28 августа 2014 года

Перед самым рассветом начался очередной обстрел со стороны боевиков. Артиллерия пыталась нанести удар по депо, прилегающее почти вплотную к нашим пятиэтажкам. Один из «Градов» попал этажом выше в квартиру гаишника, которую я осматривал накануне. Союз докладывал из соседнего подъезда, что к ним в окно тоже что-то прилетело, но, к счастью, никто не пострадал.

Сложно сказать, велся ли огонь специально по домам, или это были недолеты по депо. Не исключено, что местные жители доложили сепаратистам о том, что в доме заняли позиции украинские военные, и тем самым навели огонь на свои дома. Видимо, рассчитывали, что «освободители» придут и выбьют нас из здания, а «освободители» решили, что будет проще развалить дом. В этой половине города это были единственные многоэтажные дома, и они очень выделялись на фоне остальных зданий. Как бы там ни было, но мы благополучно выдержали обстрел и продолжали следить за обстановкой с самой высокой из всех возможных точек занятой нами части города.

Тем временем под Многопольем наши бойцы собирали свидетельства присутствия российских войск на территории Украины. Как это происходило, вспоминал Спартак:

«Утром я, Мангуст и Помидор получили приказ выдвинуться на нашем пикапе к месту разгрома вражеской колонны и снять на видеокамеру, которую дали мне журналисты, доказательства вторжения российской армии на территорию Украины. Мы неплохо разбирались в российском современном снаряжении и оружии, поэтому для этого отправили именно нас. Это было важно сделать как можно быстрее, чтобы эти доказательства увидела российская и мировая общественность. Для того чтобы матери российских солдат, которые в это время получили «похоронки», поняли, что их дети погибли не на «учениях», как заявляло их правительство, а здесь, на Донбассе — на территории Украины. Погибли за то, что проявили акт вооруженной агрессии против нас. А от тех, кто попал в плен или был убит и кого не смогли забрать с собой, их правительство вообще открестилось.

Погибший российский десантник под Многопольем

Прибыв на место уничтожения колонны, мы увидели, что бойцы ВСУ уже давно собирают уцелевшие трофеи, но даже при этом факторе доказательств было еще очень много. Когда вышли из машины, я сразу же включил видеокамеру и начал снимать. Рядом с уничтоженной техникой лежали оторванные конечности и фрагменты тел в лохмотьях российской формы, а также снаряжения нового образца.

У убитых были современные армейские российские средства связи и оружие: автоматы АК-74М производства после 1995 года, ручные пулеметы ПКП «Печенег» производства 2000-х гг., а также снайперские винтовки СВД-С и бесшумные винтовки ВСС «Винторез». Такого современного российского оружия в украинской армии никогда не было и быть не могло, так как все наше вооружение на то время было старого советского производства до 1991 года. А ведь именно с таким новым оружием и снаряжением «зеленые человечки» вторглись в Крым до этого.

Разгрузочный жилет российского образца

Очень многие единицы того оружия были оснащены калиматорными прицелами ПКА, ПК-01. На винтовках и автоматах стояли современные варианты прицелов ПСО. Я передал камеру Мангусту, а сам в кадр комментировал находки.

Также были найдены осколочные снаряды для РПГ-7, которых нет в украинской армии. Донецким и Луганским сепаратистам Россия также не помогала новым стрелковым оружием. В основном сливала советское старье.

Очень многие доказательства были разобраны бойцами ВСУ, и я не смог их тогда снять на камеру. В дальнейшем я их видел на них, но камеры у меня уже не было, а мобильный телефон был разряжен. За тремя уничтоженными МТЛБ в лесопосадке стоял выведенный из строя модернизированный танк Т-72, которого также нет на вооружении украинской армии. Экипаж спешно бросил его вместе с паспортом танка, где указаны воинская часть в России и фамилии командиров».

Собранные нашими бойцами доказательства были немедленно переданы в штаб и затем опубликованы в средствах массовой информации.

Бойцы батальона «Днепр-1» демонстрируют российскую амуницию, обнаруженную на месте уничтоженной колонны под Многопольем

Тем временем у нас в пятиэтажке возникла проблема с почти севшими радиостанциями. Для связи со школой и между собой необходимо было зарядить рации. В удерживаемом нами доме, как и во всем городе, электричества не было, и, чтобы зарядить аккумуляторы, нужно было найти ближайший работающий электрогенератор. Из последних радиосообщений мы узнали, что начались переговоры с боевиками.

