Императрица Елизавета. Веселая царица

Веселая царица была Елисавет:

Поет и веселится, порядка только нет.

А. К. Толстой

Эти слова Алексея Толстого относительно порядка на Руси вряд ли могут быть правдой – в царствование императрицы Елизаветы Петровны какой-никакой порядок в стране все же был. А вот то, что Елизавета пела и веселилась и всякому другому занятию предпочитала музыку и танцы, – истинная правда.

Елизавета, дочь Петра I и Екатерины, родилась в 1709 году. Ее жизнь делится на два этапа: до 1730 года и после. Почему? Позже вы узнаете, а пока в год рождения своей дочери Петр I праздновал победу в Полтавской баталии. Его войска готовились с триумфом вступить в Москву. Узнав о появлении на свет дочери, он якобы сказал: «Отложим празднество о победе и поспешим поздравить с восшествием в мир дочь мою, яко со счастливым предзнаменованием вожделенного мира». Празднование победы было отложено на три дня, после чего был дан пир в Коломенском с участием пленных шведских генералов. Так Петр праздновал свою личную победу на любовном фронте с Екатериной.

Он очень любил маленькую Лизу, назвал в ее честь один из кораблей, а в письмах называл не иначе как «дочкой-бочкой», потому что она была упитанной, пухленькой малышкой. В 1711 году эта малышка наконец приобрела законных родителей. Ведь Елизавета родилась вне брака, и только в 1711 году Петр узаконил отношения со своей любовницей Екатериной и признал прижитых от нее детей своими. Это обстоятельство попортило немало крови Елизавете, так как считалось, что она незаконнорожденная дочь Петра. Вот если бы Петр состоял в браке с Екатериной и она родила ему дочь, тогда бы Елизавета, впрочем, как и ее сестра Анна, были бы законными детьми. Эти тонкости тогда строго соблюдались и не раз становились препятствием к восшествию на престол «дочки-бочки», пока она не завладела троном сама.

Итак, девочка росла до 1730 года в довольстве и достатке. До 1725 года ее опекал отец-император, затем императрицей стала ее мать Екатерина I, потом страной правил ее племянник Петр II. Так что беспокоиться за свою судьбу ей было нечего, и она жила в свое удовольствие. И только когда в 1730 году императрицей стала Анна Ивановна (представительница другого клана), ей пришлось туго.

Лиза получила неплохое образование. В воспитателях у нее ходили иностранные графини и виконтессы; весьма толковые учителя тоже были из иноземцев. В результате Елизавета разговаривала на немецком, французском и итальянском языках, великолепно танцевала и блестяще освоила верховую езду. Правда, в географии она была не сильна – не знала, что Англия находится на островах, и считала, что до нее можно добраться по суше. Да и зачем девочке было знать такие тонкости – ведь жизнь так прекрасна, а она будто создана для радости и веселья! И она предавалась им по полной программе.

В 1718 году, то есть когда Лизе было только 9 лет, она уже отличилась на танцах на петровских ассамблеях. Во время прогулок со своей сестрой Анной по Петербургу все на нее обращали внимание. Одетая по походной моде в бархатный лиф, красную короткую юбку, а особенно в мужской костюм, обрисовывающий ее прекрасные формы, Елизавета была неотразима. Она еще в юношеском возрасте возбуждала мужчин, очаровывая их своей молодостью и веселым характером.

Еще раньше, в 1717 году, французский посол Кампредон признал ее необычайно красивой. Да и по отзывам других современников и сохранившимся портретам Елизавета была очаровательна. Придворные льстецы даже утверждали, что краше нее нет в целом мире. Отмечали ее высокий рост, тонкую талию, величественную осанку, грациозность движений, великолепный цвет лица и обворожительные глаза. По обычаю барышень из Немецкой слободы, юная Елизавета на ассамблеях носила иногда ангельские крылья за спиной. В январе 1722 года, объявляя ее совершеннолетней в присутствии многочисленных гостей, Петр I, согласно обычаю все той же Немецкой слободы, эти крылья обрезал ножом. Так ангел превратился в девушку…

Елизавета в молодости была живой, веселой, кокетливой девушкой, – легкая на подъем, веселая и шаловливая, она, безусловно, украшала собой петровский двор. При дворе Петра II она носилась в охотничьем костюме на быстром скакуне по осенним полям в сопровождении своего племянника. Раскрасневшаяся от ветра, она была чудо как хороша! Не удивительно, что многие мужчины были от нее без ума. И любовников у нее тоже хватало. Первый сексуальный опыт Елизавета получила в … 14 лет, что даже по тем, совсем не пуританским, временам было рановато. И с тех пор ее личная жизнь протекала весьма бурно. К 1731 году, когда молодой шалунье исполнилось 22 года, число ее любовников перевалило за десяток! Их имена по большей части неизвестны. Елизавету можно было бы назвать легкомысленной, глупой или развратной, но это не так. Судя по всему, она каждый раз по-настоящему влюблялась в очередного кавалера (а иногда в нескольких сразу!), а то, что она увлекалась мужчинами примерно раз в два месяца, – такой уж у нее был характер. Есть такие женщины – порхают по жизни, как бабочки, от одного цветка к другому, искренне верят, что влюблены, а потом так же легко оставляют предмет своего увлечения… Ну что с ними поделаешь? Такой характер…

Именно такой женщиной и была Елизавета. При этом ее постоянно пытались выдать замуж. За кого только ее ни сватали! Когда Петр I был в 1719 году в Париже, он вздумал выдать ее замуж за малолетнего короля Людовика XV. Елизавете было 10 лет, а Людовику – 9, но это Петра не смутило. Французов шокировало такое предложение, и они, сославшись на молодость короля, Петру отказали. Им совсем не улыбалось принимать в свою семью дочь вчерашней прачки, к тому же рожденную до брака. Но Петр был упрям – ему очень хотелось породниться с династией Бурбонов, и тогда он предложил выдать Елизавету замуж за принца Конде, тоже без успеха. После этого он посватал свою дочь герцогу Шартрскому, но и здесь его постигла неудача. Причем Петр не оставлял своей затеи выдать Елизавету замуж за Людовика XV до той поры, пока он не женился в 1725 году на Марии Лещинской, дочери польского экс-короля. Знал бы Петр, за кого он хотел выдать свою ненаглядную Лизетту! Натерпелась бы она с ним, подлым изменщиком, как Мария Лещинская.

Факт. Людовик XV

Людовик XV (1710–1774) вначале отличался целомудрием. Когда он был совсем юн, маршал де Вальяр написал: «В свои четырнадцать с половиной лет он сильнее и развит более другого восемнадцатилетнего юноши, и прелестнейшие дамы не скрывают, что они всегда к его услугам». Однако он не поддавался на провокации. В 1725 году 15-летний Людовик женился на дочери польского экс-короля Марии Лещинской. Их «медовый месяц» продолжался целых три месяца – так ему понравилась юная красавица. Он был очарован прелестной королевой, и та отвечала ему взаимной страстью. Старания Людовика не пропали даром – Мария исправно рожала ему детей. Всего до 1737 года у них появилось 10 отпрысков. Однако с 1732 года Мария заартачилась: «Что за жизнь! Все время спать с королем, быть беременной и рожать!» Король был оскорблен этим заявлением, но продолжал хранить верность Марии, пока не встретил маркизу Марию-Юлию де Майи. Это была очаровательная женщина. Уже на втором свидании он изменил королеве. Их связь целых три года сохранялась в тайне, однако Мария Лещинская все равно узнала о ней. Она пришла в ярость, даже потеряла сознание, и заперлась в своей комнате. Все попытки примирения со стороны короля ни к чему не привели. Тогда Людовик заявил, что больше никогда не появится в спальне Марии. Монарх, уже ни от кого не скрываясь, начал открыто встречаться с мадам де Майи. Молодая маркиза, чтобы развлечь его, принялась устраивать увеселительные пикантные ужины, полные выдумки. Эти ужины вскоре превратились в оргии – приглашенных на них дам раздевали, и каждый мужчина старался «выказать им свое расположение»; затем их пускали по кругу. Потом гости опять пили. Под утро приходили слуги и доставали из-под стола короля и приглашенных дам.

Эти вечеринки были лишь началом распутной жизни Людовика. Вскоре похождения короля привели к серьезным последствиям: он подхватил сифилис. Биограф короля отметил, что его камердинер тайно приводил к нему каких-то девушек. Вскоре выяснилось, что сифилисом его наградила дочь мясника Пусси, которую, в свою очередь, заразил один дворцовый стражник.

В конце 1738 года мадам де Майи опрометчиво познакомила короля со своей сестрой Полин де Несль. Эта очаровательная особа покинула монастырь с явным намерением заменить свою сестру в постели Людовика. Она тотчас приступила к делу и вскоре стала его любовницей. Пока мадам де Майи сокрушалась по этому поводу, для новой фаворитки короля поспешно подыскивали мужа. Им стал Феликс де Винтимиль, племянник архиепископа Парижа. Состоялась свадьба, и молодые отправились в замок, чтобы провести там первую брачную ночь. Однако Феликс, получивший от короля 200 тысяч ливров за этот фиктивный брак, только сделал вид, что отправляется на брачное ложе, – на самом деле его место занял Людовик. С этого дня мадам Полин повсюду следовала за королем; он осыпал ее подарками, а в 1740 году даже подарил замок Шуази, в котором они уединялись для занятий любовью. Полин отличалась бурным темпераментом, и король засыпал только тогда, когда «семь раз доказывал мощь своего скипетра». Благодаря таким «заботам» мадам де Винтимиль в 1741 году родила сына, получившего титул графа де Люка. Она скончалась в том же году из-за родовой лихорадки.

Тогда король снова бросился в объятия мадам де Майи, чему та была очень рада, но уже в 1742 году переключился на еще одну сестру – герцогиню де Лорагэ. Она обладала «приятной полнотой форм» – именно такие женщины считались тогда привлекательными для мужчин. Он «любил» ее везде – на скамьях, на диванах, на лестничных ступенях, при этом герцогиня издавала сладострастные вопли. Но и этого Людовику показалось мало – он потребовал, чтобы и мадам де Майи присоединилась к ним, желая «спать между двумя сестрами», одна из которых была худышкой, а другая толстушкой. Вероятно, Людовику понравилась такая экзотика, но ненадолго – вскоре он избавился от обеих сестер.

Видимо, сестры мадам де Майи обладали какой-то особой притягательностью, потому что Людовик решил заняться четвертой из них – женой маркиза де Флявкура. Но вот незадача: у той супруг оказался страшно ревнив, и королю не удалось уложить ее в постель. Ревнивый муж пригрозил жене расправой, если она будет вести себя так же, «как ее шлюхи-сестры». Но монарх не унывал и сделал предложение пятой сестре – вдове Мари-Анне. Та согласилась, но выдвинула свои условия: получить статус официальной любовницы, иметь в Лувре свои апартаменты, свой Двор, неограниченное количество денег из казны, которые бы выдавались за ее подписью, и признать своих детей от короля, буде те появятся, законными. Что называется, губа не дура!

Король согласился на все! Он в 1744 году передал ей не то что апартаменты, а целое герцогство Шатору. Но и он был требователен: не раз он занимался любовью одновременно с двумя сестрами – герцогиней де Лорагэ и вдовой Мари. Но вот беда – Мари-Анна после двух недель секс-марафона с королем умерла.

Тут Людовик растерялся. Ресурсы семьи де Несль оказались исчерпанными, и где взять новую любовницу, король не знал, хотя коридоры Версаля буквально ломились от девушек, мечтавших отдаться ему. В 1745 году на бал-маскараде он обратил внимание на Жанну Пуассон и приказал камердинеру привести ее к себе. Увы, у Людовика внезапно возникла слабость, и он оконфузился перед прелестницей. Правда, король быстро восстановил силы и вскоре доказал Жанне мощь переполнявших его чувств, но против новой любовницы восстал весь Двор, министры, священники и даже сын-наследник. Тогда хитрая мадам Пуассон решила сделать так – она написала королю письмо: мол, ее муж очень ревнив, и она опасается доноса о своей связи с королем. Поэтому она просила у него защиты. Людовик поверил и предложил хитрюге укрыться в Версале, а сам послал придворного к мужу Жанны, чтобы объявить ему о том, что его жена стала любовницей короля. Огорченный супруг вынужден был покинуть Париж. Счастливый Людовик не отказывал ей ни в чем: купил для нее титул маркизы, подарил земли в Оверни и 12 тысяч ливров годового дохода, назначил фрейлиной королевы и признал официальной фавориткой.

Тут нахалка развернулась вовсю – кроме занятий любовью с королем она захотела еще и управлять государством. Но политика отнимает много времени, и Людовик нашел себе новую пассию – мадам де Куазен. Узнав об этом, Жанна решила отвадить Людовика от новоявленной соперницы, и с помощью почтмейстера, читавшего Людовику выдержки из перлюстрированных писем, опорочила мадам Куазен. Монарх поверил и в эту чушь и расстался с бедняжкой.

