже дагеротипных «снарядов» в «Московских ведомостях», май 1840 г., Прибавление № 42.

По открытым на сегодня сведениям, Греков был первым русским, кто стал изготавливать дагеротипные камеры. Эти аппараты стоили значительно дешевле привозных из Европы, которые обходились в 300–400 рублей. Были ли они настолько же качественными – неизвестно. Сохранилось не слишком лестное высказывание фотографа Сергея Левицкого о них, опубликованное в журнале «Фотографический ежегодник»: «Первые в России дагерротипные аппараты появились в продаже в Москве у некоего Г. Вокерга; это были большие, деревянные, вычерненные ящики, из коих один, со вставленным простым зажигательным стеклом, служил камерой, другой – для йодирования, третий – для ртутных паров; все было сколочено кое как и, разумеется, от такого аппарата нельзя было ни ожидать, ни требовать хороших результатов, не смотря на прилагающуюся, на клочке газетной бумаги, безграмотную инструкцию. Цена его была 25 рублей ассигнациями. Оказалось, что Г. Вокерг был чистокровный русский, и именно, москвич, перевернувший свою фамилию «Греков» в «Вокерг», чтобы более привлечь покупателей получившимся таким образом иностранным именем». Однако на основе одного лишь этого мнения мы не можем сделать каких-либо основательных выводов ни о качестве аппаратов, ни даже о причинах использования псевдонима (псевдонимами Греков пользовался и ранее, свою первую книгу по металлографии он выпустил, как мы помним, как В. Окергиескел). Стоит учитывать, что Греков был конкурентом Левицкому, тоже увлекшемуся новомодной технологией. А похвалы в адрес конкурента вряд ли в какие времена можно услышать часто, тем более это было маловероятно в условиях того ажиотажа, который сопровождал дагеротипию в первые годы ее появления. Впрочем, судя по более поздним ремаркам самого Грекова в одной из публикаций в «Московских ведомостях», первые его аппараты могли быть действительно несовершенны. Позже он предлагал покупателям возвращаться в ателье за помощью, ежели приключатся какие «недоразумения»: «Желая вполне передать моим соотечественникам процесс дагеротипа, я вновь прошу каждого купившего и желающего купить снаряд мой отнестись ко мне в случае каких-либо недоразумений; за удовольствие почту несколько раз повторить для него действие снарядом…». Стоит заметить, что в первые годы своего существования дагеротипия только искала «идеальную формулу» съемки, и, думается, поначалу несовершенной была не только технология как таковая, а скорее всего и аппаратура тоже, в том числе и привозная.

Один из ранних дагеротипных аппаратов производства французской фирмы Sussee Fr?res, около 1839 г.

Греков был не только первым создателем русских дагеротипных камер, но и первым русским, открывшим фотоателье – «художественный кабинет» для посетителей, которые желали заказать портрет «величиной с золотою табакерку». Появлявшиеся в России до того ателье держали иностранцы. Упоминание табакерки не случайно. Дагеротипные портреты приходят на смену рисованным, которые художники выполняли на заказ. Как правило, это были миниатюрные изделия, как раз «величиной с золотою табакерку».

После первого объявления в «Московских ведомостях» от 25 мая 1840 года, в котором Греков предлагал публике свои аппараты и оповещал москвичей об открытии «художественного кабинета», в следующем номере газеты от 29 мая 1840 года был напечатан материал главного редактора «Московских ведомостей», который делился своими впечатлениями о посещении студии Грекова: «Мы видели новое доказательство русского ума в лаборатории А. Г…ва при новых опытах над магическим дагеротипом, что делается по способу изобретателя в 1/2 часа и более, наш соотечественник то же самое производит в 4 или 5 минут, и по прошествии минут двадцати мы увидели на дощечке снятые на наших глазах церкви, дома и множество других предметов с наималейшими подробностями. Нельзя без восхищения видеть этого изумительного, непостижимого действия, производимого светом!». Таким образом, уменьшение времени выдержки было следующим достижением Алексея Фёдоровича в работе с дагеротипом. Особенно важным это оказалось при съемке портретов. Потому как при длительных выдержках люди, вынужденные сидеть неподвижно слишком долго, выходили неестественными. Поначалу вообще не верилось, что возможна портретная съемка дагеротипов. «Думали употребить его на снятие портретов, но опыты были неудачны… Малейшее движение губ, бровей, ноздрей придает фигурам безобразный вид, уничтожает сходство», – писал корреспондент петербуржской «Северной пчелы» из Парижа. Но и после того, как в портретную силу дагеротипов поверили, критические возгласы не утихали. «Косность, навязываемая всей физиономии портретируемого под ярким солнечным светом, уподобляла лица на этих портретах лицам людей, подвергнувшихся мучениям», – писал один из современников о ранних дагеротипах. Ателье первых мастеров, бывало, сравнивали с камерами пыток. Что неудивительно. Чего стоил один вид специализированных держателей для головы, стоявших позади кресел для портретируемых! Они были «жертвами» съемки. «Лицо было черным, гримаса говорила о перенесенных страданиях, глаза остались полуоткрытыми. Видно, страдалец держался стойко», – подобные описания свидетелей того, как проходило портретирование «жертв», время от времени высказывались на страницах газет в разных странах. Поэтому так важно было добиться уменьшения выдержки, ведь чем меньше становились выдержки, тем более живыми получались портреты.

