Книга Екклесиаста, или Проповедника[5]

Книга Екклесиаста, как видно из ее начала, содержит в себе слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме. Так как лишь один сын Давида был царем, именно Соломон, то очевидно, что этот последний и назван здесь Екклесиастом. Соломон отличался великой мудростью и, как творец многих назидательных притчей, был учителем народа. С таким характером он выступает и в данной книге. Он «был мудр, он учил еще народ знанию», замечает писатель книги. Соответственно этой черте Соломону дано еврейское название Когелет. Оно происходит от корня kahal, который в глагольной форме значит: созывать, собирать (греч. ???????), собрание вообще, религиозное собрание в частности.

Отсюда евр. koheleth, как и греч. ????????????, значит: созывающий собрание, говорящий в собрании, церковный оратор, проповедник. К такому наименованию Соломона мог дать частный повод в высшей степени знаменательный факт, описанный в Третьей книге Царств, когда Соломон при освящении своего храма, созвав израильтян, произнес свою замечательнейшую молитву о ниспослании милости Божией всем приходящим во храм, как народу еврейскому, так и иноплеменникам, затем, благословив собрание (kahal), обратился к нему с речью, в которой молил Бога о том, чтобы Он направил сердце народа на сохранение уставов и соблюдение заповедей. Здесь, таким образом, в наглядной, осязательной форме Соломон явился тем, чем он был для своего народа и во все последующие времена, т. е. когелетом, проповедником.

Вероятно, таким путем образовавшееся символическое имя Соломона – Когелет – (Екклесиаст) дало название и самой книге.

Все содержание книги Екклесиаста служит как бы ответом на вопрос: в чем счастье на земле, возможно ли для человека полное, совершенное счастье? На этот вопрос Екклесиаст самым решительным образом дает отрицательный ответ. Ithron – так называет он совершенное счастье, в отличие от временных и скоропреходящих радостей, невозможно для человека. Ничто в мире и в жизни человека не может дать такого счастья. Отсюда все суетно, все ничтожно и бесполезно.

Суета сует, все суета. Вот вывод, к которому пришел Екклесиаст путем долгих и тяжелых исканий и который он одинаково решительно высказывает как в начале, так и в конце книги. Но почему недостижимо абсолютное счастье, почему все оказывается в этом смысле бесполезным и суетным? Причина этого в том, что все в мире подчинено неизменным и в то же время однообразным законам и вследствие этого находится в постоянном круговращении, не дающем ничего нового, ничего такого, что могло бы хотя в будущем обеспечить достижение Ithron. Движение не вперед, а вокруг, беспрогрессивное круговращение наблюдается не только во внешней природе, но и в жизни человеческой, где психические явления чередуются с той же последовательностью, как и явления природы, столь же мало зависят от воли человека, где также есть всему свое время.

Эта неотвратимость естественного хода вещей, бессилие человеческой воли изменить его направление, подчинить себе делают счастье, доступное человеку, непрочным, непостоянным, случайным, скоропреходящим. Человек ни на одну минуту не может поручиться, что счастье не изменит ему. Конечно, такое счастье не есть Ithron. Исследуя затем частные случаи из собственной жизни и жизни людей, Екклесиаст еще более убеждается в том, что ничто не может дать человеку истинного счастья.

Мудрость? Но она приносит людям мучение, обнажая и в мире, и в человеке безобразие и ничтожество, прикрывающееся видимой красотой и целесообразностью, рождая в человеке тяжелое сознание ограниченности его ума и непостижимости всего существующего.

Беспечное веселье, пользование всякими удовольствиями и развлечениями? Но оно оставляет в душе человека мучительное ощущение пустоты и бессодержательности.

Радости труда, разнообразной деятельности? Но они меркнут от сознания ничтожности и случайности результатов труда. Последние зависят не столько от самого человека, его талантов и энергии, сколько от времени и случая. Не зависит от человека и то благо, чтобы есть и пить. Богатство? Но оно принадлежит собственно не человеку, а жизни. При смерти обладателя оно переходит к наследнику, который может оказаться глупым и злоупотребить наследством. Да и при жизни богатые часто чувствуют себя одинокими, мучатся завистью, раздорами, жадностью или внезапно теряют богатство.

Но над всеми этими человеческими скорбями и превратностями царит величайшее зло – смерть, которая одинаково поражает и мудрых, и глупых, и праведных, и нечестивых, уничтожая, таким образом, всякое различие между людьми и делая счастье их призрачным. А то, что следует за смертью, состояние в шеоле, есть жизнь без знания, размышления, без любви, надежды и ненависти, жизнь, по сравнению с которой даже печальное земное существование есть благо, так как и псу живому лучше, чем мертвому льву. Где царствует смерть, там не может быть счастья. Но что же отсюда следует?

Должен ли человек придти к мрачному унынию, к сознательному отвращению к жизни, столь безжалостно разбивающей все мечты о счастье? Нет!

Там, где, по-видимому, беспросветным туманом должен был нависнуть крайний пессимизм, для Екклесиаста заблестела живая надежда на возможность некоторого счастья, вера в некоторую ценность жизни. Ithron – совершенное счастье для Екклесиаста по-прежнему оставалось недостижимым, но он нашел в жизни сравнительное благо, относительное счастье, то, о чем с уверенностью можно сказать, что это нечто лучшее. На место недостижимого Ithron является возможное для человека Tob.