Тем временем Жанна потеряла былую привлекательность, и Людовик утешался с разными девицами, предпочитая девственниц, которых тайно приводили ему друзья. Однажды молодой человек по имени Казанова (тот самый!) познакомился с одной очаровашкой по имени Луизон Морфи. Она так понравилась ему, что Казанова даже заказал одному художнику ее портрет в обнаженном виде. Этот художник, случайно оказавшись в Версале в 1753 году, показал копию этого портрета придворному, который как раз и занимался тем, что подыскивал королю новых «подружек». Он решил, что такая красотка достойна украсить коллекцию Людовика, и показал ему портрет. Король ухватился за эту мысль и решил познакомиться с оригиналом. Сестра Луизон немедленно доставила ее в Лувр, а наутро у нее уже был свой дом около дворца. Девушка прожила в этом доме около двух лет, и Людовик постоянно навещал ее там. Однажды она непочтительно высказалась о Жанне, чего король терпеть не мог, и они расстались, несмотря на то что она родила ему дочь.

В доме, покинутом Луизон Морфи, поочередно появлялись другие дамы: ее сестра Бриджит, мадемуазель Фукэ и мадемуазель Эно. Впоследствии Людовик XV занялся тем, чем не занимался никто ни до него, ни после, – он создал гарем, называемый Олений парк, в котором содержал десятки своих наложниц. Причем все это было сделано по закону – он покупал маленьких девочек у их родителей, воспитывал до определенного возраста, а потом наслаждался юными девственницами. Маленьких девочек в возрасте от 9 до 12 лет, обязательно здоровых (король очень боялся заразы), король сам любил купать, раздевать, наряжать и… преподавать им религию! Когда они подрастали, он преподавал им уже другие уроки.

В 1756 году началась Семилетняя война, были введены новые налоги, тяжким бременем легшие на простой народ. Во всем обвиняли Людовика и его фаворитку. В 1757 году на короля было совершено покушение, а в 1764 году умерла Жанна Пуассон. Смерть Жанны Людовик встретил равнодушно – они давно уже не были любовниками, и монарх предавался своим развлечениям в Оленьем парке. Однако он наслаждался не только девочками, но и зрелыми женщинами: мадемуазель де Роман, Луизой Тирсэлен. Наконец, король познакомился с великосветской проституткой мадам д?Эспарбэ, в постели которой «весь город перебывал». Возможно, она и стала бы очередной официальной фавориткой короля, но этому воспротивились его министры.

Мадам де Грамон и мадам де Брезе, на несколько месяцев заменившие потаскуху, уже не могли удовлетворить короля. Ему требовалось что-то новое, необычное. Гонцы французского короля рыскали по провинции в поисках юной особы, но так никого и не нашли. Наконец, в 1756 году граф дю Барри решил избавиться от надоевшей ему любовницы. Ее звали мадемуазель Жанна Бекю. Граф спокойно уступал ее за деньги своим друзьям, когда оказывался на мели. Таким образом она побывала в постели герцога Ришелье и маркиза де Вильруа. Еще раньше она работала в одном сомнительном заведении и взяла себе псевдоним Манон Лансон. При посредничестве Ришелье Манон оказалась в постели Людовика. Первый раз Людовик столкнулся с тем, что женщина видит в нем мужчину, а не короля, поскольку все его прежние любовницы не могли избавиться от преклонения перед ним. Манон же ему дерзила и позволяла всякие выходки. Эта манера восхитила короля. К тому же она старалась каждый вечер придумывать все новые любовные забавы.

В 1768 году состоялась свадьба бывших любовников – графа дю Барри и Манон Лансон. Церемония была обычным фарсом – в брачном контракте было указано, что молодые не должны жить как муж и жена. При этом безродная шлюха была записана во дворянство. Став титулованной любовницей, проститутка, ранее отдававшаяся кому не попадя за несколько экю, получила отдельный дом, завела себе слуг и охрану. Все это делалось на деньги короля, естественно, – он назначил ей содержание в миллион двести тысяч франков ежегодно и осыпал богатыми подарками.

Вскоре в народе пошли слухи о том, что любвеобильность короля достигается разными стимулирующими средствами. В этом не было ничего удивительного, так как употребление возбуждающих средств тогда было обычным делом, и Людовик охотно ими пользовался. Де Ришелье писал: «Именно так он добился расположения некоторых знатных дам и покорил мадам де Сад… Несколько придворных дам умерли от последствий этих постыдных оргий». Вот так – даже умирали от «любви» со шпанскими мушками, тогдашней «Виагрой». Во всех этих извращениях обвиняли мадам Манон Ласон, но король был без ума от нее. Между тем Людовику уже стукнуло 60, а он был все таким же страстным любовником, как в молодости.

В доме Манон проходили собрания министров и принимались послы. Это возмущало многих придворных, и они начали искать шлюхе замену. Сначала они попытались уложить в королевскую постель принцессу Монако. Не вышло. Тогда нашли молодую англичанку, король переспал с ней, но тут же забыл. Настала очередь жены придворного музыканта мадам Бэш – тот же результат.

Манон, конечно, разгадала все эти уловки и обратилась за советом к аббату Террэ. Тот рекомендовал ей стать сводней, чтобы очередная королевская пассия была у нее под контролем. Ушлый аббат имел в виду одну из своих незаконнорожденных дочерей, мадам д'Амерваль, и таким образом намеревался вытеснить Манон из королевской постели. Однако Людовик всего несколько дней наслаждался этим «подарком» и вернулся к Манон.

Тем не менее Манон Лансон следовала совету аббата. Она заставила Людовика закрыть Олений парк и сама организовала ему гарем. Для начала она отдала королю свою племянницу мадемуазель Турнон, а затем перезнакомила его со всеми актрисами «Комеди Франсэз». Актрисы, впрочем, были начисто лишены всяческого воображения, и королю в постели с ними было откровенно скучно. Наконец, фаворитка короля привела к нему мадемуазель Рокур, настолько известную своим бесстыдством, что она заслужила прозвище Великой Волчицы. С первой же встречи ее пыл и изобретательность сильно увлекли Людовика.

В 1774 году король заболел оспой. По мнению сведущих людей, он заразился этой болезнью от шестнадцатилетней девушки, предоставленной ему Манон. Бедняжка не знала, что носила в себе этот опасный вирус, и скончалась на день позже Людовика XV. Любвеобильный монарх умер 10 мая 1774 года на 64-м году жизни, действительно, можно сказать, от любви.

Екатерина I завещала выдать Лизу замуж за Карла-Августа Голштинского, епископа Любекского. Он был вызван в Россию, или, как тогда говорили, «выписан» из Голштейна. Елизавете в случае замужества с Карлом единовременно выдавался миллион рублей и по 100 тысяч ежегодно. Кроме того, ей полагалось 300 тысяч рублей приданого.

Милый и приветливый юноша (в те времена и юнцы могли быть епископами!) уже считался женихом Елизаветы, когда в 1727 году в Петербурге он внезапно умер от оспы, буквально в двух шагах от алтаря. Память о нем Елизавета до конца жизни хранила в своем сердце. Недаром же она покровительствовала голштинской династии – вызвала в Россию своего племянника Петера (будущего Петра III), его невесту Софию-Фредерику-Августу (будущую Екатерину II), мать которой была двоюродной сестрой того самого Карла-Августа. Вот пример того, что Елизавета каждый раз влюблялась по-настоящему.

Одно время в претендентах на руку Елизаветы ходили сын Меншикова, сын герцога Бирона и сын князя Долгорукого, одного из восьми «верховников», подсунувших на подпись Анне Ивановне те самые «кондиции». Веселую и общительную Елизавету хотели видеть невесткой во всех этих домах, правда, здесь было больше политического расчета, чем сердечной привязанности. А вот к кому Елизавета была сама сильно привязана, так это к своему племяннику императору Петру II, сыну невинно убиенного царевича Алексея. Он тоже очень любил свою тетку (а «тетке» было всего 15–16 лет). Они вместе охотились, выпивали (оба пристрастились к этому слишком рано), катались на коньках, пели песни и танцевали. В общем, весело проводили время. Министр Остерман настоятельно рекомендовал матери Елизаветы, императрице Екатерине I, выдать свою дочь за Петра – тогда династическая ситуация стала бы прозрачной. И самое главное, что против такого поворота событий не возражали ни «жених» с «невестой», ни мать! Правда, юношеская влюбленность 13-летнего Петра II в свою юную тетку не имела ничего общего с чувством самой Елизаветы – она любила его любовью старшей подруги, не более того. Тем не менее дело шло к свадьбе.

Однако этот брачный союз запретил Священный Синод. Тогда Екатерина I обратилась за помощью к Вселенским патриархам, но тоже получила отказ – все-таки они были близкими родственниками, а кровосмешение ни одной религией не поощряется. Так что брак Елизаветы с Петром II оказался невозможен, но он до конца своих дней (умер от оспы в 1730 году) был влюблен в Елизавету и гнал от нее как поклонников, так и потенциальных женихов. Например, он отказал прусскому послу Вратиславу, который сватал за Елизавету курфюрста Карла Бранденбургского. Известна также история, случившаяся с поклонником Елизаветы Александром Бутурлиным.

В 1720 году Бутурлин закончил Морскую академию в Петербурге и был взят Петром I в денщики. Как мы уже писали, круг обязанностей царских денщиков был очень широк, и из них часто выходили толковые военачальники. Так что Александр Бутурлин был при Петре I чем-то вроде чиновника для особых поручений. Елизавета в это время проживала в Александровской слободе под Москвой. Ее основными занятиями были соколиная охота на зайцев, хороводы, катание на салазках и коньках, пение песен с крестьянками, крещение младенцев, травля волков и разведение фруктового сада в Курганихе. Вот в эту-то Курганиху и наведался однажды Александр Бутурлин. Увидев Елизавету, он влюбился в нее и с тех пор стал там частым гостем. Елизавета, верная своей привычке, тоже воспылала чувством к бравому отцовскому денщику, и у них закрутился роман. Говорят, что он был первым мужчиной в ее жизни, но это вряд ли – половые контакты она имела и раньше. Она назначила его своим камергером и познакомила с Петром II. В 1728 году Бутурлина наградили орденом Александра Невского и присвоили ему звание генерал-майора. Петр II, узнав о романе своей тетки с Бутурлиным, в 1729 году отослал его в действующую Украинскую армию воевать с крымскими татарами, а потом на персидскую границу. В общем, закатали человека, куда Макар телят не гонял. Говорят, что тут не обошлось без наушничества князей Долгоруких, желавших заполучить Елизавету в жены одному из представителей их клана. Как бы то ни было, но Бутурлин исчез с горизонта Елизаветы; впоследствии он стал заслуженным человеком – генерал-фельдмаршалом и московским генерал-губернатором. Кстати, в то время, когда они занимались с Елизаветой любовью, Бутурлин был вдов. Его первая супруга, дочь фельдмаршала князя Голицына, умерла в 1727 году. После своего изгнания из Александровской слободы и вынужденного отъезда на Украину Бутурлин в 1730 году женился вторично на княжне Куракиной.

Елизавета же, вертихвостка и кокетка, была непостоянна, как ветер. После Бутурлина ее избранником стал обер-егермейстер императорского Двора Семен Нарышкин (Двор во времена Петра II находился в Москве). Он приходился ей двоюродным братом, поскольку Наталья Нарышкина была матерью Петра I. Отношения между ними стали настолько «задушевными», что в Москве даже стали поговаривать о возможной свадьбе Семена и Елизаветы. Но в это дело опять вмешался Петр II и своим указом отослал Нарышкина путешествовать за границу. Тот выехал во Францию и поселился там под фамилией Тенкин. После воцарения Елизаветы Петровны он вернулся в Россию, был пожалован в камергеры, но уже не претендовал на покои рядом со спальней императрицы. Он был послом в Англии, а в Германии познакомился с невестой будущего императора Петра III Софией (будущей Екатериной II), заслужил ее милость и стал очень богатым человеком.

Но все это еще впереди, а пока наступил 1730 год, и Елизавету ожидали неприятности. Умер ее племянник Петр II, и на престол вступила Анна Ивановна. Жизнь Елизаветы утратила прежний блеск. Анна недолюбливала свою двоюродную сестру, видя в ней соперницу по трону. К тому же ее раздражало в Елизавете все – молодость, красота (сама Анна Ивановна, как мы помним, красотой не блистала), изящество, беззаботность, множество поклонников, умение танцевать и тонкий вкус. Она была немым укором Анне Ивановне, у которой ничего этого не было. И Елизавете при дворе Анны Ивановны было скучно – веселые балы и пиры сменились драками и глупыми выходками шутов и карликов.