Дэн принял решение оставить в доме Прапора за старшего, а сам вместе со мной двинулся в депо к бойцам «Донбасса», чтобы найти возможность зарядить радиостанции. Связь с Прапором решили поддерживать по телефону, хотя они тоже были почти разряжены и мобильная связь работала с большими помехами и перебоями, но другого варианта на тот момент не было. В сопровождении бойца «Донбасса» мы миновали железнодорожные пути и вышли к одному из ангаров в депо. В нем находились несколько бойцов «Донбасса», из которых я запомнил только Апостола. Ребята угостили нас чаем и сигаретами. От прикуривателя стоявшего в ангаре автомобиля мне удалось немного подзарядить свой телефон. У этих парней связь со школой была настроена лучше, и мы узнали от них последние новости.

Солдат российской армии с винтовкой ВСС «Винторез»

Из общения с нашими новыми знакомыми я лишний раз убедился в том, что «Донбасс» это не только смелые, но и рассудительные люди. В разговоре о сложившейся ситуации была затронута тема о командире добровольческого батальона «Донбасс» Семене Семенченко и перспективах удерживания позиций в Иловайске. На тот момент картина вырисовывалась таким образом: еще за несколько дней до выхода некоторые командиры батальонов предлагали покинуть город, но руководство «Донбасса» оставалось непреклонно в том, что нужно держать город и ждать помощи и подкрепления. Это была официальная позиция Семена Семенченко, который добивался в Киеве от руководства МО, генштаба и Администрации президента принятия мер по оказанию поддержки добробатам в Иловайске. Принявший на себя руководство батальоном «Донбасс» в Иловайске начальник штаба Филин докладывал Семену, что ситуация под контролем и без приказа «Донбасс» и шагу не сделает из Иловайска. А остальные подразделения попрятались и не выполняют поставленных задач, но «Донбасс» и сам отлично справляется. Это было сказано в присутствии одного из наших бойцов в школе. Честно сказать… было немного обидно. Видимо, у Филина имелись причины давать такую оценку действиям некоторых представителей других добровольческих батальонов, но тогда я воспринял его слова как личное оскорбление.

Такая же винтовка «Винторез» обнаружена на месте разгрома колонны под Многопольем

Позволю добавить свое личное мнение по этому поводу. На тот момент боекомплекта было достаточно много, и этих запасов могло бы хватить еще на неделю, а может, и больше, в зависимости от интенсивности боев. Личного состава также было достаточно для длительного удержания укрепленных позиций. Не знаю, что там оставалось по продуктам и воде, но, думаю, еще на некоторое время вполне хватило бы. Основная проблема была с ранеными. Если ранее была возможность их эвакуировать для более квалифицированной и специализированной медицинской помощи, то в условиях окружения они были обречены. И потому я тоже придерживался того же мнения, что нужно выходить из города и прорывать окружение. Но, повторюсь, это лишь мое чисто субъективное мнение. Тогда я полагался на более опытных и информированных людей, которые руководили нашими подразделениями.

Мне интересно было узнать мнение бойцов «Донбасса» о сложившейся в городе и вокруг него ситуации. Ответ поразил своей сдержанностью. Кто-то сказал:

— Солдату недостойно критиковать или обсуждать приказы командиров. Это ведет к нарушению дисциплины и разброду в головах воинов, но в данном конкретном случае, похоже, у Семена сорвало крышу.

Что касается зарядки радиостанций, то нам порекомендовали обратиться в административное здание на выезде из депо. По дороге туда я заскочил в «Халк» и проверил состояние аккумулятора. После случая в боксе я начал переживать по этому поводу. Машина почти двое суток простояла без движения. Когда я увидел, что «Халк» завелся, то успокоился.

Перемещаясь по депо, мы с Дэном постоянно слышали раздававшиеся неподалеку выстрелы и старались перебегать от здания к зданию максимально осторожно.

Примерно после обеда к нам поступила информация, что в результате переговоров с боевиками, достигнута договоренность о прекращении огня после 17:00.

Двухэтажное административное здание было занято несколькими десятками бойцов.

Кто-то чистил оружие, кто-то добивал в опустевшие магазины патроны. В коридорах и кабинетах царила оптимистично-шутливая атмосфера. Несколько бойцов соревновались друг с другом в остроумии. Фразы на русском и украинском попеременно менялись и вызывали взрывы смеха. Не берусь за дословное цитирование, но выглядело примерно так:

— Друже, скоро домой, а ты ото магазины заряжаешь.