Что такое это Tob? Чтобы понять и суметь достичь это Tob, для этого необходимо взглянуть на мир и жизнь человека с совершенно новой точки зрения, с точки зрения религиозной, надо на место миросознания поставить богосознание, живое сознание действующей в мире Божественной силы. Все в мире подчинено известным неизменным законам, но эти законы суть не что иное, как выражение Божественной воли. Человек зависит не от слепого рока, а от Божественного провидения. Все от руки Божией.

Хотя пути Божии непостижимы, они не могут быть несправедливы. Бог воздаст каждому по заслугам, наградит боящихся Его и накажет нечестивых. Как только человек начинает взирать на мир с религиозной точки зрения, коренным образом изменяется его настроение. Спокойный за будущее, он безмятежно наслаждается теми радостями, какие посылает ему Бог. Он с весельем ест хлеб свой, пьет в радости вино свое, считая то и другое за дар Божий. Он наслаждается жизнью с женой своей, которую дал ему Бог на все суетные дни под солнцем. Сладок ему свет, и приятно ему солнце. Если Бог посылает ему несчастье, он размышляет и примиряется с ним, вполне убежденный в целесообразности и справедливости Божественного промысла, в воспитывающей и очищающей силе страданий. Он предпочитает день смерти дню рождения, дом плача дому пира, сетование смеху, обличения мудрых песням глупых. В отношении к людям он проникается чувством незлобия, снисходительности, доброжелательства. Он ищет нравственного единения с людьми, зная, что двоим лучше, чем одному. Уверенный, что от судьбы других людей зависит и его судьба, он всячески содействует их благополучию, щедро раздавая свое имущество.

Таковое состояние духа, когда человек, всецело вручив себя Божественному провидению, безмятежно наслаждается жизнью, спокойно и благополучно перенося все посылаемые ему испытания, и есть единственно возможное для него счастье, его Tob. Но это счастье не полное, оно не может вполне удовлетворить вложенному в человека стремлению к вечному счастью. Все суета и томление духа. Вот результат, к которому пришел Екклесиаст. С его учением о шеоле, с его неопределенным представлением о суде Божием, с его полным незнанием воскресения мертвых, Екклесиаст не мог прийти к иному выводу. Он искал совершенного счастья «под солнцем», т. е. в пределах земного бытия, но там его не могло быть.

Ниже можно изложить одну из версий (небесспорную, конечно) о происхождении и времени написания книги Екклесиаста.

Книга Екклесиаста в надписании своем усвояется Соломону. Но само по себе надписание книги не решает окончательно и безусловно вопроса о ее писателе. В древности было в обычае воспроизводить мысли и чувства замечательных исторических лиц в разговорной или поэтической форме. Это было своего рода литературным приемом, особой литературной формой, в которой автор, заботясь о тождестве духа, а не о тождестве буквы, брал из истории лишь общую мысль, подвергая ее самостоятельной разработке. Пример такого своеобразного изложения речей пророческих можно находить в книгах Царств и Паралипоменон. Некоторые особенности книги Екклесиаста убеждают в том, что и в ней мы имеем дело с подобным литературным приемом.

Прежде всего, язык книги с несомненностью показывает, что она явилась уже после плена вавилонского, когда еврейский язык потерял свою чистоту и получил сильную арамейскую окраску. Книга Екклесиаста переполнена арамеизмами, заключает в себе множество отвлеченных и философских выражений и даже имеет кое-что общее с талмудическим словоупотреблением.

Прав один исследователь, сказавший, что если бы Соломон написал книгу Екклесиаста, то не было бы истории еврейского языка. Во всяком случае, тогда нельзя было бы усвоять Соломону книгу Притчей. И в самом содержании книги мы найдем немало признаков ее позднейшего редактирования. Екклесиаст говорит о себе: «Я был царем над Израилем в Иерусалиме». Представляется, что Соломон предавался винопитию и разнообразной созидательной и накопительской деятельности ради философских экспериментов по идеальным мотивам. Говоря о религиозных недостатках современного общества, наша книга совершенно умалчивает об идолопоклонстве, а отмечает фарисейское, бездушное исполнение обрядов. Именно на расцвет правления Соломона приходится максимальное прославление Бога-Вседержителя, о котором часто говорит пророк Малахия. Непонятно для времени Соломона и предостережение от составления и чтения многих книг. Самое содержание книги, жалобы на суетность всего, общее чувство неудовлетворенности, увещание не поддаваться мрачному унынию, довольствоваться немногим в жизни. Этим, вероятно, выражается общее недовольство послепленного времени, общее утомление в постоянной борьбе с тяжелыми политическими и социально-экономическими условиями жизни. «Не говори, отчего это прежние дни были лучше нынешних», – наставляет Екклесиаст. Ни в одну эпоху это так часто не говорилось, как после Плена. Все это побуждает признать, что книга Екклесиаста отредактирована лицом, жившим в послепленное время.

Как видно из содержания книги и из исторических обстоятельств ее появления, цель, какую ставил себе ее писатель, состояла в том, чтобы утешить впадавших в уныние современников, с одной стороны, выяснив суетность и тленность всего земного, с другой стороны, указав средство и при существовавших тяжелых условиях создать более или менее сносное существование. Это средство заключалось в том, чтобы жить, трудиться, наслаждаться всякими доступными радостями, ежеминутно, так сказать, ощущая свою зависимость от Божественного провидения и в нем почерпая для себя источник нравственного мужества и душевного спокойствия. Такая задача книги, как и все ее содержание, вполне согласное с Богооткровенным ветхозаветным учением, не дают никаких оснований сомневаться в каноническом достоинстве книги.

Толковая Библия Лопухина (в сокращении)