Анна Ивановна опять перенесла столицу в Петербург; вместе с ней в Северную Венецию вынуждена была переехать и Елизавета. У нее был свой Летний дворец, который находился близ Смольного двора, а также Зимние дворцы, расположенные на Царицыном лугу (ныне Марсово поле) и на Садовой улице. Елизавета удалилась от большого Двора, и завела свой Двор, большей частью состоявший из ее сверстников, кавалеров и дам. В Петербурге она не отказалась от своих привычек, проводя время в куртуазных похождениях, балах и хороводах. При этом Елизавета не забывала, что она дочь Петра Великого, но до поры умело скрывала это, делая вид, что политика ее не касается. Она была поглощена любовью и удовольствиями: пела, танцевала, охотилась и кутила. Цесаревна на время затаилась, стараясь не привлекать к себе особого внимания. Несмотря на это Анна Ивановна и здесь ее допекала. Однажды Елизавете как цесаревне привезли ее ежегодное пособие в несколько миллионов рублей. Она вышла во двор и ужаснулась – в ворота въезжала целая череда тяжело груженых телег, доверху заполненных мешками с… медной монетой! Анна Ивановна платила ей не золотом или серебром, а медью! Елизавета, конечно, возмутилась и приказала сбросить все эти деньги в Мойку. Правда это или анекдот, неизвестно, но и сегодня находятся умники, которые платят штрафы или судебные издержки мелкой монетой. Формально они правы – монеты наравне с бумажными деньгами являются законным платежным средством. Но только формально, а по существу – это издевательство, и Елизавета вынуждена была его терпеть.

Как раз в это время у Лизы появился новый любовник – гвардии сержант Алеша Шубин. Надо сказать, что все мужчины, которым она дарила свою любовь, были красавцами. Она и сама была красива, и кавалеров себе подбирала под стать. Так вот, Алешка Шубин был красив до невозможности, и цесаревна влюбилась в него по уши. Он отвечал ей взаимностью, да так, что чуть не устроил дворцовый переворот в ее пользу. Что не сделаешь ради любимой женщины! Вот только какая расплата ждет впереди? И Алеша поплатился, слава Богу, что не головой. Анна Ивановна сначала сослала его в Ревель, где посадила в каменный мешок, в котором было невозможно ни сидеть, ни лежать. Потом, в 1732 году, последовал указ выслать его в Сибирь, и не куда-нибудь, а на забытую Богом Камчатку. Императрица поступила с ним жесточайшим образом – раз он мечтал жениться на красавице Елизавете, то пусть возьмет себе в жены безобразную камчадалку! Делать было нечего, и Шубин женился. Анна Ивановна и здесь петровской наследнице насолила, как могла. Безутешная Лизавета долго переживала эту любовную драму и даже сочиняла грустные песни, которые дошли до нашего времени. В них есть такие слова: «Легче б тебя не знати, нежель так страдати…» Алешка Шубин был, безусловно, одним из ее любимейших фаворитов. Ссылка Шубина продолжалась почти десять лет, до той поры, пока не умерла императрица Анна Ивановна. При ней нечего было и думать об освобождении Алексея из камчатской глухомани. Когда же правительницей стала Анна Леопольдовна, Елизавета кинулась разыскивать Шубина. Анна Леопольдовна, к слову сказать, зная не понаслышке, что такое разлука с любимым, помогала Елизавете, чем могла. Сперва она обратилась к Бирону, и тот издал соответствующий указ о розыске ссыльного Шубина. Но вот беда – никто за давностью лет не знал, куда его сослали! Вроде был такой ссыльный, а куда подевался – неизвестно, может, даже и умер. Второй указ о розыске ненаглядного Елизаветиного Алешеньки подписала уже сама Анна Леопольдовна. Успех был тот же – нулевой. И только когда поисками занялся фельдмаршал Миних, дело сдвинулось с мертвой точки – Шубина нашли где-то на Камчатке. Ему нужно было проехать 15 тысяч верст, чтобы добраться до Петербурга. Дорога тогда занимала не месяц и не два, а иногда целые годы! В общем, к тому времени, когда Шубин прибыл в столицу, Елизавета уже стала императрицей. Он был ласково встречен Елизаветой, но это был уже другой человек – одичалый и нервный, хотя сохранил на своем лице следы былой красоты. Лиза произвела его в майоры Семеновского полка и генерал-майоры по армии за «невинное претерпение». Алексей Шубин хотел снова занять место фаворита при Елизавете, но потерпел неудачу. Во-первых, против этого был личный врач Елизаветы Жано Лесток (наверняка читатели знают его по фильму «Гардемарины, вперед!»), к советам которого она очень прислушивалась. Дело в том, что Лесток был косвенно повинен в ссылке Шубина в Сибирь при Анне Ивановне. Но, главное, место фаворита было уже занято Алексеем Разумовским (о котором речь впереди). Быстро смекнув, что при дворе ему делать теперь нечего, Шубин, награжденный орденом Александра Невского, уехал в пожалованные ему имения в Нижегородской губернии и больше в столицу не возвращался. Умер Алексей Шубин в 1765 году, пережив Елизавету на четыре года. А какая была у них любовь!

А пока, в царствование Анны Ивановны, предложения руки и сердца Елизавете поступали, без преувеличения, со всех концов цивилизованного мира. Среди претендентов были: принц Георг Английский, инфант Мануэль Португальский, инфант дон Карлос Испанский, герцог Эрнст-Людвиг Брауншвейгский, шах Надир Персидский и, конечно же, щеголь Мориц Саксонский, разбивший когда-то сердце самой Анны Ивановны. Впрочем, мы вовсе не уверены в том, что перечислили всех кандидатов в мужья – уж слишком велико было их количество.

Всех этих женихов Анна Ивановна сочла слишком знатными для Елизаветы: ей бы хотелось выдать ее за правителя какого-нибудь захудалого королевства. Помните фразу из «Золушки»: «Королевство у нас маловато – разгуляться негде». Чтобы Елизавете с ее пристрастием к веселью на самом деле «разгуляться было негде». Или отправить ее в какую-нибудь глухомань, на задворки Европы, вроде той же самой Курляндии, в которой она сама прозябала, чтобы ей было оттуда уже никогда не выбраться. Но Анна Ивановна все тянула и тянула, и в итоге Елизавета так и осталась незамужней. А позже она решила свою судьбу сама.

Став императрицей в 1741 году, она уже на следующий год тайно обвенчалась с Алексеем Разумовским, с которым не расставалась до конца своей жизни. Судьба этого человека просто удивительна, а взлет к вершинам власти непостижим! И главное, что он получил все это не за какие-нибудь выдающиеся заслуги, а благодаря своему прекрасному голосу и потрясающей внешности. Как мы помним, Елизавета и сама была красавицей, и кавалеров себе выбирала непременно из красавцев. Это у Екатерины II были что ни любовник, то выдающийся государственный деятель, хотя порой иной кавалер был не краше обезьяны. Потому что Екатерина выбирала себе «галантов» по уму, а Елизавета – по внешности, и в этом была принципиальная разница между ними. Фавориты Екатерины реально правили страной и были опорой трона, фавориты же Елизаветы к государственной службе не годились. Но все по порядку.

Алексей Разумовский и Елизавета Петровна были одногодками, оба родились в 1709 году, только он родился в марте, а царевна – в декабре. Их близость началась еще в период правления Анны Ивановны, которой в 1731 году пришла в голову очередная блажь – создать капеллу из украинских (тогда говорили – малороссийских) певцов. Как известно, украинцы поют не хуже итальянцев, а поскольку Анна Ивановна была горазда на разные чудачества, то решила у себя завести такое новшество. В Малороссию для набора певцов был командирован полковник Вишневский. В селе Лемеши Черниговской губернии он обратил внимание на молодого церковного певчего, который, стоя на клиросе, выводил громким басом псалмы. Это и был Алексей Разумовский. Вишневский немедленно забрал Алексея в Петербург и определил в придворную капеллу. За свою «находку» полковник Вишневский получил чин генерал-майора.

Изначально фамилия молодого человека была Розум (разум по-русски), причем это была даже не фамилия, а казацкое прозвище его отца, который, подвыпив, рассуждая о каком-нибудь влиятельном лице, любил повторять «Шо за голова, шо за розум!» Настоящей фамилии Алексея не знает никто. Он был сыном простого казака и в детстве пас коров. Грамоте и пению его научил дьячок из соседнего села. И вот волею судьбы Алексей оказался при дворе Анны Ивановны. В столице ему переменили фамилию на русский лад, и он стал Разумовским. Елизавета сразу же обратила внимание на малороссийского певчего с трубным голосом архангела, к тому же красавца, каких поискать. Вернее, первой на него обратила внимание приятельница Елизаветы Анастасия Нарышкина. Вот что рассказывал в своих записках французский посол де ла Шетарди: «Женщина… обладающая большими аппетитами (Анастасия), была поражена лицом Разумовского, случайно попавшегося ей на глаза. Оно действительно было прекрасно. Он брюнет с черной, очень густой бородой, а черты его, хотя и несколько крупные, отличаются приятностью, свойственной тонкому лицу. Он очень высокого роста, широкоплеч… Нарышкина обыкновенно не оставляла промежутка времени между возникновением желания и его удовлетворением. Она так искусно повела дело, что Разумовский от нее не ускользнул. Изнеможение, в котором она находилась, возвращаясь к себе, встревожило цесаревну Елизавету и возбудило ее любопытство. Нарышкина не скрывала от нее ничего. Тотчас было принято решение привязать к себе этого… человека». Данный инцидент относится к 1732 году.

Разумовский был назначен камердинером Елизаветы, а когда он потерял голос (это было уже не важно), она присвоила ему чин придворного бандуриста. Прусский посол Марденфельд, посвященный во многие интимные тайны Елизаветы, докладывал своему королю о Разумовском следующее: «Особа, о которой идет речь, соединяет в себе большую красоту, чарующую грацию и чрезвычайно много приятного… Родившись под роковым созвездием… в минуту нежной встречи Марса с Венерой, он ежедневно по нескольку раз приносит жертву на алтарь… Амура».

Прусский посол выражался витиевато, уснащая свою речь образами античной мифологии, что было тогда в моде; тем интересней его доклад. Читаем дальше: «Первым жрецом, отличенным ею (Елизаветой), был подданный Нептуна, простой рослый матрос…» Ага, вот мы и узнали, кто был первым мужчиной у Елизаветы в ее 14 лет – «рослый матрос»! Не какой-нибудь знатный кавалер, а рядовой матрос (по всей видимости, это был матрос Максим Толстой), что было не удивительно при порядках, царивших в семье Петра I. Ведь ее мать была блудницей, а отец перепробовал множество женщин, включая матросских жен. Так что яблоко недалеко от яблони падает.

Идем дальше: «Теперь эта важная должность не занята в продолжение двух лет. До того ее исполняли жрецы, не имевшие большого значения (для Елизаветы): Возжинский (Войчинский), Лялин, Скворцов и др». (От себя добавим – а потом и Петр Шувалов, Роман и Михаил Воронцовы, Сиверс и Мусин-Пушкин.) То есть после Алешки Шубина у нее были еще любовники, которым она значения не придавала – просто с ними «спала», так, для души, для здоровья.

«Наконец нашелся достойный в лице Аполлона с громовым голосом, уроженец Украины, и должность засияла с новым блеском. Не щадя сил, он слишком усердствовал, и с ним стали делаться обмороки, что побудило однажды его покровительницу отправиться в полном дезабилье (то есть полураздетой) к Гиппократу, посвященному в тайны, чтобы просить его оказать помощь больному».

Помните, как принцу Антону тоже в «этом деле» помощь потребовалась? Но тогда Антона добрым советом спас его адъютант Кейзерлинг, а вот Елизавета была вынуждена обратиться к доктору. Представляете сцену – любовник теряет сознание во время полового акта, а его пассия мчится полураздетая к эскулапу? Но кто же этот загадочный «Гиппократ», которого Марденфельд сначала не называет по имени? А это тот самый француз Жано Лесток, личный врач Елизаветы и «особа, приближенная к императору». Позже так и будет, только не «к императору», а к императрице Елизавете.

Дальше нас ждет самое интересное: «Застав лекаря в постели, она уселась на край ее и упрашивала его встать. А он, напротив, стал приглашать ее позабавиться. В своем нетерпении помочь другу сердечному она отвечала с сердцем: “Сам знаешь, что не про тебя печь топится!” – “Ну, – ответил он грубо, – разве не лучше заняться этим со мной, чем со столькими из подонков?” Но разговор этим ограничился, и Лесток повиновался».

Представляете? Наследница российского престола, дочь Петра I полуголая мчится к личному врачу за помощью своему любовнику, а наглый французишка предлагает ей поразвлечься с ним, а всех «галантов» Елизаветы обзывает подонками? Это, в первую очередь, характеризует саму Елизавету, позволившую хаму такие выходки. В итоге: «она не ответила на его притязания, хотя легкость нрава цесаревны подавала лейб-медику основательные к тому надежды. И все же любовь к Разумовскому и желание помочь ему как можно быстрее оказались сильнее плотской чувственности, постоянно обуревающей Елизавету». Вот так – в принципе, могла и с Лестоком переспать, но любовь к Разумовскому оказалась сильнее.

Елизавета действительно заботилась об Алексее Разумовском: выходя в сильный мороз из театра, она заботливо запахивала ему шубу, а на официальных обедах Алексей сидел рядом с цесаревной. Официально он управлял имениями Елизаветы.

Интересно, что в дворцовом перевороте 1741 года Алексей Разумовский никакого участия не принимал. Тогда за спиной Елизаветы, да и до него, никто не стоял. Были, конечно, французы – тот же Шетарди с Лестоком, которые подстрекали ее, пугая, что, мол, Анна Леопольдовна хочет постричь ее в монахини, ссужали деньгами и так далее. Подбивали Елизавету на совершение государственного переворота и ее любовники – тот же Разумовский, Шувалов, Воронцов, но сами за ней не пошли. Испугались, должно быть.