— Та який додому? В мене ще он скільки набоїв. Що мені їх додому везти?

— Так тишину объявили. Стрелять нельзя.

— Та хіба можно кацапам вірити? То вони після останнього пендаля полякалися і тиші запросили. Скоро знову полізуть. От побачиш.

— Сейчас, небось, «сепары» по тишине лазят по твоему окопчику и злого бандеровца ищут.

— Та нехай шукають, хай би їм грець. Як би командир не наказав сюди йти, то я їх би біля того окопчика сам зустрів.

Каждая фраза сопровождалась громкими раскатами смеха.

В диалог включается третий боец:

— А чего ото у тебя ширинка расстегнута?

Воин смущенно поправляет штаны и произносит:

— Та то «сепари» застігнути забули, коли останній раз вибити пробували.

Мне приятно было осознавать, что боевой дух и настроение побратимов на высоте. Было видно, что многие не собирались уходить, а расценивали тишину как передышку перед очередным боем. В одном из помещений мы нашли генератор, от которого бойцы заряжали рации и телефоны. Там мы смогли немного подзарядить радиостанцию и телефон Дениса. (Впоследствии это очень меня выручило.) Время от времени мы выходили на связь с Прапором и сообщали ему последние новости.

Также поступило указание подготовиться всем к выезду, так как нам гарантируют выход из города, но пока что следует оставаться в пятиэтажке и ждать команды для перемещения в депо. Мы с Дэном в депо продолжали заряжать радиостанции и телефоны, а ребята в доме ждали команду на отход к депо.

Казалось, что эти несколько часов ожидания длились целую вечность. Пожарная машина и наш бусик стояли под стенами каких-то двух помещений, похожих на небольшие цеха. В небольшой подсобке одного из цехов были лежаки, и мы смогли даже немного по очереди вздремнуть. В этой подсобке состоялся наш последний разговор с Дэном.

По своей натуре он был человеком замкнутым и редко когда обсуждал какие-либо личные проблемы с товарищами. А в тот момент между нами состоялся достаточно откровенный разговор. За два часа я узнал о нем больше, чем за все предыдущие три месяца. Денис так много говорил о себе, что мне это напоминало исповедь. Он вспоминал о детстве, школьных годах, службе в армии, жене, детях, прошлой работе, брате… Сожалел о том, что так и не научился прощать некоторых, кого хотел бы простить. Надеялся после возвращения домой отпроситься у руководства и поехать к своим бывшим командирам в Кировоград, чтобы повысить профессиональные боевые навыки. Рассказывал о своих близких людях, которые его воспитали и помогли стать настоящим мужчиной. О трагической гибели отца, перевернувшей всю его жизнь…

После пяти часов вечера действительно наступила необычная тишина. Ни одного выстрела или взрыва. Несколько часов ждали команды из школы. Уже начинало смеркаться, и мы наконец-то получили приказ: всей группе приготовиться к организованному выходу колонны из Иловайска. По команде Дэна, Прапор и остальные ребята подтянулись от пятиэтажки в депо к «Халку». Уложив вещи в машину, мы приготовились покинуть Иловайск.

Пулеметчик батальона «Донбасс» Гордей Алексеевич Киктенко (Банг)

В депо подтягивались автомобили с бойцами, которые также готовились к выходу. Кто-то из ребят из «Донбасса» пытался запустить двигатель какой-то иномарки, но у них ничего не получилось. Когда стало ясно, что машину не исправить, из КамАЗа роты охраны «Донбасса» соскочил юный боец. Это был Банг. Не желая оставлять автомобиль «сепарам», юноша ножом спустил ему все шины и разбил все стекла. Как ребенок, он прыгал по крыше и капоту машины и приговаривал: «Так не доставайся же ты никому!» Его неудержимый порыв лишить врагов машины очень забавлял находящихся в КамАЗе бойцов. Всем было интересно смотреть на этого резвого и горячего юношу. Кто бы тогда мог подумать, что это были последние часы жизни Банга…

Подошли еще ребята из «Донбасса» и отогнали стоявшую рядом с нами пожарную машину. Позже я узнал, что почти все, кто выходил из «котла» на этой машине, погибли. В их числе Тур, который был с нами во время операции по подрыву железной дороги.

