Красный Китай угрожает Тибету

К сожалению, этому эксперименту так и не суждено было состояться. С самого начала нашу дружбу с Далай-ламой омрачала тень тревожных политических событий. Тон сообщений красного пекинского радио становился все надменнее, а Чан Кайши[85] вместе со своим правительством бежал на Тайвань. Национальное собрание в Лхасе проводило одно заседание за другим, принимались и реализовывались решения о формировании все новых военных подразделений. В Шо постоянно проводились учения и парады. Сам Далай-лама освятил новые знамена, которые были переданы армии.

Англичанин Фокс крутился как белка в колесе: он все время тратил на подготовку радистов, потому что было принято решение каждое военное подразделение обеспечить по крайней мере одним радиопередатчиком.

Тибетское Национальное собрание, орган для принятия всех важных решений в стране, состоит из пятидесяти светских чиновников и монахов. Председательствуют в нем всегда по четыре монаха-настоятеля из монастырей Дрепун, Сэра и Гандэн, а при них состоят четыре светских секретаря по финансовым вопросам и четыре монаха-чиновника. В состав Национального собрания входят светские чиновники и монахи из различных министерств и ведомств, за исключением представителей Кабинета министров. Конституция предусматривает, что они во время заседаний Национального собрания должны находиться в соседнем помещении и просматривать проекты всех решений. Но правом вето они не обладают. Окончательное решение по всем вопросам принимает Далай-лама, а пока он не достиг совершеннолетия, вместо него это делает регент. И конечно, никто бы не отважился подвергать сомнению решения столь высокого лица. При этом на собрание всегда имеют большое влияние фавориты правителей.

До недавнего времени помимо «малого» Национального собрания ежегодно созывалось и «большое». Оно состояло из всех чиновников, а также представителей ремесленных цехов – портных, каменотесов, столяров и т. д. Но в конце концов эта встреча примерно пяти сотен человек была упразднена, причем этого почти никто не заметил, поскольку мероприятие было формальным, ведь по большому счету регент обладал диктаторской властью.

В тяжелые времена, наступившие теперь, все чаще обращались за советом к главному оракулу страны. Однако его пророчества были темны и не очень помогали поднять народный дух, например: «Могучий враг угрожает святой стране с севера и востока» или «Наша вера в опасности». Хотя вопрошания оракула проводились в совершенной секретности, его слова все равно каким-то образом доходили до населения и шепотом передавались из уст в уста. Как всегда во время войн и кризисов, город, словно улей, гудел слухами, и мощь противника часто преувеличивали до невероятности. Настала золотая пора для всевозможных прорицателей, потому что всякого волновала не только судьба страны, но и его собственная. Люди чаще обычного обращались за советом к божествам, больше полагались на приметы и толковали любое происшествие как хорошее или дурное предзнаменование. Самые предусмотрительные начали перевозить свои сокровища на юг или в отдаленные имения. Но простой народ твердо верил в помощь божеств и был убежден, что страна каким-нибудь чудом избежит войны.

Национальное собрание действовало более благоразумно. Наконец-то его члены осознали, что изоляционистская политика в наше время представляет большую опасность для страны. Пришла пора завязывать дипломатические отношения и всему миру заявлять о желании Тибета оставаться независимым. Ведь до сих пор заявление Китая о том, что Тибет является одной из его провинций, не было официально опровергнуто. Газеты и радиостанции всего мира могли что угодно говорить о Тибете – никаких ответов или возражений никогда не следовало. Держась политики полного нейтралитета, тибетские официальные лица не вступали в диалог с окружающим миром. Теперь все поняли опасность такой позиции, а также важность пропаганды, и «Радио Лхаса» начало ежедневно транслировать официальную позицию страны на тибетском, китайском и английском языках. Правительство составило из монахов-чиновников и молодых знатных людей, выучивших английский язык в Индии, делегации, которые должны были отправиться в Пекин, Дели, Вашингтон и Лондон. Но им не удалось уехать дальше Индии, потому что нерешительность тибетского правительства и интриги великих держав постоянно задерживали их дальнейшее продвижение.