В результате переворот Елизавета совершила в полном одиночестве; за ней не было ни могущественного клана Орловых, ни Потемкина, как при Екатерине II, – никого! У Екатерины I хоть был Меншиков, устремления Анны Ивановны поддерживал верный Бирон, а Елизавету – никто! Обычно государственные перевороты устраивают целые команды профессиональных интриганов. Переворот долго готовят, склоняют на свою строну или подкупают нужных людей, привлекают войска… А переворот Елизаветы был самым плохо подготовленным и неорганизованным переворотом в России, тем не менее он увенчался успехом!

Многочисленные любовники Елизаветы в самый решительный момент как в воду канули. Бравый вояка Алешка Шубин, конечно, помог бы ей, но он находился в ссылке, а больше ей ни на кого рассчитывать не приходилось. Алексей Разумовский, этот трус и ничтожество, так тот вообще остался на охране дворца. И это в тот момент, когда, возможно, шла речь о жизни Елизаветы! Если бы затея не удалась, то за это ей полагалась плаха или же вечная ссылка в Сибирь с вырезанием языка, вырыванием ноздрей, битьем кнутом и прочим. Разумовскому нужно было находиться рядом с любящей его женщиной, охранять ее со шпагой в руках, в прямом смысле прикрывать ей спину, а он остался сторожить «барахло»! И если кто меня спросит – любил ли Разумовский Елизавету, я отвечу – нет. Настоящие мужчины так себя не ведут. Полагаю, что Алексей Разумовский был обыкновенным альфонсом – позволял любить себя, вкусно ел, сладко пил, носил одежды и драгоценности, которыми одаривала его любовница, жил во дворце. Когда он приехал в Петербург, у него не было ни гроша, да и своей службой России он ничего заработал, так как вообще не служил. Паразит, одним словом.

И любила же Елизавета этого паразита! За что, спрашивается? Только за то, что был красив лицом? Или за то, что был хорош в постели? Разгадать эту загадку невозможно, так что не будем и пытаться – все равно ничего не получится. Отметим только одно – все прочие любовники Елизаветы были на манер Разумовского – красивые, холеные, но ни что больше не годные в смысле государственных дел. Такие уж прихоти были у матушки Елизаветы… Поэтому ей ничего не оставалось, как лично вести «на дело» гвардейцев, проявив при этом немалое мужество. Елизавета действительно оказалась достойной своего отца Петра Великого. Никакой женской эмансипации в ту пору и в помине не было, а Елизавета проявила истинно мужские качества. Смелая была женщина, что и говорить!

Кроме того, она, видимо, была действительно хорошим человеком – добрым, веселым и приятным в общении. Говорят, природа отдыхает на детях, зато лучшие черты дедов передаются внукам. В данном случае лучшие черты царя Алексея Романова передались его внучке Елизавете. Ее знаменитый дед мог крестить детей у своих стольников, запросто разговаривать с неродовитыми людьми и в хорошем смысле был прост. Так же и Елизавета с удовольствием ходила к гвардейцам на именины, пила с ними водку, закусывая пирожками с морковью, весело отплясывала на свадьбах и крестинах. И гвардейцы отвечали ей тем же – любовью и уважением; никто из них не сомневался, кого нужно сажать на престол – только дочь Петра! Императрица Анна Ивановна проглядела тот момент, когда из легкомысленной и взбалмошной девушки Елизавета превратилась в расчетливую и умную женщину, овладевшую искусством придворной интриги. Императрица думала так – пусть она пляшет в домах солдат, крестит их детей, это и к лучшему: пусть петровское отродье путается с худородными людьми и в политику не лезет. А Елизавета таким способом привлекала к себе гвардию, и она не подвела ее!

Слухи о заговоре Елизаветы дошли до ушей правительницы Анны Леопольдовны, и она, вместо того чтобы решительно пресечь намечавшийся переворот, просто сделала внушение принцессе. Но кое-какие меры все же предприняла – приказала удалить гвардию из Петербурга якобы для отражения шведской агрессии (которой и в помине не было). Тогда, это было 25 ноября 1741 года, гвардейцы пришли во дворец Елизаветы и заявили, что их, мол, высылают из города и медлить больше нельзя. Елизавета попросила дать ей время помолиться, и во время молитвы клятвенно пообещала, что если заговор удастся, то она никого смертной казнью казнить не будет. (Как известно, она свое слово сдержала – за все ее 20-летнее правление смертью не был казнен ни один преступник! Другое дело, что заточение в Шлиссельбургскую крепость, а также битье кнутом, вырывание ноздрей, отсечение рук и прочие ужасы никто не отменял, но это уже отдельный разговор – главное, преступников при Елизавете прилюдно не казнили.)

После молитвы она привела к присяге пришедших к ней солдат и затем отправилась в казармы Преображенского полка. Там она обратилась к гвардейцам с краткой речью: «Ребята! Вы знаете, чья я дочь, ступайте за мною!» Елизавета и с них взяла клятву умереть за нее, и в знак решимости надела на себя кирасу. 308 гвардейцев молча выступили к Зимнему дворцу (перед тем они искололи барабаны штыками, чтобы никто не поднял тревоги). Елизавета от волнения не могла идти, и гвардейцы на руках внесли ее во дворец. Стража дворца примкнула к заговорщикам. Опять резали тугую кожу барабанов, чтобы уже во дворце никто не смог предупредить правительницу. А дальше произошла сцена, описанная нами в очерке об Анне Леопольдовне, – Елизавета подошла к спящей, положила ей руку на лоб и произнесла: «Пора вставать, сестрица!»

Итак, дворцовый переворот свершился, и Елизавета Петровна стала императрицей. Но теперь она боялась, что и ее так же свергнут: спать она не ложилась до рассвета, и каждый раз спала в другой комнате. Специальный слуга должен был дежурить в ее спальне, и если Елизавете начинали сниться кошмары, он должен был положить ей руку на лоб и произнести: «Лебедь белая». После этого дурные сны отступали. За свои труды лакей, клавший руку на лоб императрицы, получил дворянство и фамилию Лебедев. Караульным у дверей своей спальни Елизавета платила по 10 рублей за ночь (неслыханные по тем времена деньги!). По всей стране шел поиск стариков, которые страдали бессонницей и могли не спать всю ночь. Одного такого нашли, но Елизавета его разоблачила – старый хрыч умудрялся спать с открытыми глазами! Его, конечно, выгнали, и тогда императрица стала проводить ночи в компании с несколькими придворными дамами – это позволяло ей хоть немного поспать и действовало успокаивающе. Сколько же сил и энергии уходило у Елизаветы Петровны на то, чтобы побороть собственные страхи!

И надо сказать, Елизавета опасалась заговоров не зря – они действительно были. Вот только небольшая хронология открытых «предумышлений». 1742 год – офицер Ивашкин в Москве вербует сторонников, чтобы вернуть трон законному государю Ивану Антоновичу. 1743 год – подполковник Лопухин в пьяном виде поносит Елизавету последними словами и опять же грозит возвести на трон младенца-императора Ивана VI. 1749 год – к Петру Федоровичу (будущему Петру III) обращается подпоручик Батурин и обещает немедленно возвести его на трон, взбунтовав гвардейцев. 1756 год – дело мещанина Зубарева (мы о нем уже писали выше) – опять в цари прочат младенца Ивана. 1757 год – во время болезни Елизаветы (а она, как и ее отец, Петр I, была подвержена приступам эпилепсии) троном хотела завладеть Екатерина (будущая Екатерина II). 1761 год – заговорщики задумали посадить на престол малолетнего Павла (будущего Павла I) или отдать трон Екатерине, супруге наследника Петра Федоровича. И так далее, и тому подобное. Прямо скажем, Елизавета все свое царствование провела как на пороховой бочке. Она отдавала себе отчет в том, что трон захватила незаконно, но не стала упиваться своей властью, казнить недовольных направо и налево, а всю жизнь морально страдала. Такая вот совестливая женщина пришла к власти в 1741 году.

Чтобы исключить возможность переворота, Елизавета вызвала из Голштинии своего племянника Карла-Петера-Ульриха (будущего императора Петра III) и в 1742 году назвала его наследником русского престола.

Небольшое отступление – если Елизавета назначила наследником племянника еще в 1742 году, значит, она точно знала, что собственных детей у нее не будет? Это в свои-то 33 года? Тут кроется какая-то тайна. Историки просто пишут – назначила наследником Карла, а почему она так поступила – не объясняют. Логично было бы назвать наследником собственного ребенка! Или у Елизаветы был неудачный аборт, после которого она не могла иметь детей? Или что-то другое? Ведь мужчин у нее хватало! Да и венценосных женихов тоже… Что ей стоило уже после вступления на престол выйти замуж за того же английского или португальского принца или, на худой конец, герцога Брауншвейгского, родить ребенка и передать трон ему. Разгадка этой шарады нам кажется проста. Предложения от заморских принцев Елизавете поступали до ее вступления на престол. В этом случае ей пришлось бы уехать из России в ту же Англию, Испанию или Португалию и стать, соответственно, английской, испанской или португальской королевой. После воцарения Елизаветы об этом, разумеется, и речи быть не могло. В случае же ее брака с более мелким владетельным принцем могла бы сложиться ситуация, как у Анны Леопольдовны: она – императрица, он – представитель правящей династии, все по закону. У них могли появиться дети, которым Елизавета и передала бы престол. Однако Елизавета почему-то так не сделала – вместо этого она сочеталась тайным браком с Алексеем Разумовским. Почему? Может, она считала, что союз императрицы с принцем – это неравный брак? Или она вышла замуж за Разумовского по любви? Не думаю, скорее всего, тут были какие-то другие причины, нам неведомые. Так или иначе, а наследником русского престола стал наполовину немец Карл-Петер-Ульрих Голштинский (будущий Петр III).

Как же отблагодарила Елизавета верных ей гвардейцев за совершение государственного переворота? Ее благодарность была и впрямь царской. Уже 31 декабря 1741 года всех гвардейцев, принимавших участие в перевороте (а их было более трехсот человек), она свела в особую команду, получившую название лейб-кампании (нечто вроде гвардии из гвардии), присвоила им особую форму и собственное знамя. Сама Елизавета стала капитаном в этой воинской части, а все офицерские чины в ней приравнивались к генеральским. Чины прапорщика приравнивались к подполковничьим армейским чинам, а все унтер-офицеры – к офицерам. Кроме того, все неродовитые получили дворянство, им были даны поместья. Лейб-кампания получила в Зимнем дворце особое помещение, в котором Елизавета Петровна любила бывать, пить с «кампанцами», которые называли ее кумой (у многих из них она крестила их детей), водку и закусывать морковными пирогами. Обращались они к императрице исключительно на «ты». Петр III, кстати, придя к власти, всю эту свору бездельников разогнал.

Не забыла она и своего фаворита Алексея Разумовского, хотя он в перевороте, как мы знаем, участия не принимал. Уже наутро Елизавета пожаловала его в действительные камергеры, присвоила звание поручика лейб-кампании в чине генерал-лейтенанта, потом наградила его орденом Св. Анны, а в день своей коронации (25 апреля 1742 года) возвела его в чин обер-егермейстера с объявлением его кавалером ордена Александра Невского. Возникает вопрос, за какие заслуги она пожаловала ему военный орден и генеральский чин, ведь он сроду не воевал. За «постельные», не иначе!

Других своих любовников Елизавета тоже не забыла: Воронцов был назначен поручиком лейб-кампании в чине генерал-лейтенанта, а братья Шуваловы – подпоручиками в чине генерал-майоров. Дальше – больше: придворная карьера Алексея Разумовского росла как на дрожжах. В 1744 году он был пожалован в графское достоинство Римской и Российской империи, в 1745 году повышен в воинском чине до капитан-поручика лейб-кампании, в 1746 году заимел польский орден Белого Орла, в 1748 году ему было присвоено звание подполковника лейб-гвардии Конного полка и, наконец, в 1756 году – звание фельдмаршала! Фельдмаршал, который никогда пороху не нюхал, – но таковы были прихоти императрицы Елизаветы. Она называла Разумовского «другом нелицемерным»: он и вправду никогда не лицемерил, в государственные дела не лез и не указывал Елизавете, как ей править. Жизнь он вел примерно такую же, как и в родном селе, – спал, ел, молился Богу, и ни о чем особенно не заботился. Он не только не принимал участия в политике, но и не читал книг, не знал языков и был совершенно равнодушен к искусству. Одним словом, он никак не воспользовался внезапно открывшимися перед ним фантастическими возможностями…

Впрочем, надо отдать должное Алексею Разумовскому – он сам понимал свое ничтожество. Фаворит с иронией относился к титулам и наградам, которыми осыпала его Елизавета, и однажды заявил ей: «Ты можешь из меня сделать кого пожелаешь, но ты никогда не сделаешь того, что меня примут всерьез, хотя бы как простого поручика». Когда император Священной Римской империи по просьбе Елизаветы пожаловал ему графство и приписал ему выдуманное княжеское происхождение, Алексей высмеял это. Да, хоть и самокритичен был граф Разумовский, однако же награды и титулы принимать изволил! Наверное, чтобы не сердить свою любовницу… А она не только награждала его чинами, но и на подарки не скупилась. Отдала ему конфискованное у Миниха имение Рождествено-Поречье и другие вотчины, подарила дома в Москве и Петербурге, Аничков дворец и даже свой личный дворец на Царицыном лугу. Эти дары превратили Разумовского в одного из богатейших в России помещиков.

