Глава 10. О внесудебных органах и других преступлениях большевиков

В числе непреложных доказательств преступлений советского периода обычно приводят широкое использование в первой половине XX века чрезвычайных мер и внесудебных органов. Отвлечемся на время от истории формирования образа сталинских репрессий и рассмотрим подробнее этот важный для темы книги вопрос.

Чрезвычайная комиссия (ЧК, ВЧК), созданная в 1917 году как специальный орган по борьбе с контрреволюцией и саботажем, первоначально имела полномочия лишь на предание саботажников и контрреволюционеров суду Военно-революционного трибунала. Но уже в 1918 году, с началом Гражданской войны и общим обострением ситуации, ВЧК была наделена внесудебными функциями: получила право непосредственно расстреливать шпионов, диверсантов и других активных врагов революции.

Такое положение, впрочем, просуществовало лишь один год. Уже в 1919-м постановлением ВЦИК внесудебные полномочия ВЧК были отменены, а рассмотрение всех дел ВЧК было передано трибуналам. За чекистами оставалось лишь право на применение наказания в областях, объявленных на военном положении, и только за преступления, особо оговоренные в постановлении о военном положении.

Конечно, в условиях военного времени и послереволюционной разрухи это не могло предотвратить всех злоупотреблений, но налицо стремление большевиков четко регламентировать действия главной спецслужбы.

Но и сама ВЧК просуществовала лишь до 1922 года, то есть 5 лет, из которых только год была наделена широкими внесудебными полномочиями. С окончанием Гражданской войны необходимость в чрезвычайном органе, по мнению большевиков, отпала. 9-й Всероссийский съезд Советов, отметив заслуги органов ВЧК в деле охраны и укрепления завоеваний революции, принял решение о сужении компетенции органов ВЧК и ее реорганизации в Государственное политическое управление (ГПУ). Новая структура была лишена судебных функций, ее полномочия строго ограничивались: она имела право лишь на розыск, дознание, предварительное следствие. Задержание подследственных на срок свыше двух месяцев не допускалось.

Глядя из сегодняшнего дня и представляя себе не просто разгул бандитизма и вседозволенности, в которые страна погрузилась по итогам Гражданской войны, но и продолжающиеся еще кое-где к 22 году столкновения этой войны, такому решению можно только удивляться. Но большевики активно строили мирную жизнь, руководствуясь подчас совершенно идеалистическими принципами и представлениями.

Тем не менее, для того чтобы страна зажила мирной жизнью, недостаточно большого желания и либерализации законодательства. Последнее, напротив, существенно вредит в ситуации, когда в стране существует политическая и общественная нестабильность. Как следствие – в условиях разгула преступности, несовершенства правоохранительных и судебных органов и судебной системы уже в конце 1922 года ГПУ были вновь предоставлены внесудебные полномочия. Их осуществление возлагалось не на всю организацию, а на отдельный орган – Особое совещание при ОГПУ, в задачу которого входило рассмотрение дел по государственным преступлениям. Позже внесудебные полномочия были предоставлены также Судебной коллегии ОГПУ и межведомственным органам, так называемым «тройкам».

В 1934 году Сталин упразднил все внесудебные органы ОГПУ – Судебную коллегию, Особое совещание при ОГПУ и «тройки». Их функции были централизованы и отходили к только что созданному Особому совещанию при НКВД СССР, в задачи которого входило рассмотрение дел о государственных преступлениях.

Попытка возродить многочисленные внесудебные органы прошлых лет – «тройки» (глава НКВД области, секретарь обкома и прокурор области), «двойки» (глава НКВД и прокурор) была предпринята в августе 1937 года, но уже 17 ноября 1938 года постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) они были вновь упразднены. Таким образом, широко известные по беллетристике и публицистике «тройки» просуществовали чуть более года (точнее, 14 месяцев). Они были структурами краевого или областного масштаба.

