Альтернативное рождество

Рождество традиционно является семейным временем. Но для нас с Жилем это давно было не так. Мы воспринимали свои семьи скорее как источник беспокойства. Вместо этого мы праздновали Рождество в пабе со множеством других “потеряных мальчиков” Парижа. Мы готовили гигантскую индейку в духовках промышленных масштабов и сами разливали пиво, которое потом оказывалось записано в бухгалтерских книгах как “остатки”, то есть должно было быть отправлено в помои, но вместо этого заливалось в наши глотки.

И вот, за три месяца Жиль, Елена, Мортен и я почувствовали себя семьёй в большей степени, чем я когда-нибудь знала. Было больше любви. Гораздо больше. Впрочем, было настолько же больше переживаний.

Так что, раз Рождество — семейный праздник, мы собирались провести его вместе. Но это потребовало некоторого планирования. Семья Мортена приезжала к нему в Лондон и до 26-го декабря они изображали нормальность. Через полчаса после отъезда родственников, прибывали мы. Мы снова были в стране фантазии.

Елена радостно встретила нас в своём доме. “Это традиционный испанский рождественский фруктовый пирог. Я сделала его вчера вечером, он приправляется вином прямо в духовке. А эти бисквиты странной формы сделал Мортен. Они шведские.”

Так он ещё и готовит! — подумала я.

Елена разлила вино с пряностями и потянула меня по светлому деревянному полу, через её безупречную кухню в столь же безупречную гостиную. Я разулась. Она попросила меня об этом. Моя куртка уже была снята с моих плеч и висела на деревянной вешалке в их белоснежном шкафу. Подушки белели на их бирюзовом диване как маленькие облачка. Их дом был невероятен. Когда мы проходили мимо ёлки, с неё упала иголка. Как она только осмелилась? — удивилась я.

— Я подошёл к прилавку и взял две рождественские открытки, — сказал Жилю Мортен. Одну с надписью “Моей прекрасной девушке”, а другую — “Моей прекрасной жене”. Продавец посмотрел на меня, а я в ответ лишь улыбнулся, настолько широко, как только смог.

Жиль усмехнулся:

— Я не любитель открыток и цветов. Одна девушка бросила меня в тот момент, когда я дарил ей цветы. Я выучил свой урок.

— Я люблю цветы, — возмутилась Елена.

— Я тоже. Но могу открыть тебе секрет. Ты можешь получить их от Жиля, только если повиснешь на продавце цветов и у него не останется другого выхода.

Судя по виду Елены, она не собиралась мириться с таким поведением. Полагаю, упрямству Жиля брошен вызов.

В моей открытке была прелестная серебряная цепочка с подвеской сердечком. Я подняла её, рассматривая.

— Это ножной браслет, — Мортен покраснел. Мне кажется, они очень сексуальные. Так что, даже когда ты будешь в Париже, кусочек моего сердца по-прежнему будет с тобой.

Я никогда не осмеливалась купить ножной браслет. Их носят только проститутки. Во всяком случае, именно так говорила моя мать. Жиль порозовел. Он смотрел на меня, понимая какая внутренняя битва происходит в моей голове.

— Луиза, милая! Кто побеждает? Мортен? Или твоя мать?

— Что ты имеешь в виду? — спросил Мортен. Жиль посмотрел на меня со значением, а мой рот скривился в ожидании.

— Луиза не курит на улице, — объяснил мой муж.

— Так делают только бляди, — добавила я.

— Не пьёт на улице.

— Так делают только алкоголики.

— И не ест на улице.

— Так делают только бездомные.

— И не носит блестящие туфли. И она определённо не носит ножных браслетов.

— Ножной браслет означает, что ты ночная бабочка, — произнесла я, прилежно повторяя то, чему меня учила мать.

— О боже! А почему ты не носишь блестящих туфель? — изумилась Елена.

— Потому что мужчины смогут увидеть отражение твоего нижнего белья на туфлях, — автоматически ответила я. Так её научили монахини.

Елена начала истерически смеяться: “Боже мой, это очень причудливо. Но при этом забавно.”

Я тоже рассмеялось, хотя это оказалось непросто. Я предавала свой мир и свои ценности. Я перенесла своё внимание на серебряную цепочку. Она мерцала, освещённая тщательно расположенными на потолке светильниками. Знак будущего. И “прощай” моей прошлой несвободе. Я застегнула её вокруг лодыжки и улыбнулась. Цепочка удобно облегала ногу. Освобождённая женщина… на цепи. Я иронически улыбнулась.