В общем, Алексей Разумовский жил – не тужил и даже стал законодателем придворной моды – первым стал носить бриллиантовые пуговицы, алмазные пряжки на туфлях, алмазные пояса, бриллиантовые кавалерские звезды и эполеты. Все малороссийское стало модным при дворе Елизаветы – на пирах появились украинские блюда, а кроме хоров украинских певчих в Петербурге появились ансамбли бандуристов. При дворе Разумовский, осознавая свое ничтожество, держался скромно – настолько скромно, что даже врагов себе не нажил. Что было удивительно, ведь он был скор на расправу и вспыльчив, особенно пьяный. Графиня Шувалова каждый раз служила благодарственный молебен, когда ее муж Петр, возвратившись с охоты, не бывал бит батогом Разумовским под пьяную руку. Известие о буйствах Разумовского в нетрезвом состоянии отразил в своем докладе и английский посланник Вильямс – однажды фаворит за завтраком чуть не избил генерал-адмирала Апраксина, и тот смолчал. Вильямс назвал Апраксина трусом, но это как сказать – против любовника императрицы не попрешь, себе дороже, а генерал-адмирал был умным человеком… Эта же черта характера Разумовского обозначена и в записках Екатерины II: «Этот человек, обыкновенно такой кроткий, в нетрезвом состоянии проявлял самый буйный нрав». Что ж – грех винить русского человека за пьянство, а «золотая клетка» порой была Разумовскому не по нраву, да и тосковал он по родным украинским просторам. Вот его портрет того времени, оставленный маркизом де Шетарди (как явствует из его записей, он сделал их, когда Алексею было 32 года, то есть в 1741 году): «Это в самом деле красавец, брюнет с окладистой черной бородой, черты которого, уже сложившееся, имеют всю привлекательность, какую только может иметь деликатное лицо. Рост его тоже бросается в глаза. Он высок, широкоплеч, с нервными членами. Хотя в его манере держаться остается нечто неуклюжее, результат воспитания и происхождения, однако заботы… направленные на то, чтобы вышколить их и, – хотя ему уже тридцать два года, – научить танцевать… под руководством создавшего здешние балеты француза, могут исправить этот недостаток». (Де ла Шетарди, в соответствии с великосветскими представлениями, искренне полагал, что недостатки «воспитания и происхождения» можно исправить танцами!) Разумовский был тогда еще с бородой – на всех портретах мы его видим гладко выбритым. М. И. Пыляев в своей книге «Старый Петербург» дает такую характеристику Разумовскому: «Не имея никакого образования, он обладал широким умом. Осыпанный почестями, он не отличался гордостью. Наружностью он был красивый и видный, чертой его характера была щедрость и великодушие».

Разумовский очень любил свою семью и старался помогать всем родственникам. Любил выпивать с украинскими гостями, которые часто у него бывали, – Алексей никогда не забывал свою родину – Малороссию. В то же время он следил, чтобы его родственники не докучали Елизавете, когда она на две недели остановилась в Козельце, неподалеку от его родного села. Когда мать увидела этого важного пана, она сначала даже не узнала его. Ему пришлось раздеться, чтобы по родимым пятнам доказать, что он ее сын. Алексей по требованию Елизаветы перевез мать, Наталью Дементьевну, с сестрами и своего брата Кирилла в Петербург: все они получили место при дворе. Простая украинская крестьянка, «Розумиха», как ее называли односельчане, до этого ходившая босиком, получила шифр статс-дамы. Ей, впрочем, скоро наскучила жизнь в огромном непонятном городе, и она вернулась в родные Лемеши.

А брат Разумовского 16-летний Кирилл остался в Петербурге – ему полюбилась столичная жизнь. Его возвели в графское достоинство, а затем послали учиться в Европу. Через два года он вернулся и тут же был назначен Елизаветой президентом Академии наук. В свои 22 года он стал гетманом Украины, что приравнивалось к чину фельдмаршала. Хотя «граф Кирила» и сделал фантастическую карьеру, ни в каких великих делах замечен не был. Разве что любил собственноручно коптить окорока и поедать их с «цыбулею» (луком), да, находясь под мухой, бить морды придворным. Вот и все…

К чести Алексея Разумовского, этого фаворита и первейшего вельможи елизаветинской эпохи, следует отметить, что он был чужд гордыни, ненавидел коварство и любил ходатайствовать за несчастных. Под его влиянием украинские казаки стали освобождаться от крепостной зависимости, за что они просто боготворили его.

Итак, мы выяснили, что Елизавета была красивой, доброй, веселой, если надо, строгой, а также смелой и влюбчивой дамой. Какой же была ее жизнь, ее повседневное существование императрицы, самодержицы российской? Обратимся к описаниям историков. Н. И. Костомаров так описывал ее внешность (она была тогда уже в зрелых годах): «…У нее были превосходные каштановые волосы, выразительные голубые глаза, здоровые зубы, очаровательные уста… Ее роскошные волосы не обезображивались пудрою по тогдашней моде, а распускались по плечам локонами, перевитыми цветами». Рассказывали, что у нее был слегка приплюснутый нос, и поэтому она не любила, когда ее изображали в профиль. При Петре I в моде было все голландское, при Анне Ивановне – все немецкое, а при Елизавете Петровне – французское. Именно тогда французский язык вошел у русской знати во всеобщее употребление. Елизавета прекрасно танцевала французские менуэты, кадрили и мазурки, лихо отплясывала и под русские песни и мелодии.

Она любила слушать страшные народные сказки, верила в домовых, русалок и леших. Играла в бильярд, была страстной охотницей. По вторникам Елизавета устраивала маскарады, за неявку на которые без уважительной причины полагался штраф 50 рублей. Эти маскарады начинались около 6 часов вечера и продолжались до 2 часов ночи; в них могли участвовать все, кому заблагорассудится, но в чине не ниже полковника. Ей нравилось переодевать придворных дам в мужские костюмы, при этом мужчины, естественно, вынуждены были напяливать на себя женское платье. Екатерина II позже вспоминала: «Императрице вздумалось приказать, чтобы на придворные маскарады все мущины являлись в женских нарядах и все женщины в мужских, и при том без масок на лицах… Мущины в огромных юпках на китовых усах… а дамы в мужских придворных костюмах. Такие метаморфозы вовсе не нравились мущинам, и большая часть их являлась на маскарад в самом дурном расположении духа, потому что они не могли не чувствовать, как они безобразны в дамском наряде. С другой стороны, дамы казались жалкими мальчишками, кто был постарше, того безобразили толстые и короткие ноги».

Зачем она это делала? Екатерина II поясняет: «И из всех них мужской костюм шел только к одной императрице. При своем высоком росте и некоторой дородности она была чудовищно хороша в мужском наряде. Ни у одного мущины я никогда в жизнь мою не видала такой прекрасной ноги». Это необычайно льстило Елизавете, и она была в восторге от своей выдумки. Современник вспоминал: «Стройная, высокая, гибкая Елисавета Петровна была очень красива в мужском костюме и поэтому любила наряжаться мужчиною». Но это на маскараде, а главным ее нарядом, конечно, были платья. К ним у нее была настоящая страсть. Известно, что Елизавета никогда не надевала одного платья дважды, а в течение одного бала могла сменить свой наряд трижды! Только в Москве при пожаре 1753 года у нее сгорело 4 тысячи платьев, но она не тужила, так как в запасе у нее было еще 15 тысяч нарядов, да два сундука шелковых чулок, да несколько тысяч пар обуви. И прически она носила замысловатые, убранные множеством драгоценных камней.

Елизавета и сама была законодательницей мод, и дам из высшего света не забывала. У нее была «милая» привычка утверждать фасоны платьев именными указами! Вся в отца – тот своими именными указами поучал, как подданным жениться или покойников хоронить, какой должна быть глубина могилы или длина гроба, а его дочь указывала, какие дамам платья носить. Впрочем, это была невинная забава, смешная причуда. Когда в Петербург заходили иностранные корабли с галантереей, Елизавета стремилась скупить все новинки, пока их не расхватали другие дамы. Да они и не смели надевать такие же наряды, причем это правило распространялось не только на платья, но и на украшения. Однажды произошел такой случай – фрейлина Лопухина явилась на бал с такой же розой в волосах, как у Елизаветы. Разгневанная императрица заставила ее стать на колени, срезала ножницами цветок вместе с прядью волос, а затем надавала дерзкой пощечин. На красоту Елизаветы не смел покушаться никто!

С этой Лопухиной (ее звали Натальей Федоровной) связана грустная история. Ее подвел ее длинный, охочий до сплетен язык. Не все были довольны воцарением Елизаветы, вот Лопухина и стала высказываться в таком духе, что, мол, скоро снова на престол взойдет Брауншвейгская династия (муж ее поддерживал эти сплетни), то есть власть вернется к Анне Леопольдовне. Конкретно ничего сделано не было – так, одни разговоры, но Лесток усмотрел в этих сплетнях заговор против Елизаветы. В 1743 году началось следствие, а с ним пытки, и обвиняемые, разумеется, сознались во всем. Приговор был ужасен – Лопухину с сыном и мужем, генерал-поручиком, следовало колесовать. Поскольку Елизавета отменила смертную казнь, то колесование заменили битьем кнутом и вырезанием языка. (Этот эпизод вошел в фильм «Гардемарины, вперед!», только Лопухину почему-то назвали Бестужевой.) Однако молва приписала эту историю зависти Елизаветы. Говорили, что на придворных балах еще в царствование Анны Ивановны Лопухина, женщина выдающейся красоты, затмевала собой Елизавету Петровну, и это соперничество породило вражду между ними. Будто бы однажды Лопухина пригласила к себе на бал весь двор, в том числе и цесаревну Елизавету. Перед этим она подкупила горничных Елизаветы, через которых достала образец материи, из которого та шила себе платье к этому балу. Это было желтая парча, шитая серебром. В назначенный день к Лопухиной прибыла Анна Ивановна со своей свитой. Та провела их в гостиную, где все стены, стулья, диваны и кресла были обиты той же материей, из которой шила себе платье ничего не подозревавшая Елизавета. Наконец, прибыла цесаревна, вошла в гостиную, и тут… раздался взрыв хохота. Елизавета смутилась, потом оглянулась и сразу все поняла. Она тотчас покинула дом Лопухиной, вернулась к себе и долго плакала.

Рассказывали также, что Наталью Федоровну привлекли к этому делу не только за шикарные бальные платья, ту выходку на балу да за дерзкие высказывания в адрес императрицы. Что, мол, был тут замешан и Алексей Разумовский. Это, конечно, неправда, до такой низости Елизавета никогда бы не дошла. Кстати, из ссылки несчастную, искалеченную Лопухину вызволил только Петр III, наверное, в память о своей бывшей возлюбленной фрейлине, на которой ему не дали жениться.

Пойдем дальше. В другой раз Елизавета как-то неудачно покрасила волосы и, пытаясь скрыть эту промашку, перекрасила их в черный цвет. А чтобы ничем не отличаться от придворных дам, она заставила их обрить головы наголо и приказала носить черные парики! Ну, не могла она допустить, чтобы у кого-то волосы были красивее, чем у нее. Самодурство – скажете вы? Не без этого. А какая из модниц потерпит, чтобы прочие женщины одевались так же, как и она! Да к тому же императрица! Как-то Елизавета приказала одной из своих фрейлин, княгине Гагариной, носить широкое бесформенное платье, чтобы не показывать свою фигуру, которая была у той лучше, чем у императрицы. Находчивая дама вышла из положения просто – она поддевала под платье фижмы с мощными пружинами и спокойно танцевала на балах, а когда лакей провозглашал, что идет императрица, приталенное платье одним движением превращалось в бесформенный балахон. Похоже на анекдот, но это была правда. Бывали и случаи, когда Елизавета вообще не появлялась на балах, когда была не в форме и чувствовала, что кто-нибудь может ее затмить.

Порой доходило до смешного – новым иностранным послам неизменно задавали вопрос: кто из придворных дам красивее всех? Правильный ответ был, разумеется: Елизавета! На этот вопрос сумели ответить даже китайские послы, но при этом они высказались в таком духе: царица Елизавета, конечно, красивее всех, вот только бы у нее ноги были покороче, глаза поуже, лицо покруглее, нос поменьше, а фигура поплоще. А так все нормально!

Характерно, что, обладая колоссальной государственной властью, Елизавета, по сути, ею не пользовалась. Правда, она могла и вспылить, и по щекам отхлестать – но исключительно за дело. Своих блудливых фрейлин Елизавета била по щекам, ставила в угол коленями на горох, даже тех, кому перевалило за тридцать. Интересно, что особенно это касалось тех дам, которые изменяли мужьям, находящимся в действующей армии! И это при том, что сама Елизавета была отнюдь не пуританского поведения.