Основным внесудебным органом, действовавшим весь период репрессий (вплоть до 1953 года), было Особое совещание при НКВД СССР (впоследствии при МГБ СССР) – ОСО. В его полномочия входило рассмотрение уголовных дел и вынесение приговоров по контрреволюционным преступлениям в рамках существующего Уголовного кодекса. Выносить приговоры о высшей мере наказания ОСО права не имело, за исключением периода ВОВ 1941–1945 годов.

Интересно, что и ОСО (как и его предшественники «тройки») не является исключительным изобретением большевиков. Их история прослеживается со времен Петра I, когда были созданы наделенные внесудебными полномочиями «Особые комиссии по расследованию», состоящие из трех офицеров гвардии. В XIX веке при Министерстве внутренних дел царской России действовало Особое совещание, в полномочия которого входило рассмотрение дел по положению о государственной охране. Дела революционеров, будущих руководителей Советского государства, также рассматривало царское ОСО.

Отдельно отметим «скорострельные» столыпинские суды, или военно-полевые суды, которые ввел в Российской империи в 1906 году премьер Петр Столыпин. Эти внесудебные органы состояли из трех офицеров, которые выносили приговор быстро и без особых прений-разбирательств, вплоть до высшей меры – расстрела.

Как мы видим, ничего специфически нового большевики не изобретали, предпочтя подстраивать под свои нужды исторически сложившиеся в России институты.

Еще одно важное замечание, касающееся применения внесудебных органов. Мало кто ставит под сомнение право царского ОСО выносить приговоры российским революционерам XIX – начала XX веков. И почему-то Петр Столыпин с его «тройками» у нас национальный герой. Однако в случае с аналогичными органами Советской России все приговоры коллегий, «троек» и ОСО априори считаются политическими и отметаются как сфабрикованные.

Ремарка. В ходе работы над этой книгой мною не был рассмотрен важный вопрос, на что мне впоследствии неоднократно указывали. Дело в том, что в дореволюционной России не существовало системы разделения властей (по крайней мере, четкого де-юре разделения) на законодательную, исполнительную и судебную, во главе всего стоял государь-император, «царь божьей милостью», «хозяин земли русской», способный по своей воле и своему усмотрению возносить, награждать, карать и миловать и, кроме прочего, издавать любые законы. Собственно, император и был единственным законодателем, все остальные органы, включая Госдуму, были лишь законосовещательными. Одним словом – абсолютный монарх. И все органы – судебные, внесудебные, карательные, «скорострельные» и любые другие, – созданные царем или с его одобрения, были априори законны. Ну, с точки зрения примата права.

В СССР же существовала Конституция, высший закон, который в статье 102 провозглашал: «Правосудие в СССР осуществляется Верховным Судом СССР, Верховными судами союзных республик, краевыми и областными судами, судами автономных республик и автономных областей, окружными судами, специальными судами СССР, создаваемыми по постановлению Верховного Совета СССР, народными судами»[40].

Соответственно, все наделенные правом выносить приговоры, т. е. судебными функциями органы, не перечисленные в конституции СССР, являются неконституционными, а следовательно – незаконными. Это главное отличие ситуации Советского Союза от царской России.

Первый же вопрос, который возникает в этой связи: в статье 102 нигде нет слова «только». И в Конституции нигде нет современной формулировки «только по судебному решению». Это существенный пробел для основного закона, формулировки которого не должны допускать двоякого толкования, но в данном случае, будем объективны, этот пробел существует и статью можно при желании трактовать в любую сторону. Просто сегодня, в зависимости от взгляда на события прошлого, одним удобнее трактовать конституционное положение СССР как жестко ограничительное, а другим удобнее трактовать его расширительно.

Второй важный вопрос: статья 102, регламентирующая судебные органы страны Советов, появилась в Конституции 1936 года. Означает ли это, что ранее действовавшие внесудебные органы следует считать вполне законными? Почему же тогда подсчет жертв репрессий с обязательным упоминанием «в том числе внесудебными органами» ведется с 1921 года?

