Запад есть Запад, Восток есть Восток…

Запад есть Запад, Восток есть Восток…

Новый, 1943-й, год наши люди встречали — нет, не с радостью, какая уж тут радость, когда в каждый дом или уже пришла «похоронка», или ее с тоской ждали каждодневно, но с известным облегчением и надеждой. Основанием для того был очевидный успех в гигантском сражении на Волге и Доне, вошедшим в историю двадцатого века под названием «Сталинградская битва», хотя завершилась она лишь 2 февраля 1943 года.

Такой победы Красная Армия в этой войне еще не одерживала, равно как вермахт — не терпел подобного поражения. За 200 дней и ночей непрерывного огня враг потерял в общей сложности (убитыми, ранеными, плененными и пропавшими без вести) около полутора миллионов человек, а также огромное количество танков, самолетов, орудий и прочей военной техники. В плен попали около 91 тысячи солдат и офицеров. В том числе 23 генерала и один генерал-фельдмаршал, командующий окруженной группировкой Фридрих Паулюс. Фельдмаршальские скрещенные жезлы на витые погоны были присвоены ему фюрером за несколько дней до капитуляции. В радиограмме по сему поводу Гитлер напоминал Паулюсу, что еще ни один германский фельдмаршал не сдавался в плен противнику. Увы, Паулюс не внял намеку-предостережению и нарушил традицию… Из пленных генералов особый интерес советской разведки, в частности, немецкого ее отдела, следовательно, Александра Короткова, вызвал командир 51-го корпуса генерал от артиллерии[121] Вальтер фон Зейдлиц-Курцбах. Но о нем — позже.

Для обитателей Лубянки 1943 год ознаменовался очередной реорганизацией и иными новациями. Поначалу сотрудникам органов госбезопасности присвоили новые, унифицированные звания, идентичные общевоинским, но с добавлением слова «госбезопасности». Сотрудники-офицеры (это слово стало широко, пока еще полуофициально, употребляться вместо термина «командир» и на фронте, и в тылу) от сержанта ГБ до капитана ГБ стали по-армейски именоваться от лейтенанта и, соответственно, выше, до подполковника госбезопасности. Майоры ГБ в основном стали полковниками госбезопасности. Старшие майоры ГБ тоже в основном получили новое звание — просто комиссара госбезопасности, без ранга.

Одновременно в вооруженных силах были введены новые знаки различия — золотые, серебряные и полезные (из ткани защитного цвета) погоны. Нововведение не всем пришлось по душе — ветераны гражданской войны недовольно морщились, вспоминая, как некогда «рубали беляков — золотопогонников». Молодые, однако, погоны одобрили. Новые мундиры и гимнастерки с погонами выглядели куда шикарнее, чем старого образца, со скромными «кубарями» и «шпалами» в петлицах. И уж совсем не скрывали самодовольства многие комиссары: они получили погоны генеральского типа, с «зигзагами» и соответствующим числом звезд — от одной до четырех. Генеральный комиссар госбезопасности Лаврентий Берия теперь носил погоны почти такие же, как Маршалы Советского Союза.

Что же касается капитана ГБ Александра Короткова, то он в одночасье превратился в подполковника госбезопасности. Вместо трех «шпал» в петлицах ему теперь были положены золотые погоны с двумя синими просветами и двумя звездочками. Впрочем, он очень скоро получил очередное звание полковника. Гимнастерки и кители теперь шили нового покроя — отложной воротник с петлицами исчез, его заменил высокий стоячий.

Короткову с его гвардейским ростом и спортивным сложением новая форма очень шла, особенно когда полковникам вместо шапок-ушанок положили каракулевые папахи. А вот упитанному сверх всякого приличия Богдану Кобулову и многим другим комиссарам пришлось туго. У того же Богдана Кобулова жесткий воротник так врезался в короткую жирную шею, что тройной подбородок и щеки непристойно свисали. Верховному Главнокомандующему Иосифу Сталину по его просьбе, в виде исключения, стали шить мундиры с неуставным отложным воротником, украшенным шинельного типа длинными петлицами. Новации коснулись и наград. Ордена Ленина, Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», ранее носимые на винтах, теперь стали изготовлять подвешенными на пятиугольных, как до революции, колодках, обтянутых муаровыми лентами, присвоенных данному знаку отличия цветов. Самый «ходовой» в войну орден Красной Звезды теперь положено было носить на правой стороне груди. Был учрежден и новый орден — Отечественной войны двух степеней. Его тоже носили на правой стороне. Он считался ниже ордена Красного Знамени, но выше Красной Звезды.

Для отличавшихся генералов и офицеров были учреждены особые полководческие ордена Суворова, Кутузова и Александра Невского. Все как должное восприняли, что платиновым орденом Суворова I степени № 1 был награжден Георгий Жуков[122].

Ордена и медали теперь полагалось носить только по парадным случаям и праздничным дням, в будни их заменяли орденские планочки, обтянутые ленточками соответствующих цветов. Фронтовики, однако, по-прежнему носили свои награды всегда, справедливо полагая, что не каждому из них суждено дожить до какого-либо парада, ну, а праздником можно было считать каждый день, если не убило и не ранило…

По случая Сталинградской победы, должно быть, Сталин вдруг расщедрился на чины для высшего начальствующего состава НКВД. Всеволоду Меркулову присвоили звание комиссара госбезопасности первого ранга, Виктору Абакумову, Богдану Кобулову, Сергею Круглову, Ивану Серову и Василию Чернышеву — звание комиссара госбезопасности второго ранга. Разумеется, это что-то да значило. Вскоре все объяснилось: 14 апреля 1943 года НКВД СССР снова был разделен на два наркомата — НКВД СССР и НКГБ СССР. Лаврентий Берия остался наркомом НКВД. Всеволод Меркулов второй раз стал наркомом госбезопасности.