Юный Далай-лама, далекий от ненависти и предвзятости, понимал всю серьезность сложившейся ситуации. Но и он все еще надеялся на мирный исход дела. Во время своих посещений я замечал живой интерес будущего правителя к политическим событиям. Наши беседы всегда проходили наедине в пустом проекционном зале его маленького кинотеатра, и я по разным незначительным признакам понимал, что он каждый раз очень радуется моему приходу. Иногда он с дружеской улыбкой спешил через сад мне навстречу и протягивал руку в знак приветствия. Несмотря на всю сердечность нашего общения и то, что он называл меня своим другом, я всегда обращался с ним с должным уважением – как с будущим правителем Тибета, имеющим надо мной власть. Он пожелал учиться у меня английскому языку, географии и арифметике; кроме того, я занимался его кинотеатром и должен был держать в курсе текущих мировых событий. Он повысил мне жалованье – хотя формально пока не мог ничего приказать, но все его желания выполнялись по первому слову.

Я снова и снова поражался быстроте его ума, терпению и прилежности. Например, когда я задавал ему перевести десять предложений, он по собственному почину делал в два раза больше. Языки ему давались очень легко – эту способность я наблюдал у многих тибетцев. Нередко бывает, что знать и те, кто занимается торговлей, помимо родного языка, владеют еще монгольским, китайским, непальским и хинди. А между тем эти языки совсем не так похожи друг на друга, как некоторые считают. Например, в тибетском языке нет звука «ф», зато много «р», а в китайском ровно наоборот. Поэтому произнесение английского «ф» вызывало у моего высокого ученика некоторые затруднения. Меня всегда забавляло слушать, как это у него выходит. Так как сам я владел английским небезупречно, мы пользовались переносным радио и ежедневно слушали новости, которые читались медленно, чтобы можно было записывать.

Как-то я обнаружил, что в одном из министерств в запечатанных ящиках лежат английские школьные учебники. Достаточно было одного слова – и в тот же день они были у нас в руках, так что мы устроили в проекционном зале небольшую библиотеку. Далай-лама был просто вне себя от радости, ведь такая находка в Лхасе действительно имеет огромную ценность. Наблюдая за его рвением в учебе и тягой к знаниям, я с некоторым стыдом вспоминал себя в таком возрасте.

Довольно много английских книг и карт осталось в наследство от Далай-ламы XIII, но по состоянию страниц было видно, что ими практически не пользовались. Предыдущий правитель многому научился во время своих длительных поездок в Китай и Индию, а с западной культурой был знаком благодаря дружбе с сэром Чарльзом Беллом. Это имя мне было известно, я читал его книги, еще сидя в индийском лагере. Белл был страстным поборником независимости Тибета. Будучи советником по политическим вопросам в Сиккиме, Тибете и Бутане, он познакомился с Далай-ламой, жившим в то время в изгнании, и тогда между этими двумя зрелыми людьми началась дружба, продолжавшаяся много лет. Сэр Чарльз Белл стал первым европейцем, который вступил в личный контакт с Далай-ламой.

Мой юный ученик, который пока не мог путешествовать, не меньше своего предшественника интересовался всем миром. География, по которой я когда-то сдал экзамен на должность учителя, стала его любимым предметом. Я рисовал ему огромные карты разных частей света, а в особенности Азии и Тибета. С помощью глобуса я смог объяснить, почему радио Нью-Йорка объявляет время на одиннадцать часов раньше нашего. Скоро мой ученик уже замечательно ориентировался в географии, и Кавказ стал для него не менее осязаем, чем Гималаи. Юноша очень гордился тем, что самая высокая гора мира находится в его стране, и, как и многие тибетцы, был немало удивлен, узнав, что на Земле не так много государств, превосходящих размерами Тибет.