Жиль открыл свой подарок под мой восхищённый возглас. Это была чёрная вельветовая куртка. Жиль, в отличие от большинства своих земляков, обращал мало внимания на одежду. Я годами пыталась изменить это без малейшего успеха. В это путешествие он взял с собой пять серых футболок с дырками в подмышках. Я мысленно подняла брови. Жиль выглядел благоговеющим. Для человека, обычно не обращающего внимания на свой внешний вид, он был удивительно увлечён подарком. Елена пожала ему руку.

— Ты будешь выглядеть в нём ещё красивее, чем сейчас, — сказала она.

— Он мне нравится. Спасибо, — ответил он, целуя Елену. Это был не тот Жиль, которого я знала.

Следующий ход был еленин. Она открыла упаковку и вытащила оттуда старый и ржавый жестяной знак, рекламирующий товары 1950-х годов. Мортен воскликнул: “О Боже, Елена! Он старый и грязный!”

Она слегка ощетинилась. А потом одарила нас улыбкой и, вместо того, чтоб ответить мужу, обратилась к Жилю.

— Жиль, дорогой. Это знак, который мы вместе видели в Париже. Я люблю его.

Я смотрела на грязную и ржавую жестянку и пыталась понять: каким образом она может оказаться уместной на елениной сверкающей викторианской террасе.

Мортен смотрел с удивлением и поставил своё вино мимо подноса. Признак мятежа. Я посмотрела на Елену, но она глядела на Жиля и была слишком занята.

И последний по порядку, но не по важности. Я сказала Мортену:

— Твой подарок в почте.

Все мы бросились к компьютеру вверх по лестнице и ждали бесконечные пять секунд, пока он входил в почту. Найдя нужное письмо, Мортен подпрыгнул на своём вращающемся офисном стуле, оставив его крутиться, и обнял меня так сильно, что я чуть не задохнулась.

— Что это? — хором спросили Елена и Жиль. Они были озадачены и не видели на экране ничего, что могло бы привлечь их интерес.

— Это два билета на майский концерт Girls Aloud, — объяснил Мортен. Наконец, мне есть с кем сходить туда.

Праздники состояли из любви, подарков, смеха и прекрасных ужинов. Что означало рестораны из гида Мишлен и экзотические, но крохотные порции. Свекольный сухарик, побрызганный густым сиропом и украшенный половинкой луковицы. Пятнадцать фунтов, пожалуйста.

Прекрасные ужины с нашими полиаморными партнёрами означали, что каждый кусочек еды будет органическим, от ответственного производителя. Он будет содержать столько витаминов и минеральных веществ, сколько это возможно. И-да, он по возможности не будет содержать глютена, лактозы и красного мяса. Рыба годится… пока она не слишком сильного и рыбного вкуса. Елена подробно допрашивала официанта обо всём, что мы собираемся поместить в свои организмы.

— А на органическом ли курином бульоне приготовлен суп из сладкого картофеля?

Лицо Мортена показывало, что это совершенно нормальный и разумный вопрос. Лицо Жиля показывало, что он почти взрывается от желания рассмеяться. Лицо официанта показывало, что он получает только шесть с половиной фунтов в час и не узнает органический бульон даже если тот явится лично и укусит его за задницу. Моё лицо показывало всем, что я британка, и его выражение не зависело от происходящего.

— Это один из наших любимых ресторанов, — заметил Мортен, жуя поджаренного на углях тунца (пойманного на удочку) с жареными овощами (подходящими по сезону и местного происхождения) и потягивая бузинное вино (органическое). Я сосредоточилась на натыкании на вилку куска цыплёнка (откормленного зерном на свободном выгуле) из салата Цезарь и одновременном поедании горской лепёшки.

— Ходите ли вы в какие-нибудь органические рестораны в Париже? ­— спросила Елена.

Мы с Жилем посмотрели друг на друга.

— Ну, в нашем любимом пабе растут какие-то зелёные штуки, — ответила я, давясь кусочками лепёшки.

— В основном это плесень в туалете, ­— добавил Жиль.

Я сошлась с Жилем после того, как он проводил бесконечные ночи в квартире своей покойной бабушки, играя по сети в Age of Empires и заедая шоколадные пирожные пьемонтским салатом из пластиковых контейнеров. Я принесла в его жизнь приготовленные ужины. Некоторые из них даже включали в себя овощи.