Начальники Первого и Второго управлений теперь НКГБ, то есть, разведки и контрразведки, остались прежние — теперь уже комиссары госбезопасности третьего ранга Павел Фитин и Петр Федотов. По-прежнему возглавлял Четвертое управление (диверсионно-разведывательная работа на оккупированных немцами территориях) Павел Судоплатов, также комиссар госбезопасности третьего ранга.

Слава Богу, реорганизация не коснулась положения дел в подразделениях — все сотрудники среднего звена остались при своих (правда, обновленных) званиях, должностных окладах, пайках и… кабинетах. Никому не потребовалось никуда переезжать. Поменяли лишь в спешном порядке служебные бланки, печати и удостоверения личности…

С началом Великой Отечественной войны, особенно после гибели берлинских и иных групп, объединяемых ныне наименованием «Красная капелла», поток информации непосредственно из Германии сильно обмелел, превратился в еле журчащий ручеек. Но это вовсе не означало, что работы у отдела, руководимого Александром Коротковым, поубавилось. Скорее наоборот. Приходилось изыскивать новые пути и методы проникновения в секреты «третьего рейха», планы командования вермахта, выяснения состояния экономики вообще и военной промышленности Германии, в частности.

Автор берет на себя смелость утверждать, что в какой-то степени теперь на немецкий отдел работали многие советские разведчики, действующие в странах-союзницах Германии (Венгрии, Италии, Болгарии, Румынии и других), странах, оккупированных немцами, той же Франции, в нейтральных государствах, в первую очередь Швейцарии и Швеции. Ценная информация поступала, к примеру, из весьма отдаленной от Германии Аргентины. В какой-то мне, очень выборочно, делились разведывательной информацией и наши союзники — Великобритания и США.

В предвоенные годы Коротков изрядно поколесил по Европе, но и представить не мог, что ему, специалисту по Германии, придется выполнять важные задания руководства в Азии, к тому же в самом отсталом ее регионе — на Среднем Востоке. Точнее, в Афганистане и Иране (так с 1935 года стала называться Персия).

Афганистан был предметом острой заинтересованности немецких спецслужб еще при кайзере Вильгельме II. Собственно говоря, сам Афганистан Гитлеру был ни к чему. Но его обуревала бредовая идея: захватив эту страну, перевалить через горных хребет Гиндукуш и вторгнуться в Индию. Был и такой вариант: ворваться отсюда же в советские республики Средней Азии. Бред? Конечно, но — опасный бред, как и вообще любой другой, если в основе заложено агрессивное устремление.

Надо помнить, что после разгрома американского флота в Перл-Харборе, захвата Французского Индокитая и Бирмы, Япония овладела военной инициативой на огромном тихоокеанском театре боевых действий и реально угрожала Британской Индии с востока. Теоретически нельзя было отбрасывать возможность соединения германских и японских войск на Индостане. Прогнувшись к югу, ось Берлин-Токио окружила бы Советский Союз по всей протяженности его сухопутных и морских границ (если не считать ничего не значащей при данных обстоятельствах границы по кромке Северного Ледовитого океана). Неосуществимые бредни, как давно известно человечеству, вовсе не делали их безобидными…

На западной границе Индии с Афганистаном англичане контролировали лишь несколько горных проходов, имеющих особо важное стратегическое значение. Остальная приграничная территория оставалась как бы «ничейной землей». По обе стороны границы здесь с незапамятных времен жили воинственные племена восточных пуштунов. Эти племена признавали лишь собственные традиционные законы и религиозные установления. Колонизаторов-англичан они ненавидели, с властью центрального правительства Афганистана в Кабуле не считались. Восстания пуштунов против англичан были явлением столь же обычным и частым, как землетрясения в Японии.

Самым влиятельным и буйным из всех племенных вождей был предводитель вазиров Мирза Сеид Али-хан, чья ставка находилась в местности Иппи. Говорили, что он в одночасье способен собрать армию численностью от двадцати до ста тысяч воинов. Хватило бы оружия. Именно оружием (или деньгами для приобретения оного) и намеревались обеспечить его немцы. Слухи о силе Али-хана вовсе не были обычным восточным бахвальством или преувеличением: когда его воины в апреле 1942 года осадили форт Дата-хел, англичане вынуждены были перебросить на помощь окруженному гарнизону свыше трех тысяч солдат, при этом они потеряли семь танков и три самолета. Форт они разблокировали, но нанести поражение армии мятежного вождя так и не сумели.

В переписке с германской миссией в Кабуле Али-хан называл себя «Факиром из Иппи», под этим именем он и вошел в историю. Именно на крупное восстание вазиров под водительством «Факира из Иппи» и рассчитывали немцы, полагая, что оно отвлечет на себя значительные силы английских войск, что облегчит немецким десантным частям пробиться на юго-восток и соединиться с японцами в районе индийско-бирманской границы.

Одновременно с восстанием пуштунов немцы намеревались спровоцировать мощные антианглийские выступления в самой Индии. Здесь они рассчитывали на некоего Субхаса Чандру Боса, возглавлявшего самые непримиримые круги индийских экстремистов. Бос рассчитывал в своей вооруженной борьбе с англичанами опереться на военных союз с Германией при поддержке Японии и Италии. К чему такой союз мог бы привести в случае успеха, Бос, что свойственно всем экстремистам, даже не задумывался.