Был случай, когда она собственноручно выпорола розгами юную, но уже проституирующую фрейлину Шаховскую. Рано утром, застав блудницу в чужой постели, она разложила ее на диване и всыпала по первое число – чтобы в свои 15 лет та не бегала по гвардейским поручикам! Елизавета в данном случае вела себя по-матерински: строго наказав фрейлину, она потом с шумом выдала ее замуж, наделила немалым приданым, плясала на ее свадьбе, а потом крестила ее детей. Все это складывалось в образ царицы-матушки, которой, по большому счету, и была Елизавета.

При этом доставалось всем, даже невестке. Екатерина II потом вспоминала: «Она меня основательно выбранила, гневно и заносчиво… Я ждала минуты, когда она начнет меня бить, по крайней мере, я этого боялась: я знала, что она в гневе иногда била своих женщин, своих приближенных и даже своих кавалеров». Кроме того, Елизавета была крайне охоча до различных сплетен и слухов по поводу семейной жизни своих придворных, их романов, похождений и скандалов. При этом она любила допрашивать «виноватых» самолично, докапываясь до самых интимных подробностей. Естественно, для этой невинной забавы государыне надо было постоянно находиться в курсе событий. Для этого у нее имелся целый штат осведомительниц, самой выдающейся и влиятельной из которых оказалась графиня Мавра Егоровна Шувалова. Да-да, жена того самого Петра Шувалова, которого Разумовский охаживал батогами. В девичестве ее фамилия была Шепелева, и родилась она в 1708 году, то есть они с Елизаветой были почти ровесницами. Мавра оказалась в числе служанок десятилетней царевны Елизаветы в 1719 году, еще при жизни Петра I. Девчонки вскоре подружились, и Мавра стала самой верной подругой Лизы, посвященной «во все сокровенные дела принцессы». Состоять же при Елизавете было небезопасно, особенно во время правления Анны Ивановны и Анны Леопольдовны. Возможность ссылки, а то и монашества была для Елизаветы реальностью. При этом пострадали бы и близкие ей люди – Разумовский, братья Шуваловы, Воронцов, Шепелева и другие. Они понимали, что сделать придворную карьеру можно только с воцарением «дщери Петровой». И они не прогадали – переворот 1741 года изменил их судьбу, и все они стали влиятельнейшими вельможами елизаветинской эпохи. В 1742 году Мавра вышла замуж за графа Петра Шувалова. Елизавета была крестной матерью детей от этого брака, и поэтому Мавра запросто называла ее кумой. Вначале она была фрейлиной императрицы, затем получила титул статс-дамы и поселилась во дворце рядом с государыней. Граф Петр Шувалов, интриган и казнокрад, пользовался доверительным отношением Мавры и Елизаветы для достижения своих не всегда праведных целей. «Граф Петр Иванович Шувалов по обыкновенному искусству через супругу свою Мавру Егоровну, которая тогда, в великой у ее величества милости и доверенности находилась, во дворце жила, так, как и прочие свои надобности по желанию произвел и хитро домогался… от ее императорского величества таких решений, которые ему было выгодны», – писал Яков Шаховской, немало натерпевшийся от шуваловских интриг. С одной такой интригой было связано падение фаворита Елизаветы Никиты Бекетова, но об этом потом. Мавра Егоровна служила императрице буквально до конца своих дней и умерла в 1759 году, еще при жизни Елизаветы. Были у Елизаветы и другие наперсницы, но рангом пониже – Мария Румянцева и Мария Чоглокова, например. Они были приставлены следить за нравственностью молодой Катюши (будущей Екатерины II).

В разговорах с Елизаветой запрещалось говорить о болезнях, смерти и красивых женщинах (вот оно, тщеславие красавицы!). Интересно, что императрица была не в меру религиозна – она могла простоять в церкви на коленях много часов подряд, ходила пешком на богомолья, причем походы на богомолье у нее могли тянуться неделями и даже месяцами. Дело было в том, что, доходя до определенного места пешком, она могла в любой момент прервать паломничество и поехать отдыхать или заняться другими, более интересными делами; потом ее опять привозили к тому месту, где она прервала паломничество, и дальше она опять шла пешком. Во время постов Елизавета питалась квасом и вареньем, а на масленицу могла съесть две дюжины блинов. Говорят, что Разумовский приохотил Елизавету к жирной украинской пище, отчего она якобы располнела – но пышными формами в XVIII веке гордились, и дородное тело было признаком благосостояния. Русский придворный стол отличался изобилием, и наши самодержцы ничем в пище себя не ограничивали. Например, Екатерина II и слушать не желала о какой-либо диете – ела все подряд. Лишь на рубеже XVIII–XIX веков в моду постепенно вошла подтянутая фигура, а лишний вес начал считаться признаком лени или болезни. Да и по портретам Елизаветы видно, что это была императрица-пышка с весьма соблазнительными формами. Обычно она спала до 12 часов дня, перед сном любила, чтобы ей чесали пятки.

Интересна перлюстрированная переписка де ла Шетарди с французским двором: «Мы здесь имеем дело с женщиной, на которую ни в чем нельзя положиться… Каждый день занята она различными шалостями: то сидит перед зеркалом, то по нескольку раз в день переодевается, – одно платье скинет, другое наденет, и на такие ребяческие пустяки тратит время… Ее лучшее удовольствие – быть на даче или в купальне… Что в одно ухо к ней влетит, то в другое напрочь вылетает». Нелестная, скажем прямо, характеристика императрицы. А зачем же тогда, спрашивается, тот же самый Шетарди подбивал ее на совершение дворцового переворота? Лукавит, маркиз, еще как лукавит! Это правда, что Елизавета забывала даже самые важные дела, путала подробности и отвлекалась по пустякам. Просто у нее была избирательная память – важные для нее вещи (балы, маскарады и прочее) она помнила, а неважные в ее понимании дела, как то: государственные заботы, забывала. Уже в 1742 году канцлер Бестужев жаловался саксонскому министру на беспечность и рассеянность императрицы. Среди занимавших ее удовольствий Елизавета с трудом находила время для чтения бумаг и выслушивания докладов. Важнейшие документы неделями ожидали подписи государыни.

Современник Елизаветы поэт Г. Р. Державин так отозвался о ее правлении: «Царствование императрицы Елизаветы век был песен». Историк В. О. Ключевский заключил, что «…с правления царевны Софьи никогда на Руси не жилось так легко, и ни одно царствование до 1762 года не оставляло по себе такого приятного воспоминания». Этим сказано все – царствование императрицы Елизаветы, по меркам того жестокого времени, было действительно легким и приятным.

Немного о той обстановке, в которой жила Елизавета, – о ее дворе. По замечанию А. Бушкова это был странный Двор: при всей его веселости он был донельзя неуютным. Солдаты из охраны, лейб-кампанцы, говорят императрице «ты». Прислуги в первую половину дня вообще не дозовешься, а когда она появляется, пьяная и своевольная, то когда слушается, а когда и нет. Полы во дворце и стенные панели грязные, на столах – горы немытой и неубранной посуды. По углам воняло – это гнили груды объедков, всюду блевотина, нечистоты. Найти место для ночлега невозможно, даже если ты и званый гость – во всех постелях и прямо на полу дрыхнут пьяные. К вечеру дворец оживал, накрывалась часть столов, при этом грязная посуда просто сдвигалась в сторону либо вообще сбрасывалась на пол; вместо нее появлялась новая. Появлялась еда и выпивка, и шумное веселье продолжалось до утра. Везде шлялись какие-то приблудные личности, и не всегда было понятно, кто это – граф или князь или просто рвань кабацкая, пришедшая к прислуге погостить. Прислуга и «кампанцы» сидят за одним столом с государыней, орут песни, выпивают – в общем, полная демократия! Известен случай, когда Екатерина Алексеевна (будущая Екатерина II) чуть не умерла после родов. Она лежала в своей постели одна, и даже некому было принести ей воды. Появился, правда, какой-то лакей, да и тот пьяный, выслушал приказание, ушел, да так и не вернулся. Двор императрицы в это время был очень занят – праздновали появление на свет наследника Павла Петровича, которого родила Екатерина! Так проходили годы. Зато было весело!

А теперь к главному: в начале нашего повествования мы упоминали о том, что Елизавета тайно обвенчалась с Алексеем Разумовским. Достоверных свидетельств этому нет. Согласно легенде, их венчание произошло 24 ноября 1742 года в подмосковном селе Перово в присутствии свидетелей – графини М. Шуваловой и лекаря Лестока. Опять же, по преданию, у Разумовского сохранились соответствующие бумаги. Когда к Екатерине II с ножом к горлу пристал Григорий Орлов, чтобы она, по примеру Елизаветы, вышла за него замуж, та послала к Разумовскому узнать – действительно ли они венчались с Елизаветой? Старик поступил мудро: вынул из шкатулки бумаги, дал их прочитать посланцу императрицы графу М. Воронцову, а затем бросил их в огонь. Екатерина II якобы была очень благодарна Разумовскому за этот поступок, так как выходить замуж за Орлова ей вовсе не хотелось. Этот эпизод не однажды обыгрывался в различных исторических фильмах, однако это всего лишь легенда.

Легенда легендой, но Европа с пристальным вниманием прислушалась к таким слухам. В 1747 году на запрос, сделанный французским двором, версальский посланник д?Алльон сообщал, что все считают этот брак фактом, так как графиня Шувалова и Лесток присутствовали при сем. Он даже допускал, что Елизавета может в один прекрасный день объявить о нем публично и разделить корону со своим мужем. Однако этого не произошло, а графиня Шувалова с Лестоком хранили молчание.

Подумаем о другом: понятно, что брак оставался тайным – сын простого украинского казака не мог жениться на царственной особе. Но ведь и сама Елизавета была не особо чистых кровей: ее мать была дочерью белорусского крестьянина Самуила Скаврощука, а один из дедов по отцовской линии был стрелецким головой в Тарусе. Но в тех исторических условиях императрице стать Елизаветой Разумовской было невозможно. Это потом в европейских государствах придумали такое понятие, как морганатический брак, когда принцесса вступает в брак с человеком не из царствующего дома, которого объявляют принцом-консортом, а их дети становятся наследниками престола. Бывает и по-другому – примерно через 80 лет после этого наследник престола цесаревич Константин откажется от трона, женившись на женщине, стоящей ниже его по происхождению. В данном случае их дети права на престолонаследие уже не имели. И подобных случаев в семействе Романовых было немало, но уже в XIX–XX веках, а в XVIII веке таких случаев ни в России, ни в Европе не было. При таких условиях тайный брак влюбленной в своего «принца» императрицы был вполне возможен. Но это, повторяем, всего лишь легенда.

И наконец, самое интересное – были ли дети у Алексея с Елизаветой? Тайная свадьба Елизаветы с Разумовским стала источником множества слухов о якобы родившихся у них детях. Называли то сына и дочь, то даже двух сыновей и дочь или двух дочерей и сына. Например, когда у жены наследника престола Екатерины в 1754 году родился сын Павел, то все при дворе уверяли, что на самом деле это отпрыск Елизаветы и Разумовского, а беременность Екатерины была подложной. Впоследствии объявилось несколько женщин, называвших себя дочерьми императрицы Елизаветы. При этом будто все они носили фамилию Таракановых. Странная фамилия, не правда ли? По мнению большинства историков, это недоразумение. Дело в том, что у Алексея Разумовского были племянники от сестры Веры, носившей в замужестве фамилию Дараган. Они воспитывались при дворе Елизаветы, а потом жили в Швейцарии. Фамилия Дараган вполне могла быть переиначена на более привычное русскому уху «таракан». Так Дараганы стали Таракановыми.

Из «сыновей лейтенанта Шмидта», то есть «дочерей императрицы Елизаветы», наиболее известной стала особа, именовавшая себя Елизаветой II. Она была явной авантюристкой и аферисткой. Эта дама появилась в Париже в 1772 году (то есть через 20 лет после смерти императрицы Елизаветы) и называла себя то Елизаветой II, то княжной Таракановой, то княжной Владимирской, то персидской принцессой Али Эмете, владетельницей Азова, то графиней Силинской (Зеленской) и так далее, в зависимости от обстоятельств. О ее подлинном происхождении ничего не было известно. Предполагали, что ее родиной была Германия или что она появилась на свет в семье парижского трактирщика или нюренбергского булочника. Хотя это вряд ли возможно, так как она была хорошо образованна и знала языки. Отличаясь редкой красотой, она имела немало богатых поклонников, которых доводила до разорения и тюрьмы. Преследуемая кредиторами, «Елизавета II» путешествовала по Европе в компании таких же, как и она, шулеров и авантюристов, настойчиво пытаясь привлечь к себе внимание. Из Киля она перекочевала в Берлин, затем в Гент, оттуда в Лондон, из Лондона в Париж. Поселившись в 1772 году в Париже, она стала называться княжной Владимирской и рассказывать, что происходит из богатого русского рода мифических князей Владимирских, воспитывалась у дяди в Персии и приехала в Европу с целью получения наследства (тоже мифического). Новые богатые поклонники помогли ей безбедно и весело прожить два года. В 1774 году под влиянием некоторой части польских эмигрантов во главе с князем Радзивиллом она объявила себя дочерью императрицы Елизаветы и обещала им освободить Польшу от «русского ига». Потом самозванка побывала со своей свитой во Франкфурте, Венеции, Дубровнике, Риме и Неаполе.