Почему горбачевский указ от 13 августа 1990 года, положивший начало массовой реабилитации, называется «О восстановлении прав всех жертв политических репрессий 20–50-х годов» и в нем, дабы не было сомнений, прямо говорится: «Тяжелым наследием прошлого явились массовые репрессии, произвол и беззаконие, которые совершались сталинским руководством от имени революции, партии, народа. Начатое с середины 20-х годов надругательство над честью и самой жизнью соотечественников продолжалось с жесточайшей последовательностью несколько десятилетий…». «Массовые репрессии осуществлялись большей частью путем внесудебных расправ через так называемые особые совещания, коллегии, “тройки” и “двойки”…»

Вопросы, вопросы…

Но и с самой Конституцией СССР, даже трактуя ее положения как жестко ограничительные, не все так просто. Предоставлю слово ведущему британскому советологу Э. Карру, оставившему нам монументальное исследование «История Советской России»[41] – серьезный памятник политологии, искреннюю попытку без идеологических клише разобраться в Советском строе и понять его. Вот некоторые его размышления о советском конституционном строительстве начиная с 1918 года:

«Понятие конституционного закона для западного мира означало закон, которому подчиняется само государство. Это понятие несовместимо с доктриной, считающей закон творением государства. Большинство конституций Запада основывалось на представлении, что власть государства есть нечто такое, что надо ограничить, чему надо положить пределы, чтобы не допустить злоупотребления. Конституция была уступкой, вырванной у монарха…

В буржуазных конституциях такие ограничения еще могли иметь какое-то значение, поскольку давали рабочим определенную защиту от буржуазного государства. Но в Советской Конституции подобным компромиссам не было места. По словам Сталина, она “пришла в свет не в результате сделки с буржуазией, а в результате победоносной революции”. Это означало не равновесие или соглашение между противоборствующими силами, а диктатуру пролетариата…

Каждое государство и каждое правительство есть орудие господства правящего класса. Диктатура пролетариата, как любая другая форма государства, была, по выражению Ленина, “особой дубинкой, rien de plus” (“ничего более”), цель которой – сломить и подавить эксплуататорские классы. Отсюда следовало, что власть, которой конституция облекает такое государство, по сути своей неограниченна, безраздельна и абсолютна.

Именно исходя из таких взглядов, Советская Конституция не содержала признания «конституционных гарантий» или прав граждан на защиту от государства… Марксизм отвергал буржуазное представление о том, что свобода индивидуума может быть гарантирована невмешательством государства в его дела; такая свобода в условиях классового правления была формальной и неэффективной. Чтобы дать рабочим подлинную свободу, нужны позитивные действия. Так, Конституция РСФСР обеспечивала рабочим свободу совести путем отделения церкви от государства и школы от церкви; свободу мнений – предоставляя рабочим “все технические и материальные средства к изданию газет, брошюр, книг и всяких других произведений печати” и для их распространения по всей стране; доступ к знаниям – предоставив “полное всестороннее и бесплатное образование”. Свободу рабочего следовало защищать не от государства, а с помощью государства. Конституция как раз и давала обещание и гарантию такой защиты. Представление о противоположности интересов личности и государства было естественным для классового государства. Интересы отдельного рабочего совпадали с интересами рабочего класса как целого; было бы нелогично и нелепо противопоставлять его рабочему государству».

Но если признавать, что именно эти принципы, прямо вытекающие из марксистской теории и работ Ленина, были положены в основу советского конституционного строительства – а лично у меня нет оснований в этом сомневаться, – то это означает, что советская конституционная система была принципиально отлична от западной, что осуществляющая диктатуру пролетариата верховная власть была надконституционна, если угодно – имела полномочия коллективного монарха.

И как же тогда при анализе событий 20–50 годов XX века, а конкретно в вопросе внесудебных органов, появились утверждения об их незаконности в связи с антиконституционностью? Ну ладно со стороны современных исследователей XXI века, но со стороны верхушки ЦК КПСС конца 80-х годов? В записке Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями (с этой записки началась горбачевская кампания по реабилитации), сказано: «Имела место антиконституционная практика, носившая организованный характер. Ее крайним выражением стали… массовые репрессии, произвол, депортации». В какой же, интересно, системе координат мыслило Политбюро и последний генеральный секретарь ЦК КПСС и что они знали о системе, которую возглавляли?