Афганистан был (и остается по сей день) одной из самых бедных стран в Азии, следовательно, и в мире. Сколь-либо серьезная промышленность там отсутствовала, то же самое можно сказать о путях сообщения и средствах связи. Сельское хозяйство застыло почти на первобытном уровне.

Немцы умело воспользовались этой ситуацией. Они предоставили Афганистану крупный и выгодный кредит, построили в стране несколько важных мостов и гидростанций, текстильную фабрику и сахарный завод, даже бойню. Немцы же соорудили единственную на весь Афганистан железную дорогу протяженностью в… шесть километров. Локомотивные бригады, конечно, были из немцев. В стране прочно обосновалась известная «Организация Тодта» — ее силами велось все дорожное строительство. Дороги планировались и прокладывались (как в свое время автобаны в Германии) с дальним прицелом: для быстрой переброски войск к границам британской Индии в случае открытия боевых действий. Советская легальная резидентура в Кабуле доподлинно установила, что все ответственные сотрудники «Организации Тодта» в Афганистане были кадровыми разведчиками.

Общеизвестно, что универсальным средством достижения любой цели на востоке испокон веков была и остается взятка — «бакшиш». В результате обильных инвестиций, выгодных заказов и прямых подношений правящая верхушка государства была настроена откровенно прогермански. Фактически агентами немцев были сам премьер-министр Мухаммад Хашим-хан, его заместитель Наим-хан, начальник штаба армии Мустафа-хан, начальник управления разведки военного министерства Мухаммед Анвар-хан, начальник высших офицерских курсов Гусейн-хан, командир кавалерийской бригады Ахмад-хан, десятки офицеров высшего и среднего звена. Это же относилось и к полиции. Немецкие агенты имелись в каждом государственном учреждении.

Немецкие дипломаты не гнушались ничем, вплоть до того, что совали каждому встреченному возле посольства полицейскому или солдату два-три афгани со словами: «Это тебе подарок от германского вождя Гитлера…»

По сравнению с другими иностранными гражданами немцы пользовались значительными привилегиями. Только они имели право владеть оружием, принимать у себя гостей-афганцев и, наоборот, посещать их дома. Это облегчало, и значительно, вести разведывательную работу, вербовать агентов.

В Кабуле одновременно действовало по меньшей мере пяти немецких резидентур. Главную из них в посольстве Германии возглавлял пятидесятилетний «коммерческий атташе» Расмус. Большую часть своей жизни Расмус отдал Индии, свободно владел языком урду, знал все проблемы огромного региона, разбирался в тонкостях восточного менталитета и вообще был крепким профессионалом старой школы полковника Николаи.

Фактически Расмус контролировал еще три резидентуры абвера. Примечательно, что руководитель одной из них майор Шенк был главным военным советником афганской армии и ее высших офицерских курсов.

Ведомство Шелленберга, то есть СД — аусланд также имело в Кабуле своего резидента — некоего Брикмана. Он был… врачем-стоматологом и содержал единственный на весь город зубоврачебный кабинет. В числе постоянных пациентов Брикмана был даже сам премьер-министр Хашим-хан. Шпионажем и подрывной деятельностью также усердно занимались представитель гестапо Гильхаммер и руководитель организации нацистской партии среди немецких специалистов Кнайрлайн.

Неграмотные в подавляющем большинстве афганцы смутно представляли, что такое нацизм и где вообще находится Германия. Но они твердо усвоили: щедрые и доброжелательные немцы — враги англичан, следовательно, их союзники. А для борьбы с англичанами они готовы были заключить союз хоть с самим шайтаном.

В конце 1940 года произошла почти что детективная история, которая завершилась для германской разведки самым печальным образом. В Кабуле неожиданно объявился бежавший из Индии Субхас Чандра Бос, за которым в Индии англичане устроили настоящую охоту. Его сопровождал давний сподвижник по имени Бхагат Рам Гудассмаль, такой же отчаянный революционер. Его старший брат в свое время убил генерал-губернатора Пенджаба, за что был повешен. Еще два брата за антибританскую деятельность были брошены в тюрьму.

В Кабуле Бос и Рам встретились с германским послом Пильгером и Расмусом. Бос стремился от имени своих сторонников установить военное сотрудничество с Германией, Японией и Италией для совместной вооруженной борьбы против англичан. Немцам это предложение пришлось как нельзя по душе.

Однако находиться в Афганистане Босу было слишком опасно: рано или поздно англичане добрались бы до него. По просьбе индейца немцы решили переправить его в Берлин по паспорту одного итальянца, который для этой цели им любезно предоставили в посольстве Италии. Самый короткий путь в Европу тогда пролегал через территорию СССР. В советском посольстве прекрасно знали, кем является новоиспеченный итальянец, но по просьбе «дружественного» тогда германского посольства по соображениям, которые нам сегодня понять трудно, с ведома Москвы поставили в паспорт транзитную визу. Бос благополучно прибыл в Берлин.

Дальше началось самое интересное. Своим представителем для связи с германскими спецслужбами Бос оставил вышеназванного Бхагат Рама. В беседе с последним Расмус выяснил, что индиец обладает не только большими связями в Индии, но и хорошо знает вождей многих пуштунских племен, в том числе «Факира из Иппи».

Бхагат Рам оказался прямо-таки золотой находкой для старого шпиона. По мысли Расмуса Бхагат Рам мог (и должен был) стать главным связующим звеном между резидентурой, нелегальными группировками в Индии, «Факиром из Иппи» и другими пуштунскими вождями.

Расмус имел в своем распоряжении огромные денежные суммы: только из последней поездки в Берлин он привез в Кабул несколько сот тысяч английских фунтов стерлингов в купюрах (доллары США тогда в Афганистане были никому не ведомы, а потому не котировались) и ящик с золотыми английскими же соверенами. (Известно, на Востоке «бумажкам» всегда предпочитали «желтый металл»).