Дагеротипная камера производства фирмы Giroux, 1839 г.

Публикация, в которой было объявлено в том числе о смене владельца дагеротипного ателье в доме Чамерсова («Московские ведомости», 1842 год). На самом же деле и Г. Вокерг, и В. Окергиескел – одно и то же лицо: Алексей Фёдорович Греков.

В течение следующих двух-трех лет Греков продолжал более-менее регулярно публиковать свои «фотографические» объявления и заметки, подписывая их «А. Гр.» или «А. Гр…в». В последующих номерах «Ведомостей» он рассказывал о своих удачах и неудачах при дагеротипной съемке, давал советы по тому, как усаживать портретируемых. Греков пытался найти возможность ослабить «действие солнечных лучей на лицо снимаемой особы, чтобы всякий мог очень легко просидеть до 15 минут», а также изменить конструкцию кресла так, чтобы «голова опиралась на подушечку и оставалась совершенно неподвижною, отчего все портреты выходят весьма чисты и сходны до невероятности».

Большинство заметок носили информационно-рекламный характер – неслучайно их печатали обычно в «Прибавлениях», среди других объявлений на разные темы. «…Кому не будет приятно срисовывать всякого рода виды лучше самых искусных рисовальщиков и срисовывать никогда не учившись рисованию!… и без малейшего труда: стоит вам только навести на желаемый предмет камер-обскуру, вложить дощечку, посидеть несколько минут сложа руки, и Вы получите рисунок, который после того нужно только подвергнуть действию паров (труд, не требующий собственных хлопот – его можно поручить слуге)». Написать так, чтобы заинтересовать, завлечь публику и чтобы в студию начали приходить посетители, – через объявления Греков пробует решать и эту задачу.

Художественный кабинет Грекова неоднократно менял адреса. Если в первый год съемок он адресовал всех в книжную лавку Ширяева, то публикация в «Московских ведомостях», напечатанная 12 июля 1841 года, приглашала москвичей на улицу Остоженка, в дом господина Киреевского, известного славянофила и собирателя русского фольклора. «Дом был каменный, двухэтажный, с железной наружной дверью и с железными решетками у окон каждого этажа, точно крепость. Он стоял в тенистом саду без дорожек, на улицу выходил лишь сплошной забор с воротами». Рядом стояла церковь Воскресения. Киреевский, по воспоминаниям современников, занимал второй этаж. Значит, заведение Грекова и его приятеля химика Ф. Шмидта, скорее всего, находилось на первом. Желая скрыть свою принадлежность к штату «Московских ведомостей» или же привлечь заказчиков иностранной фамилией, Греков снова выступает под псевдонимом – на этот раз это зеркальное прочтение его фамилии и сокращенных инициалов, Греков превращается в А. Вокерга. В 1842 году, 7 февраля, А. Вокерг переехал работать по новому адресу – на Малую Бронную в дом господина Чамерсова. Стоимость дагеротипа в ателье в тот момент составляла «обыкновенному портрету 2 руб. сер., в рамке 3 руб. сер.». Рамки можно было выбрать тут же, в ателье. Всего через неделю Алексей Фёдорович вместе с Ф. Шмидтом открыли второе заведение, в доме господина Крича на улице Кисловка. На этот раз Греков взял новый пседоним – И. Гутт, предположительно происхождением от немецкого слова gut, что означает «хороший, доброкачественный». Ф. Шмидт писал о новом ателье в «Московских ведомостях»: «Честь имеем известить, что в доме Крича, на Кисловке, близ Никитскаго монастыря, открыта нами зала для снимания светописных портретов. Желая достигнуть возможнаго совершенства, мы приспособили все новыя открытия, могущия вполне оправдать успех наших занятий; чему содействовало особое устройство комнаты и лучшее распределение света по способу, привезенному Г-ном Гуттом из Парижа, и выписанныя им превосходныя камер-обскуры». Шмидт заверяет читателей в том, что все несовершенства, которые имели портреты, создаваемые ими в прежнем ателье «на Стоженке» (т. е. на Остоженке), были устранены. «Снимание портретов делается в самое кратчайшее время и не требует яркаго освещения; почему даже в снежную и дождливую погоду можно с успехом снимать портреты. Так как удача портрета зависит от особеннаго устройства комнаты и приспособления ея к некоторым химическим операциям, то портреты могут быть снимаемы не иначе как только в устроенной нами зале». Именно здесь около 1842–1843 годов сделан портрет графини Е. А. Зубовой – единственный из атрибутированных на сегодня дагеротипов авторства ателье Грекова. К сожалению, в те годы еще не было принято подписывать работы, а многие из них просто не сохранились.