Пару лет спустя мы вместе прошли через очищающую диему Кароля Вордермана. Жиль познакомил меня с концепцией тренировок (хотя они всё равно были в лучшем случае спорадическими). Моё пьянство было в разумных границах. Мы были относительно здоровы. Но в сравнении с Мортеном и Еленой, воинами за этику-органику-осознанность-переработку-отходов, мы были невежественным быдлом, способным жить на замороженных батончиках Марс. Моя совесть сжималась от мыслей о жестоком обращении с животными, когда я вспоминала о тончайшей восстановленной грудке индейки, которой я наслаждалась, дополнив её заранее нарезанным хлебом из супермаркета с полным лактозы маслом.

Это был новый мир более, чем в одном смысле.

Тем вечером, когда мы возвращались домой, держа за руки наших партнёров, я отважилась высказать то, что показалось грубым и невежливым мне самой.

Особенно, после того, как они заплатили по счёту.

— В эти праздники я хотела бы провести некоторые ночи со своим мужем, — сказав, я покраснела. — Я имею в виду, что хотела бы провести их в одной кровати с Жилем. Определённо, это наше личное дело — будем мы заниматься с ним сексом или нет. Особенно, если нас не будет слышно.

В какой степени следует делиться в нашем новом полиаморном мире? Насколько я могу быть жадной в отношении моего мужа, чтоб это не казалось невеликодушным? Должны ли мы решить: сколько ночей он проведёт со мной и сколько с Еленой? Имею ли я, в качестве жены, больше прав, чем она в качестве любимой девушки? Или наоборот: новые отношения всегда получают приоритет перед старыми?

— Смотри, что тут написано, — сказал, смеясь, Жиль, показывая на цепочку сообщений на дискуссионном форуме. — Эта полиаморная семья, по всей видимости держит на холодильнике таблицу, для того чтоб спланировать кто когда с кем спит.

Наши жизни в последний год развивались параллельно. Смотря рядышком телевизор, мы оба набирали что-то на ноутбуках, наполовину поглощённые этим занятием. Но, внезапно, мы были снова вместе. Читали вместе. Разговаривали вместе. Любили вместе. Готовились к другим любовям. Но вместе.

Однако, с практической стороны, другие любови были всё-таки отдельны. И это требовало выбора. Выставления приоритетов и отказа. Это было просто. Так… кто лучше в постели?

Я хотела быть с моим новым любовником. Но я не хотела, чтобы старый был обижен. Так что я не приняла никакого решения.

— Я не знаю, пожалуй, — сказала я, желая при этом спать с Мортеном.

— Я тоже, — добавил Мортен, пожалуй, немного торопливо. Проклятье.

— Я легко соглашусь с любым решением! — сказал Жиль.

— Так что выбирать придётся мне? — произнесла Елена. Она была лучше подготовлена к тому, чтоб принять на себя ответственность за принятие решения. Ей честность давалась легко, независимо от того, создавала ли она дискомфорт для остальных. Потому, что она считала, что это не её проблемы. А я была завистлива.

— Я выбираю Жиля.

Ничего удивительного, пожалуй.

— Думаю, тогда ты окажешься со мной! — сказал мне Мортен и голос его звучал, да, обиженно. Это было нелепо. Мы получили именно то решение, которого хотели и оба из-за этого чувствовали себя несчастными. Когда я смотрела, как Жиль с Еленой поднимаются на второй этаж, мне хотелось закричать, что я передумала. Я определённо не хотела оказаться кем-то отвергнутой. К счастью, у меня случился один из этих самых множественных оргазмов. Он сотворил чудеса с моей самооценкой.

Следующим вечером случилась такая же канитель. Новые любовники весь день не могли расплести свои руки. Строго говоря, они периодически ускользали в спальню пока в гостиной звучала включенная на полную громкость Эми Макдональд. Мы были пресыщены и смеялись над эпатажностью того, что мы делали.

Но когда наступил вечер, мы виновато выбрали провести и вторую ночь с новыми партнёрами. Мы чувствовали вину, так как полиамория должна означать уважение и любовь, что в нашем понимании значило одинаковое отношение к партнёрам. Нам следовало чередовать их. Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…

На третью ночь мы не могли отказаться от наших обязанностей. Обратно в свои пары. Как в танце: смена партнёра… Кроме всего прочего, мы так нарезвились с новыми партнёрами и были так утомлены, что никакого свинга не было. Эми Макдональд молчала. Никогда ранее она не казалась мне столь оглушительной.

Оказалось непросто проглотить омегу-3, витамин-С, ячменный порошок и капсулу Wellwoman, щедро разложенные Еленой на прикроватном столике. Когда мы завтракали домашним гранатово-черничным салатом, запивая его женьшеневым чаем (от ответственного производителя), она доверительно заметила: “Не понимаю. Я так сильно люблю Мортена, но я так отравлена Жилем, что хочу быть с ним. С Мортеном я тоже хочу быть, но Жиль для меня сейчас более сексуально притягателен.”