Первое задание, полученное Рамом от Расмуса, было несложным: завербовать в Индии из числа своих сторонников нескольких агентов, которые по объективным данным могли бы стать боевиками и террористами. Для этой цели Расмус дал Раму несколько тысяч индийских рупий (тогда еще не обесцененных) и двенадцать пистолетов с патронами. Псевдоним Бхагат Рам выбрал себе сам — в переписке он теперь именовался «Рахмат-ханом».

«Рахмат-хан» успешно прошел негласную проверку, которую Расмус произвел и в Кабуле, и через Берлин, и стал главным немецким агентом в Индии и в зоне пуштунских племен. Последующие месяцев шесть-семь он добросовестно выполнял эти свои обязанности.

А в сентябре 1941 года ценный немецкий агент «Рахмат-хан» через посредничество одного из своих друзей, о котором Расмус и представления не имел, инициативно встретился на конспиративной квартире с… резидентом советской разведки…

Но вернемся на три месяца назад. После того как Германия напала на СССР, оперативная обстановка в Афганистане с точки зрения советских интересов резко ухудшилась. Теперь немецкая разведывательно-диверсионная сеть угрожала уже не только англичанам, но и южным республикам Советского Союза. Активизировали свою деятельность в Афганистане также итальянская и японская разведки, работавшие в тесном контакте с немецкой.

Учитывая изменившуюся ситуацию, руководство внешней разведки НКВД сочло необходимым укрепить и расширить свой разведывательный аппарат в Афганистане. В Кабул были направлены опытные, инициативные работники, умеющие оперативно и самостоятельно принимать решения в специфических условиях восточной, к тому же отсталой страны. Резидентом назначили сорокалетнего Михаила Аллахвердова (оперативный псевдоним «Заман») со статусом представителя «Восток-инторг». Большего знатока Востока, нежели Аллахвердов, пожалуй, тогда в советской разведке не было.

Армянин по национальности, он родился в Нагорном Карабахе, участвовал в гражданской войне в составе 3-го туркестанского полка, воевал с басмачами в Средней Азии, служил на Памире. С 1923 года Аллахвердов — сотрудник Восточного отдела ОГПУ, без отрыва от основной оперативной работы закончил знаменитый Восточный факультет Военной академии РККА им. М. Фрунзе. Затем пять лет работы в Персии, три года в Центральном аппарате разведки в Москве, последующие два года — нелегальные резидентуры в Австрии, Швейцарии, Франции.

В последующие годы Аллахвердов руководит легальными резидентурами в Афганистане и Иране. И снова служба в Центре.

Уже из этого краткого перечня явствует, что повторно назначенный резидентом в Афганистан разведчик превосходно знал и страну пребывания, и весь регион в целом.

Владение языками, традициями, знание ислама, понимание менталитета местных жителей, даже внешность помогли Аллахвердову легко устанавливать контакт с представителями всех кругов и слоев афганского общества.

Москва поставила перед Аллахвердовым еще одну задачу, совершенно по тем временам необычную: с такой советским разведчикам дотоле сталкиваться не приходилось. А именно: впредь, по крайней мере до окончания войны, поддерживать деловые контакты с представителями спецслужб британских союзников в Афганистане. Ранее подобные отношения практиковались лишь с чекистами… Монгольской Народной Республики. (Которые почти все проходили курс разведывательных и контрразведывательных наук в Москве, свободно говорили по-русски, а потому советскими коллегами за иностранцев и не считались.) Это было и морально непросто, поскольку в первую очередь именно с агентами британских спецслужб приходилось бороться советским чекистам на протяжении почти четверти века.

Английскому и советскому руководству, их послам в Афганистане предстояло добиться того, чтобы здешнее правительство выслало из страны немецких, японских и итальянских разведчиков, обладающих дипломатическим иммунитетом, а также обезвредило их местную агентуру. Политикам и дипломатам в этом обязаны были помочь разведчики.

В обслуживающем персонале германского посольства у «Замана» были свои люди. От них он знал о существовании некоего индийца, ставшего главным агентом Расмуса в регионе. Но о том, чтобы этот агент инициативно предложил свои услуги Советам, не мог и помыслить. На первой же встрече (Аллахвердов выступал на ней не как резидент разведки, а лишь посредник, обычный сотрудник торгпредства Безруков) Рам вполне убедительно изложил мотивы своего поступка. Он индийский революционер с многолетним стажем. Таковыми являются все его родственники и друзья. Цель жизни — добиться освобождения Индии от английского владычества. Потому и обратился (и не он один) семь месяцев назад за поддержкой к немцам. Но теперь все изменилось. Германия напала на Советский Союз, а в Индии знают, что СССР — лучший друг всех угнетаемых колонизаторами народов, что он поддерживает национально-освободительное движение на всем земном шаре. Сейчас стоит вопрос о самом существовании СССР, а потому индийцы должны помогать ему и на время прекратить вооруженные выступления против англичан, поскольку Великобритания сейчас союзник Советского Союза.

Встреча была не единственной, и постепенно «Заман» все лучше и лучше изучал своего нового знакомого. На одной из встреч Бхагат Рам передал резиденту… тридцать тысяч фунтов стерлингов, полученных от Расмуса. Разведчику было очевидно, что рисковать такой огромной суммой для примитивной подставы ни абвер, ни СД не станут. К тому же Рам рассказал все, что ему было известно, о ближайших помощника резидента абвера из персонала посольства (в том числе, дипломатах), а также выявленных местных агентах.