Активность «дочери лейтенанта Шмидта» не на шутку встревожила Екатерину II. Она сознавала, что заняла трон незаконно, а тут объявилась вроде бы законная наследница русского престола, дочь императрицы Елизаветы! В свое время существовала версия, что супруги Алексей Разумовский и Елизавета специально прятали свою дочь за границей, чтобы Екатерина знала – у нее есть серьезный конкурент. К этому добавились как внутриполитические факторы, так и отношения с зарубежными странами. Полыхало Пугачевское восстание – и Лжеелизавета немедленно объявила смутьяна своим братом, «князем Разумовским» (хотя вообще-то он называл себя «Петром III»). Шла русско-турецкая война – и княжна Тараканова предложила туркам свои услуги. Самозванку требовалось немедленно «изъять из обращения». Екатерина приказала Алексею Орлову, командующему Средиземноморской эскадрой, взять авантюристку в плен. Дальнейшая ее история известна по многочисленным романам и фильмам. «Влюбившись» в «Елизавету», Орлов в феврале 1775 года заманил ее на свой корабль, где она и была арестована и доставлена в Петербург. Самозванку поместили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости и начали допрашивать. Она созналась, что на самом деле она черкешенка и родилась в 1753 году, но вряд ли это было правдой. Фельдмаршал А. Голицын вел допросы, во время которых она давала различные показания, одно противоречащее другому, при этом дополняя их немыслимыми фантазиями. Князь в отчаянье докладывал Екатерине II: «Разные варианты повторяемых ею басен ясно показывают, что эта женщина вероломная, хитрая, лживая, безо стыда и без совести. Во время последнего разговора я указал ей, что она своей несокрушимой неприступностью осуждает себя на вечную тюрьму, и с этим ушел. Я использовал все средства, чтобы заставить лгунью сознаться: и увещевания, и тюремные строгости, и уменьшение количества пищи, одежды и другие соответствующие способы. Теперь ей оставлены только необходимые вещи. Она окружена в каземате часовыми и оставлена совсем одна без служанки, и, несмотря на это, кроме известных Вашему Императорскому Величеству сказочек, от нее невозможно узнать ничего. Быть может, время и утрата надежды на получение свободы заставят ее сделать признания, более правдоподобные…»

Но «более правдоподобных» признаний Голицын не дождался – в тюрьме самозванка родила от Орлова сына (который вскоре умер), а в следующем 1776 году сама скончалась от чахотки и была тайно похоронена на территории крепости. Кем она была на самом деле – так и осталось неизвестным, во всяком случае, не русской. Несмотря на то что она рассказывала, будто до 9 лет жила с матерью, императрицей Елизаветой, она не понимала по-русски ни слова.

Банальная смерть от чахотки не устроила художника К. Флавицкого, который изобразил ее на картине «Княжна Тараканова» погибающей при страшном наводнении 1777 года.

Еще одну «княжну Тараканову» звали Августа Тимофеевна. Она родилась примерно в 1746 году. Почему «Тараканова»? Появилась новая версия, что ее назвали по имени одной знатной дамы, госпожи Дороган, с которой она была отправлена за границу (неясно только, кем и когда). Там она получила хорошее образование. До 40 лет она жила за рубежом, и только в 1785 году ее привезли в Россию и представили Екатерине Великой. Она долго беседовала с загадочной женщиной и уговорила ее уйти в монастырь. Предмет разговора императрицы с таинственной особой остался неизвестным. Августа стала монахиней под именем Досифея в московском Ивановском монастыре, где ее жизнь была окружена тайной, хотя стало известно, что на ее содержание из казны были выделены определенные деньги. Характерно, что этот монастырь предназначался «для призрения вдов и сирот знатных и заслуженных людей». (Значит, Досифея, все-таки была знатной?) К ней запрещалось допускать кого бы то ни было, кроме игуменьи, духовника и келейницы. Окна ее кельи были постоянно задернуты плотными шторами, на стене висел портрет императрицы Елизаветы. Монахиня Досифея постоянно ощущала какой-то необъяснимый страх и при малейшем шорохе «тряслась всем телом». Сблизившейся с Досифеей госпоже Головиной монашка рассказала, что ее в 1785 году в Италию хитростью заманили якобы для осмотра русского корабля, пленили и силой привезли в Россию. (Вспомним, что ровно 10 лет назад, в 1775 году, А. Орлов проделал ту же операцию с «Елизаветой II».) Со дня смерти этой самозванки прошло много времени, однако Екатерина II все еще опасалась, что престол у нее могут отобрать, хотя Августа Тимофеевна никаких претензий на него не предъявляла. После смерти Екатерины II в 1796 году и воцарения Павла I режим содержания Досифеи несколько смягчился. К ней приезжали высшие московские чиновники и митрополит Платон. Последние годы жизни Досифея провела в полном уединении и скончалась в 1810 году. На ее похоронах, состоявшихся при большом стечении народа, присутствовал московский главнокомандующий граф Гудович, шедший во главе погребальной процессии, а также родственники Разумовских и богатые вельможи. Досифея была похоронена в Новоспасском монастыре. Интересно, что там же находилась родовая усыпальница Дома Романовых. В 1996 году в монастыре проводились реставрационные работы, и могилу загадочной монашки вскрыли. При антропологическом обследовании скелета оказалась, что она была небольшого роста и горбатой вследствие перенесенной в детстве травмы.

Некоторые современники утверждали, что у Разумовского и Елизаветы было восемь детей, которые считались дочерьми его сестры Анны. Все они якобы носили фамилию Закревские. Был еще некий 18-летний офицер из Нарвы Опочинин. В 1769 году он объявил, что является сыном Елизаветы и «аглицкого короля» (?), и поэтому Екатерину II нужно арестовать и посадить в крепость. После ареста самозванца выяснились, что он действительно сын, но не английского короля, а русского генерал-майора. За дерзость его сначала приговорили к смертной казни, а потом просто сослали на службу в Иртышский гарнизон.

Биограф Алексея Разумовского А. Васильчиков по поводу этих детей в 1880 году писал: «Строго взвесив эти противоречащие друг другу известия, мы дошли до окончательного убеждения, что у Елизаветы Петровны никогда никаких детей не бывало. Нет возможности допустить, чтобы Елизавета, имевшая несомненно доброе сердце, могла заточить кровь и плоть свою по разным монастырям обширного своего государства… Если бы у Елизаветы были дети, то они воспитывались бы во дворце… Басня, сочиненная, от нечего делать, придворными… получила права гражданства в Европе, напечатана была публицистами… как нечто несомненное, и из Германии и Франции снова залетела к нам в Россию, чтобы здесь облечься в форму преданий о всяких монахинях Досифеях…»

И еще. Как Елизавета могла взять в любовники и много лет обожать такого ленивого и скучного человека, как Разумовский? Ни одна умная, энергичная женщина, обладающая чувством собственного достоинства, с Разумовским долго бы не выдержала. Это в первую очередь характеризует ее, а не Алексея. Как мы уже писали выше, это было в натуре Елизаветы – подбирать себе в любовники бездельников, которые ничем, кроме высоко роста и красоты, не выделялись.

В конце концов в 1750 году она завела себе нового кавалера – актера Никиту Афанасьевича Бекетова. Она разлюбила Разумовского, но оставила ему все его звания, имения и даже Аничков дворец – муж, все-таки, хоть и тайный. Мы уже рассказывали, что Елизавета была влюбчивой женщиной и расставалась со своими бывшими любовниками так же легко, как и сходилась. Но сначала одно замечание – как-то Бернард Шоу заметил: «Когда два человека находятся под влиянием самой безумной, обманчивой и преходящей из всех страстей, от них требуют, чтобы они поклялись, что останутся в этом неестественном состоянии до конца дней своих». Тонко подмечено! На самом деле любовь до гроба существует – это так называемая любовь-дружба. Есть еще любовь-страсть, которая, по данным современных исследователей, длится от трех до десяти месяцев, а потом уходит без следа, или любовь-безумие, продолжающаяся не больше месяца.

Несомненно, что у Елизаветы с Алексеем после любви-страсти наступила любовь-дружба, при которой и нового кавалера можно завести. Дружба – она и есть дружба.

Прежде чем перейти к рассказу о Бекетове, кратко опишем дальнейшую судьбу Алексея Разумовского. Он до конца жизни оставался самым близким и верным другом Елизаветы, даже когда у нее появились новые фавориты. Покинув покои императрицы, он стал жить в Аничковом дворце. Его часто посещал наследник престола Петр Федорович (будущий император Петр III), любивший по вечерам после ужина выкурить трубку перед камином или поиграть в карты. Как мы уже писали, Разумовского очень уважала Екатерина II и даже предложила ему титул «Императорского Высочества», но он от него отмахнулся. После смерти Елизаветы Разумовский перебрался на жительство в Москву, где и умер в 1771 году бездетным. Все его колоссальное состояние перешло к его брату, украинскому гетману и президенту Академии наук Кириллу Разумовскому.

Итак, императрица влюбилась в Бекетова. Как же это произошло? Никита Бекетов, по правде говоря, был не настоящим актером, а актером любительского театра. В России любительские спектакли начали ставить еще в XVII в. Никита Бекетов, сын подполковника, родился в 1729 году, то есть был на 20 лет моложе Елизаветы, которой исполнился уже 41 год. Однако Елизавету это не смущало, тем более что Никита был красив, как Аполлон! Воспитывался Бекетов в Сухопутном кадетском корпусе в Петербурге и участвовал в любительских спектаклях. Заметим, что игра в театре была тогда модным поветрием наподобие синематографического поветрия начала XX века: тогда тоже все хотели стать артистами немого кино.

Это был первый русский любительский драматический театр, которым руководил бригадир по военной должности и стихотворец по призванию А. Сумароков. В нем разыгрывались пьесы не на церковные сюжеты, как раньше, а на светские, в которых была и любовь, и верность, и благородство, и коварство, а также рассуждения о вере и долге. Сумароков рассказал о своем начинании Разумовскому, зная, что императрица Елизавета была заядлой театралкой. Разумовский в тот же день сообщил о новом театре Елизавете, которая распорядилась перенести постановку пьесы в Эрмитажный театр. Первый спектакль этого театра состоялся в январе 1750 года. Речь в нем шла о судьбе одного из основателей Киева – Хорива. Играл в этом спектакле и Бекетов, причем главную роль. Успех спектакля превзошел все ожидания. Императрице понравилась постановка, и Сумароков был назначен руководителем труппы из 17 кадетов-актеров, среди которых был и Никита. Далее, в 1751 году, драматург поставил спектакль «Синав и Трувор» (Синеус и Трувор), тоже на тему древнерусской истории. В этой трагедии был хорошо проработан лирический любовный сюжет, что не оставило равнодушной Елизавету Петровну. Синуса – пылкого несчастного любовника и храброго героя – опять же играл Бекетов. Императрица положила глаз на красивого юношу, и когда пришло время одевать артистов, она сама помогла Бекетову облачиться в костюм. Никита, воодушевленный вниманием государыни, играл горячо и страстно, но от волнения в какой-то момент стал засыпать прямо на сцене. Елизавета сидела с влажными от вожделения глазами и смотрела на спящего красавца.

Внимание императрицы к Никите Бекетову сразу же обрело реальные черты – через несколько дней он был произведен в сержанты, а еще через некоторое время его отчислили из кадетского корпуса и перевели в капитаны гвардии, назначив адъютантом Разумовского! Воистину в XVIII веке карьеры делались прямо фантастические! Особенно постельные – в мае 1751 года Никита уже стал полковником и поселился во дворце вместе с Елизаветой Петровной. Так у императрицы появился новый фаворит. А что же Разумовский, не ревновал ли он? История об этом умалчивает, но, судя по всему, не ревновал. Помните, мы задавались вопросом – любил ли Алексей Елизавету? Наш вывод был таков – не любил. Данный случай этому подтверждение. Раз не любил – значит, и не ревновал. Ему бы морду набить молодому нахалу, да на дуэль вызвать, как поступил бы настоящий мужчина! А Разумовский ничего этого делать не стал. Однако за него это сделали другие люди, а именно братья Шуваловы. Мы уже писали, что одно время любовником Елизаветы был Петр Шувалов, а клан Шуваловых не хотел терять влияние на императрицу. Канцлер Бестужев, старый интриган, стал подбивать неискушенного в таких делах Никиту выступить против Шуваловых. Это его и сгубило. Петр Шувалов, находившийся с Бестужевым на ножах, решил вызвать у Елизаветы неприязнь к Бекетову. С Бестужевым ему было тяжело тягаться – канцлер все-таки, чуть ли не премьер-министр. Ход Петра Шувалова был коварен и жесток. Имея кое-какие познания в химии, он лично приготовил крем для лица, который якобы выводил веснушки. Никита нравился императрице прежде всего свежестью лица, и он очень расстраивался, когда у него появлялись веснушки. Одна из подкупленных Шуваловым придворных дам подарила это зелье Никите, выдав за парижскую продукцию. Ничего не подозревавший Бекетов принял этот презент, намазался им, а наутро у него все лицо покрылось гнойными прыщами! После этого жена Петра Шувалова, Мавра Егоровна, шепнула Елизавете, что ее фаворит заболел какой-то дурной кожной болезнью. Так участь Бекетова была решена – его, не допустив к императрице, отправили служить в дальний гарнизон, правда, с сохранением полковничьего звания. Еще была версия, что Бекетов был отставлен из фаворитов за безнравственное поведение – якобы он заставлял придворных певчих разучивать песни своего собственного сочинения.

