4

Итак, я приехал на заснеженный Киевский вокзал. Там, как всегда, скверно пахло, бомжи сновали туда-сюда, милиционеры обшаривали пьяных, а таксисты с наглыми рожами тиранов навязывали свои услуги прохожим. Когда прохожие расходились, таксисты поднимали головы к декабрьскому небу, они вопрошали планеты:

– Юпитер, тебе куда? Марс, алло, совсем дешево! Стой, Луна, ставь сумку в багажник! Венера, ты в своем уме, ехать двадцать километров!

На вокзале в Киеве порядка никогда не было и не будет, потому что это не вокзал вовсе, а прикрытие для портала в параллельный ужасный мир, из которого в нашу реальность прорываются грязные безмозглые чудовища, лишь отдаленно напоминающие людей.

В зале касс работало всего одно окошко, выстояв длинную очередь, я наконец добрался до ветхозаветной старухи и сообщил ей, куда мне ехать. Старуха ответила, что до Тирасполя билетов нет.

Я сказал:

– Вы в своем уме? Новый год на носу.

Тогда старуха порылась в компьютере и предложила мне доехать до границы Приднестровья с Украиной и выйти на станции Раздельная. Согласившись, я схватил билет и помчал к поезду, который должен был отправиться через десять минут. Место мне досталось самое паскудное – плацкарт, последний вагон, боковая полка возле туалета.

Вагон был набит какими-то чумазыми пьяными работягами, расхаживали они босяком и без маек, они считали своим долгом поговорить со всеми пассажирами вагона и подошли ко мне, они спросили:

– Сигареты есть?

О боже, подумал я, какая пошлость, с этого начинают диалоги все вахлаки на планете Земля. Будь они из Бразилии, Австралии или Эстонии.

Позже им выписала нагоняй толстая проводница с золотыми зубами. Вахлаки сказали проводнице:

– Новый год, чего ты, давай с нами!

Проводница сказала:

– Действительно, чего это я!

И начала с ними.

Когда я уснул, меня разбудил небритый усатый мужик. Несло от него, как от сотни винных погребов. Он ехал на верхней полке и, помимо сумки, вез с собой коробку, полную желтых цыплят. Мужик протянул мне бутылку вина и сказал:

– Вставай.

Я сделал вид, что не проснулся, тогда он затряс меня еще сильнее. И я подумал: какого черта, где моя молодость? Куда уходят дни моей скучной молодости, чего это я боюсь людей и постоянно прячусь за учебниками?! Так и стариком можно в двадцать пять лет стать!

Я слез с полки и подсел за столик к мужику. Он был деревенским, от него пахло коровьим навозом, выжженными беспощадным солнцем полями и тяжелым трудом.

Мужик вытащил из сумки вертуту, достал здоровенный нож и отрезал от вертуты добрый кусок.

Мужик сказал:

– Вертута, жена делала, с творогом.

Я выпил и закусил. Крепкое вино ухнуло в желудок, словно поток лавы.

Я сказал мужику:

– Красивые у вас цыплята.

Мужик достал из коробки одного цыпленка и сказал:

– Дарю!

Я отказался от подарка: куда же я его такого маленького возьму? Это же за ним уход нужен, а я и за собой толком еще ухаживать не научился.

Мы допили бутылку вина, и мужик достал вторую, мы распили с ним третью бутылку вина, и мужик достал четвертую. Он рассказывал мне про тяжелую судьбу каменщика в Киеве, про свою жену, которую бы он лучше оставил в Молдавии, и про своих детей, которые подались в Москву на заработки, но лучше бы они все вместе остались в крохотной деревне Малаешты на юге Приднестровья и вообще никуда не уезжали.

Мужик сказал:

– А теперь мы пожили в большом городе и уже никогда не сможем вернуться в деревню. Большой город – капкан, из которого нам уже не выбраться. Если в село вернуться – сердце волком завоет через неделю!

Потом мы еще пили с мужиком и доели его вертуту, я достал из сумки сладости, купленные мною для стариков, и мы съели все сладости. Мужик казался мне настоящим, честным и справедливым, себе же я представлялся картонным, лживым и слабым. Потому что я занимался интеллектуальным трудом и до сих пор не понимал, чего же хочу на самом деле. А мужик трудился как лошадь, он разбирался в камнях, оградах и прочих тонкостях возведения зданий, без коих жизнь человека немыслима.

Потом мы каким-то образом оказались в тамбуре и пели вместе с пьяными в дым вахлаками песню на молдавском языке, меня хлопали по плечам и говорили со мною на молдавском, я же отвечал, выуживая из памяти молдавские слова, которые выучил еще в детстве, но давным-давно ими не пользовался.

Затем я помню крепкие толстые руки проводницы. Она сверкала золотыми зубами и какого-то черта выпихивала меня на мороз из уютного теплого вагона.

Она кричала:

– Твоя станция! Остановка две минуты!

Без обуви я стоял по колено в снегу на каком-то богом забытом перроне. Поезд быстренько тронулся. Я достал из сумки сапоги и надел их. В здании вокзала горел неверный свет. Я направился туда кривой крабьей походкой, адская жидкость бултыхалась в моем желудке, в голове шумело, а руки какого-то черта постоянно роняли сумку.

С горем пополам я зашел на станцию. Там под батареей в картонных коробках спал бомж. От бомжа воняло, как от миллиона мусоросжигательных заводов. Возле бомжа лежали три собаки и костыли.

Собаки залаяли на меня, и бомж проснулся.

Он сказал:

– Чайку бы!

Я спросил бомжа:

– Что это за станция?

Он ответил:

– А черт его знает!

Я спросил:

– Ты давно здесь?

Он ответил:

– Лет десять. Как-то раз я ехал на поезде и напился в поезде вина с молдаванами. А потом проводница с золотыми зубами выкинула меня из вагона на мороз… и вот я здесь!

Я сказал бомжу:

– Это очень грустная история.

И выбежал вон из здания вокзала, там стояло единственное такси – старые-престарые «Жигули». За рулем дремал крупный лысый человек без шеи и без бровей. Он был похож на вора, убийцу, растлителя малолетних, маньяка, средневекового палача.

Короче, он походил на кого угодно, но только не на водителя такси.

Я вспомнил грустную историю бомжа и постучал в окно таксисту. А какой снег сыпал! Таких крупных хлопьев с ладонь я в жизни не видел.

Таксист проснулся и зевнул.

Он спросил:

– Куда ехать?

У таксиста оказался тоненький женский голос, вроде это не он говорил, а его кто озвучивал.

– А где мы? – спросил я.

Таксист ответил:

– Станция Раздельная.

– До границы ехать, до Кучурган, – сказал я.

И мы поехали.

Невероятно, но «Жигули» мужественно преодолевали сугробы, пару раз я выходил и толкал машину, рискуя оказаться в одиночестве на заснеженной трассе без багажа. Но, похоже, таксист был честным человеком.

По дороге к границе мы увидели высокого человека в длинном плаще, он был похож на тень от мертвого дерева.

Человек голосовал.

Таксист спросил меня:

– Возьмем?

И не дождавшись моего ответа, остановился.

Я подумал: ну, все. Они сговорились. Таксист везет мушку от вокзала по трассе, убийца садится сзади, накидывает мне удавку на шею. Они едут в очень страшный-престрашный гараж, где потрошат мою сумку, затем достают мое тело из машины и варят из него холодец к новогоднему столу.

Еще и на котлеты хватит!