Поступила информация, что достигнута договоренность о прекращении огня с 17:00 до 23:00. Было получено распоряжение, что наш экипаж выходит из города последним сразу же за БМП, которая должна была замыкать колонну. Первоначально наша задача была прикрывать колонну сзади, но потом все триста раз поменялось.

Около 22:00 машины выстроились на выезд из депо. Сюда же подтянулась одна из БМП. Мы зашли в какое-то помещение в здании администрации и продолжали ожидать команду.

И вот наступили оговоренные 23:00. По-прежнему соблюдалась тишина. Прошло еще несколько часов, а никаких новых команд или выдвижения из школы не было. Продолжались переговоры. Нам сообщили, что режим прекращения огня продлили до утра. Так как новости поступали редко и скудно, в нашем здании бойцы готовились к любому развитию событий. На верхние этажи и крышу здания были выставлены наблюдатели, которые периодически менялись. В помещении, что мы занимали, стояла непроглядная тьма. Бойцы между собой вели непринужденные беседы вполголоса, чтобы не создавать лишний шум и не мешать отдыхавшим, а также дежурившим снаружи бойцам. Если кто-то повышал голос, то ему делали замечание и грозились отправить слишком голосистого собеседника на крышу заменить наблюдателя.

На улице начал слегка моросить дождь, и вместе с темнотой летнюю жару сменил ночной холод. Я так промерз, что решил пройтись к «Халку» и надеть дождевой костюм. Тогда я почему-то был уверен, что отсутствие стрельбы является результатом договоренностей на высшем уровне, а, значит, мне ничего не может угрожать. Вряд ли из-за желания подстрелить одного бойца кто-то пойдет на срыв договоренностей, которые, судя по тишине, неукоснительно соблюдались. Тогда мне пришла в голову интересная мысль о том, что как-то слишком уж дисциплинированно и организованно ведут себя маргиналы-алкаши-наркоманы, которые, исходя из распространенного мнения, составляют костяк «ополченцев» ДНР. И как же это удается их командирам так жестко контролировать наркоманов, что после объявленного режима тишины не прогремел ни один выстрел? Я снова вернулся в помещение и прилег отдохнуть перед предстоящей поездкой.

В атмосфере полной неопределенности и ожидания не обошлось без веселых казусов. Бойцы, заходя вовнутрь, натыкались на расположившихся по всей комнате товарищей. Каждый искал себе место, где можно было бы приземлиться. Прапор и Союз, не найдя такового в большой комнате, зашли в небольшую комнатушку. Прапор уже собирался удобно расположиться, но внезапно почувствовал, что прилег на что-то мохнатое. Нащупав рукой подозрительную помеху, ощутил, что это нечто не только мягкое, но и теплое. Вдруг это нечто зашевелилось и попыталось вырваться. Прапор включил фонарик и увидел небольшую рогатую мордочку козы. От страха животное начало рассыпать вокруг себя «горох» и убегать от отгонявших ее от себя бойцов, продолжая по ходу бегства оставлять продукты своей жизнедеятельности. В тот напряженный момент этот забавный казус послужил краткому поднятию настроения у всех присутствующих. В конце концов кто-то сердобольный пригрел козочку возле себя.

Мне предстояло неизвестно сколько времени провести за рулем, и потому отдых не помешал бы. В какой-то момент я проснулся, и тогда Дэн сказал мне, что в помещении есть еще один морпех. В полной темноте невозможно было рассмотреть чьих-либо лиц. Я завел разговор с человеком, который тоже в свое время проходил службу в той же самой части в Севастополе, что и я. Мы вспоминали общее для нас расположение казарм и находившихся в них частей. Звания и фамилии командиров. Оказалось, что мой собеседник старше меня и в настоящий момент является полковником, он тоже часто бывает в Днепропетровске и состоит в «Союзе морских пехотинцев Украины». У нас даже нашлись общие знакомые. Полковник рассказал, что иногда с друзьями-морпехами отмечает День морской пехоты в Днепропетровске. Я удивился, что в моем городе есть так много людей, которые в разные годы проходили службу в морской пехоте и собираются вместе, чтобы отметить этот праздник. Мой собеседник приглашал меня в этот элитный клуб единомышленников, и мы уже строили планы на будущее, как встретимся в ноябре и вместе вспомним это темное помещение и те дни, которые провели в Иловайске. Так я познакомился с Дедом — Анатолием Анатолиевичем Крайновым. За непринужденной беседой время прошло незаметно. Изредка мы выходили на крыльцо здания, чтобы перекурить. Вот так мы встретили утро…