Уффф. Давящее грозовое облако прошло мимо. Я вдохнула и сказала: “Я тоже. Я имею в виду Мортен.” И не только более сексуально притягателен. Сам секс лучше.

Мортен задумчиво жевал кукурузный крекер, намазанный домашним хумусом, козьим сыром и увенчанный ростками люцерны.

— Наши отношения проходят стадию медового месяца. Разве это не нормально?

— Но что, если мы просто моногамны? — запаниковала Елена.

Мы все немного помолчали, после чего я сказала: “Я не считаю, что моногамия это что-то вроде сексуальной ориентации. Это выбор. И полиамория включает в себя все конфигурации, о которых вы только можете подумать. Ты хочешь сохранить отношения с Мортеном. Они изменятся. Ты хочешь продолжить отношения с Жилем. Мы не должны использовать для сравнения представления о том, какими должны быть моногамные отношения. Твои отношения будут не такими, как когда-либо прежде. Ты близка с двумя разными мужчинами. К ним надо относиться по разному.”

­— И помни, “справедливо” не обязательно означает “одинаково”, — добавил Жиль.

Так мы начали делать то, что казалось правильным. Вместо того, чтоб сравнивать свои действия количественно, мы стали сравнивать время проводимое вместе: качественно, что бы это ни значило применительно ко времени. Каждая пара, наконец не нуждалась в перегруппировке. Для того, чтоб убедиться в том, что мы по прежнему любим друг друга было достаточно взгляда или прикосновения. И, так как разные люди чувствуют по разном, мы разбирались с потребностями и желаниями по мере их возникновения. Любой желающий мог пожаловаться всем остальным троим.

— Это имеет отношение к демократии, — процитировал Жиль Южный парк.

За десять проведённых вместе дней, мы с Жилем ещё сильнее влюбились в них и их образ жизни. Это было больше похоже на семью, чем когда-нибудь в моей жизни. В стеснённых условиях их викторианской террасы было сложно сохранить какую-нибудь скромность, хотя и пыталась. Но я горжусь тем, что никто, по крайней мере, не видел мой зад. Впрочем, я не вполне уверена — есть ли он у меня. Хотя моё британское воспитание требовало, чтоб некоторые виды деятельности должны скрываться в спальне, одна кровать была в комнате, через которую надо было проходить в туалет, а спальня была далека от идеала звукоизоляции. Однако, я действовала в соответствии с ним и в соответствующие моменты была глуха, слепа и нема.

Когда я рассказывала друзьям о том, на что похожи наши новые отношения, их первая мысль была про секс.

— Секс с Мортеном нравится тебе больше, чем с Жилем?

Я отказывалась ловиться на этот крючок. Это не их дело.

— Он другой, — отвечала я. То, что Голливуд диктует нам, что мы должны вступить в брак с тем, с кем получается наилучший секс, не делает это правдой. Я уже отбросила достаточно стереотипов для того чтоб понимать, что не бывает ничего совершенно определённого.

— Вы с Мортеном занимаетесь сексом чаще, чем с Жилем?

Это несравнимо, так как отношения разные. Нам с Жилем удобен выработавшийся у нас ритм. С Мортеном у меня ритм другой, но это нормально: мы проходим через период бурной страсти.

Я видела слова, формирующиеся у них головах так же ясно, как если бы они произносили их: Развод. Отрицание очевидного.

Они были уверены в том, что если у меня есть муж и парень, первый значит больше. В конце концов, муж подразумевает привязанность и демонстрируется семье и друзьям. Так и было… в те дни, когда я верила в моногамию. Тогда для меня это было последовательный процесс: свидания, отношения, брак. Теперь, когда я узнала себя лучше, я поняла, что использовала брак в первую очередь для того, чтоб избавиться от страха потерять партнёра. Я любила его, а он любил меня. Но, с тех пор, как у нас появилось свидетельство о браке, вероятность разбить яйца уменьшилась. А если и разобьются — французское правительство сделало статус “в браке” весьма привлекательным при помощи налоговых льгот. Свидетельство о браке подтверждало, что мы соединены навсегда. Пока развод не разлучит нас.

Да, мы с Жилем рассматривали возможность развода. Но уже не потому, что собирались разойтись. Наоборот. Потому, что мы хотели остаться вместе, любить вместе, быть вместе. Соединённые навсегда. Пока выбор не разлучит нас.