О контактах с Бхагат Рамом Аллахвердов доложил московскому руководству. Начальник Первого управления Фитин дал указание немедленно проверить индийца, использовав богатейшие возможности еще не распущенного Сталиным Коминтерна[123]. В Отделе международных связей последнего существовала строго засекреченная, созданная многолетними усилиями расстрелянного «врага народа» Осипа Пятницкого картотека на всех мало-мальски известных деятелей коммунистического, рабочего и национально-освободительного движения в мире.

На основании собранных данных, личных впечатлений и соображений самого Аллахвердова было принято решение: Бхагат Рама в интересах советской разведки следует использовать.

Вскоре «Ром» (такой оперативный псевдоним получил Бхагат Рам) привел еще одно убедительное доказательство своей искренности. Он передал «Заману» две мощные рации с комплектами батарей, инструкциями по их эксплуатации, кодами и шифрами, расписаниями выхода в эфир и приема. Теперь советская разведка имела возможность благодаря щедрости Расмуса контролировать все немецкие шифрограммы, направленные в Афганистан и Индию. Как и положено, время от времени Берлин менял шифры и условия связи, но, поскольку предварительно Расмус ставил об этом в известность «Рахмат-хана», этот контроль не прерывался ни на один сеанс.

В дальнейшем «Ром» несколько раз передавал «Заману» крупные денежные суммы. Вручил он также тяжелую кожаную сумку с золотыми монетами — немцы предназначили их для подкупа важных лиц.

В последующие девять месяцев Бхагат Рам по указанию Расмуса и его заместителя обер-лейтенанта из абвера Витцеля совершил несколько тайных поездок в Индию и в районы племен. Его отчеты «Заману», плюс радиоперехваты директив, идущих непосредственно из Берлина, содержали много важной информации. Часть ее, естественно, не раскрывая источника, советская разведка передавала англичанам, особенно если речь шла о конкретных диверсиях и актах саботажа, направленных против союзников.

Немцы были настолько довольны деятельностью своего главного агента, что по представлению резидентуры «Рахмат-хан» был награжден орденом. Награду ему в посольстве показали, но он решил ее на время оставить там же на хранение. Такого же ордена был удостоен и сам Расмус. Рассказав об этой чести «Заману», Бхагат Рам, однако, так и не вспомнил, как же называется этот орден[124].

Определенная доля информации «Рома», как и радиоперехватов, особенно связанная с указаниями центра немецкой разведки, входила в компетенцию Короткова, иная же прямо его не касалась, но нуждалась в его экспертной, аналитической оценке. Так что волей-неволей он в основном был в курсе афганских дел.

Очень скоро деятельность «Рома» достигла такого размаха, что в Центре пришли к выводу о необходимости более подробного изучения его личности и возможностей. Уж слишком много было поставлено на карту. Аллахвердов подобный откровенный разговор провести напрямую не мог — это могло отразиться на их отношениях, а между тем для Бхагат Рама он был не резидентом, а всего лишь посредником. Раскрывать личность «Замана» или кого-либо другого из резидентуры было преждевременно.

Павел Фитин пришел к такому решению: направить в Кабул ответственного сотрудника Центра, который мог бы переговорить с «Ромом» как официальный представитель советской разведки. Аллахвердов этот шаг полностью поддерживал. Хорошо зная восточных людей, он понимал, что приезд человека из Москвы специально для знакомства с Бхагат Рамом глубоко польстит самолюбию индийца, следовательно, пойдет на пользу дела.

В середине апреля 1942 года Фитин вызвал к себе начальника немецкого отдела.

— Собирайте дорожный чемоданчик, Александр Михайлович. Теплые вещи может не брать. Через день-два, как только позволит погода, вылетите в Кабул. Задание заключается в следующем…

Итак, в один прекрасный день на самом надежном и, как оказалось, долговечном транспортном самолете тех лет, американском «С-47», конструкции нашего бывшего соотечественника Игоря Сикорского, в обиходе называемом просто «дуглас», вылетел в Кабул очередной дипкурьер Наркомата иностранных дел, сопровождая с напарником несколько опечатанных вализ диппочты. В его изрядно потертом, со множеством печатей и штемпелей зеленом дипломатическом паспорте значилось, что предъявитель сего документа гражданин СССР Сергей Николаевич Кротов.

Утомительный перелет по сложному маршруту с несколькими посадками для заправки бензобаков занял двое суток. Военно-транспортный самолет не был приспособлен для перевозки гражданских пассажиров, сидеть долгими часами приходилось на узких жестких сиденьях из рифленого дюраля, к тому же в салоне на высоте, особенно ночью, было холодно. Слава Богу, Коротков хоть не страдал «морской», то есть «воздушной» болезнью…

Посадка в плохо оборудованном кабульском аэропорту потребовала от пилотов максимальной концентрации летного мастерства и внимания. Обошлось…

Еще день-два ушло на ознакомление в кабинете Аллахвердова с материалами и детальное обсуждение предстоящей беседы.

Шифровкой «131» от 3 мая 1942 года — Коротков (в этой командировке он выступал под кодовым именем «Саша») уже вылетел обратно в Москву — «Заман» сообщал в Центр:

«1 мая состоялась встреча с «Ромом» совместно с «Сашей». Беседа продолжалась шесть часов. «Рому» было заявлено, что «Саша» приехал из Москвы и является представителем советской разведки, к которой имеет отношение и «Заман». «Ром» на это ответил, что доволен приездом товарища и рад обсудить с ним все вопросы, связанные с его работой».

Далее следовало изложение беседы Короткова и Аллахвердова с Бхагат Рамом в сокращенной стенографической записи.

