Ю. П. ВРЕВСКАЯ — И. С. ТУРГЕНЕВУ

(Из писем, хранящихся в Пушкинском Доме)

3 апреля 1876.

Христос воскресе, милый и дорогой Иван Сергеевич, на этот родной привет Вы не откликнетесь, но мне радостно вспомнить, что так начала я моё первое письмо. С тех пор между нами остался всё тот же ров, по которому смирнёхонько бежит карлсбадская водица — да что за нужда — всё-таки я Вас крепко и крепко люблю, и перепрыгивать через ров нам нет ни малейшей надобности. Я все эти дни очень волновалась, и всё оттого, что за версту увидала кого-то. Оттого-то я так не люблю Петербурга, несдобровать мне в нём. Треповская весна настала — всё сохнет. Самарина уже забыли и теперь горюют о молодой графине Стейнбок, умершей от родов, красивой, счастливой; смерть всегда берёт без разбору.

Лорд Родсток, несмотря на гонения, обращает сердца нескладными и красноречивыми проповедями[20]. Я слушала его два раза. Мещёрский в хлопотах, устраивает отца с матерью; от сватовства, Бога ради, увольте. По моему личному убеждению, он по любви не женится и женится по расчёту, как и большая часть людей, обладающих глубокими чувствами. Зола? достать не могла, читала перевод, но не всё.

Жду Вас сюда с нетерпением и пробуду в Петербурге всё время, как Вы тут будете; потом хочу поехать в Биарриц, а осенью зовут меня в Испанию, но планов строить не стану. Индия меня слишком проучила. Впрочем, если будут лишние деньги, то, может быть, соберусь и в Америку, решить мне недолго.

Что поделывает Ваша маленькая любимица, моя всё говорит, а ей всего два года семь месяцев. Будьте здоровы и счастливы.

Какой вы умница, что не ленитесь. Дайте мне обе Ваши ручки, а то пора спать. Христос Вас помилуй и спаси.

Ваша Юлия Вр.