Мистификации со сменой псевдонимов продолжились, когда в том же 1842 году, несколькими месяцами позже, В. Окергиескела сообщил, что нанял для съемки помещение, которое прежде арендовал А. Вокерг: «…честь имею известить Почтеннейшую Публику, что я приобрел у недавно бывшаго в Москве одного Французскаго Химика новую усовершенствованную в Париже методу снимания дагерротипных портретов по способу Годденя, чрезвычайно скоро, ясно и отчетливо. Я решился открыть в здешней Столице собственное заведение для снимания таковых портретов для чего и нанял тот самой дом, где уже прежде существовало подобное заведение Г. Вокерга, ныне прекратившаго по этой части свои занятия; квартиру сию я вновь отделал соответственно ея назначению и устроил при оной стеклянную галлерею так, что во всякое время можно снимать портреты, даже во время дождя, со всею возможною отчетливостью… Образцу таковых портретов можно видеть в заведении, состоящем в Малой Бронной улице, подле Патриарших прудов в доме г-на Чамерсова. Снимание портретов будет производится от 8 часов утра до 3-х пополудни ежедневно, начиная с четверга 2 апр.». Вместе с бутафорской сменой владельца ателье (в действительности же – лишь со сменой псевдонима) Греков ощутимо поднял и цену на портреты. Теперь «цена портрету без рамки от 7 до 20 руб. ассигнац., с рамкою от 10 до 25 руб.». Очевидно, новое устройство помещений (оборудование стеклянной галереи) и наличие более прогрессивной аппаратуры (камера Годена (у Грекова он «Годдень». – М. Р.) была оснащена линзой малого фокусного расстояния) обошлись владельцу недешево, да и самое наисовременнейшее устройство студии обещало привлечь более денежную публику.

В книге «Дагеротип в России. Собрание Исторического музея», выпущенной в 2014 году, опубликован единственный из атрибутированных авторством ателье Грекова дагеротип – портрет Гр. Е. А. Зубовой.

В конце 1842 года ателье И. Гутта (т. е. Грекова) и Ф. Шмидта рекламировало новый тип портрета – миниатюрные дагеротипы стоимостью 15 рублей ассигнациями. В 1843 году дагеротиписты пробовали «иллюминировать» портреты – т. е. раскрашивать их вручную, что «придает более сходства и живости портрета». Действительно, раскрашенные дагеротипы воспринимались как менее мертвые и суровые. Процесс окрашивания требовал мастерства почти ювелирного, поскольку неосторожные прикосновения могли повредить поверхность пластины. После 1843 года сообщения в «Московских ведомостях» за подписью «А. Гр.», «В. Окергиескела», «И. Гутт» пропали. Греков вскоре уехал из Москвы в Петербург и никакой информации о его дальнейшей дагеротипной практике на сегодня нет, а его товарищ Ф. Шмидт через несколько лет стал владельцем аптеки на улице Тверская.