О, коварство придворных! По ходу нашего рассказа мы уже не раз убеждались, что они и мать родную, не то что царскую невесту или фаворита государыни, не пожалеют, лишь бы подобраться поближе к трону! И Елизавета тоже хороша – не удосужилась провести расследование, приняла лживые слова придворных на веру. Прав был Кирилл Разумовский, гетман Украины, что лупил елизаветинских придворных по мордасам, считая их лукавыми и подлыми людьми!

Но какова дальнейшая судьба Никиты Бекетова? Прыщи у него, как только он перестал мазаться той дрянью, сразу же прошли, но было поздно – Елизавета уже отвернулась от него. Впоследствии командиром полка он участвовал в Семилетней войне, попал в плен и вернулся в Россию только в 1760 году. Императрица не забыла красавца-актера и присвоила ему чин генерал-поручика. Уже при Екатерине II Бекетов стал астраханским губернатором. В 1780 году он вышел в отставку и поселился в своем имении неподалеку от Царицына, где занимался литературой и музыкой. Умер Никита Бекетов в 1794 году, так и не женившись, очевидно, из-за тоски по своей первой любви – императрице Елизавете. Вот такая грустная история.

После оклеветанного Никиты Бекетова у государыни появился новый фаворит – Иван Шувалов. Представляется, что Елизавета без любовников жить не могла – да и вправду, с чего это сорокалетняя женщина должна вдруг оставаться одна? Стареющей Елизавете рядом нужен был молодой и красивый юноша, чтобы самой чувствовать себя молодой и продолжать свое нескончаемое веселье.

Иван родился в 1727 году (опять же был почти на 20 лет моложе Елизаветы) в Москве и был сыном капитана. Получил домашнее образование и был пристроен своими двоюродными братьями, Петром и Александром Шуваловыми, ко двору Елизаветы, при которой они выдвинулись на первые роли. Но алчным братьям хотелось большего – самим стать фаворитами императрицы. Петр Шувалов, правда, в любовниках Елизаветы побывал, но фаворитом, увы, не стал, а Александр для такой роли не годился. Тогда они решили действовать через Ивана, который подходил для этого как нельзя лучше: был красив, статен, обходителен и услужлив. С 1749 года он стал камер-юнкером императрицы, а после краха Никиты Бекетова в 1751 году – и новым фаворитом.

Многим тогда казалось, что Иван Шувалов в фаворитах будет ходить недолго, но придворные ошибались – он оставался им до самой смерти Елизаветы. Казалось бы, братья Шуваловы должны радоваться – их Ванюша стал неприкасаемой особой, и через него они могли теперь обделывать свои темные делишки, но не тут-то было! Иван Шувалов оказался так же ленив в этом отношении и лишен всяческого честолюбия, как и Разумовский! Остается сделать вывод, что именно таких, малохольных, больше всего Елизавета и любила. Он не оправдал надежды братьев и не проявил характерной для них наглости и жадности в обретении земель, богатств, титулов и должностей. «…В молодом и благородном родственнике своем, Иване Ивановиче, встречали скорее тормоз, чем подпору», – писал Васильчиков в 1880 году. Хотя возможности у него были огромные – под конец жизни Елизаветы Иван Шувалов был ее единственным докладчиком, готовил для нее тексты указов и объявлял монаршую волю министрам. Фаворит мог бы озолотиться, но он этого не сделал. Для своего времени Иван Шувалов был уникальным царедворцем: «ночной император России» не только отказывался от всех почестей, но и казенной копейки в карман не положил!

Екатерина II вспоминала, что она «вечно его находила в передней с книгой в руке… Этот юноша показался мне умным и с большим желанием учиться… он был очень недурен лицом, очень услужлив, очень вежлив, очень внимателен и казался от природы очень кроткого нрава». Екатерина тонко подметила основные черты характера нового фаворита Елизаветы, забыла только добавить о его честности и щепетильности.

Для начала Елизавета пожаловала Ивана несколькими высокими военными и придворными званиями, наградила его орденом Александра Невского. В 1757 году вице-канцлер Воронцов представил Елизавете проект указа о присвоении Шувалову титула графа, чина сенатора и выдаче ему 10 тысяч крепостных. Представьте себе – Иван от всего этого отказался! В трудах поздних историков его называют графом – и зря, так как этого титула он никогда не носил. «Могу сказать, что рожден без самолюбия безмерного, без желания к богатству, честям и знатности», – однажды сказал он. И это было абсолютной правдой.

Разумеется, Иван не бедствовал – жил в Зимнем дворце на полном пансионе, построил собственный дворец на Невском проспекте, и все-таки никто не мог назвать его вором! Находиться у вершины власти и остаться честным, бескорыстным, ни в чем не запятнанным человеком – это настоящий подвиг! Иван Шувалов – исключительное явление на политической сцене России. Рассказывали, что после смерти Елизаветы он передал Петру III миллион рублей – ее прощальный подарок наследнику. Другой на его месте прикарманил бы эти деньги – попробуй потом узнай, что делала государыня в свой последний час. А Шувалов отдал!

А еще Шувалов… ревновал! Как-то Елизавета приметила в свите принца Карла Саксонского, приехавшего в Петербург с целью стать герцогом Курляндским вместо Бирона, красавца графа Францишека Ржевуского и «осталась небезразличной к его привлекательности». Только ревность Шувалова «послужила препятствием к зарождающейся склонности». Пока Ржевуский пребывал в России, у него постоянно происходили мелкие стычки с Шуваловым. Наконец поляк убрался к себе домой, и только тогда Иван успокоился.

Как мы уже отметили, Иван Шувалов был образован, знал языки и стал покровителем наук и искусств. Он способствовал открытию Московского университета в 1755 году, Академии художеств в 1757 году, покровительствовал Ломоносову, переписывался с Вольтером и Дидро, помогал многим поэтам и художникам. А еще Шувалов был меценатом – собрал и потом передал Академии художеств огромную коллекцию картин, книг и гравюр. Был он и директором Сухопутного кадетского корпуса.

По воспоминаниям современников, Шувалов был очень начитан, добродушен, мягок, миролюбив и спокоен, хотя и ленив. Он не обладал умом государственного деятеля, при этом старался поддерживать дружеские отношения со всеми, всех мирил, и поэтому у него было мало врагов. Прямо как у Разумовского! Определенно, у них были общие черты! «Речью и видом бодр, но слаб ногами, лицо у него было всегда спокойное, обращение со всеми упредительное; в разговорах имел речь светлую, быструю; русский язык его был с красивой обделкой в тонкостях и тонах, французский он употреблял, когда хотел что сильнее выразить», – так описывали Шувалова современники.

После кончины Елизаветы в 1761 году к власти пришел Петр III, которого Елизавета объявила своим преемником еще в 1742 году. Во главе государства опять стали немцы, поскольку Петр Федорович был выходцем из Голштинии. Они ненавидели Шувалова, и по их оговору он был вынужден уехать за границу и жил во Франции и Италии. В изгнании он тосковал о России. Своей сестре он писал: «Если Бог изволит, буду жив и, возвратясь в свое отечество, ни о чем ином помышлять не буду, как вести тихую и беспечную жизнь, удалюсь от большого света… не в нем совершенное благополучие почитать надобно, но собственно в малом числе людей, родством или дружбою со мною соединенных. Прошу Бога только о том, верьте, что ни чести, ни богатства веселить меня не могут».

Иван Иванович Шувалов вернулся в Россию только в 1777 году, уже в царствование Екатерины II. Та обласкала его, присвоила чин действительного тайного советника и наградила орденами Андрея Первозванного и Св. Владимира. Императрица благоволила к нему – часто играла с Шуваловым в карты; он сопровождал ее при поездке в Крым. Вернувшись в Россию, он никаких должностей не занимал, а поселился в своем доме, окруженный близкими друзьями и родственниками. Так он и жил в окружении картин и книг. Никогда не женился, и не имел детей (как и Разумовский с Бекетовым). В своем доме Шувалов устроил литературный салон. «Светлая угловая комната, – вспоминал современник, – там, налево, в больших креслах у столика, окруженный лицами, сидел маститый, белый старик, сухощавый, средне-большого росту в светло-сером кафтане и белом камзоле… Лицо его всегда было спокойно поднятое, обращение со всеми… веселовидное, добродушное». Скончался Иван Шувалов, последний фаворит императрицы Елизаветы, в 1794 году и был похоронен в Александро-Невской лавре с почетом и уважением.

Перейдем теперь к последним годам царствования Елизаветы. Мы уже упоминали о том, что Елизавета, так же как и ее отец, Петр I, была подвержена приступам эпилепсии. В 1757–1758 годах это стало известно всем. Согласно «Запискам» Екатерины II, в сентябре 1758 года на праздничной литургии в Царском Селе с Елизаветой случился припадок, после чего последовало резкое ухудшение ее здоровья. С ней часто случались продолжительные обмороки, но она бодрилась и всеми силами пыталась сохранить былую красоту, но все напрасно. Елизавета стала замкнутой, раздражительной и все реже появлялась на людях. Французский посланник Лафермиер отмечал, что «для нее ненавистно всякое упоминание о делах, и приближенным нередко случается выжидать по полугоду удобной минуты, чтобы склонить ее подписать указ или письмо». Императрица и раньше не имела особой склонности заниматься государственными делами, а болезнь усилила это отвращение.

Доктора прописывали ей разные лекарства, но она не желала их принимать. Государыню приходилось долго уговаривать и даже тайком класть пилюли в конфеты и мармелад. Елизавета ужасно боялась смерти – даже это слово при ней было запрещено произносить. Осенью 1761 года в Царском Селе бушевала гроза, шел сильный дождь, небо озарялось яркими вспышками молнии. Суеверная Елизавета сочла это дурным предзнаменованием, все-таки осенняя гроза – явление необычное. С того времени она уже не вставала с постели. В ноябре 1761 года состояние здоровья Елизаветы Петровны немного улучшилось, но уже в декабре появилось кровохаркание, и 17 декабря она поспешила объявить амнистию некоторым категориям преступников. Ей становилось все хуже и хуже. По преданию, лежа на смертном одре, Елизавета просила Петра III не причинять вреда ее фаворитам – Алексею Разумовскому и Ивану Шувалову. Так любившая праздники Елизавета Петровна скончалась, не приходя в сознание, на Рождество 1761 года. Она была последней представительницей Романовых на троне по прямой женской линии; после нее престол перешел к Шлезвиг-Голштейн-Готторпской династии, каковыми были все последующие русские цари-немцы.

Историк В. Ключевский так писал о ней: «Смолоду Елизавета была мечтательна… Вступив на престол, она хотела осуществить свои девичьи мечты в волшебную действительность… Елизавета, умная и добрая, но беспорядочная и своенравная русская барыня XVIII века, которую по русскому обычаю многие бранили при жизни и тоже по русскому обычаю все оплакали по смерти». Ей было 52 года…

Не плакал лишь один человек – наследник Петр Федорович, а теперь уже император Петр III. Хотя он и прожил в России уже около 20 лет, но русским человеком так и не стал, хотя его мать была русской. Сказывалась приверженность к западной культуре, к тому же ощущался недостаток воспитания. Елизавета к концу жизни стала понимать, что Петру трон передавать нельзя. Хоть он и был уже вполне взрослым человеком, но вел себя, как скверный мальчишка. Например, он просверлил дырки в стене комнаты, где его тетка-императрица занималась любовью с Алексеем Разумовским. Он не только сам наблюдал за «этим», но еще и приглашал своих дружков заглянуть в глазок! И подобных примеров было множество. Можно себе представить гнев Елизаветы, когда она узнала об этой гнусной проделке Петра! Отныне она часто называла его то уродом, то дураком, а то и «проклятым племянником». Елизавета серьезно задумывалась о том, чтобы передать трон сыну Петра Павлу, а его самого выслать из страны вместе с супругой. Однако сделать этого она не успела. Петр III прекрасно знал об этих планах императрицы – вот почему он не плакал.

А что до стишка А. Толстого, что, мол, при Елизавете порядка на Руси не было, то он неправ – порядок был. Развивались ремесла и промышленность, велась активная внешняя торговля, начали свою деятельность Ломоносов, Крашенинников, Сумароков, Тредиаковский, Растрелли и другие выдающиеся люди. В ходе Семилетней войны в 1758 году русские войска взяли штурмом Кенигсберг, в 1760 году – Берлин.