Поездка «Саши» в Кабул, помимо прочих, имела два последствия, на которых следует остановиться особо. Англичане на территории Британской Индии в связи с опасностью японского вторжения и очевидным усилением подрывной деятельности разведок стран «оси», ввели строгие меры безопасности. Для Бхагат Рама и его информаторов создалась реальная угроза. Однажды его таки арестовали английские контрразведчики по вполне обоснованному подозрению в шпионаже в пользу Германии.

Советским дипломатам пришлось обратиться к английским коллегам с разъяснением подлинной роли Бхагат Рама. Ранее Коротков и Аллахвердов уже предусмотрели вероятность подобного случая. В конфиденциальной беседе с советским послом заранее предупредили его о необходимости и формах вмешательства для вызволения ценнейшего агента из беды. (Время было военное, обстановка тревожная, и англичане могли без долгих церемоний и проволочек повесить Рама.)

Главный резидент германской разведки Расмус со своим основным агентом и связником «Рахмат-ханом» оказался, если называть вещи своими именами, по уши в дерьме. Вся их бурная деятельность на протяжении более года в сущности лопнула как мыльный пузырь. По вине Расмуса огромная разветвленная агентурная сеть немцев была засвечена, десятки тысяч фунтов стерлингов, афгани, рупий, килограммы английских золотых соверенов, ценнейшая радио- и фотоаппаратура, арсеналы оружия и взрывчатки из рук в руки переданы… советской разведке. Всплыви все это в Берлине — участь Расмуса вызвал бы сочувствие даже у его злейших врагов. Это создавало теоретические предпосылки для перевербовки Расмуса. Потому на приведенной выше шифровке «Замана» Павел Фитин 11 мая сделал запись, адресованную начальнику отдела Среднего Востока Андрею Отрощенко: «Составить план вербовки Расмуса».

Однако к исполнению данного указания разведчики по объективным причинам смогли приступить лишь через год.

Первоначальные значительные успехи вермахта на Восточном фронте в летней кампании 1942 года, казалось бы, делали реальными планы вторжения на Средний Восток и в Индию. Если бы немцы захватили Кавказ, Закавказье (а они были близки к этому), то теоретически был возможен прорыв вдоль побережья Каспийского моря от Махачкалы через Дербент, а также по Военно-Грузинской дороге и уже по восточному побережью Черного моря через Турцию в Северный Иран и далее — через Турцию и Афганистан — «Дранг нах Индия»!

Как после войны показал на допросе в Бутырской тюрьме бывший посол Германии в Кабуле Ганс Пильгер, заместитель премьер-министра Наим-хан заявил ему, что афганское правительство всецело разделяет политику «третьего рейха» и выражает готовность при дальнейшем продвижении вермахта на территории СССР оказать ему помощь в виде вооруженной силы. Речь шла, добавил Пильгер, о ста, даже о ста пятидесяти тысячах солдат.

В качестве вознаграждения Германия согласна была великодушно отдать Афганистану значительные куски индийской территории: Белуджистан, западный Пенджаб, Кашмир…

Где-то в оккупированной Греции уже формировалось «соединение F» — ударная группировка отборных немецких войск: три танковые, четыре мотострелковые, четыре пехотные дивизии и еще несколько специализированных отдельных частей.

В связи с этим Бхагат Рам получил от Расмуса особо ответственное задание: осенью 1942 года он должен был подготовить в районе северо-западной границы Британской Индии посадочные площадки для воздушного десятка.

Авантюра, конечно, но — опасная авантюра. В лагерях для английских военнопленных немцы отобрали и перевербовали около трех тысяч солдат индийских национальностей, спекулируя на их нелюбви, а то и ненависти к британским колонизаторам. Из них в системе войск СС был сформирован так называемый индийский легион. Его солдаты от остальных эсэсовцев отличались тем, что вместо фуражек и пилоток носили тюрбаны.

Передовой отряд десантников в количестве примерно ста человек прошел интенсивную подготовку в разведшколе под Франкфуртом-на-Одере. Будущих диверсантов и террористов обучали не только подрывному делу, рукопашному бою и прочим спецдисциплинам, но также альпинизму и верховой езде.

Этот отряд должен был в соответствии с планом «Баядера» взять под охрану посадочные площадки и обеспечить успешную высадку остальных подразделений «Индийского легиона». Ну, а затем следовало ожидать вторжения с северо-запада регулярных частей вермахта. По плану «Аманулла» десантники (четыре тысячи отборных бойцов) должны были захватить Кабул и сменить режим.

Посольства Германии в Кабуле превратилось в настоящий штаб нацистских спецслужб по координации шпионской, диверсионной и подрывной деятельности в Афганистане, Британской Индии, Иране, советских южных республиках и даже в прилегающих районах Китая.

Через Бхагат Рама в эти планы удалось внести столько поправок, изменений, уточнений, что их реализация затянулась вплоть до сокрушительного разгрома немецких войск в районе Сталинграда и на Кавказе. А это в свою очередь навсегда похоронило сумасбродный замысел Гитлера завоевать Индию…

Теперь, наконец, совместным мощным нажимом СССР и Великобритания вынудили афганские власти выслать из страны немцев-шпионов, а также изолировать их выявленную агентуру из числа местных жителей.

Из всех немцев было сделано единственное исключение: союзники не потребовали высылки Расмуса. Руководствовались они сугубо прагматическим соображением. У германского резидента сложились исключительно доверительные отношения с Бхагат Рамом, в результате Расмус, сам того не ведая, превратился в ценнейший источник информации для советской разведки, а через ее посредство и для английской. Вот тут-то Фитин и вспомнил о своем указании годовой давности. Теперь уже замысел никак нельзя было откладывать. Начальник управления понимал, что при сложившихся обстоятельствах англичане сами вполне могут завербовать Расмуса. Их следовало опередить. Твердой уверенности в успехе, разумеется, не существовало, но, как известно, риск дело благородное. И в разведке тоже.

Разумеется, никто из легальных разведчиков в Кабуле, действовавших под прикрытием дипломатического паспорта, сделать вербовочный подход к Расмусу, тоже «дипломату», никак не мог: в случае неудачи следовало ожидать международного скандала. Значит, нужно командировать в Афганистан стороннего человека, и на короткий срок, чтобы тот, если потребуется, мог незамедлительно и не оставляя следа покинуть Кабул. Естественно, этот человек должен был обладать опытом вербовки именно немца, к тому же сотрудника спецслужб, а не такового из числа «лиц восточной национальности». Лучшей кандидатуры для выполнения (или попытки выполнения) такого задания, нежели начальник немецкого отдела Александр Коротков в распоряжении Павла Фитина не имелось.

…Осенью 1943 года дипкурьер Наркомата иностранных дел СССР Сергей Кротов снова вылетел в Кабул. И еще в Москве, и уже находясь в воздухе, Коротков продумал линию своего поведения при встрече с Расмусом. Что, собственно, о нем известно? Невзирая на очевидный провал с «Рахмат-ханом», следовало учитывать, что Расмус опытный профессионал. Как все старые германские разведчики, навряд ли фанатичный нацист. Последние, в основном, обретались в ведомстве Шелленберга. Не пьет, не играет в карты, не склонен к употреблению наркотиков, не замечен в пристрастии к сексуальным утехам. Наверняка щепетилен в деньгах. Следовательно, сделал вывод Коротков, весь расчет нужно строить на благоразумии абверовца.

24 октября 1943 года, заинтриговав Расмуса возможностью знакомства с потенциально перспективным источником, его удалось заманить на одну из конспиративных квартир советской разведки. Возможный «источник» к удивлению резидента абвера оказался не афганцем, не индийцем, не иранцем, а высоким европейцем самой что ни на есть «нордической» внешности. Ранее Расмус его ни в одном из мест, где обычно собирались иностранцы в Кабуле, не встречал. И вербовать незнакомца ему не пришлось. Совсем наоборот…

Представившись полковником советской разведки «Михайловым» (немец, конечно, сразу понял, что фамилия — вымышленная, но звание подлинное), Коротков сделал германскому резиденту весьма недвусмысленное (с профессионалом «темнить» было бессмысленно) вербовочное предложение. Он убедительно изложил, что фактически Расмус своей деятельностью за последние два года совершил акт государственной измены по отношению «третьего рейха». Аргументы? Их более чем достаточно. Для гестапо… Судите сами. Проваленная агентурная сеть. Имеются и вещественные доказательства: полученные советской разведкой от него, Расмуса, свыше десяти тысяч фунтов стерлингов в купюрах только в последнее время, триста золотых соверенов, сто тысяч афгани, столько же индийских рупий, две мощные радиостанции, шифры и коды, оружие, взрывчатка…

Расмус растерялся. Однако не настолько, чтобы потерять голову. Он пообещал подумать и дать окончательный ответ на следующий день. Короткову затяжка с ответом не понравилась. Законы вербовки требуют решающую встречу не прерывать, раз начав, завершать тогда же твердым соглашением, желательно, в письменной форме. Но в данном случае пришлось сделать исключение. В качестве компенсации (а попросту, чтобы не остаться с пустыми руками) в ходе дальнейшей беседы он вытянул из Расмуса все, что только оставалось у него за душой и что не было известно Бхагат Раму.

На следующую встречу, назначенную на 26 октября, «Магистр» (под такой кличкой Расмус проходил у советской разведки) не явился. Как выяснилось, ему удалось незамеченным покинуть страну. Можно, конечно, было пожалеть о несостоявшейся вербовке, однако неудача была относительна. Деятельность немецкой разведки в обширном регионе была радикально пресечена, чему способствовала и информация, полученная от Расмуса в ходе его разговора с полковником «Михайловым».

Удивительно, но факт: «Коротков так провел многочасовую встречу, что Расмус не заподозрил в своем провале Бхагат Рама. Он не дал ни одной ниточки, что могла бы привести к компрометации «Рама». Как стало известно позднее, Расмус во всем обвинил одного из предводителей басмачей в Афганистане Махмуд-бека. Что же касается его любимца «Рахмат хана», то немецкие спецслужбы, ничтоже сумняшеся, передали его как весьма ценного, многократно проверенного и награжденного орденом агента своим японским союзникам. Тем самым последующие попытки уже спецслужб Империи Восходящего Солнца развернуть подрывную работу среди пуштунских племен были заведомы обречены на провал.

Так что миссию Александра Короткова в Кабул все же вполне можно считать успешной.

…Он еще не успел прийти в себя от впечатлений, связанных с командировкой в Афганистан, сделать подробный отчет о проделанной работе и оперативной обстановке в стране, как нарком приказал ему готовиться к новой поездке. Вернее, к полету, поскольку железнодорожного сообщения с Афганистаном не имелось. Речь шла об Иране.

Причину поездки нарком обозначил довольно туманно — в Тегеране должна состояться важная встреча, на уровне министров иностранных дел стран — участниц антигитлеровской коалиции: СССР, США и Великобритании. Разумеется, в обстановке строжайшей секретности. Министры будут обсуждать важнейшие вопросы — о втором фронте и даже послевоенном устройстве Европы. Первый пункт удивления не вызывал — тогда, в сорок третьем, любой разговор на любую тему в нашей стране сводился к сакраментальному: когда же, наконец, союзники откроют второй фронт. Настоящий, а не всякие там высадки в Северной Африке. А вот послевоенное устройство Европы — нечто неожиданное. В самом деле, за два с лишним года войны все к ней так привыкли, что, хотя и дали с надеждой и нетерпением ее окончания, но как-то не задумывались, а что дальше, каким он будет, этот послевоенный мир на нашем многострадальном континенте.

— Вам надо будет помочь нашим товарищам в Тегеране и по чисто разведывательной линии, — сказал нарком, — поскольку не исключено, что немцы пронюхали о встрече и будут лезть из кожи вон, чтобы выудить информацию о переговорах помимо той, что будет изложена в официально коммюнике. Следует предусмотреть и возможность покушений. Но обеспечение безопасности — не ваша забота. Там хватит других товарищей. Кроме того, вполне возможно, даже наверняка, вам придется выполнять функции своего рода эксперта по Германии. С учетом специфики нашего ведомства, разумеется. Так что готовьтесь основательно.

Коротков уже собирался покинуть кабинет, когда нарком вдруг остановил его в дверях и, понизив голос, сказал:

— И последнее… Если встретите там неожиданно какое-либо знакомое вам высокопоставленное лицо… Неофициально. Можете поздороваться, но без обращения. И в любом случае не заговаривайте первым…

Опыт есть опыт, в сообразительности Короткову тоже было трудно отказать. Достаточно скоро он догадался о том, о чем сегодня можно прочитать в учебнике новейшей истории для школьников любой страны мира. В Тегеране должны были встретиться не только министры иностранных дел, но сама «Большая тройка»: Председатель Совнаркома СССР Иосиф Сталин, Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль и президент США Франклин Делано Рузвельт.

Как водится, перед каждой поездкой в новую страну Коротков постарался в те сжатые сроки, что ему были отпущены, почитать об Иране все, что только нашлось у него дома и в служебной библиотеке. С крайним изумлением узнал, что не существует даже общего плана миллионного (а кто считал?) Тегерана. Более того, оказывается, в Тегеране лишь главные площади, улицы и сохранившиеся с незапамятных времен городские ворота имеют собственные названия! Ну и ну… Представил на миг, с какими сложностями приходится сталкиваться работающим в Тегеране оперативным работникам, когда им надо договориться с агентом о месте встречи, или закладке тайника… да еще при своеобразном представлении жителей Востока о времени…

Тегеранская конференция — ей было присвоено кодовое наименование «Эврика» — проходила с 28 ноября по 1 декабря 1943 года. Она стала поистине исторической уже потому, что была первой личной встречей «Большой тройки»: Сталина, Рузвельта и Черчилля. Историки новейшего времени единодушно склонны считать ее пиком межсоюзнического сотрудничества в годы Второй мировой войны.

Вряд ли есть смысл в рассуждениях о том, какие последствия могло бы иметь удавшееся покушение на жизнь руководителей антигитлеровской коалиции? Меж тем, доподлинно известно, что и абвер, и СД знали о намечаемой встрече в верхах и предприняли определенные шаги для организации заговора, которому уже было давно и название — операция «Дальний прыжок». По некоторым данным, она предполагала физическое уничтожение Сталина и Черчилля и пленение Рузвельта. Главным исполнителем была избрана весьма одиозная личность — огромного роста (почти два метра) атлет в эсэровском мундире, с длинным лицом, иссеченным шрамами, и новеньким рыцарским «Железным крестом» на шее, врученным ему лично фюрером. Для этого Гитлеру пришлось чуть приподняться на носках, а награждаемому, наоборот, наклониться. Это был специалист по террору и диверсиям из ведомства Шелленберга оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени. О своей, правда, несостоявшейся, миссии он сам говорит спустя много лет после окончания войны. Выбор пал на Скорцени из-за его головокружительной операции, осуществленной 13 сентября того же 1943 года. В этот день Отто Скорцени с горсткой головорезов-эсэсовцев приземлился на буксируемых планерах в неприступных горах Гран Сассо (в Северной Италии) и вывез на легкомоторном самолетике «Фюзелер-Шторх» (аналоге нашего легендарного У-2) свергнутого и интернированного дуче итальянских фашистов Бенито Муссолини.

Перед Второй мировой войной Иран, как никакая другая страна в этом регионе, был наводнен агентами спецслужб. Некоторые из них принадлежали к высшим слоям иранского общества, занимали ключевые посты в государственных учреждениях, армии и полиции. Сам Реза-Шах Пехлеви не скрывал своего благорасположения к Германии.

Главным резидентом абвера в Иране был профессиональный разведчик майор Бертольд Шульце-Хольтус. Он издавна специализировался по Советскому Союзу, свободно владел русским языком, превосходно знал регион, включая Кавказ и прилегающую территорию Ирана и Афганистана[125].

Вторым по значению резидентом был сотрудник внешней разведки РСХА Франц Майер (настоящее имя Рихард Август). Еще одним видным представителем этого ведомства в Иране был гауптштурмфюрер СС Роман Гамотта. Полный перечень немецких разведчиков в этой стране занял бы десяток страниц убористого текста.

У немцев был достаточно серьезные основания, чтобы придавать Ирану такое внимание. Достаточно сказать, что шестьдесят процентов судов и кораблей тогдашней «Владычицы морей» заправлялись именно иранскими нефтепродуктами. Захват Ирана, или хотя бы склонение его на сторону Германии, сразу лишил бы британский флот топлива и, к тому же, создавал угрозу Британской Индии. Через Иран немцы могли бы нанести удар с юга и по Советскому Союзу, в частности, по нефтеносному району Баку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.